my rainbow boy

– Детка, ну не шевелись! – Юнги слышит очередное ворчание прямо у уха и уже было приподнимает голову, чтобы возразить – ибо он не двигается, по крайней мере, старается, очень старается и вообще лежит вот так уже целый час, половину которого у него жутко чешется нос, но его щипают в бок с непоколебимым – Не открывай глаза! – поэтому остается только смиренно выдохнуть, убеждая себя в том, что эта «пытка» скоро закончится. Он представляет сосредоточенное лицо своего парня перед собой, с вытянутыми в трубочку губами, и обещает себе много-много поцелуев, как только тот закончит. Его расслабленных век невесомо касается пушистая кисточка, отчего самую капельку щекотно. – Детка? Это я тебя так называю. Ты моя детка,– Мин произносит, стараясь не размыкать губы и не двигать лицевыми мышцами. – Ты тоже моя детка. Я тоже хочу так тебя называть,– Хосок удобнее усаживается на его бедрах, опаляет кожу своим горячим дыханием, совсем не помогая Юнги в его задаче лежать без движений – Мы детки друг друга,- звонко смеется, и Мин тоже не может скрыть улыбку – Все. Можно открывать. Парень сразу подчиняется, сквозь темные пятна улавливая изображение Чона. Тот выглядит так, как он и представлял. Взгляд оценивающий, губы поджаты, ярко-красные пряди волос свисают вниз. – Вроде нормально. Сейчас будем клеить ресницы. О Господи. – Они потом не отклеятся вместе с моими собственными? – интересуется, уже приняв свою судьбу, пока Хоби роется в куче косметики, разбросанной по всей кровати. – Нет,– отвечает тот, не отвлекаясь от дела – Не должны. Если что, приклеим обратно. Очень убедительно. Еще каких-то полгода назад субботними вечерами Юнги вместе со своей группой играл в клубах, а потом оставался там же до утра напиваться и накуриваться, возможно, подцепить кого-нибудь на один раз. Сейчас он тоже играет, но сразу после отправляется домой, посадив самого главного зрителя на байк сзади себя. Скажи ему тогда, что он по собственной воле позволит сделать себе макияж, Юнги бы, как минимум, покрутил пальцем у виска. Но за последний месяц, с тех пор как Хосок записался на курсы по визажу, Мин увидел на себе и контуринг, и блестки, и эффект зацелованных губ, что, кстати, сплошное надувательство – его нихрена не целовали. Он серьезный человек, перспективный продюсер, один из самых популярных выпускников их университета: первокурсники боятся к нему подходить и мечтают быть на него похожими, запискам с признаниями в любви нет конца и края, его руки забиты татуировками, вся его одежда в черном цвете – образ сурового и пафосного музыканта был с ним с начала студенческой жизни. Оставался только один год, все шло привычным ходом, медленно и плавно, но хватило одного момента, чтобы жизнь перевернулась с ног на голову – нескольких недель, если быть строгими. И Юнги до сих пор не понимает, какими своими деяниями это заслужил. Благодарить за все стоит Чон Чонгука – гитариста и вокалиста их группы и лучшего друга по совместительству. В один прекрасный вечер тот накинулся на Мина с новостями. Круглые кроличьи глаза его блестели больше обычного, а с губ не сползала широченная глупая улыбка. – Я встретил парня, хен! Отрабатывал прогул по истории искусств с одной группой. Он помог мне с тестом. И, кажется, я теперь влюблен. Младший редко, очень редко кем бы то ни было заинтересовывался, поэтому уже тогда было понятно, что случившееся знатно потреплет Юнги нервы. Его друг в одночасье стал намного тупее. Ким Тэхен, как и Гук, второкурсник, с изобразительного, поломался где-то с месяц, но все-таки согласился сходить на свидание. А потом все закрутилось-завертелось довольно быстро – Чон всегда добивается, чего хочет. После первой встречи с этим «Тэ-тэ» Юнги ржал над другом около получаса. Потому что сразу понял, что тот в их отношениях явно не сверху. А еще Ким не без странностей. Из тех, кто