handprints and good grips

Они оба любили соревноваться, поэтому, конечно, делали ставки на своём радиошоу. Очаровательные видео, на которых они поют или флиртуют, были ничем по сравнению с тем, чем они занимались на протяжении нескольких недель. Это было естественное повышение ставок. Дрочка для первой победы, минет для второй и так далее, вплоть до прошлой недели, когда они поспорили на то, что проигравший должен пойти с плагом на шоу на этой неделе. В этот раз выиграл Сынмин, и он выбрал то, что посчитал практичным: простую чёрную анальную пробку, только немного больше, чем те, которые они хранили в общежитии. Он видел выражение лица Минхо, его широко раскрытые глаза, когда вручил её ему. Видел, как закрывается за ним дверь в ванную, куда тот пошёл готовиться. Покрасневшие уши, когда он вышел, одетый в мягкий свитер, готовый к еженедельному шоу. И, когда Сынмин выиграл вторую неделю подряд, Минхо просто вздохнул. Сынмин не смог сдержать улыбку, представляя себе последствия наказания сегодня вечером. Когда они возвращаются в общежитие, Сынмин слышит, как шум в гостиной стихает. Глаза Чана скользят по парочке, осматривая их. — Время наказания? — спрашивает он. Сынмин кивает, а Минхо проходит мимо него в их комнату, окончательно проиграв. Голова Джисона высовывается из кухни. — И что это? — Это будет громко, — уклоняется от ответа Сынмин. Чан кивает: — Развлекайся, но будь осторожен, — затем он повышает голос и объявляет на всю комнату. — Ночь кино! Раздаются недовольные стоны, некоторые качают головами, но остальные ребята перебираются из своих комнат в гостиную. Сынмин проходит мимо их понимающих взглядов в свою комнату, где, как он знает, его ждёт Минхо. Когда он закрывает за собой дверь, то слышит, как кто-то включает фильм. Минхо сидит на краю своей кровати и листает что-то в телефоне, словно это просто ещё одна ночь. Словно они не договорились… — Итак, я выиграл, — злорадствует Сынмин с довольной улыбкой. Свирепый взгляд Минхо заслуженный, но улыбка Сынмина становится только шире. Он идет к кровати Минхо, вторгаясь в его личное пространство. Когда он садится, то слышит его вздох. — Давай просто покончим с этим. Минхо встает, позволяя Сынмину занять своё место посередине. Он смотрит, как Минхо раздевается, расстёгивая штаны и сбрасывая их. По какой-то причине Минхо оставляет свой свитер и нижнее бельё на месте, будто пытается сохранить немного приличия. Сынмин почти смеется над этой идеей — здесь нет никакой скромности, особенно когда Минхо ложится вниз лицом на кровать, а его пах оказывается на коленях у Сынмина. — Напомни свои цвета, — говорит ему Сынмин. — Просто сделай это уже, — огрызается Минхо. Сынмин слегка улыбается, что контрастирует с тем, как он резко поднимает бёдра Минхо и стягивает нижнее бельё. Он задевает полутвёрдый член Минхо, заставляя его шипеть. — Каково это? — спрашивает Сынмин, с любопытством тыкая пальцем в пробку, зажатую между ягодицами Минхо и теперь полностью выставленную на показ. Минхо усмехается: — Как будто я заткнул себе задницу два часа назад. А ты как думаешь? — Ты такой безнадёжный неудачник. — Ты ужасный победитель. Сынмин хватается за основание пробки, слегка потянув за него. Не достаточно, чтобы вытащить, но достаточно, чтобы подразнить. Он наблюдает, как дырочка Минхо сжимается, пытаясь её удержать. Чувствуется лишь намёк на растяжение. — Ты собираешься продолжить, или я должен уйти? — Нет, нет, — успокаивает его Сынмин. — Я сделаю это. Он медленно вытаскивает пробку, обводя ею вокруг ободка Минхо в процессе. Он может сказать, что Минхо заглушает стон от этого действия, чувствуя, как дрожь охватывает его тело. Прежде чем Минхо снова успевает пожаловаться, Сынмин вытаскивает пробку полностью и