Подарок

      Леди Димитреску была вне себя от ярости. Итан Уинтерс мало того, что сбежал, так ещё и посмел навредить одной из её дочерей, а разговор со своим «братцем» был событием самым неподходящим, которое могло только произойти для Альсины в таком состоянии. Женщина хотела было посетить зал омовений и отправляться на покой, дабы хоть как-то попытаться забыть о случившимся, но в дверь настойчиво постучались и уже спустя секунды она созерцала Карла Гейзенберга, великого инженера и хирурга, держащего под руки… Труп? Механизм? Что это было?..       — Какого… — Димитреску выронила бокал с кровью. Тот глухо ударился о ковёр со звуком тем же, с каким ёкнуло сердце женщины.       — Такого, — усмехнулся Гейзенберг, — я войду? — Альсина кивнула, — это тебе… Подарок, так сказать, — мужчина поправил шляпу и горделиво взмахнул рукой, заставляя механическое тело взмыть в воздух. Оно практически полностью повторяло собой тело молодой девушки, разве что, выполненное из металла, а не из плоти, чем заставляло ужаснуться даже видавшую виды леди Димитреску. С причудами Карла смирились, кажется, уже все, но каждый при том лукавил, признаваясь в этом самому себе.       — Гейзенберг, ты совсем свихнулся? — покачала головой женщина, поднимая бокал и ставя на стол.       — Мухи, дорогая Альсина, это несерьёзно, — мужчина оскалился в улыбке и непринужденно взвалил себе на плечо кувалду, которую продолжал таскать с собой.       Тем временем же велением своего создателя металлическая девушка беззвучно открывала рот, размахивала руками и ногами, собой полностью повторяла человека, созданная из обломков металла и шестерёнок. Лучше, чем все живые трупы.       — Тогда почему от тебя, братец, сбежал Итан, если ты создаёшь такие совершенные механизмы? Солдаты с бурами вместо рук, живые трупы… Что теперь? Замена служанке?       — Он сбежал, потому что это была честная игра. Расходного материала у меня много и без него, а этот экземпляр… Отличается завидной сообразительностью и удачливостью. Его можно было бы применить не только как инкубатор для каду, но и как базу для чего-то большего. Но ты же не об этом хочешь поговорить, верно?       — Неужели ты догадался? Недурно, недурно, — Альсина улыбнулась, сдерживая омерзение. Гейзенберг, эта тварь, которой всегда везло, не постеснялся поглумиться над смертью её дочери.       Стряхнув пепел с зажатой между пальцами папиросы, Димитреску величаво прошлась туда-сюда, оглядывая новое творение Гейзенберга. Тот, не заботясь о её реакции, самозабвенно наблюдал за тем, как его волей шевелятся стальные конечности, точно у живого человека.       — Она… Такая бесполезная, — с презрением фыркнула женщина, отказываясь узнавать свою приёмную дочь в груде металла.       — Именно, — гаденько усмехнулся Карл, — она совершенно бесполезна.       — Тогда зачем ты сделал её?       — Сожаление. Со-жа-ле-ни-е. Знаешь, что это такое? — Карл снял очки и исподлобья посмотрел на Димитреску, — не знаешь. И в этом беда и твоя, и матери Миранды.       — При чём здесь матерь Миранда? — леди Димитреску раздражалась всё больше и больше. Она искренне ненавидела своих братьев и сестёр, но безукоризненно любила их общую мать, а потому любое неосторожное высказывание в её сторону воспринимала враждебно.       — При том, что она сошла с ума. У неё нет ничего, кроме цели воскресить Еву. Она потеряла всё в погоне за этой целью, в том числе и человечность. А зачем не-человеку человеческое дитя? Я ни за что не стал бы ей подчиняться, если бы… Ай, ладно, чего я тут распинаюсь, когда есть темы поинтереснее, — Гейзенберг был бесстрашным и даже наглым. Возможный гнев матери Миранды на взбунтовавшегося его практически не беспокоил — им командовал холодный расчет, а не секундный гнев, и все возможные повороты событий уже были учтены.       — Ты издеваешься надо мной! — вскипела Димитреску, резко разворачиваясь к брату лицом.       — Твои дочери были игрушками. Послушными, идеальными игрушками. Одна из них сломалась и я сделал новую, — Гейзенберг прикурил и мечтательно уставился в потолок. Пожалуй, подобный эксперимент интересовал его уже довольно давно, и горе сестры было только предлогом для исполнения задуманного. Прежде всего его ходячие трупы были… Нетрудно догадаться, просто ходячими трупами, способными только подчиняться и выполнять команды. Совсем как леди Димитреску перед матерью Мирандой, — Играйся, а я пока…       Альсина, вскипев от ярости, схватила Карла за горло и подняла в воздух. Тот, вместо того, чтобы закономерно испугаться, странно захохотал.       — Играйся? Играйся?! Гейзенберг, твою мать, я потеряла свою любимую дочь, понимаешь?! Живую, не груду шестерёнок, а человека!       — Кого ты обманываешь? — прохрипел Гейзенберг, хватаясь за державшую его вытянутую руку, — она не была человеком и человеком стать не могла ни при каких обстоятельствах.       — Ненавижу тебя! — крикнула женщина и сильно ударила Карла об пол, точно тот сам был тряпичной куклой. Скрывая слёзы, Альсина развернулась и, поднырнув под дверной косяк, удалилась прочь. Глаза её не видели этого противного насмешника, и плевать было, что она, чтобы избавиться от его общества, покидала собственные покои. Потирая шею, Гейзенберг поднялся на ноги, провожая взглядом силуэт удаляющейся леди Димитреску.       — Подарок не оценила, — холодно констатировал мужчина, — после встречи с каду мало кто воспринимает понятие «подарок» в исключительно положительном ключе, — Карл надел очки обратно и вернулся к безвольно валяющейся кукле. Делает, что прикажешь — чем не одна из дочерей Альсины? — И подумаешь, — взмахом руки мужчина поднял железное тело в воздух и взял его ладони, точно в танце, — оставлю себе. Всё равно механика души ничем не отличается от механики тела.