носит одни пиджаки да пальто и разговаривает, через слово используя метафоры и цитируя классиков корейской литературы. Но, как ни странно, они смогли найти общий язык, хоть и пришлось ради этого постараться – он, на самом деле, неплохой парень, да и Чонгук сходит по нему с ума. И даже тогда все было по-прежнему, разве что лучшего друга он видел гораздо реже. Переломным моментом стал тот день, когда Чон позвал его с собой на вечеринку, устраиваемую его парнем. – Там будут его друзья, они у него странные, хен, и, кажется, я им не совсем нравлюсь. Я не выживу там один, хен, ты обязан пойти со мной! – он умолял чуть ли не на коленях, Юнги не смог отказать. Названная вечеринка оказалась дружеской посиделкой, где всего набралось семь человек, включая Юнги. Друзья Кима похожи на него самого, такие же необычные. Придя самым последним, он окинул всех взглядом и это чудо с тогда еще голубыми волосами, в розовых шортах и персиковой футболке, в гольфах с клубничками он сразу записал как человека, с которым точно сегодня не заговорит. Более-менее интересного собеседника он нашел в Намджуне: они много спорили о музыке, рэпе, шоу-бизнесе и даже каким-то боком смогли задеть политику. Этот парень был из тех, кто намного умнее других в отдельных вещах, но абсолютный профан в повседневной жизни. Чонгук не мог перестать пялиться на своего возлюбленного, тот купался в ласке и внимании первого, а остальные трое: Хосок, Чимин и Чеен (подруга детства Тэхена и девушка Джуна) играли в карты, выпивая по три шота за проигрыш. Так прошла большая часть вечера, пока гетеро-парочка внезапно не решила уехать по каким-то непонятным, срочным делам. Чимин, проигравший все четыре раза, скоро после этого уснул, сидя на диване, а те двое бесстыдников ушли за закусками и не возвращались уже минут двадцать. Юнги тогда уставился на красные стрелки на чужих глазах и смотрел так долго, что это уже выходило за рамки приличия, но тот не особо смущался. И несмотря на то, что Мин был уверен, что одним своим видом дал понять, что не настроен на общение, парень с очень громким смехом все же с ним заговорил. – Я видел ваше выступление в клубе. Это реально круто. Чем сразу же подкупил. Чуть погодя выяснилось, что они оба обожают Линкин парк, и, хоть Юнги и считал преступлением так одеваться фанату группы, это послужило темой для разговора до конца тусовки. Мин думал, что они больше не встретятся и даже немного был рад этому, но Хосок оказался куда более наглым, чем он ожидал. В следующий же понедельник в столовой на столе перед Юнги оказался поднос, забитый фаст-фудом, а за ним в поле зрения появился и его обладатель, солнечно улыбающийся, со смешными ямочками на щеках. – Привет, Юнги-щи. Я присяду? – он не звучал так, будто действительно хотел узнать его мнение по этому поводу. Мин хоть и привык есть в одиночестве, но местом поделиться был не прочь. Он не любитель раздувать конфликты, ему обычно похер на всех и все, что происходит вокруг. Ну захотел парень посидеть рядом, почему нет то? Все равно Чонгук с ним больше почти не обедает. Хосок тоже через это проходил. – Я чувствую себя лишним рядом с Тэ и Гуком, а Чимин редко ходит на пары,– объяснил он. Яркие образы Чон носит не только по выходным. Юнги поднял взгляд с экрана телефона и в первую очередь увидел две девчачьи заколки с сердечками, аккуратно закрепленные в воздушные, голубые пряди. Хосок – это сползшая с неба радуга в теле мальчика. Разноцветные свитера и худи, голубые и сиреневые джинсы, браслеты из крупных бусинок и непонятных форм кольца, разрисованные кроссовки с разными шнурками – среди серой массы студентов их универа он выделяется единственным ярким пятном. И как Мин до этого ни разу с ним не пересекался? Ни разу не обратил внимание на парня с милейшими веснушками, блестящими розовыми губами и цветными стрелками на глазах? Безумно