секунду смотрит, как дырочка Минхо сжимается вокруг пустоты. При виде этого его собственный член дёргается, желание довести его пальцами, пока он не развалится на части, тоже присутствует. Но они здесь не для этого. Он запоминает это желание и откладывает пробку в сторону, кладя одну руку на поясницу Минхо, а другую — на верхнюю часть бедра. Он проводит рукой, чувствуя гладкую кожу под своим прикосновением и думая о том, насколько лучше она будет выглядеть. — Считай, хён. — Ты забыл числа, Ким Сынмин? Я думал, ты умный. Рука Сынмина совершает размытое движение, когда он впервые шлёпает Минхо по заднице. — Считай. Возникает пауза, и Сынмин думает, что ему придется шлёпать Минхо, пока тот не начнёт считать, сломать его. Он заносит руку, готовясь к этому. Он может сыграть в эту игру, без проблем. Но затем из Минхо вырывается звук. Дрожащее А~, и такой же слабый выдох. — Один. Сынмин улыбается. — Хороший мальчик. Похоже, похвала оказывает на Минхо больший эффект, чем он показывает, кое-что Сынмин о нём уже знает. Он падает лбом на кровать, шумно дышит. Он ёрзает на коленях Сынмина, и тот чувствует, что ему становится всё труднее. Отводя руку дальше, он фокусируется на коже, которую хочет ударить, и опускает ладонь на то же место. Минхо роняет ещё один шипящий вдох. — Два. Третий такой же сильный, на то же место. — Три, — Минхо начинает казаться взволнованным. Его кожа краснеет, очертания ладони Сынмина постепенно приобретают чёткость на разогретой коже. Для следующего удара Сынмин переключает внимание на другое место. Его взгляд опускается на податливую кожу бёдер Минхо. Он делает вдох и опускает руку, звук удара такой громкий в тишине комнаты, что эхом отражается от стен. Он надеется, что фильм тоже окажется достаточно громким. — Четыре, — выдыхает Минхо и едва успевает сделать вдох, как Сынмин наносит ещё один сильный удар по тому же месту. Он не останавливается, сразу нанося по бедру и третий. Это вызывает стон, который Минхо удается сдержать. Он задыхается от этого, извивается на коленях Сынмина, теперь полностью твёрдый и болезненный. — Пять, ш-шесть, — догоняет Минхо. Сынмин осторожно кладет ладонь на повреждённую кожу и сильно растирает, усиливая следы. Это накаляет их почти докрасна, а кожа становится такой горячей на ощупь, что Сынмин почти хочет прикоснуться к ней лицом, чтобы почувствовать этот жар прямо сейчас. Но перед этим есть дела поважнее. А именно выяснить, насколько раздражённой кожа может стать. — Цвет? — спрашивает он, замедляя свои движения. — Зелёный. Продолжай. Сынмин слегка похлопывает рукой по бедру, принимая разрешение. — Это считается? — спрашивает Минхо, просто чтобы побыть маленьким засранцем. Не дав Минхо ответа, он отстраняется и наносит сильный удар по свежей коже нетронутого бедра. — Нет, — говорит он, оставляя руку там, где она приземлилась, и растирая кожу. — А вот этот да. Минхо прижимается к нему, почти отталкивая. Как будто кусается ответ. Это заставляет Сынмина ухмыльнуться с лёгким вызовом. Но, несмотря на это, Минхо по-прежнему объявляет: — Семь. Он решает, что не хочет больше тратить время, поэтому убирает руку и прицеливается. Шлепок попадает на нетронутую ягодицу Минхо- — Восемь. На левое бедро- — Девять. Правое бедро- — Д-десять. Другая ягодица- — Одиннадцать. И ещё три удара в быстрой последовательности на наименее пострадавшее бедро. Минхо трясётся, извивается, дышит тяжело. — Двенадцать, трина… — Сынмин опускает руку на его задницу, потирая кожу. Минхо от этого дрожит, вращая бёдрами на коленях Сынмина. — Тринадцать, четырнадцать. Сынмин наблюдает за ним, скользя взглядом по его неподвижной спине до покрасневших ушей. Они почти такие же красные, как кожа, над которой он поработал. Старший