Холодный

Торин украдкой касается пальцев Азога — и поражается тому, насколько у него холодные руки. «А протез ещё холоднее», — проносится на периферии сознания мысль, и Торин неосознанно косится на поблёскивающий в свете луны металл с выгравированными на нём непонятными рунами, острый конец, торчащий с другой стороны обрубка руки, и, наталкиваясь на место стыка протеза с плотью, поспешно отводит взгляд, чтобы не видеть лишний раз изуродованную им же самим конечность, хотя любопытство порой так и распирает. Торин предпочитает оправдывать невыносимое желание рассмотреть этот жуткий шрам поближе и прикоснуться к нему банальным любопытством, понимая всё же, что за ним стоит нечто гораздо большее. Спасало только то, что единственный шанс приблизиться может быть лишь тогда, когда Азог спит или мёртв — он в жизни не даст ни посмотреть, ни, конечно же, прикоснуться, тем более Торину. Уровень доверия не тот, а заслужить доверие орка задача практически невозможная, они и друг другу-то почти не доверяют. За мыслями о доверии Торин незаметно для себя перемещал пальцы выше по целой руке. Проводит невесомо вдоль одного из пересекающих мускулистое плечо шрамов, гадая об их происхождении. Возможно, за ними стоит какой-то шаманский обряд. У орков наверняка магия завязана на крови и боли. Гном словно повторяет пальцами путь ритуального кинжала, не переставая удивляться холоду кожи орка. Хотя впрочем, удивительного ничего нет, если учесть, что он ходит наполовину обнажённым. И как не мёрзнет, теплообмен нарушен что ли? Тишину нарушает хриплый голос: — Выбираешь место, куда лучше кинжал воткнуть, а, Дубощит? Торин вздрагивает от неожиданности и поднимает взгляд, встречаясь с льдисто-голубыми глазами орка. Балрог возьми, как он мог забыть о том, как чутко Азог спит. Думать о том, насколько давно он проснулся, было страшно. — Решил проверить, не умер ли ты, а то холодный, как труп, — надо же, он и не знал, что может говорить такую чушь настолько уверенным тоном. Осквернитель только фыркнул. — Конечно холодный, для тебя всё холодное. Вы, гномы, вечно закутываетесь во всякие шубы. — Нет, я серьёзно. Ты в детстве под лёд провалился? — А тебе в детстве мозг камнями отшибло? Прежде чем Торин успел отпарировать эту реплику, Азог усмехнулся и добавил: — А может, дракон выжег. Нет, он нарывается. Прекрасно знает, что для Торина это больная тема, и постоянно давит на неё. Взбешённый гном схватил железную палку, заменявшую Азогу руку, и резко дёрнул на себя. — Тебе одной руки не хватило? Я и эту вырву, если не заткнёшься. Орк невозмутимо вырвал протез из рук Торина. — Я и сам прекрасно с этим справляюсь, — на этих словах Дубощит сразу вспомнил, что замен для отсутствующей конечности две, и шальное любопытство немедленно включило желание увидеть, как Азог их меняет. — А вот ты свои ручонки не распускай, а то тоже лишишься. — Я отрубил, имею право трогать, — огрызнулся Торин, метая взглядом молнии. На секунду Азог даже опешил от такой наглости, но потом ухмыльнулся и медленно произнёс, с вызовом глядя на гнома: — Ну попробуй. Настала очередь Торина застывать в изумлении. Его будто окатили ледяной водой и сразу же отправили в жаркие кузни. Это ловушка, несомненно ловушка, но то самое пресловутое любопытство оказалось сильнее, и гном медленно обошёл орка и опустился на землю слева от него. Так же медленно он протянул руки и коснулся пальцами изуродованной плоти. Он не видел лица Азога, но чувствовал, как тот напрягся, будто приготовившись к нападению. Уж чего-чего, а такой совершенно непривычной ласки он не ожидал. Торин проводил ладонью по неровному бугристому шраму очень осторожно, как будто боялся этими прикосновения причинить боль. Хотя что бояться, это же орк, сам Азог Осквернитель. Тем более, больнее, чем было, когда руку только отрубили, уже не будет, мелькнула назойливая мысль, и Торин сжал зубы. — Холодный… — только и смог выдавить он, не поднимая взгляд. Он уже почти коснулся самого стыка железа и плоти, как Азог резко убрал руку и рывком поднялся с земли. — Пришла моя очередь быть в дозоре. Narbuthagh agh dhûl. Он отошёл на несколько шагов, не поворачиваясь к Торину лицом и держа обрубленную руку на весу. На коже всё ещё горели прикосновения тёплых гномьих пальцев.