красивого и смелого настолько, что может позволить себе выглядеть, как только ни пожелает, уверенного настолько, что его в этом даже упрекать не смеют, шепчутся за спиной и то только самые отбитые. Отбитые, потому что с недавних пор рискуют оказаться под натиском одного конкретного старшекурсника. Хосока в жизни Юнги вмиг стало слишком много. Парень его практически преследовал. Совместные обеды, иногда под шумные рассказы Чона, иногда в молчании – в зависимости от его достаточно переменчивого настроения, повторялись почти каждый день, они сталкивались в коридоре перед парами или после – стоило ему заметить Мина, как он тут же окликал, махал рукой, подбегал, чтобы рассказать какую-нибудь бесполезную историю, произошедшую утром или во время занятий. Не то что бы Юнги волнует чужое мнение, но косые взгляды своих друзей и одногруппников он замечал. Вопросы по поводу «розового облачка» рядом с ним лились со всех сторон, он только и успевал отмахиваться. А Чон продолжал приносить ему сэндвичи собственного приготовления, делился анекдотами, отправлял смешные или милые видосы в инстаграме. Юнги не привык кого-либо отталкивать. К тому же, Хосок на него взвалился именно в тот период, когда его пожирало беспричинное, тянущее на дно чувство одиночества и ненужности. Он даже подумывал написать своей бывшей девушке, пригласить выпить или погулять, но все ресурсы на общение забирал мальчик с изобразительного, поэтому Мин эту глупость так и не совершил. Юнги совсем не удивился, когда Хосок нашел его в самом дальнем уголке библиотеки, пытающегося написать реферат за двадцать минут до начала пары. Парень опустился за противоположную сторону стола, просто кивнув в приветствие, поставил перед собой свой бордового цвета рюкзак, с которого свисал розовый, размером с кулак плюшевый заяц, ужасно мягкий на вид, вытащил несколько тетрадей и пачку разноцветных ручек. Конспекты у него все обклеены стикерами и закладками, а почерк аккуратный, буковка в буковку. У самого Мина один дохлый блокнот по всем предметам и ручка, кажется, еще с прошлого года. Парень минут пять, молча, пялился в свои записи, прежде чем захлопнуть и произнести, решительно посмотрев на него: – Хен, Чонгук сказал, тебе не с кем идти на премьеру финала. Мне тоже. Сходим вместе. Это было правдой – Юнги до сих пор не простил лучшего друга за то, что тот променял мстителей на поход в галерею с Тэхеном. Хотя если бы не он… Юнги согласился. Очень многие пытались с ним подружиться, но еще никто не шел так напролом. Хосок хороший. Открытый, искренний, оптимистичный, веселый. Непонятно, чего он нашел в Мине. Ведь других друзей полно. Юнги очень хотел, но не спрашивал, считая неудобным. Как он мог спросить? «На что тебе дружба со мной? Зачем привязался? Что нужно?» Все стало куда яснее и проще, когда Чонгук раскрыл ему глаза. – Ты ему нравишься, хен. Уже все об этом знают. Хосок питал к нему совсем не дружеские чувства. Все это время он за ним ухаживал, а Юнги подкатов просто не замечал. Это уже звучало логичнее, но теперь он совсем не понимал, что делать. Дать понять, что ему он неинтересен, подождать, пока тот сам это поймет, сказать напрямую. Разбить сердце. Хуже, чем разбивать кому-то сердце, только когда его разбивают тебе. Хосок действовал очень мило: интересовался самочувствием по утрам, приносил кофе на ранние пары, позволял себе заглядываться всего на какие-то секунды. Вопреки всему был очень осторожен и внимателен. Юнги решил подождать немного: вызови тот его на разговор, он бы аккуратно отказал и исчез из жизни парня, но тот все никак не мог собраться. В этом случае нужно было брать ситуацию в свои руки, объяснить, что да как, чтобы не мучить больше их обоих, но и сам Мин из раза в раз проигрывал себе. Подбирал слова, откладывал, откладывал, забывался, привык. Хосок уйдет, и никаких тебе сообщений со