Бракованный дуэт

— Бл*ть, далеко ещё идти, Какузу? — белобрысая девушка с самого утра была не в духе, а виной тому миссия. Как только она открыла глаза, единственное, что хотела это провести ритуал над парой тройкой людей в близи нескольких километров. И даже не в удовольствие себе, а просто потому что хотела. То ли виной женские проблемы, то ли жара, которую белобрысая терпеть не могла, то ли угрюмый молчаливый напарник. Кстати о нем: тот уже и так был на пределе терпения, но всё же молчал на резкие выкидоны напарницы. Его тоже не радовала перспектива ходьбы под летней жарой в поисках двухвостого джинчурики, но делать нечего: нужно выполнять поручения Пейна. Отдушиной было только то, что по дороге можно встретить неплохой улов, за который дадут не мало денег. — Бл*ть, ну серьезно, какого х*я ты меня игнорируешь, а? — кажется ещё чуть-чуть и они сцапаются как обычно, но мужчина терпеливо продолжил путь, не отвечая на фразу напарницы. — Ну и молчи, у*бок е*аный! Х*й от тебя что-то толковое услышу… у*людок транжирный! Напарница ускорила шаг, чтобы ненароком не получить по макушке «оторванной» рукой мужчины, а это навело на того старые воспоминания. Сразу вспомнилась их первая встреча, когда в очередной раз член Акацки пересчитывал сумму в кассе, как услышал женский крик: «Да е*бала я в рот ваших напарников, б*ять! Я работаю одна, е*баный насрал!». Так как в организации всегда было тихо, отборный мат с женских уст заставил обратить внимание на пришедшую проблему. Тогда-то и Пейн надумал поставить их в пару. Джашину клянётся, что проклинает этот день. «Какому Джашину? Какузу, совсем свихнулся?» — подумал мужчина, пока напарница снова материла его на чём свет стоит. — Да где же, е*баный х*й, таких делают, а? Спрашиваешь — он, бл*ть, молчит. Говоришь что-то — затыкает рот, чтоб тебя антилопы т*ахали. Предлагаешь помощь — он, с*ка, даже в твою сторону не взглянет, п*дорас. Ну… в чём-то она права. Первое время он её в упор игнорировал. Просто потому что она его раздражала. Раздражали её белые волосы под каре, что были лаком зализаны сзади. Серьезно, когда она успевала постоянно делать такой давно-не-модный зачесон? Раздражала налитая грудь, что торчала из плаща, что краями висел у неё на плечах. Здесь даже и объяснять не нужно, что его крайне выводило зрелище прыгающих шариков, когда она атаковала кого-то из противников. Да и где это видано, чтобы девушка так откровенно выставляла свои причуды на показ? Раздражал её нелепый кулон, что символом тонул в той самой груди. Он признаётся, но его забавляла эта картина, когда она не замечала этого, в упор шла на врага, а когда её спрашивали про ритуал, показушно вытаскивала из ложбинки тот самый символ её излюбленного Бога. Раздражала также и сама религия напарницы. Крайне долго и скучно. Да и каждый раз одно и то же. Чертит что-то, смеётся как прибитая лошадь и издевается над своим телом, проектируя боль на противника. К тому же, само её поклонения и зависимость от религии больше было похоже на оккультизм. Раздражало то, что ему часто приходилось пришивать ей конечности. Он ведь не швея какая-то и даже не хирург, но работал за обоих. Каждый раз приходилось отвечать за её беспечность и это крайне выбивало из себя всю злость. Раздражал до жути её запах. Ранняя смородина, схожая по цвету с её глазами. Нет, даже не так… смородиновый сидр. Да, вот чем она пахла. Хоть пила она крайне редко, но почему-то пропахла этим ароматом, будто клеймо какое-то. А ведь Какузу терпеть не мог ягоды. Абсолютно любые, просто потому что не нравились. — Да ты, е*баный петух, даже не слушаешь меня. Где ты постоянно летаешь, с*ка? А она всё продолжала корить его в чём-то. Постоянно, по чём зря. Ах да, самая раздражающая сторона Хидан — это мат, коим она раскрашивала каждое своё предложение. Ладно, если бы делала это обдуманно. Так нет, как будто маленький ребёнок, что впервые услышал неприличные слова вставлял их везде где только можно. Хотя в некоторых случаях это выглядело даже сексуально. — Ну и что ты на это скажешь, а, у*людок х*ев? — белобрысая, так как