Прости меня, моя любовь.
Серёжа тихо шепчет адресованные в никуда слова, сидя на ледяном синеюще-белом кафеле пола психиатрической больницы. Птица над головой зверски изгибалась, истерически хохоча непонятно над чем, но Разумовский продолжал молитву, которую начал.Поздно. О чём-то думать слишком поздно.
Серёжа приглушённо пел, не придерживаясь никакого темпа, отчего казалось, будто он просто читает стих, певуче растягивая гласные. Так красиво, так нежно и чувственно, наполняя каждую букву великим смыслом. Смотритель, что безостановочно наблюдал за поведением парня, всполошившись побежал за доктором. Его можно понять: от Разумовского не исходило никаких звуков, кроме шумного дыхания и тихих стонов, вызванных распирающей головной болью. А тут целое пение.Тебе, я чую, нужен воздух.
И, пока вокруг происходит хаос, в котором вокруг бегают врачи, гремя связками ключей от клеток, в котором Птица оглушающе разрывается от смеха, Серёжа, погрузившись только в свои мысли, пел песню. А в мыслях он. В синих джинсах, поношенной куртке и дурацкой шапке с острым козырьком. Он. С низким голосом, пробуждающим всех бабочек, что притаились в самом низу живота. Гром среди ясного неба.Лежим в такой огромной луже.
Люди в белых халатах окружили Разумовского. Некоторые снимали видео, некоторые только записывали голос, некоторые делали пометки в блокнотах с заумным видом, будто они решают судьбу человека. Птица зверствовала. Казалось, будто её вот-вот разорвёт на части из-за смеха, будто она лопнет, словно воздушный шарик.Прости меня, моя любовь…
Серёжа начал петь немного громче, зажмурив глаза настолько сильно, что стали вырисовываться цветастые блики, словно узоры в калейдоскопе. Все вокруг, словно заколдованные, наблюдали за каждым неуловимым жестом Серёжи, за каждым поворотом головы, за небрежными движениями ресниц и изгибами бровей.Джинсы воды набрали и прилипли.
Вся суматоха действовала на нервы, но это намного лучше непрекращающихся речей Птицы о завоевании мира. Она, кстати, не прекращала смеяться за спиной. Но Разумовского не волновала обстановка вокруг. Все мысли были забиты им. Словно поселившись в голове Серёжи, он делил жилплощадь с Птицей и кучей транквилизаторов.Мне кажется, мы крепко влипли. Мне кажется, потухло солнце. Прости меня, моя любовь.
Серёжа обращался напрямую к нему, словно всех этих людей не было, словно чёрный демон пропал, растворившись в небытии. Разумовский просил прощения у Игоря. За то, что он не смог контролировать демона внутри, за то, что ударил Грома бутылкой по затылку, за то, что получилось, будто Серёжа обманул его. Он умолял, он призывал, он молился.Прости меня, моя любовь.