смайликами, постоянной болтовни под ухом и громкого смеха; никто не будет пытаться развеселить в дождливую погоду, ругать вместе с ним его нелюбимых преподавателей, звать в кино. Чон очень классный, таких не отпускают по собственной воле. Рядом с таким тепло и уютно. Такого хочется самому согревать и защищать от всего на свете. Это не произошло в один миг, но все стало ясно той ночью, когда Юнги, пять раз переслушав аудиосообщение от него с обыкновенным «спокойной ночи, хен», нажимал на него в шестой раз. Улыбался, зарывшись головой под подушку, не знал плакать ему или смеяться. Юнги пропал. Растворился, утонул в чувстве, заполнившем его сердце, проливающемся через его края. Он буквально мог представить, как оно выглядит. Такое же розовое, пушистое, звонкое. Сеет на участках его души желание жить, творить, отделяет от прежнего мира, тревожного, душного, чтобы показать другой, легкий и разноцветный. Его разрывает этим чувством, размазывая по серым стенам съемной квартиры, в груди воюют страх и надежда, последнея побеждает. Хочется биться головой об стену, кричать. Неужели взаправду? Не может же это быть злой шуткой? Не может вселенная показать на секунду, какого оно, его счастье, а потом забрать и спрятать. Слишком жестоко даже для нее. Сначала Юнги накрывает эйфория. Попытки осознать то, как же ему повезло, признать, что настолько прекрасные люди существуют, да еще и влюбляются в него. И как Хосок справлялся? Мин не может отвести глаз, не может наслушаться его голосом, а от обычного прикосновения чуть не взвизгивает и не прыгает до небес. Хосок кормит его картошкой фри – он плавится в переизбытке эмоций, просит пойти спать пораньше – готов лезть на стену, поправляет его волосы – почти теряет сознание. Не понимает, как провел рядом с ним так много времени и ни разу не схватил инфаркт. Чон всегда казался красивым и чудаковатым. Постепенно Юнги взял за привычку называть его искусством. Искусство – его браслеты из кубиков с буковками, искусство – косметичка, которую он таскает везде с собой, умение становиться предельно серьезным в нужный момент, крохотная родинка под губой. Его улыбка – за пределами всего существующего. И, казалось бы, вот он, твой самый лучший, преподнесенный самой судьбой, такой же влюбленный, бери и будь счастлив, но и это не получалось. После Юнги накрыла паранойя. А вдруг Хосоку и впрямь нужна только дружба? Почему он сам не дает никаких подсказок? Чонгук – тот еще «гений», вполне возможно, что увидел несуществующее. Еще он не понимал, почему Чон выбрал его. Ворчливого, вечно недовольного, несоциального, не интересующегося ничем, кроме музыки. Да он одним своим видом посылает окружающих от себя подальше. Всегда был сам по себе. Как такой, как Хосок, мог его заметить? Тот, кто дружит с половиной всего универа, включая преподавателей. Что ему могло в нем понравиться? Может, действительно просто дурацкая шутка?.. Так их отношения застряли на каком-то непонятном промежуточном периоде. Они проводили вместе почти все свободное время, вместе ели, вместе смотрели фильмы, переписывались на всякие темы. В общем, было неплохо, если не считать тех вечеров, когда до слез в глазах хотелось узнать вкус этих пренежных, персиковых губ и обнять так сильно, чтобы сердце к сердцу. Все длилось размеренно, Юнги ненавидел себя за трусость и собакой смотрел на каждого, кто подходил к Чону ближе, чем на пять метров. Хосок поцеловал его первым. Невесомо, мягко прикоснувшись полураскрытыми губами, прикрыв глаза под дрожащими ресницами. Затаив дыхание. Юнги потерялся, чуть не ухватился обоими руками за готовое в любую секунду остановиться сердце, слышал чужие вдохи-выдохи совсем близко. Парень смотрел на него с секунду, прежде чем мазнуть снова, уже мокро, сильнее, все еще нерешительно. Чон почти испугался и разочаровался — Юнги в последний момент успел к нему