triple ecstasy.

вэй ин не знает, в какой момент всё пошло не так. он готов поклясться, что не знает, хоть сию секунду три пальца в умоляющем жесте сложит. но значения это особого не имеет, потому что у него сейчас из умоляющего не жест на пальцах, а стон из горла. парень зажат между двумя телами, весь потный, дрожащий и возбуждённый до предела. цепляется пальцами за плечи лань чжаня, пока спиной чувствует сбитое дыхание названного брата. кажется, ещё он чувствует горячие ладони кого-то из старших на своём теле, но чьи — понятия не имеет. не получается сосредоточится на них, ведь ощущение сразу двух членов внутри туманит разум лучше любого алкоголя. вэй ин жмурится, запрокидывает голову к потолку, затылком ударяясь о плечо цзян чена, и очень жалостливо скулит. они двигаются в нём синхронно. растягивают мягкие влажные стенки, входят до упора, и каждым чёртовым толчком бьют по простате. руки действительно есть, и краем сознания, к удивлению самого усяня, он понимает, почему не различает их. четыре ладони одновременно гладят поясницу, поджатый в напряжении живот, сжимают бёдра и то нежно, то грубо касаются сосков. зубы брата смыкаются на шее и плечах, укусы больно саднят, но язык молодого господина ланя зализывает их до ужаса нежно, и вэй ина, кажется, сейчас разорвёт на части от этого контраста. помнится, он хотел быть тише, ведь стены, украшенные рисунками лотоса, совсем не звукоизолированные, но о каком «тише» идёт речь, когда в него вколачиваются сразу двое мужчин? единственный способ приглушить громкие стоны — утопить их в чужих губах, чем младший изредка занимается. сначала мычание уходит вибрацией в губы ванцзи. они мягкие, нежные и сладкие, тают на языке, словно мёд, и оставляют послевкусие жжёного сахара. шея изворачивается, и рот встречается с языком цзян чена. его губы другие, они вечно обветренные, в мелких трещинах и с чётким вкусом недавно выпитого вина. вэй ин это точно знает, он научился различать. и целовать их нужно по-разному. с братом можно соревноваться, грубить, но всегда поддаваться, позволяя языку широко мазать по нёбу и обводить кончиком зубы. с лань чжанем же иначе, ему нельзя отдавать инициативу. с ним нужно кусаться, нагло вторгаться в чужой рот, и вылизывать полностью, иногда посасывая кончик языка. это вэй ин тоже помнит. но вот слова, и вообще любые членораздельные звуки, кроме чужих имён и безостановочных «пожалуйста» да «ещё», из головы вылетают напрочь, оставляя несчастного юношу умоляюще хныкать от переизбытка чувств. казалось бы, они уже дошли до возможной грани безумного, но усянь вдруг чувствует холодную полосу, что извивается, двигаясь по телу. его начинает бить совсем иной дрожью, лёгким азартом, предвкушением и страхом. цзыдянь обдаёт кожу металлическим холодом, каким-то образом на мгновение возвращая трезвость мысли. — а-чен, что ты.. — договорить он не успевает. смертоносная змея скручивается кольцами вокруг головки члена, и вэй ин срывается на крик. кожа чуть колется, ощущая переливы магии, заключённой в артефакте, и это больше, чем парень может вынести. вэй ин сжимается судорожно, заставляя старших задохнуться от тесноты, и кончает, спермой забрызгивая грудь ванцзи. юноши делают ещё пару толчков, их губы встречаются над усяневским плечом, и младший чувствует семя, заполняющее его изнутри. дрожь теперь одна на всех, как и сбитое к чертям дыхание. цзян чен выскальзывает из него первым. следом выходит и младший господин лань. усянь чувствует, как чужое семя вытекает из него тонким бледным ручейком. обессиленный и в прямом смысле затраханный юноша сваливается на мягкое уютное ложе старшего брата. грудь часто вздымается, в голове звенит сладкая пустота. рядом на простынях растягиваются запыхавшиеся парни. руки и ноги переплетаются по привычке. вэй ин всегда в центре, слева прижимается брат, а с правого бока доносится тяжёлое дыхание лань чжаня. вэй усянь лениво поворачивает голову из стороны в сторону, нежно целуя любимые губы, и закрывает глаза. пальцы переплетены, их связь кажется нерушимой и единственно важной в этом мире. тепло. единственная ассоциация, которая приходит в голову младшего перед погружением в сладкий сон.