июнь, крапива и его джинсовка

Солнце, обжигающее небольшой зеленеющий сад во дворе, освещало переднюю сторону здания детского дома, пуская на землю резкую и прохладную тень. Воспитательница — Татьяна Михайловна, — найдя глазами скамейку, обделённую солнцем, устало присела на нее, и, провожая улыбчивым взглядом детей, которых, кажется, не выводили на улицу около четырёх дней по причине неблагоприятной погоды, помахала на прощанье ладонью, как бы говоря им «гуляйте, мои милые». За садом, усеянным разного вида насекомыми, отчего похожим на один большой жужжащий зоопарк, расстилался небольшой сосновый лес. Солнце проскальзывало через широкие ветви, разделяясь на мелкие-мелкие лучики, проходившие через всю опушку. Пейзаж вдалеке слегка плавился, что бывало при жаркой погоде, но сегодня она таковой не являлась: надел футболку — руки покрываются толпами мурашек, накинул сверху джинсовку — щёки безжалостно краснеют. Золотой середины ещё не найдено. Серёжа сегодня был в футболке. Олег же был в светлой отцовской джинсовке. Рыжеволосый резво вбежал в небольшой лес, обернулся через плечо и, заметив за собой стремительно приближающуюся фигуру Олега, хихикнул, широкими шагами ломая ветки под собой. Частое и прерывистое дыхание лишь забавляло Разумовского, заставляя его ускорить бег, щурясь от солнца, золотыми пятнами покрывшего лесную траву. Небольшой рюкзак, который был взят на прогулку и перекинут через правое плечо, сильно потрясывался на спине юноши. Поблёскивали и переливались железные значки, заботливо и аккуратно прикреплённые на него иногда Олегом, иногда Татьяной Михайловной, иногда остальными детьми из детского дома. Это вроде как традиция уже: нашёл значок — нацепи на рюкзак Разумовскому. Вновь отвлёкшись на Волкова, Серёжа охнул, зацепившись носком кед за массивное бревно, и, выругавшись, заправил рыжие волосы за уши и устремился к выходу из леса. Брюнет, измотанный своим лучшим другом, остановился, глухо топая подошвой кроссовок по земле, и, согнув ноги в коленях, облокотился ладонями на бёдра. Отдышавшись, он лишь махнул в сторону пропавшего из виду Разумовского рукой, с отдышкой прошептав что-то похожее на «ну и пошёл нахер», наклонился к тому самому бревну и, отряхнув от древесной коры металлический значок, поднял его на уровне глаз, начиная рассматривать. Олег чувствовал Серёжу рядом, глядя на аксессуар. Повертев его в руках, наблюдая за исходящими от него солнечными зайчиками, Олег непроизвольно расплылся в улыбке. Он чувствовал, но был не в силах это чувство описать. Лёгкость, бабочки, слабая дрожь рук и улыбка, вызывающая появление ямочки на его левой щеке. Похоже? Кинув улыбчивый взгляд на вещь Разумовского в последний раз, Волков подбросил значок вверх на пару сантиметров и, с размаху поймав его ладонью, положил в задний карман джинсов. Выход на другую сторону леса находился в паре десятков метров, поэтому брюнет решил и вовсе не торопиться, изредка посвистывая в ответ на пение птичек, согретых июньским солнцем где-то на верхушках сосен. Запустив руки в карманы, Олег медленно шагал между деревьев, пиная упавшие ветки, заросшие мхом. Глухой звук удара травой и слабый крик, переходящий в шипение. Волков испуганно оторвал взгляд от земли и, вынув руки из карманов джинс, ринулся в поле, к которому он вышел, нагоняя следы убежавшего Серёжи. — Серёж? — юноша забежал в траву, что высотой достигала его талии, и, для удобства передвижения подняв руки вверх, тревожным взглядом выискивал рыжую макушку в золотистом поле. — Серёжа! — парень, пробираясь вглубь травы, оставлял за собой замятую тропинку следов. На крик Олега парень не откликнулся. Волков остановился, продолжая искать Разумовского в траве, словно