Спустя два месяца
- Вынужден признать, что недооценил Чёрного Купидона. До сих пор мои поиски практически тщетны. - Как говорится, и на старуху бывает проруха. Ты не всесилен, Мори. - Зато хотя бы сам как дед не говорю. Впрочем, у тебя и цвет волос за седой принять можно, так что... - Они всегда такими были. Лучше скажи, мой работник опять у тебя? - Уточняй, который. - А, то есть, они оба у тебя. - Ну, Ацуши обычно как раз в это время "незаметно" сбегает через окна Акутагавы... А Дазай, кажется, решил в Мафии прописаться. Я было подумал , что он такими темпами вернётся к нам насовсем, но за время работы у тебя парень совсем разленился. Можешь не переживать, в таком состоянии он мне не слишком интересен. - Ну, спасибо за одолжение - хмыкает Юкичи. - А я, между прочим, лишился перспективной сотрудницы. - И кого же? - Хигучи. Может, помнишь - она как-то приходила к вам в Агентство под видом клиентки. - И заманила моих сотрудников в ловушку, помню-помню. Лишился, в смысле, её убили? - Нет, она уволилась. - Не знал, что из Мафии можно так просто уволиться. Дазай - особый случай, он всегда лазейку найдет. - Дазай сбежал как дезертир. А Хигучи девочка ответственная, подошла и напрямую со мной поговорила. Конечно, рот ей лучше держать на замке, но она и сама это прекрасно понимает. Так что вряд ли возникнут проблемы. Но она была действительно неплохой работницей. Может, даже незаменимой. Теперь ума не приложу, кого дать Рюноске в напарники вместо неё. - Ну, сочувствую твоим проблемам... А почему ушла-то? Это связано с тем, что ей сделали ментальную операцию? - Да, но не так, как ты думаешь. Операция не изменила её личность или что-то такое. Только избавила от безответных чувств к другому члену Мафии. Видимо, основной причиной нахождения Ичиё здесь являлась как раз влюблённость в того человека. - Раз так, скорее всего, сейчас она идёт по правильному для себя пути. Ты должен за неё порадоваться. - Да я радуюсь. Где-то очень глубоко в душе. А на поверхности, знаешь, всякие неприятные организационные вопросы. - Ладно, мне пора. Когда Дазай попадётся тебе на глаза, передай ему, что на работу нужно хотя бы пару раз в месяц заглядывать. - Я скажу, но вряд ли это поможет - Огай усмехнулся, - Хотя, я думаю, ты так и так скоро его увидишь. Они с Чуей уже почти месяц не ругаются настолько, чтобы Дазай ночевал в коридоре. Значит, скоро точка кипения будет достигнута, и пока они не помирятся, наш гений от скуки и на работе наверняка появится. - Даже не знаю, имею ли право радоваться в таких обстоятельствах. Если буду, то словно приму такие странные отношения. - А почему бы не принять? Это их личное дело. Устраивает - ну и ладно, главное, чтобы общему делу не мешало. - Ты так спокойно к ним относишься. - Повоспитывал бы их с 15 лет, тоже бы уже смирился. Тут либо так, либо постоянно борешься с желанием их прибить. - Ладно, последую твоему совету. Мне правда пора, Мори. - Беги уж, занятой. Босс Мафии отключил звонок и с наслаждением потянулся, подходя к панорамным окнам, сейчас не закрытым плотными шторами. Красивый рассвет. И на его фоне особенно забавно смотрится фигурка с тигриными лапами, ловко спускающаяся с десятого этажа. Сегодня он как-то поздно. Огай проводил взглядом Накаджиму, пока тот не скрылся за поворотом, и вернулся к столу. Его ждал непочатый край работы.Часть 1
12 мая 2021 г. в 12:29
Пробуждение было ужасным. Пожалуй, утром, когда произошёл инцидент с Мёртвым яблоком, Ацуши чувствовал похожую панику.
И всё-таки сегодня ситуация определённо хуже. Он задыхается. Проснулся с дико вытаращенными глазами из-за того, что не мог вдохнуть ртом. Что-то в лёгких мешало. А потом ещё и тошнота прибавилась.
Парня скрутило прямо рядом с футоном и наружу обильно полезло что-то. Зато когда спазмы, наконец, прекратились, ему стало легче. Правда, слабость ужасная. Но он хотя бы снова может дышать.
Человек-тигр посмотрел на пол и среди жидкости и остатков вчерашней лапши, от вида которых его снова чуть не стошнило, с удивлением заметил лепестки каких-то цветов. Похоже на розы или тюльпаны. Но откуда они взялись у него внутри? Таких пищевых пристрастий у него нет.
Ну ладно. Наверное, отравился чем-то. Если подумать, вчера он ел с Дазаем, и... ну это же Дазай. Может, он решил подшутить и что-то напутал. Или организм Накаджимы отреагировал сильнее, чем предполагалось.
Внимательно прислушавшись к себе, блондин не заметил признаков сильного недомогания. Ну, кроме проклятой слабости, которая так никуда и не делась. Но слабость потерпеть можно. Это не повод пропускать работу.
Мысленно поблагодарив небеса за то, что этой ночью Кёка ночевала не здесь и не была свидетелем недавней неприятной сцены, Ацуши быстро прибрался, открыл окно, чтобы проветрить и ушёл в Агентство. Воров они не боялись — район не тот, в котором можно обнаружить жителей, обладающих хоть чем-то ценным.
В то время как блондин, тихо насвистывая себе под нос и в целом, будучи вполне довольным жизнью, направлялся на место работы, он ещё не подозревал, что пиздец остановился буквально за углом.
Впрочем, счастливое неведение продолжалось недолго.
Перед самим Агентством ему опять сильно поплохело и пришлось сунуться в переулок поблизости, хоть Накаджима и не любил так поступать. Но выбора не было.
Его снова вывернуло. На этот раз уже просто желчью с теми же самыми проклятыми жёлтыми лепестками. С отвращением посмотрев на всё это, Ацуши понял, что начинает злиться. По пути сюда он решил, что Осаму не так уж часто над ним подшучивает и, скорее всего, навредить своему коллеге не планировал. Так просто сложилось.
Но сейчас, даже если так всё и было, просто промолчать блондин не собирался. Нужно донести одному суициднику, что не все разделяют его стремления. И что в будущем нужно лучше продумывать шалости. С его-то гениальным мозгом задача несложная.
Однако планы переменились, стоило зайти в общий кабинет. Потому что вокруг творилась суета. Обычно она начиналась только если случалось что-нибудь серьёзное. Ацуши тут же настроился вникать в проблему и поймал пробегающего мимо Рампо, выглядящего тоже необычно спешащим.
Детектив рассеянно посмотрел на него и было отвернулся, потом резко повернулся обратно и пристально на него уставился. Теперь Накаджима стушевался — он не привык к такому вниманию со стороны Эдогавы.
- Что-то случилось? - Не слишком уверенно промямлил блондин.
Рампо резко кивнул и заговорил опять-таки серьёзно: - Да. И, к сожалению, тебя это касается напрямую.
- Да? - Ацуши судорожно стал перебирать в голове, что же могло пойти не так по его вине. Вроде никаких серьёзных косяков. Разве что... - Опять Акутагава? - блондин нахмурился. С тех пор, как они дали друг другу те обещания, прошло не так много времени. Вполне вероятно, хозяин Расёмона не сумел сдержать своё и снова начал убивать. Может, до этого момента он действительно сдерживался, а теперь сорвался? И его жертвы колоссальны? Виноват ли в таком случае Ацуши в смерти тех людей? Косвенно, наверное, да.
- Интересно, что первым делом ты подумал о нём — задумчиво протянул Рампо, - Но нет, это не он. И, скорее всего, даже не Мафия. Потому что они тоже под ударом.
Ацуши совсем растерялся. Кому могло понадобиться нападать на Мафию? И каким боком это касается самого Накаджиму?
- Прости, что даю такую обрывочную информацию — вздохнул Эдогава, - Мне срочно нужно позвонить. Это не займёт много времени. А потом я расскажу более обстоятельно, ладно? - И, не дождавшись ответа, вырвался из слабой хватки и унёсся к своему столу.
- Ацуши, ты болен? - К нему подошла Кёка и требовательно потеребила за рукав.
- Привет — на автомате кивнул парень, - Болен? Ну... нет, вроде.
- То есть, тебя не рвёт лепестками цветов? И дышится всегда нормально? - Не отставала синеволосая.
- Откуда ты знаешь? - У Ацуши появилось нехорошее предчувствие, что он либо недостаточно хорошо убрался в комнате, либо его заметили рядом с Агентством. Ни один из этих вариантов его не радовал, конечно.
- Так это случилось?
- Да. Ты это имела ввиду под болезнью?
Идзуми поникла на глазах: - Мне так жаль, Ацуши.
- Что такое? - Встревожился блондин, - Да не переживай ты так, просто съел что-то не то, или это дело рук Дазая...
- Нет — скорбно покачала головой девушка, - Ты ошибаешься. Это действие способности одного эспера. Но ты, главное, не отчаивайся. Если что, мы поможем тебе — Кёка решительно вскинула голову и её горящий взгляд ввёл Накаджиму в ещё большее недоумение. Неужели утренний инцидент это что-то настолько серьёзное?
Как раз к этому моменту вернулся Рампо и объявил, что сейчас экстренный сбор в зале совещаний.