прижимается щекой к кровати, его щеки раскраснелись, а глаза слегка увлажнились от слёз. Он так прекрасен сейчас, ещё немного и сломается под прикосновениями Сынмина. Но Сынмин не хочет этого, пока нет. Он должен помочь ему, успокоить, сводя до минимума кипение, заставить его сосредоточиться на настоящем моменте. Так что он начинает говорить. Выбирает безопасную тему, которую они обсуждали ранее: — На сколько мы договаривались, хён? Минхо требуется секунда, чтобы хоть как-то среагировать, его остекленевшие глаза проясняются через несколько мгновений. Сынмин терпеливо ждёт, водя пальцами по его тёплой коже. — Не знаю, — Минхо изо всех сил пытается казаться непринужденным и равнодушным, когда совершенно очевидно, что сейчас он полная противоположность. Его голос звучит грубо, — мы говорили о двадцати? Двадцати пяти? Сынмин чувствует, как его улыбка растет, смех угрожает вырваться, потому что… Они договаривались о пятнадцати. И это способ Минхо просить большего. Притворяясь незнающим. Сынмин не станет ему в этом отказывать. Не тогда, когда он хочет того же. — Двадцать. — Наверное. Улыбка на лице Сынмина становится злой. — Давай посчитаем, хм? — Я уже счи… — слова прервались от внезапного стона, когда рука Сынмина снова столкнулась с его кожей. — Пятнадцать, — прохрипел Минхо. Он рад, что они договорились о таком наказании, и ещё больше его радует, что сегодня вечером победил он. Сынмин любит превращать Минхо в беспорядок, любит окрашивать его кожу в красный. Он хотел бы, чтобы ему чаще выпадал подобный шанс, но этот конкретный кинк никогда не был в приоритете ни для одного из них. Сынмин замечает трение члена о свою ногу, бёдра Минхо делают небольшие движения против него. Он на мгновение позволяет ему двигаться, наслаждаясь тем, как Минхо прячет лицо в предплечьях, пытаясь сдержать хныканье. Ещё через секунду Сынмин прижимает ладонь к пояснице Минхо, останавливая его. Когда он уверен, что Минхо больше не сдвинется с места, он отпускает и целится, сосредоточенно нахмурив брови, потому что… Следующий удар тяжелее, чем все, что он наносил раньше. Этот удар оглушает Сынмина, и то, как подбрасывает Минхо, то, как он стонет, заставляет его пересмотреть свои приоритеты. Ему определенно хотелось бы сделать это снова. Кожа такая красная, что излучает тепло. Сынмин подносит к ней ладонь, едва касаясь, чтобы понять, насколько сильно она горит. Лёгкое прикосновение заставляет Минхо снова вздрогнуть, заставляет его разбиться в дребезги, поэтому Сынмин продолжает движение, едва касаясь кожи. Когда он чувствует, как Минхо толкается, его рука всё ещё находится на пояснице, он решает дать ему то, что тот хочет. Он крепко хватает Минхо за задницу. Кожа такая горячая, почти кипящая. Когда он сжимает, Минхо шипит, и он пользуется превосходством, перемещая плоть по кругу. Он на мгновение разводит в стороны ягодицы Минхо, хлюпанье остатков смазки в его дырочке настолько бесстыдно, что даже заставляет Сынмина застонать. Затем отпускает. Сынмин секунду наблюдает, как его хватка оставляет отпечаток, красный на красном, наслаиваясь, как куски прозрачной ткани. — Шестнадцать, — выдыхает Минхо и борется с сопротивлением руки Сынмина, отчаянно пытаясь потереться о него. Его колени разъезжаются, бедра дрожат, когда он так старается. Сынмин чувствует расползающееся мокрое пятно на штанах. — Хён, — зовёт он. В ответ Минхо тихо ругается, всё ещё пытаясь трахнуть ногу Сынмина. Сынмин испытывает волнение от того факта, что Минхо стал таким податливым под его прикосновениями. Ни возражения, ни поддразнивания. И, когда Сынмин остаётся неподвижным слишком долго, Минхо скулит. — Пожалуйста. О, он умоляет. Сынмин сохраняет невозмутимый тон: — Пожалуйста что? — Больше. Пожалуйста. Трудно