Привязанность - это ловушка

Проблемы с алкоголем у неё были столько, сколько Андрей себя помнил. Когда их бросил отец – Андрею тогда было около шести – именно он был рядом, выслушивал пьяный бред, держал её бесконечные рыжие волосы, помогая проблеваться. Терпеливо и спокойно, как и в следующие пятнадцать лет. Понимала ли его мать, что из-за неё он повзрослел, разом перешагнув и через беспечное детство и через переходный возраст? Если даже и понимала, то кажется, старалась об этом не думать. Спустя время он с ненавистью думал обо всех её друзьях, подругах, любовниках, которые никогда не оказывались рядом в тяжёлые времена, не видели её слабой, некрасивой и жестоко раздающей пьяные оплеухи, но были рады провести с его матерью время, стоило ей снова стать яркой, сильной, щедрой и полной нагловатого, но подкупающего окружающих обаяния. Иногда она подшучивала над его откровенной неприязнью и злыми глазами. Ревнуешь меня, мелкий? В такие моменты он в глубине души ненавидел и её. Ненавидел и да, чёрт возьми, да – ужасно ревновал. Андрей часто думал о том, любит ли она его. Иногда казалось – да. Когда она ночами просиживала у его кровати, меняя компресс. Когда она оставалась в выходной дома и учила его готовить. Когда её сладко пахнущие руки крепко обнимали его, тихо ворчащего: «телячьи нежности…», но в глубине души счастливого. Когда эта женщина была его матерью, его единственным близким существом. Чаще казалось, что нет никакой любви – плевать она хотела на сына. Когда забывала, что у него аллергия на определённые таблетки – и он оказывался в больнице. Когда предлагала полчаса прогуляться в дождь, вводя в дом, их дом, очередного мужчину. Когда в порыве гнева могла ударить раскрытой ладонью по бледному лицу, за колкость, за разбитую тарелку, за насмешку в недетских глазах. Когда она пила, игнорируя то, что Андрею проще было вынести побои и её жалких хахалей, чем превращение такой гордой, такой сильной матери в ничтожество с тупым взглядом. К двадцати одному году он перестал думать о её чувствах в свой адрес. Главное, что он сам нуждается в её привязанности, какие бы формы та ни принимала. Другие люди никогда не смогут стать ему настолько интересны и нужны. Что он может с этим поделать. Андрей уже по десятому кругу пытался вчитаться в билет – завтра важный экзамен. На часах полночь. Поворот ключа в замке – как глоток успокоительного. Вернулась – можно расслабить сведённые в кулаки пальцы. Он отложил распечатки, неловко поднявшись с пола. В гостиной пахло её духами. И нарушенными клятвами. Блестящее платье, каблуки, спутанные волосы, размазанная тушь и хмельная улыбка. - Мам, ты обещала. Улыбка резко сходит с лица, но тут же возвращается на место: - Не учи взрослую тётку, как ей жить. Лучше помоги маме пройти в комнату. Шаг, второй, падение и худые руки, успевшие подхватить и аккуратно поднять. Пробегает мысль: стоит подкачаться, иначе скоро я не смогу держать её на руках. Уложить на диван, снять туфли, отыскать плед – привычный алгоритм. Комком к горлу подкатывает обида и отвращение, но подавить их несложно. Многолетняя практика. Когда Андрей укрывает её и готовится уходить, пальцы с длинными красными ногтями, резко перехватывают его запястье, заставляя вздрогнуть и обернуться. - Андрюш, ты же знаешь, что я тебя люблю? Несмотря ни на что. Знаешь? Взгляд в упор, как-будто ей очень важно, чтобы он продолжал так думать. - У тебя язык заплетается. Спи. Это я, я люблю! А что всё это время делаешь ты? Разумеется, он никогда не скажет ничего подобного. От слова «любовь» Андрея уже тошнит.