Там обнаружились почти все члены Агентства. По большей части остальные выглядели как обычно, и это немного успокоило Ацуши. Правда, потом он увидел своего наставника, и улёгшаяся тревога вновь взвилась как змея, которой наступили на хвост. Дазай выглядел как оживший покойник. Воспалённые глаза, свалявшиеся волосы, хриплый кашель, в котором он согнулся примерно на полминуты. Общий весьма измождённый вид.
Блондин привычно сел рядом, кивнул в знак приветствия. Осаму, будучи даже в таком состоянии, попытался привычно улыбнуться, но тут же снова закашлялся, слегка нахмурился и больше не шевелился. Видимо, так ему было легче.
Президент встал во главе стола и начал без обиняков: - Всех приветствую. К сожалению, у нас проблема. У нас и Портовой мафии. В этот раз они не противники, а собратья по несчастью. Сегодня ночью, предположительно после трёх часов, эспер под прозвищем Чёрный Купидон применил свою способность. Пока неизвестно, на конкретных людях или на всех членах наших организаций. Мы с Огаем предполагаем, что на всех или, во всяком случае, на многих, потому что это проще. И, потенциально, выведет из строя больше людей. На данный момент, насколько мне известно, случаев развития синдрома «Ханахаки» - также называется способность Чёрного Купидона — не обнаружено ни у других эсперов, ни у простых людей. Хорошая новость в том, что пострадали не все. У нас только Дазай и Ацуши — на этом моменте тигр громко сглотнул. Тревога всё усиливалась и усиливалась, и вскоре, наверное, превратится во что-то, что ему будет всё сложнее скрывать от окружающих.
- Плохая — продолжил Фукудзава после маленькой паузы, - в том, что синдром Ханахаки действительно опасен для тех, кого поразил. Ханахаки похожа на болезнь. Длится примерно три дня. Симптомы: периодически становится сложно дышать, присутствует рвота и кашель с лепестками. Может быть слабость, как при гриппе, головная боль, дезориентация. Также важный момент — Ханахаки не совсем причина, способность скорее становится неким катализатором. А причина в ваших чувствах. В романтической привязанности к кому-то, кто по вашему мнению не отвечает взаимностью. Проще говоря, безответная любовь. Обычно страдания моральные, а Чёрный Купидон переносит эти ощущения в физическое поле. Ну, или усиливает. Поэтому, выхода у заболевших всего два. Первый — предпочтительный — признаться объекту ваших чувств. И если всё не так безответно, как вам казалось, вы вылечитесь. Второй — обратиться к эсперу-медику в области психологии, чтобы он немного подправил ваше отношение к любимому человеку. Если такая «операция» пройдёт успешно, вы избавитесь от влюблённости искусственным путём. Если после операции не контактировать с человеком, из-за которого вы заболели, до конца трёхдневного периода действия Ханахаки, вы также вылечиваетесь. Но этот способ не идеален, потому что это вторжение в ментальную сферу, причём довольно грубое. Последствия влияния на психику непредсказуемы. Вплоть до того, что нормальный человек после операции постепенно становится психопатом, потому что у него отключается эмпатия. Такие случаи были. Хотя, такая участь постигает не всех, рисковать мне бы не хотелось. И последнее — Президент глубоко вздохнул, посмотрел на них с Дазаем и припечатал: - Если не делать ни первого, ни второго, на исходе третьего дня заболевшие умирают.
В гнетущей тишине внезапно раздался истерический, с хрипами, смех Осаму.
В Мафии ситуация сложилась не так удачно. Среди подчинённых Мори заболевших оказалось пятеро. С учётом того, каким непростым было лечение, какой способ не возьми, такое количество значительно. С другой стороны, могло быть хуже — философски подумал Босс, - Если бы заразилась половина организации, было бы куда тяжелее.
И тем не менее, то, что все эти пять человек являлись членами высшего эшелона, печалило. Потеря даже одного из них сильно скажется на Мафии.
Кроме, быть может, Хигучи. Хотя она отлично срабатывалась с Акутагавой. Неизвестно, найдётся ли ещё хоть кто-то, кто сумеет с ним совладать. Ну что ж, постараюсь спасти их всех — решил Огай. Правда, не так уж и много он мог для них сделать. Ну, выходные на время болезни и пару после — это конечно. Ещё нужно связаться с эспером-психологом. И, возможно, кому-то из них придётся вставлять мозги. А то все же такие гордые, сильные и независимые. Мори опасается, что некоторые скорее предпочтут операцию, несмотря на возможные последствия, чем просто пойдут к нужному человеку и покажут свою уязвимость.
Так-то Босс обычно не лез в личную жизнь своих подчинённых, было незачем. Но сейчас, быть может, придётся кого-то подтолкнуть. Потому что если они выживут, но станут психопатами, скорее всего, работать так же эффективно, как раньше, не смогут. Психопатами сложно управлять, сложно предугадать их поведение и реакции. Таким работникам трудно доверять.
Впрочем, не менее вероятно, что они и сами разберутся, всё-таки в подчинённые он берёт не абы кого.
Тачихаре было не так плохо, как он ожидал после рассказа Босса о симптомах Ханахаки. Будучи одним из жертв Чёрного Купидона, он всё же оказался в более выигрышном положении, чем коллеги и те придурки из Агентства. Благодаря скелетам в шкафу, о которых не знала даже Мафия, его тело было подготовлено ко многим возможным неприятностям. В том числе и к Ханахаки. У него не так сильны были симптомы, и срок болезни длиннее — вместо трёх дней целая неделя. Однако, на седьмой день и он умрёт, если ничего не предпринять. А что тут можно сделать? Только эспер-психолог и остаётся. Потому что в отношении к нему любимого человека сомневаться не приходилось. Ну как любимого. Скорее, это была какая-то нездоровая похоть вперемешку с диким желанием удавить скользкую гадину. А вот и он, мило болтает со своим братиком. Как же раздражает. С кем-то Гин может быть нормальным, но в сторону Мичизу только и делает, что плюётся. Не то, чтобы Тачихара не понимал почему. Он сам постоянно задирал угрюмого молчуна, логично, что тот не проникся к нему положительными чувствами. Но всё равно бесит.
Это даже странно, что среди пятерых заболевших на всю Мафию, двое из них Акутагавы. Семейное у них, видимо, влюбляться не в тех людей. При мысли, что Гин по кому-то сохнет, да так, что подвергся Ханахаки, перед глазами белеет от злости. Раньше-то Мичизу думал, что Акутагава-младший холоден как лёд и отношения ему в принципе не нужны. Это немного успокаивало по ночам, когда и в мыслях, и во снах преследовали картины порнографического содержания с чёртовым брюнетом.
А теперь выясняется, что Гин тоже человек. И ему кто-то, блять, нравится.
Интересно, это девушка? Вообще, Гин всегда казался слишком утончённым для парня, каким-то пидарковатым. Не в последнюю очередь из-за этого Тачихаре он сразу не понравился. Слишком женственное лицо, худой, какой-то совсем не внушительный. Не воспринимался он парнем. Но и за девушку тоже принять было сложно с его-то взглядом, метающим ножи, и общей угрюмостью и неразговорчивостью. Мичизу он казался чем-то средним, андрогинным. А ещё эти чёртовы ключицы, вызывающе выпирающие, так и просящие, чтобы их укусили. Когда у него впервые встал при взгляде на эти ключицы прямо при Гине и Хироцу, Тачихара осознал, что конкретно попал.
Честно говоря, с девушкой представить Акутагаву-младшего тяжело. С другой стороны, Тачихара видел его только с одной стороны. Хрен знает, как он себя ведёт с симпатичными ему людьми.
А может, это и не девушка... Тачихара сжал зубы и тут же закашлялся. С ненавистью посмотрел на несколько издевательски ярко-жёлтых лепестков и выбросил в ближайшую мусорку. Когда он вернулся на свой наблюдательный пункт — за угол, из-за которого следил за причиной своих страданий, Рюноске уже ушёл. Гин стоял, прислонившись к стене и прикрыв глаза. Ему явно было нехорошо. Видать, чувства совсем безответные. По этому поводу у Мичизу двойственные ощущения. С одной стороны, ревность, когтями сжимающая внутренности при мысли об избраннике или избраннице Гина, немного попускает. С другой — как бы черноволосый не бесил, видеть его в таком состоянии не хочется. И уж тем более думать, что он умрёт.
Тачихара подошёл к Акутагаве, сам не зная, что собирается говорить. Но просто уйти, оставив его торчать в коридоре, не получалось.
Его приближение заметили на расстоянии метра. И не замедлили отреагировать — Гин схватился за нож и посмотрел даже с ещё большей ненавистью, чем обычно.
- Эй, расслабься — Мичизу поднял пустые руки, - Мы сейчас в одной лодке. Думаю, не время для этого, есть проблемы посерьёзней.
Брюнет посмотрел с подозрением, но, помедлив, всё-таки убрал нож.
- Вот и хорошо — продолжая держать руки на виду, Тачихара медленно подходил, стараясь не делать резких движений. Будто дикого пса приручаю — мысленно хмыкнул он.
- Чего тебе? - Неприязненно спросил Гин, которому явно не хотелось находиться в обществе напарника.