поверить, что он просит большего — кожа такая красная, контуры руки Сынмина наслаиваются друг на друга, следы его пальцев и ладоней почти полностью покрывают Минхо. Это выглядит так, будто его заклеймили. Ладонь Сынмина на его коже. Знак собственности. Сравнение, которое выдаёт разум Сынмина, заставляет проклинать, недоверие и возбуждение захватывают его. — Хорошо, хён. Я дам тебе больше. Он отмеряет следующий удар, убирает руку и целится, шлёпая Минхо прямо по заднице. Не так мощно, — он бил его сильнее до этого, — но Минхо такой чувствительный, что вздрагивает, и из его горла вырывается прерывистый стон. Сынмин наблюдает, как его грудь вздымается, шея откидывается назад, прежде чем он снова приземлится на кровать. — Семнадцать, — на выдохе. Сынмин смотрит на его бёдра, на отпечатки ладоней на них, и у него возникает идея. Он осторожно проводит между ними рукой, разводя их. — Раскройся, — говорит он, когда Минхо не двигается сразу. Минхо приподнимается на локтях и раздвигает колени, удерживая равновесие, чтобы не упасть с края кровати. Это не идеально, но этого достаточно для того, что он задумал. Он смотрит на безупречную кожу внутренней стороны бёдер Минхо, выбирая цель. Без предупреждения он заносит руку и наносит удар, мягче, чем раньше, но всё же достаточно, чтобы ужалить и оставить метку на коже. Действие было встречено пронзительным визгом, хныканьем, дрожью во всем теле. Такой отчаянный крик, поразительная реакция, Сынмин почти шокирован, что слышит это от Минхо. О, ему обязательно придётся когда-нибудь повторить это снова. Долгое время счёт не ведётся, Минхо слишком занят, переводя дыхание. Сынмин кладет руку на кожу, которую только что ударил, сжатия достаточно, чтобы напомнить тому, чтобы помочь. Ещё одно мгновение, и: — В-восемнадцать. Сразу после этого Сынмин делает то же самое с другим бедром. Он хотел бы, чтобы он мог сильнее бить по месту, которое, несомненно, более чувствительно, но пока ему придётся довольствоваться тем, что есть. Минхо снова трясёт, он задыхается: — Девятнадцать, блять… Никакой передышки. Без остановки. Последний удар по заднице Минхо, последнее прикосновение к излучающемуся теплу. Всё ещё балансируя на локтях и слегка приподнявшись с колен Сынмина, Минхо подаётся вперёд, потираясь своим членом о его ногу. Он падает лицом на кровать, приглушенно произнося: — Дв-двадцать! — Цвет? — Зелёный, идиот, — он смотрит через плечо и встречается с ним взглядом. Сынмин видит следы, по которым текли слёзы. Его глаза влажные, ещё больше слёз грозится пролиться, но то, как яростно он смотрит на Сынмина, заставляет жар скручиваться в его животе. — Ты уверен? — Трахни меня, — требует Минхо. — Сейчас. На мгновение они замирают в напряжении, оно достигает пика — и обрывается, они оба движутся в спешке. Отчаянная попытка устроиться на кровати как следует. Минхо не переворачивается, вместо этого уткнувшись лицом в подушку. Сынмин даже ничего не снимает, просто выползает из штанов и нижнего белья, чтобы вытащить член. Он тянется к углу, где, как он знает, Минхо держит смазку. Без предисловий он скользит по себе и капает оставшуюся смазку между ягодицами Минхо, засовывая палец в его уже растянутую дырочку. Бёдра поднимаются, чтобы встретить его нетерпеливо, глубже погружая его пальцы. — Давай, — задыхается Минхо, — давай уже. Ему не нужно повторять дважды. Когда он входит, кажется, что температура поднимается на десять-двадцать градусов. Тепло Минхо, растягивающегося вокруг его члена с небольшим сопротивлением, сочетается с ощущением обжигающего жара кожи на бёдрах Сынмина. Словно его уронили на солнце, и он горит, огонь разрастается в его животе. — Блять, хён… — Пожалуйста, просто, пожалуйста… Бусинки пота собрались по