прижаться, подвернуть удобно голову, провести еле ощутимо языком. Они сидели в комнате у Хосока, в квартире, которую тот снимал вместе с Тэхеном, у телевизора, смотрели стражей галактики. Фильм с каждой минутой занимал обоих все меньше: Мин умилялся от чужих растрепанных волос, другой, что было неожиданно и почти смертельно для первого, схватил его за руку и игрался с пальцами, обводил кольцо на указательном, качал ладонь в воздухе, грел. Расстояние непринужденно сократилось, стало резко жарко, свитер был откинут от ненужности. Ноги переплетались, голова Хосока покоилась на его плече. Тот убавил звук и прижимался к нему сильнее, готовился. Они молчали. Испуганно смотрели друг другу в глаза, прикасались боязливо и в то же время нетерпеливо. Дорвавшись до желаемого спустя столько времени. Колючая проволока, окружившая сердце, медленно расслаблялась, растворялась в разгоряченной крови. От облегчения хотелось лить слезы. Процеловались до самого утра. Хосок на его коленях, с руками под его футболкой – Юнги обхватил его за талию и не был готов отпустить и на секунду. На вкус его губы были как ягодный бальзам, на ощупь – мягкими, ровными, ни в какое сравнение с его потрескавшимися. Они были жадными друг до друга, сталкивались языками, то углублялись, то переходили на шумные чмоки по уголкам рта. Мин боялся перейти черту, показаться грубым, сдерживал себя, наслаждался нежностью, короткими вдохами. В воздухе наэлектризовалась неловкость, хотя они оба проходили через это в своих снах не один раз. Почти не говорили и разошлись, оставив случившееся без комментариев. Немного растерянно, но будто в порядке вещей. На следующий день они увиделись на том же месте только уже в компании, той, что была при их первой встрече. Распили по два литра пива под неопределенные переглядывания, которые становились ближе к ночи смелее. Хосок был встревожен и самую малость напуган. Юнги пытался его успокоить, понимал, что это только его вина, что из-за его, придурка, нерешительности, солнышку прошлось пройти через переживания. Они даже еще не вместе, а он уже не справляется. Хоби оттаял после пьяно произнесенного Мином ему прямо в ухо: – Скучал по мне? Я весь день о тебе думал. – Нам нужно поговорить,– ответил тот непоколебимо. – Как только останемся наедине. Они выпили еще немного – Чон плавно перетек к нему на колени, около пятнадцати минут двигал своим задом в опасной близости от его паха, а потом они перестали сдерживаться и смачно засосались, забив на присутствие друзей, наблюдавших с отвисшими челюстями, и Чимина, заснувшего рядом на диване. – Ты появился и свел меня с ума,– шептал в чужие губы тот, кто хотел дождаться отсутствия свидетелей совсем недавно – Будь моим,– смотря прямо в глаза не знающему, что сказать, растерявшемуся парню. – Я согласен. Быть твоим. Я тоже схожу от тебя с ума. Они стали самой неожиданной парой университета. Тэхен ничего не говорил, но по его глазам было видно, что он не одобрял эти отношения. Между ним и Юнги очень долго держалась эта пелена недопонимания. Знал бы Ким, насколько сильно он заинтересован в том, чтобы сделать Хосока самым счастливым. Ощущение пустоты преследовало всякий раз, если он не держал руку Чона, дни без него тянулись в вечность – Юнги выживал только за счет представлений того, как сильно будет обнимать его вечером, сколько много поцелуев тот ему подарит. Его серая жизнь понемногу покрывалась яркими пятнами. Хоби подарил ему две разноцветные подушки в форме цветочков, что теперь лежат на его черном постельном, они вместе насобирали браслетов – из них ни один не подходит под цвет его одежды, но он все равно примерно носит их каждый день, Мин даже маникюр сделать себе позволил, и ходит с ним время от времени. Хосок приносит ему обеды в универ, а Юнги водит в кафешки после пар; Хосок звонит ему каждое утро и просит не прогуливать