А вот самому Тачихаре хотелось. Ещё как. Ханахаки усиливал притяжение к объекту чувств. А он и так почти всегда боролся с искушением оказаться к Гину как можно ближе, может, случайно коснуться. В той же драке. Ещё хотелось внимания любимого человека. Ну и, находясь рядом с ним, было чуть проще терпеть симптомы синдрома.
- Почему ты здесь? - В конце концов, Мичизу остановился в шаге от безумно привлекающего его парня, каждую минуту напоминая себе, что подобраться ближе лучше даже не пытаться. Спугнёт подозрительного Акутагаву и всё.
- В смысле? - взгляд Гина говорил о том, что он считает собеседника полным тупицей. Ну, не то, чтобы это было чем-то новеньким.
- Почему не идёшь к тому, из-за кого ты заразился. Ты признавался этому человеку?
- С чего такая заинтересованность? - Гин вскинул бровь, и у Тачихары зачесались руки провести по ней пальцами. А потом можно взять узкое лицо в руки и поцеловать губы, вечно скрытые под маской. Можно было бы. Где-то в параллельной вселенной.
- Ну, может, ты прослушал, что нужно делать — пожал плечами Мичизу, на автомате переходя обратно к издёвкам.
- Я не идиот — почти зашипел Гин и с видимым трудом оторвался от стены, собираясь уйти.
- Стой — Тачихара схватил его за руку и замер, поражённый ощущением. Он помнил, что Ханахаки усиливает всё, связанное с объектом чувств, но не ожидал, что его продерёт до мурашек от простого прикосновения с кожей Акутагавы-младшего.
- Ты чего делаешь? - Гин усиленно старался вырвать собственное запястье, а парень рядом с ним понимал, что не может его отпустить. Признаваться было полным идиотизмом, и Тачихара знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, только зря унизится. И всё-таки он не мог даже не попытаться. Не мог уйти к тому эсперу-психологу и стереть из себя причину мучений последних нескольких лет, так ни разу и не поцеловав невозможные губы Гина, случайно увиденные однажды и впечатавшиеся в подкорку. Наверное, после операции ему будет плевать на поступки прошлого. И тем более на мнение Гина о нём. Господи, наконец-то, ему будет плевать.
Придя к таким выводам, Мичизу решился. Резко двинувшись вперёд, он прижал Акутагаву к стене, обнял, вцепившись клещом, и несколько долгих секунд всматривался в серые глаза напротив. Затем, с мученическим стоном он положил голову на плечо брюнета и попытался не начать позорно плакать.
Ошеломлённый происходящим и ослабленный синдромом, Гин замер у него в руках с недоуменной физиономией и практически не сопротивлялся. Сейчас, пользуясь короткой заминкой, сорвать медицинскую маску и поцеловать его не составило бы труда. Тачихару не пугало, что потом ему гарантированно заедут кулаком в лицо или плюнут в него же со словами, что это отвратительно.
Но, находясь так близко от желанного, парень понял, что не хочет, чтобы это был насильный поцелуй. Не хочет, чтобы он был последним, что запомнит Гин о прошлом Тачихаре, которому ещё не сделали операцию.
И, вместе с тем, отпустить брюнета было невероятно тяжело. Это нужно было сделать, нужно было отправить его или к объекту чувств, или к эсперу-психологу, чтобы кто-то из них избавил от Ханахаки.
Но Тачихара решил постоять так ещё хотя бы несколько минут. Пока Акутагава-младший не опомнится. До этого момента оставалось всё меньше мгновений.
Они стояли в полной тишине какое-то время. Нарушил её, конечно же, Гин. Непривычно мягким голосом он поинтересовался: - Что ты делаешь?
- Жду, пока ты оттолкнёшь меня — глухо сказал Мичизу, не желая отодвигаться от тонкой шеи в нескольких сантиметрах от его лица. Её так хотелось поцеловать или укусить.
Они помолчали.
- Только не говори мне, что... человек, из-за которого ты заразился — Гин замялся, но всё-таки договорил, - Это я?
Ответ казался Тачихаре очевидным, так что он продолжал молчать.
- Ответь мне, да или нет — потребовал Акутагава каким-то ломким голосом.
- Да — Мичизу глубоко вдохнул запах Гина, пытаясь не выдыхать и задержать его внутри как можно дольше. Пытаясь запомнить, - Прости за всё, что произошло за последние минут пятнадцать — с трудом он сделал то, что должно, и отодвинулся от по-прежнему застывшего Гина, - Это всё из-за синдрома, понимаешь? - Привычный насмешливый тон дался нелегко, но хотелось закончить не на совсем похоронной ноте, - Не могу себя контролировать — парень отвернулся.
Ну, по крайней мере, он смог его обнять. Уже неважно, скоро предстоит визит к эсперу-психологу. И потом станет похуй. Не так уж и плохо. По крайней мере, больше никаких мокрых снов и неистовой дрочки, которой всегда недостаточно.
- Это правда? - Раздалось сзади, когда Мичизу уже морально настроился вернуться к Боссу и попросить записать его к эсперу как можно скорее.
- Ты решил напоследок поиздеваться? - Тачихара мгновенно разворачивается и прилетает на прошлую свою позицию — близко-близко к несносному Акутагаве, не понимающему с первого раза, - Да, правда! Три года, три года я сохну по тебе, как школьник. Пытался не думать, забыть, заменить кем-то — всё без толку. Всё не то, понимаешь? Почему-то тянет к тебе, как ёбанным магнитом! И я не могу ничего с этим поделать — яростная тирада заканчивается горьким выводом.
- Я не могу поверить — легко качает головой Гин, во все глаза глядя на него. В кои-то веки они не наполнены ненавистью или презрением. В них — громадное удивление и что-то ещё, что Тачихаре никак не удаётся идентифицировать. Но он уже и не пытается.
- Да какая теперь разница? - Мичизу морщится. Он чувствует усталость и бессилие. Наверное, где-то очень глубоко в душе у него всё-таки была надежда, что если он признается, у них что-то получится? Как же глупо. Слишком наивно для такого человека, как он.
- Вообще-то, большая — непонятно сообщает Гин и внезапно подаётся вперед. На этот раз инициатором обнимашек становится он. Зато пришёл черёд Тачихары охуевать от событий.
- Хочешь посмеяться? Ты мне тоже нравишься. Я заразился Ханахаки из-за тебя, Тачихара — Гин поднимает голову и его глаза светятся таким счастьем, что сначала Мичизу становится лучше просто от их вида, а уже потом до него доходит смысл слов.
Первая реакция — аналогичная той, которой отреагировал Акутагава. Но чем дольше Гин смотрит на него этим сияющим взглядом, тем меньше сомнений.
- Так просто не бывает — усмехается Мичизу. Это какое-то чудо, что их симпатия взаимна, - Думаешь, мы вылечимся?
- Я надеюсь — пожимает плечами Гин, а потом враз мрачнеет, и Тачихара начинает бояться, что сейчас брюнет скажет что-то вроде «Я пошутил, отойди, уёбище». Акутагава-младший вроде не склонен к подобным жестоким шуткам, но иррациональная тревога не желает утихать.
- Мне нужно кое-что сказать — начинает Гин, - Дело в том, что ты не всё обо мне знаешь.
Ты так-то обо мне тоже — думает Мичизу, вспоминая тот самый скелетище, о котором ни в коем случае не должна узнать Мафия.
- Я девушка — набирается с духом Гин и дырявит его напряжённым взором. А Тачихара зависает. Он настолько привык считать Гина, то есть Гин, парнем, что сразу поверить в обратное тяжело.
- Сейчас я всё ещё тебе нравлюсь? - Спрашивает Акутагава, становясь всё более расстроенной, кажется, делая свои выводы из молчания Тачихары.
Он встряхивается, прогоняя оцепенение, - Слушай... мне трудно так резко перестроиться. Но... - Парень ещё раз оглядывает коллегу, постепенно принимая мысль, что все его терзания касательно смены ориентации были напрасными.
Если подумать, какая разница, парень или девушка? Больше всего Тачихару беспокоило убеждение, что ему никогда не ответит взаимностью этот конкретный человек. И раз уж чудо свершилось, нечего заморачиваться на мелочах.
- Ты мне нравишься. По-прежнему — твёрдо заявляет Мичизу, видя облегчение на лице Акутагавы-младшей, - Я влюбился именно в тебя, так что пол не столь важен. Хотя, думаю, по-настоящему узнать друг друга нам только предстоит. И я очень хочу этого — Тачихара медленно тянется к лицу Гин, снимает маску, приближается, замирая в паре сантиметров. Он всё ещё не хочет целовать насильно и даёт возможность отстраниться, если девушка пока не готова. Хотя, конечно, преодолеть оставшееся крошечное расстояние хочется неимоверно.
К счастью для парня, Акутагава готова более чем.
На свою голову выбравшие этот коридор для передвижения члены Мафии ближайшие полчаса вынуждены натыкаться на двух увлечённо целующихся людей, которым с высокой колокольни плевать на окружающий мир.
- Дазай-сан, зачем вы всё-таки тащите меня туда? - Угрюмо бормочет Ацуши, которого за руку, как маленького упирающегося ребёнка, Осаму ведёт в Портовую Мафию.