линии роста волос Сынмина. Они только начали, а ему уже невыносимо жарко. Он задирает рубашку и сбрасывает её, прежде чем качнуть бедрами. Двойной стон эхом разносится по комнате, звук их движения такой влажный и неприличный из-за избытка смазки. Ему требуется секунда, чтобы задать ритм, теряясь в удовольствии, но ему удаётся достаточно контролировать себя, чтобы сделать это. Он трахает Минхо немного нежнее, чем обычно, помня о повышенной чувствительности его кожи. Он успевает сделать ещё несколько толчков, прежде чем Минхо подаётся ему навстречу, с силой сталкивая их вместе. Сынмин стонет, застигнутый врасплох. — Сильнее, — приказывает Минхо, — заставь меня почувствовать это. — Я… — Сильнее. Со стоном Сынмин меняет положение. Он кладет руки на кровать, твёрдо упирается ногами и толкается обратно, мощно, как и просил Минхо. Крик вырывается из горла Минхо, которому приходится опереться ладонью о стену, прежде чем он ускользнёт слишком далеко и ударится головой. — Так? — спрашивает Сынмин. — Да. Давай, просто выеби ме… Достаточно. Сынмин снова с силой набрасывается на него, задавая суровый темп. Это заставляет Минхо стонать при каждом толчке, звук кожи о кожу почти такой же громкий, как тогда, когда его метили руки, а не бёдра. Кровать трясётся и скрипит, есть реальная опасность, что каркас обрушится на них, но Сынмин слишком далеко зашёл, чтобы об этом думать. Каждый звук, который издает Минхо, такой восхитительный, мягкий, а~, а~, а~, заполняющий комнату, нагружая чувства Сынмина. Этого так много, но почему-то недостаточно, никогда не бывает достаточно, когда они вот так поглощены друг другом. Минхо так хорошо рядом с ним, так горячо, так мокро… Ему требуется секунда, чтобы заметить, что Минхо что-то говорит. Или, по крайней мере, пытается и проваливается из-за того, что воздух покидает его каждую вторую секунду. Поэтому Сынмин замедляется, сохраняя толчки более лёгкими. — Ин-интересно, как бы это было, если бы ты носил кольца. Смог бы, — прерывистый стон, вдох, — смог бы ты оставить на мне синяки? Это напоминало бы мне об этом каждый раз, когда я садился. Волна возбуждения. Он глубоко погружается в Минхо, покачивая бёдрами. — Не волнуйся, хён, — его голос дрожит, — я думаю, у тебя всё равно останутся синяки. У тебя будут напоминания. — Да? Синяки где? Думаю, ты пропустил место. Это такая очевидная насмешка, что Сынмин закатывает глаза. Одним быстрым движением он вбивается в Минхо, снова сильно и снова до синяков, чувствуя, как его бёдра сталкиваются со всё ещё горячей кожей его задницы. — В следующий раз, когда я выиграю, мы сможем сделать это снова. Я надену для тебя несколько колец, хён. — Само… — Минхо отвечает на его движения, задыхаясь, — самоуверенный. — Уверен в себе, — поправляет Сынмин. С последним словом он опускается на локти, зажав Минхо между ними и навалившись на его спину. Температура растёт, когда они вот так прижаты друг к другу, пот стекает по его лицу. На них слишком много одежды, чтобы делать это, но Сынмин не собирается останавливаться на чём-то столь незначительном, как меньшее потоотделение. Кроме того, они в постели Минхо. Он может устроить такой беспорядок, какой захочет, и без последствий. Его губы находят шею Минхо, поднимаясь по бокам, ощущая вкус соли его кожи и пота. После особенно сильного толчка в место, где их бёдра точно встречаются, он стонет Минхо в волосы, прямо над его ухом, и он чувствует грохот стона Минхо своей грудью. — Т-так хорошо, Минхо-хён. Так хорошо, — Сынмин задыхается, оставляя едва заметный поцелуй на шее Минхо. Когда их ритм сбивается, Сынмин может сказать, что Минхо близок, по тому, как его бёдра заикаются. Он наклоняется и хватает старшего за бёдра, удерживая его в неподвижности, когда