была на несколько шагов впереди, обернулась, чтобы посмотреть в глаза напарнику. — Молчишь только тогда, когда мой член во рту, Хидан? Слова спокойного напарника заставили девушку жутко покраснеть и отвернуться от него. Но ответа от белобрысой долго ждать не пришлось: — Да иди ты на*уй, к*нченый педофил! И в этом она тоже была права. По-другому его и не назовёшь. Сколько лет уже Какузу живет на земле? А Хидан? Девушке всего-то 22 года, но у мужчины никогда не поворачивался язык называть её ребёнком. По крайней мере, она так себя не вела. Да, местами может показаться глупой, но таковой никогда не была. Взять даже тот случай, когда «уклюканная» пришла к Какузу с просьбой научить её зашивать раны. Отказать Хидан, да ещё и пьяной он не мог, но кто же знал, что потом это выльется в горячий мокрый секс, коего не было у мужчины со времён Третьей Мировой. В глубине души он понимал, что она делает это нарочно, но сказать так и не смог. А ведь это было явно не последнее соитие напарников. И инициатива изначально исходила от девушки. Приходила к нему, будто реально пила свой смородиновый сидр, и без слов лезла мужчине в штаны. На секунду можно было бы действительно подумать, что она напилась, судя по её постоянному запаху и красным щекам. Только вот Какузу знал, что аромат её явно прирожденный, а щеки горели от смущения и страха раскрытия перед напарником. Да и он не против был. Изначально правда опешил от таких ситуаций, но потом это стало будто привычкой. Он и сам не понимал, что с ним творится. Резко вместо раздражения каждая её черта стала возбуждающей и такой желанной, что действительно хотелось её убить. Хотя он понимал, что это невозможно. Он ненавидел ягоды, но запах девушки стал для него родным. Настолько, что после жаркой ночи вдыхал её благовоние вместе с растрёпанными волосами, пока белобрысая спала у него на плече. Он и не заметил, как инициатива в сексе перешла на его сторону. Хотя тот случай забыть явно было невозможно. Тогда, после очередной миссии они жутко разругались на ровном месте. Какой-то пустяк и вот, Хидан кричит о том, что больше не хочет работать в паре. Это стало последней каплей и, мужчина не думая, дал хлёсткую пощечину девушке. Блондинка ушла, ссылаясь на то, что хочет искупаться. Хотя Какузу впервые слышал всхлипы в её голосе, стал чувствовать себя паршиво. Впервые в жизни. Он убеждал себя, что девушка сама нарывалась, оттого в душе его не было спокойно. Сам понимал, что перегнул, поэтому впервые пошёл искать напарницу. Белобрысая стояла под источником и смывала с себя усталость, пот и слёзы, что накопились за целый день. Вещи сложено лежали на камне, а нагая девушка стояла спиной к напарнику, давно заметив его поток чакры. Решила не оборачиваться, ибо всё ещё была зла. Но горячее прильнувшее тело заставило развернуться лицом к мужчине, что уже блуждал руками по её телу. Тогда-то и началось их перемирие. Пока Хидан отборным матом ругала мужчину за каждый толчок, тот же вдалбливался в неё, будто извиняясь. Пусть даже совсем необычным способом. Ностальгируя, он не заметил, как напарница подбежала к нему и начала что-то кричать в лицо: — И тебе не стыдно, у*бок, говорить такое? — лицо стало настолько красное, что можно сравнить в цветом Шарингана. Она чуть наклонилась вперёд, расставив руки по бокам, из-за чего были видны все прелести беловолосой. Какузу лишь «нырнул» рукой в ложбинку, доставая оттуда кулон, ответил: — Стыдно набрасываться на старого мужчину с намерениями переспать с ним и ходить, трясся дойками. Идём, у нас ещё куча работы. Пока девушка стояла в ступоре от наглости напарника, тот успел пройти вперёд. Но ответа мужчина не долго ждал, так как та успела догнать его со словами: — Вот же-ш, бл*ть! Даю слово, однажды я прикончу тебя, старый х*й! — Да-да, но перед этим поскачешь на нём ещё пару раз. Эти споры кажется никогда не закончатся. Но Какузу и продолжать его и не пытался. Слово всегда было за ним. Помнится, Хидан хотела уйти с Акацки после того, как наиграется, но всё время оттягивала этот момент. Если она и уйдёт — то только с ним…