лесник, высматривающий грибы. Щебетание скворца за спиной брюнета сменилось тихим всхлипом и дрожащим вдохом где-то рядом. Сердце юноши пропустило пару ударов, сжавшись до размеров недавно вылупившегося птенца. Олег услышал чужой плач. Олег узнал его. Олегу больно, когда Серёжа плачет. Олегу больно, когда Серёже больно. Выдохнув весь жаркий воздух из лёгких, Волков начал ворошить ладонями траву, выискивая потерянного в ней друга. Брюнет цыкнул, отдёрнув ладонь к груди. Обжёг крапивой. Сгладив на костяшках рук пластыри, бережно налепленные Разумовским с утра, Олег опустил голову вниз, уперевшись носком кроссовка в чужое колено. — Серёжа... — прошептал Олег, поджав губы и присев на корточки, слегка брезгуя, но всё же опустив колени на землю. — Хэй!... хэй, Серёж... — юноша округлил голубые, полные переживаний глаза и, потянувшись ладонью к лицу Разумовского, смахнул сверкнувшую на щеке слезу. Рыжеволосый сидел, приложив левую руку к правому плечу и зажав нижнюю губу зубами. Кончик носа и уголки глаз покраснели, спускались по щеке струйки слёз, которых парень стыдился. Олег заметил. Челюсть Разумовского была плотно сжата, выделяя бледные скулы. Плечи часто вздрагивали. Серёжа сдерживает всхлипы. Пытается, не выходит. Олег, приоткрыв губы, но не сказав ни слова, лишь сел плечом к плечу с Серёжей, всё так же не двигавшимся с места. — Ты как? — прошептал где-то над ухом брюнет, не отрывая взгляда от рук юноши. — Дай посмотреть! Серёж! — рыжеволосый мотал головой, вытирая нос тыльной стороной ладони. Волков прорычал себе под нос что-то неразборчивое, встал с травы и, переползая на другое, уже примятое упавшим Серёжей место, сел напротив друга. — Дай сюда я сказал! — выпалил он разгоряченно и потянул чужую руку на себя — всю покрытую крапивными ожогами. — А вторая? — обе руки в багровых пятнах, нанесённых высокой крапивой, жертвой которой Олег тоже стал, но, слава богу, гораздо в меньшей мере. Волков, нервничая, нашёл Серёжин рюкзак и, резко оттянув молнию, остановился, потянувшись правой рукой в карман собственных джинсов. Рыжеволосый только тихо всхлипывал, стирая большим пальцем капающие с подбородка слёзы. — Что ты делаешь? — уложив ладони на траву перед собой, спросил Разумовский. — Во-первых, ты проебал значок, когда бежал, — начал раздражённый и одновременно испуганный всей этой ситуацией Олег, цепляя значок за ткань рюкзака. — И вот, спрашивается, зачем ты так нёсся? Ладно, понимаю, весело, все дела, но ты думал хотя бы? Я сейчас пиздецки переживаю, Серёж. — Он взглянул в глаза рыжеволосому, который, последний раз всхлипнув, подавил подступающие слёзы и успокоился. — А во-вторых, я знаю, что у тебя в рюкзаке всегда лежит вода, так что руки можно охладить ею. — Он вновь окунулся в основной карман рюкзака, вынув из него скетчбук, чтобы бутылку было найти легче. — А вот с лицом что делать... не знаю... — на выдохе прошептал брюнет. Наконец, выудив из, казалось бы, бездонного рюкзака Серёжи бутылку с водой, Олег потянул на себя его руку, пытаясь не задевать ожоги, оставил её висеть над землёй, открутил крышку и, стреляя пугливым взглядом то на Разумовского, то на его руку, начал поливать струёй воды его запястье. Рыжеволосый болезненно зашипел, на что Олег, нервничая от собственных действий, мог лишь шептать успокаивающее «тихо, тихо». Закончив с левой рукой, Волков потянул на себя правую, застыв в Серёжиных глазах на пару секунд. — У тебя волосы в траве запутались. — Хихикнув, выпалил брюнет в своё оправдание и мимолетно потянулся вытаскивать соломинки из длинных прядей юноши. — Всю романтику испортил! — цокнул Разумовский, сложив руки на груди, но после мгновенно расцепил их, ойкнув от боли. — А ты романтику