удваивает свои усилия, вонзаясь в него достаточно сильно и быстро, чтобы у того перехватило дыхание. — Выеби меня, выеби меня, — тянет Минхо, слова переходят в очередной стон, прерывистое скуление, громкое а~. В последнюю секунду Сынмин двигает рукой, с силой сжимая задницу Минхо и чувствуя, как кожа почти обжигает его, всё ещё такая невероятно горячая. Минхо напрягается, становясь твёрдым, когда кончает. Сначала он молчит, рот открывается в беззвучном крике, а затем он превращается в искаженный стон, приглушаемый, когда он зарывается головой в подушку. Сынмин трахает его сквозь оргазм, чувствуя, как он сжимается вокруг него так сильно, так тесно. Он видит звёзды, когда догоняет. В последний раз вбивается по самое основание и вращает бёдрами, наполняя Минхо до краев. Его лоб приземляется на спину Минхо, он тяжело дышит в ткань свитера, пережидая последние несколько клочков удовольствия. С последним выдохом он замирает. Пытается отдышаться. С опозданием он понимает, что всё ещё мёртвой хваткой держит задницу Минхо. Когда он его отпускает, Минхо издает слабый звук, на полпути между вздохом и стоном. Комната наполнена их тяжёлым дыханием, запахом секса и пота. Всё ещё чертовски жарко, чтобы так прижиматься друг к другу, но ни один из них не двигается. Когда Сынмин ёрзает, устраиваясь поудобнее, он чувствует, как его смягчающийся член выскальзывает из Минхо. Старший издаёт недовольный звук, и Сынмин воспринимает это как сигнал, чтобы скатиться и лечь рядом с ним. Он смотрит на основание своей кровати, медленно восстанавливая дыхание и чувствуя, как его окутывает послевкусие. — Привет. Его встречает мягкий на вид Минхо, половина лица которого уткнулась в подушку, а уши всё ещё ярко-розовые. Кошачьи глаза настороженные, большие и рассматривают Сынмина с нежностью, которую он редко показывает. — Привет, — так же мягко отвечает Сынмин. Как кошка, Минхо долго и медленно моргает. Знак привязанности. Затем, как будто с щелчком выключателя, голос Минхо снова становится непринуждённым, не позволяя искренней заботе обосноваться надолго. — Что ж, это было весело. Думаю, мы должны назначить это наказанием и на следующей неделе. Не думаю, что ты выдержишь двадцать ударов. Сынмин фыркает от смеха. — И кто сейчас самоуверен? — Это называется «знать свои шансы». Ты не можешь выиграть три раза подряд, — задумчивое жужжание, его глаза блуждают по телу Сынмина, задерживаясь на том месте, где он всё ещё не прикрыт. — Возможно, я надену кольца. Несмотря на трепет, который его охватывает, Сынмин формирует на лице лёгкую, беззаботную улыбку. — Сделай это, хён. Я просто сниму их с тебя, когда снова выиграю, идёт? — Идёт. Прежде чем он успевает обдумать это, Сынмин передвигается, опираясь на локоть. Он парит над лицом Минхо, смотрит, как его глаза слегка расширяются, когда он подаётся вперёд, чтобы внимательно посмотреть на Сынмина. Тот колеблется всего секунду, быстро наклоняясь, чтобы нежно поцеловать губы Минхо. Это так целомудренно по сравнению со всем, что они только что сделали, но от этого не менее значимо. Их губы замедляются, касаясь друг друга. Ещё через секунду Сынмин отстраняется, но остается рядом. Взгляд Минхо граничит с чем-то, с какой-то эмоцией, которую он не может разобрать, не так близко. Он наблюдает, как его взгляд слегка меняется, он скользит взглядом вниз к приоткрытым губам Минхо. — Ты меняешь мне простыни, — говорит Минхо. — Или ты мог бы поспать в моей постели, — возражает Сынмин. Прищуренные глаза, пристальный взгляд. Затем ровный ответ: — Ты спишь с краю. Если ты упадёшь с кровати, это твоя вина. Сынмин думает про себя, если я упаду, я заберу тебя с собой. Но его улыбка мягкая, нежная, как и его голос, когда он соглашается. — Хорошо, хён.