Никто не узнает

      Эрик несомненно обратил внимание на эту новенькую. Слишком хрупкая для бесстрашия, красивая, дерзкая. Что ещё нужно мужчине? И пусть Фору её шутка про не занятые им три первые места не понравилась категорически — едва заметной ухмылкой Эрик оценил её чувство юмора. Он замечал все — каждое не отработанное движение, каждую искру страха, каждый пропущенный удар. Эрик был потенциальным садистом, но именно её синяки и ссадины доставляли ему ни с чем несравнимое удовольствие.       Кристина не нравилась Эрику — вообще. И он чистосердечно не замечал, что в толпе новобранцев, за ужином, во время тренировок и построений глазами выискивал её темную макушку и миндальные глаза. Во время того памятного боя мужчина как зачарованный следил за избиением. Он хотел, чтобы она проиграла, хотел, чтобы в тот момент Кристина смотрела на него. И пусть вокруг ринга стояло без малого тридцать человек, её отчаянное «сдаюсь» — с ненавистью, с обидой, со страхом было сказано только ему — её главному, пусть она ещё и не знала, врагу. Она была всего лишь девушкой. Пусть и во фракции, где гендера не существовало. Её беспомощность и слабость, когда они шли к тому злосчастному обрыву кружили голову. Неповторимый, привычный для этих подземелий запах железа — Кристина так пахла впервые, кровоподтеки на лице и руках не могли смягчить сердце Эрика.       Разве у Эрика было сердце?       Из всей этой серой, якобы бесстрашный массы только этой девушки мужчина хотел коснуться. Как лидер бесстрашия он мог позволить себе это в любой момент, как Эрик хотел этого сейчас. Даже слепой заметил бы, как по-хозяйски его рука лежала на талии Кристины. Её самой большой ошибкой было то, что она показала бесстрашному страх.       Фор сказал бы, что это как минимум низко, Трис сказала бы, что это, как минимум, подло. Кристина в тот момент не говорила ничего. Словно чувствовала абсурдную правильность его прикосновений. Слишком жестоко. Он упивался, позволяя чувствовать поддержку. Только для того, чтобы спустя несколько безумных секунд столкнуть её с обрыва. И пока на грани физического и душевного истощения она из последних сил будет цепляться за металлическую решётку, он будет нежно смотреть ей в глаза и говорить, что бесстрашные не могут позволить себе слабость. Никогда. Вот только когда верная Трис будет уводить подругу, кляня Эрика последними словами, он проводит взглядом две стройные фигуры, ощущая пустоту под рукой, что недавно так идеально лежала на талии одной из них.       С тех пор она будто не замечала его. Холодный взгляд, напряжённые плечи, откровенная неприязнь — все это проявлялось в ней, стоило ему оказаться по близости. Он был почти доволен. Кристина даже не подозревала, что он ломал её, дрессировал.       Эрик знал о планах Джанин. Ему нравилось думать о том, что будет, когда она придёт к власти. Он думал о сыворотке. Он думал о Кристине, и эти две мысли сводили его с ума. Когда все члены фракции собрались, он ждал. Эрик хотел видеть протест в её глазах, когда холодная игла войдёт ей в шею, вталкивая дурманящую жидкость, хотел чувствовать её страх, когда девушка увидит не предвещающую ничего хорошего улыбку на его лице. Эрик видел её приближающуюся макушку среди толпы и пьянящее ощущение победы туманило мозг почти как наркотик, который через несколько мгновений он вколет в её вену.       Она не хотела. Ему пришлось насильно убирать волосы, оголяя шею для укола. Нажимая на спуск, Эрик улыбнулся.       И все же она была прекрасна: в полной экипировке, с автоматом наперевес, готовая выполнить любой приказ. На какой-нибудь жалкий миг мужчин позволил себе любоваться ей. Через считанные минуты она, как и другие марионетки, войдёт в поезд для того, чтобы в глазах закона стать преступницей, стать убийцей. Безжалостной, безвольной, преданной. Невольно Эрик сравнил её с той Кристиной, которую увидел впервые: в лёгком платье, с глазами, полными надежды и веры в светлое будущее. Какой бы она была, если бы не выбрала Бесстрашие? Желанной? Любимой? Счастливой? Эрик самолично ломал её. Теперь вместо защиты она будет нести смерть.       Мужчина шёл ей навстречу. Откровенно любовался. — Остановись.       Замерла. Ни слова протеста — только выполнение приказа.       Кукла.       Где-то в районе груди мужчина ощутил злость. В два шага преодолевая разделяющее их расстояние, он с той же непонятной злостью впился ей в губы. Притянул ближе, позволяя изголодавшимся рукам ощутить изгиб талии под чёрной солдатской униформой. Кристина стеклянными глазами смотрела вперёд, не отталкивая и не отвечая — ей было все равно. — Ответь — прорычал Эрик — ответь, как будто ты хочешь, как будто любишь меня.       Он знал, что это не Кристина откидывает оружие, подпускает его ближе, зарывается руками в волосы. Целует так, как будто она настоящая, как будто не наркотик и не Эрик управляют её желанием. Но мужчина знал, что это ложь. Неправда. И это знание несмываемым налётом отравляет душу. Он отталкивает её. Кристина смотрит так-же бездумно и преданно.       Эрик не принц, чтобы разбудить принцессу от жуткого сна. Кристина не принцесса, Кристина — бесстрашная. — Иди куда шла — сплевывает он, и она также послушно поднимает автомат и идёт к выходу, не вытирая губ. Эрик не хочет смотреть ей вслед. Она не вспомнит об этом никогда — он никогда не забудет. Под гулкое эхо удаляющихся шагов мужчина разворачивается и идёт в центр управления.       Эрик плохой учитель. Он учил её, что бесстрашный не может позволить себе слабость. А кто она для тебя, Эрик? Признайся в этом себе. Никто не узнает.