учебу, Юнги старается заставить его больше отдыхать; фильмы и вкус пиццы на вечер они выбирают по очереди, но Юнги всегда заказывает то, что любит его парень. Они идеально друг друга дополняют. У него поубавилось друзей. Если их можно было вообще так называть – некоторые из них даже не знали, что он бисексуал. Он чуть не подрался в первый раз в своей жизни, когда один посоветовал попросить Хосока сменить имидж. Юнги толкнул, сбив неожидавшего этого парня с ног, со словами «я имидж твоего ебала щас сменю» - их разняли прежде, чем они успели сцепиться. Сейчас он общается только со своей группой и друзьями Чона. И чувствует себя лучше, чем когда-либо. Хосок бы с легкостью заменил ему абсолютно всех. Первый секс случился только на третьем месяце отношений. Хосок был девственником. Ему было трудно переступить через свою застенчивость, а Юнги пугала ответственность. Стоило хоть чуть-чуть перейти границу, они оба останавливались, удерживаемые непонятно какой силой. Улыбались неловко, до утра нежились в объятиях. Это должно было случиться, когда они оба были готовы, когда желание друг друга выросло до такого размера, что не осталось места ни для каких «но». Запах кожи Хосока вперемешку со сладкой ванилью доводил до белого каления, нежная и смуглая, покрытая мурашками – в ту ночь Юнги изучил вдоль и поперек каждый ее сантиметр. Долго целовал в шею, успокаивающе гладя по волосам, в губы, в щеки. Медленно раздевал, дарил новые поцелуи за каждую снятую вещь. Тот стеснялся. Разве не видел, как действовал на него? Хосок одергивал ногу и прикрывал лицо руками, когда он водил губами по его колену, поднимался выше. Мин шептал ему нежности, называл самым вкусным, смущая еще больше. Он старался держаться увереннее, но тоже нервничал. Понимание того, что он наконец получит своего парня всего полностью, сводило с ума. Едва ли Юнги уже мог себе отказать. Их первый раз не был идеальным. Он чуть не оборвал все, посмеявшись над Чоном, когда тот продолжал вновь и вновь собирать раздвинутые им колени. До секса в полном смысле они так и не дошли. Зато Юнги понял, что трогать своего парня, доводить его до оргазма – теперь одно из любимых его занятий. Хосок кончил спустя немного, как он заменил руку языком – его голос становится низким и глубоким, когда он стонет. Чон повернулся на живот, перепачкав простыни в сперме, зарылся головой под подушкой – Юнги чуть снова не засмеялся – только он может быть таким милым спустя минуту после разрядки. Пришлось долго его уговаривать вылезти: целовать в лопатки, осыпать комплиментами, признаваться в любви – все настойчивей, пока тот мотал головой. Он мог продолжать так долго, но Хосок выбрался из-под «укрытия» после брошенной в шутку угрозы: – Малыш, если тебе не понравилось, то мы можем больше не заниматься сексом. Я не буду настаивать, мне и без секса с тобой хорошо. – Мне понравилось,– произнес, резко оказавшись совсем близко к его лицу. Был красным, как рак. Юнги и сам своего заявления испугался. Сначала не верил, что мог сказать подобное, потом подумал и понял, что не врал совсем. Мин много чего испытал за эту ночь. Добил его Чон своим «я тоже хочу сделать тебе хорошо», когда он засобирался в ванную решить все самостоятельно. И неопытными, неумелыми движениями довел до дрожи в руках. Продержался Мин, к слову, не на много дольше. Та ночь прошла иначе, чем они оба представляли, но Юнги приписал ее к самым особенным, запомнил каждую мелкую деталь. Любит ее пересматривать у себя в голове время от времени, хоть они и решили никогда о ней не разговаривать. Их первый раз был не идеальным, но зато все последующие… Несмотря на то, что каждый второй день они ночуют вместе, съезжаться, по мнению обоих, еще рано. Юнги влюбился еще раз, когда Хосок поделился своими мыслями по этому поводу. Тому было необходимо личное пространство для