- Ты знаешь, зачем — из-за грёбанных лепестков, которые, по ощущениям, заполнили собой просто всё внутри, шатен гораздо менее словоохотлив, чем обычно. Шутить вроде и хочется, но как только он пытается говорить, становится хуже. Так что сегодня его остроумие не озаряет своим светом других. А, может, никогда больше не озарит. Вот попомнят они потом его чувство юмора, которое ни с кем не сравнится. Ещё скучать будут по подъёбам, на которые раньше так негативно реагировали.
- Мне нечего там делать — снова начинает канючить Накаджима, - Я не хочу к нему!
- Врёшь — пожимает плечами Дазай, целенаправленно проходя путь, намертво впечатанный в память. Четыре года прошло, но дорога сама всплыла в памяти, когда ему понадобилось пробраться в Мафию, чтобы узнать, что им нужно от Ацуши. И увидеть Чую. О том, какая цель была основной, Осаму старается не задумываться, - Это один из симптомов — сильное желание находиться рядом с объектом чувств.
- Не так уж и сильно он мне нравится — мотает головой Накаджима, видимо, не желая признавать правду.
- Но достаточно, чтобы заразиться. А, значит, это — шатен резко закашливается, немного сгибается, надеясь, что до рвоты в этот раз не дойдёт. Всё-таки они посреди достаточно оживлённой улицы. Откашлявшись, он выкидывает лепестки — жёлтые и чёрные вперемешку, и заканчивает предложение: - Значит, это довольно серьёзно.
Тигру нечем крыть, так что он угрюмо молчит и плетётся со скоростью раненой черепахи. Видимо, сознательно или бессознательно пытается оттянуть встречу с Рюноске.
Осаму тоже молчит, решая больше не провоцировать Ханахаки. По крайней мере, пока они на улице.
Он думает, что немного сочувствует Ацуши. Вспоминая фанатичное обожание в глазах Акутагавы-старшего, Дазай морщится. Было бы здорово, не переходи то чувство в серо-стальных глазах в романтическую плоскость, но интуиция подсказывает, что в таком случае Осаму отделался бы слишком легко. Хотя, не то, чтобы раньше преданность Рюноске сильно ему докучала. Ну, местами докучала, конечно. Но, в целом, всегда приятно, когда ты для кого-то важен. Особенно, если до такой степени.
Но вот, настал день возмездия. Судьба такая шутница, на самом деле. Ацуши умудрился втюриться в Акутагаву, который, скорее всего, страдает по Дазаю. И они оба заражены. Чёрт, а у него ведь были планы на них обоих. Причём на них настоящих, а не на то, во что ученики превратятся после ментальной операции.
В общем-то, шанс, что Ацуши вылечится рядом с Рюноске, был призрачным. Но попробовать стоило. Пусть вероятность низка, но она есть. А если ничего не выйдет, на третий день сделают операции. Если Осаму тоже каким-то образом выживет, будет разбираться с тем, что получится.
Вот они и добрались до Портовой Мафии. Фукудзава связывался с Мори, и последний разрешил беспрепятственный доступ в свою обитель обоим «больным» Агентства. С обещанием не убивать, не калечить и не похищать, если они не станут куролесить и лезть куда не следует.
Ещё и по этой причине Дазай почти силком притащил сейчас Накаджиму. Чтобы тот ни думал, синдром штука неумолимая, и рано или поздно его бы потянуло к Акутагаве. Но вот сумел бы блондин, вечно встревающий в какие-то переделки, самостоятельно добраться до Мафии (не зная её точное расположение), пройти через охрану, да ещё и найти в россыпи огромных зданий жильё Рюноске? Сомнительно.
Когда Осаму доберётся до Чуи и обнимет его, рискуя быть избитым, он отлипнет только на третий день или будучи выкинутым в окно. Ему будет совсем не до Ацуши.
Уточнив у охранников, где сейчас живёт бывший ученик, Дазай заторопился, потому что чувствовал — время, данное ему синдромом, чтобы спокойно добраться до Мафии, стремительно истекает.
Требовательно затарабанив в нужную дверь, он прислонился к ней лбом, второй рукой продолжая сжимать запястье Накаджимы. Наверное, сейчас он бы уже не сбежал, но рисковать Дазай не стал. У него сейчас нет никаких сил гоняться за учеником.
Дверь открылась вперёд, и Осаму почти ввалился, затаскивая следом Ацуши.
Сначала на лице Акутагавы начала расползаться радость, но когда он увидел тигра, зарождающаяся улыбка стухла.
Да, наверное, тут всё действительно безнадёжно — с сожалением подумал Дазай. Но с чужими чувствами он поделать ничего не мог.
Коротко кивнув Рюноске, шатен понёсся в туалет. Склонившись над унитазом и, наконец-то, избавляясь от комов лепестков, не дававших ему нормально вдохнуть последние десять минут, он мысленно поблагодарил Мори за то, что расположение комнат внутри служебных квартир одинаковое. Многострадальную руку Ацуши он всё-таки отпустил, справедливо решив, что сделал более чем достаточно. Если Накаджима теперь сбежит, или у них просто ничего не срастётся — значит, так тому и быть.
Тигр мялся на пороге, не глядя ему в глаза, что было немного странно, потому что с некоторых пор Накаджима, кажется, совсем перестал его бояться. И стал куда более дерзким и раздражающим, чем в самом начале. Но куда сильнее Рюноске волновал учитель, занявший его ванную, из которой доносились поистине ужасающие звуки. Будто его не просто рвало лепестками, а разрывало на части. Может, так оно и было. Всё-таки симптомы синдрома все переживали немного по-разному. Акутагава был рад увидеть бывшего наставника, особенно сейчас, когда Ханахаки выворачивал ему внутренности. В присутствии Дазай-сана было немного легче. А вот видеть рядом с ним Ацуши болезненно. Да ещё и то, что Осаму держал его за руку. Так сильно, и, видимо, долго, что уже синяки проступили.
Рюноске молча подошёл к своей тумбочке, не спеша нашёл мазь от синяков и отдал Накаджиме, боязливо принявшем дар.
Видя, что тигр, как обычно, тупит, Рюноске коротко сказал: - Намажь запястье.
А — отреагировал Ацущи, намазал и, отдав тюбик обратно, смущённо произнёс: - Спасибо.
Акутагава промолчал. Всё равно он сделал это не из заботы о Тигре, а потому что смотреть на след Дазая на коже другого человека было невыносимо.
Из ванной выполз Дазай-сан. Выглядел он уже лучше, чем когда переступал порог, но общий больной вид всё равно бросался в глаза.
Учитель тоже подвергся действию Ханахаки. Уже только за угрозу его жизни Рюноске хотел вспороть брюхо Чёрному Купидону и скормить его труп собакам. Останавливал только прямой приказ Босса не делать глупостей. Ну и немного, самую малость — данное Накаджиме обещание.
- Ладно, детки, я пошёл — Учитель кивнул им и ушёл. Вот так просто, даже лишнего взгляда на Акутагаву не бросив. Не задержавшись ни на минуту, хотя, наверное, прекрасно знал о том, что является причиной болезни бывшего ученика. Не то, чтобы это удивляло, но обидно становилось каждый раз, когда так случалось.
В данной ситуации успокаивало лишь одно. Ацуши он тоже оставил здесь. По крайней мере, теперь он относился к ним одинаково. Вроде как. Вот только зачем он притащил к нему Тигра?
Вставляя ключ в дверной замок Чуиной квартиры, Осаму был морально готов к тому, что он не подойдёт. Всё-таки четыре года прошло. На этот случай всегда были отмычки. Хотя, в нынешнем состоянии это дело заняло бы больше времени, чем всегда.
Тем не менее, замок открылся.
В нос тут же ударил запах элитного алкоголя, трепетно любимого Накахарой. Дазай непроизвольно улыбнулся. Всё-таки ему нравилось, что рыжик не меняется. Это успокаивало. И ещё дарило небольшую надежду, что его не погонят в шею.
Обнаружился хозяин квартиры в гостиной. Отпивая своё излюбленное вино, над которым вечно трясся, прямо из горла, проливая часть на свой не менее дорогой костюм, Чуя увлечённо рассматривал что-то в телефоне. Настолько увлечённо, что не обратил внимания ни на щёлкнувший замок, ни на подкравшегося бывшего напарника. Шатен до последнего ожидал, что ему сейчас прилетит меткий удар, но так и не дождался. А в смартфоне Накахары с удивлением встретился с собственным лицом. Ну, грубо говоря, Чуя на том фото тоже был — они сделали его во времена, когда встречались. Дазай и подумать не мог, что Чуя их не удалил. И, тем более, что он будет пересматривать их с такой болью на лице. Может ли быть так, что Осаму — слепой идиот, решивший, что способен читать Накахару как открытую книгу, поставивший свою гордость и предсмертное желание другого человека выше того, что у них было? Стоили ли они оплаченной цены?
- Чуя! - Шатен, даже находясь в сентиментальном настроении, не смог удержаться от выходки, резко набросившись на рыжеволосого парня со спины, заключая в объятия. Точнее, попытавшись заключить. Даже будучи весьма пьяненьким, судя по пустым бутылкам на низком столике, обладатель Порчи реагировал на потенциальную угрозу привычным путём, и меткость у него не страдала. Так что теперь Осаму лежал на полу, тело ныло от такого резкого столкновения с ним, но на лице расползалась придурочная улыбка. В общем, Дазай был почти похож на себя обычного, если не считать бледности.