хотел? — А на этот вопрос... — парень опустил взгляд на примятую траву. — я отвечать не буду. — и незаметно улыбнулся. Волков хмыкнул и, не задумываясь, потянулся к левой щеке друга, невесомо поцеловав его в самый яркий ожог. — Ай! — воскликнул Серёжа то ли от неожиданности, то ли от стрельнувшей в щёку боли. — Ты... ты что делаешь? — прошептал он смущённо. — Как что? Охлаждаю ожоги от крапивы. — самодовольно улыбнулся брюнет, вновь сгладив пластыри на руках и отвернувшись в сторону рюкзака, убирая бутылку с водой обратно. — У тебя на лице, между прочим, их тоже немало. Волков застегнул рюкзак, поднялся с земли и, стянув с себя джинсовку, перекинул его через плечо. — Лови, — светлая ткань полетела прямиком в лицо Серёжи, сияющее от улыбки. — замёрзнешь а то, а ещё не хочу, чтобы тебе влетало от Михайловны за крапиву на руках, так что надевай. — Олег хмуро сдвинул брови к центру, наблюдая за поднимающимся юношей. Разумовский худой. Очень-очень. Так что джинсовка, даже на Олеге смотревшаяся великоватой, на нём выглядела как мешок, что Волков сразу и подметил, назвав рыжеволосого милым. По лесу оба шли молча. Но это молчание для обоих было максимально комфортным. Тишина, не считая хрустящих под ногами веток, жужжащих мошек и пения птиц, конечно же. Олег нёс на себе Серёжин рюкзак, приобнимая парня за спиной, а тот, положив голову на волковское плечо, дышал запахом его джинсовки. И улыбался. А потом смущался. Думал о том, что Олег всё это видит и считает его влюблённой нищенкой какой-нибудь. Но парни не начинали говорить, считая каждую секунду нахождения вдвоём. Выйдя из леса на опушку, брюнет спустил руку с плеча Серёжи, оглянув его с головы до ног. Рыжеволосый тихо хихикнул, смотря на Олега, который машет ладонью Татьяне Михайловне, что, кажется, успела постареть года на три за тот период времени, в который парни пропали из её виду. — Мальчики! — воспитательница натянула край пледа на плечо, осматривая сначала счастливого Олега, а после Разумовского, довольного и одетого в джинсовку соседнего. — Вы куда пропали? Двоих в группе не досчитала, испугалась, что же вы? — она полезла обнимать каждого из них: Волков начинал придумывать оправдания, утыкаясь практически в материнское плечо, а Серёжа болезненно зашипел, когда женщина коснулась рукой его предплечья. — Да мы... в лесу гуляли! — сверкнул улыбкой Разумовский, уставившись на брюнета. — А ты чего, Серёженька, в джинсовке Олеговой? — поинтересовалась воспитательница, услышав вопрос которой, Серёжа замялся, тихо прокашливаясь. Волков, состроив губы в улыбке, перекинул руку рыжеволосому через плечо и очень даже правдиво ответил: — Он, это, замёрз, а я ему дал... джинсовку дал! — оговорился Волков. Серёжа прыснул от смеха, наклонившись вперёд, после чего Олег повторил то же самое, осознавая всю абсурдность произнесённого. Татьяна Михайловна незаметно посмеялась и, напомнив мальчикам про скорый ужин, зашла в дом. Парни, продолжая идти в обнимку, шагали по заднему двору, хихикая и обсуждая нелепое падение Серёжи, поцелуй и вовсе не смешное оправдание, с которого оба заливаются смехом до сих пор. — Люблю я тебя, знаешь? — совершенно спокойно проговорил Разумовский, провожая взглядом заходившее солнце. — Интересное заявление. — хмыкнул Волков, пнув перед собой камень. Он поднял голову, решив повернутся к Разумовскому, чтобы вновь, как бы ненароком пересечься с ним взглядом, но тот, видимо, подумал совершить то же самое и они, в один момент обернувшись друг на друга, столкнулись носами. Серёжа чмокнул брюнета в щёку и отвернулся, пряча в его джинсовке покрасневшие уже не от ожогов щёки. Олег засмеялся, заботливым и по-кошачьи влюблённым взглядом наблюдая за его смущением.