творчества, мыслей – для самого себя. Он был как никогда согласен. Пока его парень рядом, Мин ни на чем не может сконцентрироваться, но каждому нужно сосредотачиваться на своей жизни. На том, что было до них, есть и будет, даже если они разойдутся. Они допускают такой исход – каждый мечтает об успешной карьере в своей сфере и многое готов ради этого сделать. Непонятно, кто где будет через несколько лет. Но у них есть парные татуировки: на внутренней стороне запястья собирающиеся в друг друга, как пазл, черные треугольники. Юнги выбрал себе пустой, который заполняется татуировкой Хосока. Он не совсем понимал людей, идущих на это, поэтому, когда Чон объявил о том, что хочет тату в честь него, несколько раз переспрашивал, уверен ли тот: –А если мы расстанемся, и этот рисунок будет постоянно напоминать обо мне, тебе придется его свести. Малыш, это может быть больно,– речь шла, конечно же, не о физической боли. – А кто сказал, что я захочу тебя забыть. Ты в моем сердце, Мин Юнги, и будешь там всегда, что бы между нами ни произошло. Я буду хранить каждое воспоминание о тебе. Я никогда не хочу о тебе забывать. Да, он невероятный. Юнги много думал и тоже захотел татуировку о своем парне. Так они пришли к идее набить парные. – Если честно, я надеюсь, что мы всегда будем вместе,– нарушил тишину Хосок, когда они лежали в обнимку после салона – Это эгоистично, но я хочу, чтобы ты всегда был моим. –У нас все будет хорошо, солнце,– Мин поцеловал его в веснушчатый носик – Мы сделаем все возможное ради этого. – Я часто представляю нашу жизнь в будущем. Какой она будет через пять лет, через десять, через двадцать. – И какой же она будет?.. – Еще немного, котик, ну потерпи,– ерзает сидящий на его бедрах парень, касается его век пинцетом, что бы он там ни делал. Кажется, стоит начать молиться о сохранности своих глаз. – Ну не могу я лежать спокойно, когда эта сладкая попа так близко от моих рук,– Юнги не сдерживается и кладет ладони на чужие ягодицы, с удовольствием сминает их пальцами. – Если я сейчас сделаю криво по твоей вине, ты сегодня эту попу не получишь,– угрожает тот, и становится не до шуток. Хосок вполне способен выполнить эту жестокую угрозу, лучше не рисковать. Последним штрихом наносится липкий бальзам на губы. У Чона целая коллекция с разными вкусами – Юнги прекрасно знает каждый. Вот этот арбузный. Он причмокивает и самодовольно угукает, соглашаясь, когда его губы называют незаконно сексуальными. Потом следует пара фоток для личного макияжного портфолио, которые обещают не показывать никому, но которые увидит Тэхен на правах лучшего друга. Тот скинет Чонгуку, а этот засранец уже Намджуну с Чимином. Но плевать, на данный момент Мин может думать только об одном. Он почти срывается в ванную, чтобы быстрее смыть все и получить уже желаемое, но Хосок не дает ему это сделать. Нависает сверху, расставив руки по сторонам от головы. – Сэр, ваш макияж меня дико возбуждает,– улыбается дьявольски. И если Чон думает, что таким образом можно будет заставлять Юнги быть моделью, когда ему захочется, то он определенно правильно думает. – Через пять лет… мы будем жить в большой квартире с твоей студией и мастерской для меня. Мы будем много работать и спорить, кто сегодня выгуливает нашу собаку. – У нас будет собака? – Угу. И два кота. Они будут спать у наших ног, а песик между нами. – Ну уж нет, я не позволю кому-либо между нами лежать и мешать мне обнимать тебя. – Тогда он будет спать между котами. – Да, пусть там и спит. – Мы будем ходить в гости к Тэгукам и нянчиться с детьми Джуна и Чеен… – Через пять лет у них уже будут дети? – В моем воображении, да. – Хорошо, а что будет через десять лет? – А через десять лет будет еще лучше... Да, Юнги понятия не имеет, за что ему все это. Скольких людей, сколько миров он спас в своей прошлой жизни, чтобы заслужить в этой такого Хосока.