Именно таким увидел его Чуя, чьё настроение тут же сделало серьёзный кульбит — улучшилось, потому что рядом оказался любимый человек. А потом стремительно ухудшилось, потому что Накахара вспомнил, что Осаму тоже заражён, и вспомнил, из-за кого он заражён.
Дазай не сможет ему помочь. Кроме того, Дазай и сам не вылечится, потому что любит мёртвого. И его присутствие бессмысленно. Ну, не совсем, с ним Чуе всё равно легче, чем без него. Но и больно рядом с ним тоже, потому что не думать о том, что Осаму до сих пор так беззаветно поглощён чувствами к Одасаку, что даже заболел, невозможно.
Так что, посмотрев на вечную причину своих бед, член Исполнительного комитета тяжело вздохнул и, проигнорировав начавшего нести очередной бред шатена, поплёлся выбирать следующие несколько бутылок. Ему нужно много алкоголя. С ним чуть легче всё вынести. И, может быть, Чуя когда-нибудь выпьет достаточно, чтобы отрубиться.
- Ты точно уверена, что хочешь сделать это сейчас?
- Да, босс — твёрдо произнесла Хигучи. Тут и правда не о чем думать.
Мори помолчал, оценивающе рассматривая подчинённую. Пожалуй, в данном случае без помощи эспера-психолога по имени Джейк Маррс не обойтись. Преданность Ичиё по отношению к Рюноске поистине восхищала. Огай практически не сомневался, что эта преданность соседствовала с сильными романтическими чувствами. Сам же Акутагава ценил свою подчинённую, но в его сознании Дазай вырывался очков на двадцать вперёд всех остальных людей. И если Хигучи не смогла изменить сей расклад за годы, проведённые рядом, едва ли она сумеет сделать это за несколько дней. Тем более, что сейчас Рюноске тоже страдает от синдрома, который усиливает имеющиеся у него чувства.
И всё-таки риск, что что-нибудь пойдёт не так, был немаленький. Но ничего не поделать. Кроме того, Ичиё взрослая девушка, и она имеет право сама решать, как выбираться из сложившейся ситуации.
- Ладно, сейчас я свяжусь с Маррсом — наконец, сказал Босс Мафии и отошёл в сторону, набирая телефон.
Хигучи ощущала странную опустошённость. Она любила своего угрюмого молчаливого начальника так давно, что эти чувства срослись с ней, став неотъемлемой частью. В прошлом году она осмелела и измучилась достаточно, чтобы напрямую признаться Рюноске. У неё была слабая надежда, что после этого их отношения станут хоть немного ближе к романтическому аспекту. Акутагава на удивление мягко отреагировал на её неуклюжее признание, но ответил, что не сможет ответить взаимностью, потому что девушки его в принципе не интересуют. Да и парни, на самом деле, тоже. Скорее, один конкретный парень. Когда Ичиё уточнила, Дазай-сан ли это, начальник кивнул с такой неизбывной тоской на лице, что блондинка в тот же миг пообещала себе больше не говорить о сбежавшем предателе без крайней необходимости.
Остатки надежды на взаимность рухнули, но после того, как девушка выплакалась дома и посидела несколько часов, тупо разглядывая стену, стало даже легче, чем было до признания. До того, как она решилась, голову постоянно разрывали сомнения: в один момент казалось, что она вполне может понравиться Акутагаве, просто есть причина, по которой до сих пор этого не произошло (он привык видеть в ней только коллегу, он стесняется, ещё миллион возможных вариантов), в другой — когда реальностью било по сознанию, она понимала, что если бы он чего-то такого с ней хотел — уже бы начал действовать. Она металась между желанием признаться и попытками насильно превратить свои чувства во что-то более адекватное, удобное. Что-то, что не принесёт проблем или сложностей ей или Акутагаве. Но ничего не получалось. Мысли упорно уходили в сторону розовых соплей, сменялись апатией и упадническим настроем, и так по кругу. По бесконечному кругу. Что думает и чувствует Рюноске, она спросить не могла, так что ей оставалось только додумывать. А нет ничего хуже этого. В первую очередь, подобная стратегия вредила ей самой. Во вторую — их взаимоотношениям с начальником.
Так что, получив чёткий ответ, пусть и отрицательный, Ичиё в конце концов решила, что всё к лучшему. По крайней мере, теперь было понятно, что делать. Она решила, что раз избавиться от чувств к Рюноске не выходит, и полноценные отношения с ним невозможны, просто продолжит молча его любить и прикрывать спину. Помогать по возможности. Быть рядом при необходимости. И радоваться тому, что может видеть его почти каждый день и разговаривать. Ценить то, что имеет сейчас.
Наверное, если бы не Ханахаки, так и бы всё и тянулось дальше. Но теперь вопрос стал ребром. Из вариантов лечения ей подходил только искусственный. Но, обдумав всё за пару часов после утреннего совещания, Хигучи решила не тянуть. Умирать не хотелось. Как минимум, потому что она планировала продолжать помогать Акутагаве до тех пор, пока он не найдёт более подходящего напарника или не прогонит её сам. Как максимум, потому что помимо Рюноске в её жизни были и другие радости — подруги, не знающие, где она на самом деле работает, кот, долгие одиночные прогулки. Так что она должна была попробовать выжить. Ну, а ещё, если ей проведут операцию сегодня, остальные заражённые смогут на её примере узнать, к чему им готовиться, если естественный способ лечения не сработает.
Тигр, кажется, и не думал исчезать из чужого дома. Прошло уже 10 минут после ухода Дазай-сана, а он всё ещё мялся на середине комнаты, явно не зная, куда себя деть, но не уходил. Ещё Акутагаву задрало ощущать на себе растерянный взгляд каждый раз, когда сам он переставал недовольно пялиться на Накаджиму.
- Слушай — начал Рюноске, поняв, что молчаливых намёков кое-кто не понимает, - Ты ведь тоже болен, да?
Ацуши вскинул немного испуганный взгляд и кивнул. На этот раз он не отвёл свои странные двухцветные глаза, как только на него обратили внимание — наоборот, прикипел взглядом. Теперь Рюноске стало ещё неуютнее, чем прежде.
- И тебе, наверное, нужно к человеку, который стал триггером? Ну, или к тому эсперу, который может помочь иным путём... - Акутагава помолчал, давая собеседнику возможность объяснить, почему он ещё тут, но блондин как воды в рот набрал. Ладно — со всем терпением мира хозяин Расемона сделал глубокий вдох и закончил мысль: - Что ты забыл в моей квартире?
- Меня Дазай-сан привёл — тупо ответил Накаджима, как будто Рюноске сам этого не знал. От упоминания бывшего наставника внутри всё болезненно сжалось, и парень поморщился. Может, отпускать Тигра и не лучшая идея. По крайней мере, пока он тут, мысли не так сильно глодают. Можно немного отвлечься. Ну или выпроводить обнаглевшего работника Агентства и отправиться к Мори-сану, чтобы тот договорился с эспером Маррсом на скорейшую операцию. Потому что терпеть лезущие наружу лепестки, перекрывающие дыхание, и параллельно мучиться от привычных размышлений, от коих становилось больнее, чем обычно — уже начинало надоедать. Собственный разум просто сожрёт его изнутри, а физические проявления синдрома добьют, если ничего не делать.
Как по заказу, его скрутило кашлем, в котором смешался привычный хронический и ханахаковский. На ладони блестели в слюне жёлтые кусочки цветов, вызывая омерзение.
Только когда прокашлялся и смог более-менее сипло втянуть воздух в нуждающиеся лёгкие, брюнет понял, что у него на спине лежит чужая рука и почти незаметным движением поглаживает. Тигр его... успокаивает?
- Я могу что-то для тебя сделать? - С тревогой заглядывая в лицо, спросил Ацуши.
Акутагава задумался. Самым адекватным поведением было бы выгнать Накаджиму, потому что всё это слишком странно. Выпить чаю, обычно немного успокаивающего горло, отлежаться и пойти к Боссу. Но, как выяснилось, поддержка значит для Рюноске больше, чем он считал.
Прямо сейчас ему хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Но просить помощи открыто брюнету не позволяла гордость. Разве что у сестры. Но она и сама попала под влияние Ханахаки, так что просить её помогать эгоистично.
Тигр, правда, в той же лодке. Но если он почему-то не торопится подумать о себе, а открыто предлагает свою помощь, может, стоит согласиться?
Это всё ещё кажется чем-то неправильным, но Рюноске чувствует, что если останется один, ему станет очень плохо. И он решает, что можно попробовать. В конце концов, у них ещё три почти полных дня, чтобы избавиться от синдрома. Наверное, Ацуши может задержаться рядом с ним, а потом уже лечиться.
- Если хочешь, сделай мне чай. Он на кухне, в чёрной упаковке — небрежно выдыхает он.
Ацуши с готовностью подскакивает и уносится выполнять просьбу, а Акутагаву неприятно царапает осознание, что за пару минут он привык к успокаивающему теплу чужой руки. Заворачиваясь в плед, парень ворчит себе под нос, что даже для симптомов Ханахаки это слишком. Да, ему определённо не хватает прикосновений по жизни, но это же не повод считать, что недостающие потребности можно закрыть с помощью Тигра? Не так давно они вообще ненавидели друг друга.
Накаджима, правда, тоже ведёт себя не совсем типично, но мало ли, как на него влияет синдром? Может, у него возникает желание помогать другим? Даже тем, кто ему не слишком близок. Если подумать, блондин часто высказывал всякую наивную муть про справедливость и тому подобное. Живя в таком мире, он как-то умудрялся замечать хорошее, а не только грязь. И сам пытался быть таким — или был? - отвратительно правильным, героем с ореолом света вокруг макушки.
- Готово — Накаджима принёс чашку, отдал её Акутагаве и замер рядом, видимо, опять сомневался, что ему делать дальше.
- Ой, да сядь ты уже куда-нибудь — закатил глаза Рюноске. Тигр молча плюхнулся рядом. Слишком близко, на взгляд брюнета, но брезгливо отодвигаться от человека, принесшего тебе чай и искренне желающего помочь — как-то совсем невежливо. Так что Акутагава решил просто забить. В конце концов, вряд ли Ацуши сделал это нарочно.
Чай оказался слегка переслащенным, но Рюноске вновь промолчал. На самом деле, чем больше проходило минут после ухода Дазай-сана, тем сильнее он осознавал, как же его кроет. До этого было не легче, конечно.
Но Осаму ворвался буквально на пять минут, перебаламутил всё внутри своим видом и привычным, но по-прежнему обижающим безразличием, зачем-то притащил Тигра, причём, наверное, силой, раз даже оставил синяк на руке последнего. По крайней мере, Акутагава очень надеялся, что следы пальцев на запястье Ацуши появились именно таким путём. А не в результате какого-нибудь разнузданного секса.
С одной стороны, такие подозрения казались бредовыми даже ему самому, потому что... ну, как минимум, Накаджима выглядел типичным натуралом - девственником. Правда, на первый взгляд он ещё казался слабаком, а потом выяснилось, что он превращается в огромного белого тигра. Так что, в тихом омуте...
В пользу же подозрений, заставляющих Рюноске метаться в дурной ревности по ночам, когда не удавалось уснуть, говорило несколько фактов. Дазай-сан за Накаджиму по-своему переживал — это заметно невооружённым взглядом. Он также взял Тигра под своё крыло и что-то подсказывало хозяину Расёмона, что с блондином Осаму избрал другие методы воспитания, нежели с предыдущим — неудачным — учеником. А ещё Дазай прямо сказал, что считает Ацуши более перспективным, что тот как ученик лучше Акутагавы. Хотя, объективно, Рюноске не понимал, чем же таким обладает блондин, чего нет у него. Ну да, сильная способность. И более социализированный характер. И это всё? Как-то не верилось.
Варианта оставалось два: либо Акутагава не знает чего-то очень важного о Тигре, либо Дазай-сан испытывает к нему нечто большее, чем дружеское расположение.
От подобных размышлений брюнета обычно накрывала глухая тоска и злоба, направленная то на себя, то на Тигра, то — значительно реже — на бывшего учителя. Сейчас же его даже начало потряхивать от переживаемых эмоций. И то, что Ацуши — косвенная причина нынешних сомнений и, следовательно, испытываемого негатива, находится на расстоянии нескольких десятков сантиметров, ни хрена не успокаивало. Рюноске поймал себя за обдумыванием того, можно ли избить Накаджиму так, чтобы не осталось следов. Конечно, такое возможно.
Но у них вроде хрупкое перемирие с Агентством. Неизвестно, как отреагирует на начало конфликта Босс. Ну и, искоса посмотрев на задумавшегося над чем-то Тигра, Акутагава, скрепя сердцем, признал, что ударить его сейчас — когда тот расслабленно сидит рядом и не ожидает подставы — подло. Одно дело — избить совершенно левого человека на задании. И другое — то, что он почти готов был сделать.
Брюнет тяжело вздохнул и принялся допивать чай, пока он совсем не остыл. Поставил опустевшую чашку на стол, поплотнее закутался в плед и решил, что раз уж Накаджима не торопится уходить, лучше использовать его как отвлечение от грустных и безрадостных размышлений, чем мысленно награждать ударами миловидное лицо.
Может, в этом всё дело? Просто Ацуши смазливый и часто улыбается? Может, с ним легче, чем с угрюмым молчаливым Акутагавой? А когда Дазай-сан ещё был его наставником, брюнет к тому же часто огрызался, пока его не отучили весьма жёстким способом.
Рюноске почувствовал себя виноватым перед учителем. Как будто он только что принизил Осаму, посчитав, что тот признаёт учеников не за силу, а по другой — мерзкой причине. В любом случае, какими бы ни были мотивы Дазай-сана, Акутагава не в праве его осуждать. Даже мысленно.
Да, нужно срочно отвлечься на что-нибудь. Желательно, на тему, не связанную с бывшим наставником.
- Можем поговорить о чём-нибудь? - Негромко, но уверенно спросил он Тигра, и когда тот посмотрел в ответ, добавил: - Я не хочу думать.
Он не договорил, но Ацуши наверняка догадался, что собеседник имел ввиду. Блондин кивнул и повернулся, забираясь на диван с ногами. Обняв их руками, он уточнил: - О чём конкретно?
Наверное, в голову Акутагаве пришёл далеко не самый лучший вопрос, учитывая обстоятельства, но, во-первых, молчать действительно больше не хотелось, а во-вторых, ему было интересно. Так что он прыгнул с места в карьер: - Как получилось, что ты тоже заразился?
- Эээ — Накаджима явно ожидал какой-то более нейтральной темы, но всё-таки ответил: - Ты имеешь ввиду, к кому я испытываю симпатию?
Не просто симпатию — мысленно возразил Рюноске. Чтобы попасть под действие Ханахаки, чувства должны быть относительно сильными и устоявшимися. Но Тигр не обязан был в принципе с ним откровенничать, так что пусть называет произошедшее теми словами, какими пожелает.
- Вроде того — кивнул брюнет, - Просто мне показалось, что у тебя что-то развивается с Кёкой — якобы безразлично протянул он. На самом деле, когда до него дошли эти слухи, он сначала не мог понять, как девочка, какое-то время находившаяся под его «присмотром» - не по годам умная и рассудительная четырнадцатилетняя Идзуми, вляпалась в ходячее недоразумение, коим тогда казался Тигр. Но потом он пришёл к выводу, что если у этих двоих действительно начнутся отношения, шанс подобных отношений между Ацуши и Дазай-саном стремительно приблизится к нулю, что не могло не радовать.
Сложившаяся ситуация мягко намекала, что что-то между бывшей подопечной мафии и Накаджимой не срослось, но Акутагава хотел убедиться.
Не факт, конечно, что Тигр ответит честно, но, по крайней мере, он не стремился переводить тему.
- Ну, мы ходили на пару свиданий — Ацуши замялся, а его уши немного порозовели. Это было даже... мило? Почему-то глядя на смущённого блондина, ассоциации с котом пробегали только так. Для полной картины не хватало лишь подёргивающегося хвоста за спиной. Рюноске немного развеселился.
Накаджима коротко взглянул на него, убедился в интересе к теме разговора, отвёл глаза, с преувеличенным вниманием рассматривая собственные руки, и скомкано закончил: - А потом я понял, что это не то, что мне нужно. Узнав Кёку получше, я понял, что она отличная девушка, но вместе я нас не вижу.
И замолчал.
- Ты сказал ей об этом?
- Не совсем — Накаджима снова завис, кажется, подбирая слова. А может, вспоминая, как всё было, - Просто в какой-то момент я стал оказывать ей меньше внимания, она не задавала вопросов. И так наше общение полностью перешло в плоскость дружбы.
Снова замолк на несколько минут, а потом внезапно словно отпустил себя, и слова полились потоком: - Я, честно говоря, долгое время переживал, не обиделась ли она или не дай Бог, не продолжаю ли я ей нравиться, в то время как она мне уже нет. Поговорить напрямую я не решался — не мог подобрать слов, чтобы не звучало грубо, и она не обиделась уже после разговора. В общем, я просто пустил всё на самотёк, надеясь, что как-нибудь само рассосётся — Блондин поднял голову, опять наградил коротким взглядом и принялся оправдываться: - Я знаю, что это довольно трусливая стратегия. По-другому тогда не получалось, - парень перевёл дух и продолжил: - Но Ханахаки, пусть и ужасное само по себе событие, по крайней мере, избавило меня от тревоги. Ведь Кёка не заразилась — он улыбнулся, очень светло и так легко, что сразу становилось понятно, что для него так себя вести привычно.
Акутагава отстранённо понял, что завидует способности так легко чему-то радоваться.
- А ты не думал, что она не заразилась потому что думает, что её чувства взаимны? - Без задних мыслей уточнил брюнет. Или почти не без задних. Слишком уж сильное облегчение читалось на лице Тигра, хотелось как-нибудь вернуть его на землю.
В общем-то, своей цели он добился. Накаджима застыл, придавленный не приходившей ранее в голову мыслью. Но спустя несколько минут одеревеневшие плечи расслабились и он слегка мотнул головой: - Не думаю, что это так. Она в курсе, что я болен, и очень переживала за меня утром... Но она сказала, что поможет мне, и при этом ни слова не сказала о своих чувствах... Ну, если она думала, что её чувства взаимны, а потом узнала, что меня заразили, то, наверное, она могла бы подумать, что я считаю, что не нравлюсь ей. И, в таком случае она точно сказала бы мне, чтобы облегчить симптомы и вылечить — Ацуши глубоко ушёл в построение гипотез, а Акутагава сидел напротив, невольно повторив позу Тигра и понимал, что блондин не только сильный физически и добрый. Он ещё, оказывается, умеет неплохо думать.
- Или... - Рюноске помедлил. Вроде он не хотел подливать масла в огонь, а вроде и хотелось довести всю ветку возможных объяснений поведения Кёки до конца, - Она до сегодняшнего дня думала, что всё взаимно, поэтому не заразилась сразу, а потом узнала, что заражён ты, могла подумать, что ты любишь кого-то другого и заразиться позже. Или жертвами являются только те, кто был уверен в безответности своих эмоций именно в момент нападения Чёрного Купидона? - Тут уже засомневался Акутагава, потому что Босс об этом ничего не сообщал.
- Я не знаю — неуверенно протянул Ацуши, - Рампо-сан не говорил.
Он нахохлился, и испускаемые волны тревоги Рюноске ощущал почти физически. Мда, сам-то он отвлёкся, а вот собеседнику после разговора на душе явно стало хуже.
- Может, напишешь кому-нибудь из них? - Предложил Акутагава, чувствуя себя косвенно виновным в том, к чему они в итоге пришли. Всё-таки это он захотел поговорить, сам поднял тему Кёки и додавил до печальных предположений, - Спроси у вашего Рампо, может ли заражение проявиться позже, чем у остальных. И Кёке на всякий случай, или если не хочешь спрашивать напрямую, узнай у кого-нибудь другого, не проявились ли у неё симптомы. Может, там всё в порядке, и волноваться не о чем.
В принципе, Ацуши мог не писать или звонить, а вернуться в Агентство и убедиться во всём своими глазами. Наверное, для него так было бы даже лучше. Но Рюноске вновь поддался эгоистичным порывам. Парадоксально, но, общаясь с Накаджимой, пусть и на довольно щекотливую тему, Акутагава действительно смог отвлечься. Даже дышалось немного легче. Ну, теперь опять поплохело, когда он вспомнил об этом, но в процессе разговора он всего несколько раз закашлялся. И его всё ещё не тошнило снова, хотя с последнего объятия с унитазом прошло уже несколько часов. В то время как всё утро после пробуждения он бегал туда каждые полчаса. Даже с совещания пришлось позорно отпроситься для этого дела.
В общем, оставаться одному по-прежнему не хотелось.
Тигр решил, что на звонок ответят быстрее, и отошёл к окну. Рюноске дипломатично ушёл на кухню, прикрыв дверь - заварить ещё чая. Дождался, пока закипит вода, отмечая, что из гостиной не слышно ни звука. Ну, это неудивительно, звукоизоляция в квартирах Мафии отменная.
Немного подумав, Акутагава решил, что правила гостеприимства обязывают его не пить чай в гордом одиночестве и заварил две чашки.
Где-то на этом моменте его и скрутило. Прихватило резко, как по щелчку — парень еле успел в ванную. И отвратительная физиологическая реакция, преследовавшая его всё утро, вновь повторилась.
Когда его отпустило, брюнет дрожащей рукой — вернулась чёртова слабость - спустил воду и умылся. Посидел несколько минут, пока не почувствовал себя снова человеком и выполз в гостиную.
Накаджима сидел на диване, и судя по напряжённой позе, прислушивался к тому, что происходило в других комнатах. Звукоизоляция — это хорошо, но он ведь Тигр, наверняка слух лучше, чем у обычных людей. Вроде и было немного приятно, что Ацуши волновался, а вроде и раздражение поднялось внутри — Акутагава предпочитал переживать без свидетелей такие позорные моменты слабости, когда предавал собственный организм.
Но, подумав, Рюноске понял, что, скорее всего, Тигр проходил через точно то же самое хотя бы раз за сегодня, да и Дазай-сан, когда привёл его, первым делом бросился к фаянсовому другу... В общем, не было причины стыдиться. Хотя Акутагаве всё равно было как-то не по себе.
Он ушёл и вернулся с чашками, молча поставил одну перед заметно удивившимся, но обрадовавшимся блондином — Боже, этот парень как открытая книга - и уселся на прежнее место, вновь укутавшись в плед.
- Спасибо — слегка улыбнулся Ацуши, принимаясь пить.
- Да ничего такого — дёрнул плечом Рюноске.
Какое-то время они просидели в тишине, думая каждый о своём. А потом Накаджима поделился, что всё в порядке, Кёка не заразилась, никто другой тоже. А Рампо-сан ответил, что заражение не вместе с первой волной возможно, но только если Чёрный Купидон вновь применит способность. Пока он бездействовал, прекрасно скрываясь от ищущих его эсперов. Эдогава злился, потому что даже он не сумел точно определить местоположение преступника. Тот всё время перемещался, действовал очень нелогично, а время от времени вообще скрывался из виду, не оставляя ни малейшей зацепки. Потом возвращался, будто играючи бросая улику и вновь прятался. Так что пока что планы по его поимке не слишком работают.
- Но я уверен, что в конце концов, Рампо-сан его поймает — воодушевлённо закончил свою речь Тигр, - Нет загадки, которую ему не под силу разгадать.
- Кажется, ты всерьёз восхищаешься им.
- А то! Он удивительный... На самом деле, они все в Агентстве удивительные — признался Ацуши, устраиваясь поудобнее. Акутагава заметил, что тот поджимает пальцы на ногах и подумал, что блондин тоже может мёрзнуть. В квартире Рюноске такое случалось постоянно. Неудачное расположение, угловая квартира. Слишком высокая влажность, мешающая нормальному обогреву. Давно пора было съехать, но Акутагава никак не находил времени. То миссии, то он лечился, то ещё что-то.
Брюнет задумался, чем же помочь нежданному гостю. Плед — тёплый, флисовый, у него был только один, он и спал под ним. Сидеть под ним вдвоём — слишком странно и интимно. Несмотря на то, что в целом с Тигром было куда комфортнее, чем Рюноске ожидал, вносить в их общение неловкую ноту не хотелось. Собственно, как и впускать его в личное пространство. Тогда бы могли начаться всякие неуместные мысли, а допускать их в сторону человека, только недавно ушедшего с звания личного врага — Акутагава не хотел усугублять своё и без того печальное положение в сфере межличностных отношений. Даже думая о том, что не стоит думать в таком направлении, хозяин Расёмона уже ощущал себя не в своей тарелке, так что нужно было срочно прекращать.
Дослушав монолог Ацуши о том, сколькими прекрасными качествами обладают его коллеги, Рюноске многозначительно угукнул, добавил пару комментариев, а потом, выждав несколько минут, всё равно не совсем в тему поинтересовался, не холодно ли Накаджиме. Тот сначала осёкся, а потом кивнул.
- Слушай, я знаю, что это может показаться странным, но я могу одолжить тебе тёплые носки и свитер. Если хочешь — выдохнул Акутагава, с неудовольствием отмечая, что отчего-то волнуется. Хотя с чего бы? Предложение, конечно, для их взаимоотношений неожиданное, но ведь и Ацуши сегодня ведёт себя совсем не так, как обычно. Заставлять его мёрзнуть — чистой воды садизм. Скоро уже вечер, стемнеет и станет ещё холоднее. Стоп, а как Тигр планирует возвращаться по темноте из наверняка незнакомого района владений Портовой Мафии к себе? Или он не собирается?
- Ну, я бы не отказался — каким-то тихим нездешним голосом произнёс Ацуши, вновь уткнувшийся взором в свои колени.
Рюноске не стал зацикливаться на его реакции — мало ли, может носить чужие вещи для него — слишком странно. Хотя, вся эта ситуация мало связана с адекватностью. Но раз предложил, идти на попятную поздно. Так что Рюноске ушёл в спальню, чтобы найти в шкафу что-нибудь подходящее.
Сегодняшний день, начиная с момента, как Дазай-сан оставил их одних, казался Ацуши сном или фантазией. Слишком спокойно Акутагава на него реагировал, общался, сам задавал вопросы. Даже проявлял некоторое подобие заботы? Как в случае с мазью, чаем, и вот сейчас. Накаджима достаточно реалистично смотрел на ситуацию и понимал, что всё это вряд ли признаки особого к нему отношения. И всё-таки процесс шёл гораздо лучше и дружелюбнее, чем должен был быть, учитывая, как Новый двойной чёрный познакомились и «общались» первое время.
Рядом с Рюноске, особенно когда он был таким домашним, спокойным, даже смотрел не с ненавистью — было замечательно. Даже осознавая, что Акутагава, почти наверняка, любит Дазая так, что никому не переключить на себя его внимание, Накаджима ощущал себя почти счастливым, просто находясь рядом и разговаривая с ним наедине.
Кажется, пришло время признать, что его симпатия — очень нелогичная, которая не должна была появиться, но всё-таки образовалась, - это нечто более серьёзное, чем простой интерес к чужой личности. В какой момент Ацуши перестал просто анализировать поступки Акутагавы в попытках понять, почему тот его так ненавидит? Когда всё усложнилось? В битве с Гильдией, где они чуть ли не впервые объединились и сражались бок о бок с общим врагом? После того, как Акутагава дважды (!) спас его в тот день? Или позже? Ацуши не смог отследить начала, но отчётливо понимал, что влип весьма серьёзно.
Акутагаву хотелось узнать, залезть к нему в голову, чтобы понять, как тот вообще может считать, что недостоин признания Дазая. Узнать, откуда у такого сильного человека такая низкая самооценка. Проникнуть в воспоминания и впитать в себя историю чужой жизни.
Ещё хотелось обнять, прижать к себе, наговорить каких-то глупостей, которые — если бы случилось чудо и Накаджиме представился шанс — всё равно вслух блондин произнести, наверное, не посмел бы. Хотелось поделиться с Рюноске теплом — как физическим, так и душевным. О нём хотелось заботиться. Его хотелось любить так, чтобы помогать и поддерживать.
Смутно Накаджима помнил, что человек, по которому он незаметно для самого себя стал понемножку сходить с ума, жестокий убийца, на чьих руках реки крови. Убийства натуре Ацуши претили, но в то же время его способность, пока он хоть немного не взял тигра под контроль, тоже убивала. И блондин боялся даже представлять, сколько жизней оборвались из-за того, что жил он.
Кроме того, Акутагава ведь пообещал, что не будет убивать полгода — до тех пор, пока они снова не сойдутся в битве. Разумеется, Ацуши мог только поверить мафиози на слово, но на совещаниях больше не упоминалось имя Рюноске, и Тигр радовался уже этому.
Вместе с радостью, которую Накаджима испытывал рядом с объектом своих чувств сосуществовала лёгкая тревога, вибрируя где-то в подкорке. Он много о чём переживал. О том, что Акутагава не сможет вылечиться естественным путём, потому что Дазай не ответит ему взаимностью, и брюнету придётся пройти через ментальную операцию. И неизвестно, во что после этого превратится его психика. О том, что самому Ацуши предстоит тоже самое. О том, как бы не сболтнуть чего-то лишнего или не выдать себя слишком пристальными взглядами, например. Очень не хотелось рушить более-менее уютную атмосферу, которая сложилась между ними за последние часы. А в том, что если Рюноске догадается или узнает, по какой причине Тигр приперся к нему, от былого благодушия не останется и следа, Ацуши практически не сомневался. Насколько бы ни был Акутагава понимающим до сих пор, наверное, ему будет неприятно быть объектом чувств бывшего врага (блондин надеялся, что больше таковым не считается). К тому же, Рюноске явно завидовал тому, что Накаджима проводит время с Дазай-саном.
Слишком всё запутано.
Так что Ацуши решил держать себя в руках ещё пару часов назад, планируя остановиться в черте дружеского общения. Но Рюноске выбил его из колеи, предложив свою одежду.
Мозгом блондин осознавал, что это тоже просто проявление гостеприимства, пусть и нежданного от хозяина Расёмона. Но глупое сердце всё равно заколотилось как бешеное, пульс подскочил и в голове фейерверками вспыхивали мысли о том, что совсем скоро Тигр наденет то, в чём раньше ходил Акутагава. Зная, что это неприлично и, наверное, не очень честно по отношению к ничего не подозревающему брюнету, Ацуши тем не менее отчаянно надеялся, что запах порошка не перебьёт полностью запах владельца. Так хотелось вдохнуть его всей грудью, а не украдкой, как делал Накаджима во время разговора, когда Рюноске на него не смотрел. По крайней мере, лепестки, тошнота и кашель почти оставили Ацуши в покое, что не могло не радовать.
Вскоре хозяин квартиры вернулся и вручил ему мягкий свитер и безумно тёплые даже на вид носки. Блондин облачился, сразу же ощутив себя в коконе, но приятном — из тех, которые не хочется покидать.
Надежды блондина сбылись — явно чистый свитер, тем не менее, хранил лёгкий запах: смесь моря и, почему-то хвои. Он был великолепен. Накаджима натянул горлышко свитера на нос и постарался дышать не так заметно. Впрочем, Акутагава всё равно посмотрел странным взглядом, а потом вдруг слегка приподнял уголки губ и сказал: - Если так сильно замёрз, мог бы что-нибудь предпринять по этому поводу раньше.
Не зная, как правильно реагировать, Ацуши согласно угукнул.
За окном темнело, они вновь о чём-то заговорили, на этот раз перейдя к обсуждению техник боя, даже в какой-то момент разгорелся спор. Накаджима пытался максимально перестать думать, потому что от мыслей и метаний сейчас не было никакого толку. Спастись от Ханахаки он мог лишь при помощи ментальной операции. Но необязательно делать её прямо сейчас. У него есть ещё два дня. Почему бы не насладиться настоящим моментом, попытавшись запомнить как можно больше Акутагавы: - его голос, вид, поступки, запах.
А завтра — оно будет когда-нибудь потом.
План Чуи потерпел крах. Вместо того, чтобы исчезнуть в спасительном небытии хотя на несколько часов, он блевал. Очень долго и мучительно. Видимо, всё-таки мешать алкоголь с синдромом Ханахаки - не лучшая мысль. Но что ему оставалось, кроме как обратиться к любимому средству избавления от стресса, когда начался этот пиздец?
Какой же ублюдок Чёрный Купидон. Просто мразь. И почему такие способности вообще существуют?
Он же, блять, не робот. Ну, не сумел справиться с чувствами к одному мудаку. И что? Мафию предавать вслед за бывшим Накахара не планировал никогда и без зазрения совести начистил бы рожу сомневающимся в его верности организации. После их отношений в юности, определённо бывших ошибкой, повелитель гравитации ни словом, ни делом не показывал, что продолжает скучать по несносному упырю. Он вёл себя безукоризненно. Ну, ладно, не реагировать на шуточки Осаму по-прежнему не получалось, въебать ему хотелось также сильно, как и в пятнадцать. Или выебать. Но рыжеволосый ограничивался первым, зная, что второе не приведёт ни к чему хорошему. В первую очередь, его самого.
Он смирился, что никто не вызывает такого же шквала эмоций — по большей части, негативных, кстати, ни от кого больше не сносит так крышу, как от ебучей скумбрии. Ну и ладно. Может, и хорошо. Не хотелось бы испытывать такую эмоциональную мясорубку снова.
Чуя любил свою работу, квартиру, машину - но меньше, чем прошлую, которую взорвал чёртов Дазай, после того как предал Мафию и исчез, сука. Оставил подарочек на память, называется.
Чуя привык, приноровился и даже почти не страдал. Только изредка, после пятой бутылки, тихо скулил в одиночестве пустой квартиры, не зная, как иначе выразить звериную тоску по шатену, появлявшуюся, стоило ослабить самоконтроль.
Всё было нормально.
И тут на голову сваливается Чёрный Купидон, непонятно зачем пытающийся вывести из строя Портовую Мафию и Агентство одновременно. Может, это месть осколков Гильдии? Или новый, пока неизвестный враг.
Как бы там ни было, сейчас Накахару больше всего беспокоило собственное состояние. Ломало так, будто он заболел гриппом. И одновременно не осталось никакой возможности перестать думать, перестать вспоминать. Хотелось в один момент увидеть Дазая, а во второй удавить, чтобы хоть так прекратить свои мучения. К сожалению, он знал, что даже смерть суицидника не поможет. Ведь Чуя не перестанет испытывать к нему эту странную, невротическую зависимость по щелчку, как только тот, наконец, покинет опостылевший ему мир. Нееет, ничего не изменится, станет лишь хуже. Хотя и сейчас херово очень.
Но когда любишь мёртвого, находясь под действием синдрома, единственное, что меняется — это цвет отрыгиваемых лепестков (с жёлтого на чёрный) и отсутствие каких-либо возможностей уменьшения симптомов, потому что они уменьшаются только в присутствии и налаживании душевной связи с объектом чувств. А если этот объект мёртв, то ты в заднице.
Мельком глядя на Осаму, пока методично напивался, Чуя отметил, что тот и вправду похож на тяжелобольного больше, чем все другие заражённые, кого Накахара видел. Казалось, Дазай сгорает изнутри. Оно и понятно, любит-то ведь Оду, бесповоротно мёртвого. Чего Чуя упорно не мог понять пьяным мозгом — какого хера этот идиот не делает свою ментальную операцию прямо сейчас? Судя по его состоянию, не факт, что шатен протянет обещанные три дня. Зачем он припёрся, шутит свои как всегда плоские и неуместные шутки, благо, что хоть реже, чем обычно, держит Чуины волосы, пока тот избавляется от содержимого своего желудка?
Придурок. То ли решил, что такой оригинальный способ самоубийства ему подходит. То ли напоследок издевается — он ведь никогда возможности не упустит. То ли настолько дорожит чувствами к Сакуноске, что готов отдать жизнь (которую он, впрочем, совсем не ценит, так что не то чтобы это жертва), но продолжать лелеять эти чувства.
Все предположения похожи на правду, и Накахара ничуть не удивится, если Дазай руководствуется всеми тремя. От мыслей о привязанности шатена к умершему другу, пережившей даже смерть — в лучших традициях любовных романов - Чуе предсказуемо становится хуже и лепестки прут наружу убийственным количеством. Он реально заёбывается выталкивать их из горла. В какой-то момент думает, что если захлебнётся прямо сейчас — это будет не худший расклад. Худший — это если ему дадут передышку, а потом всё начнётся по-новой. И так до утра.
Накахара сглупил. Нужно было сразу же, как Босс сообщил им информацию на совещании, не отходя от Мори, просить записать его на операцию. Похуй на последствия, ему так и так не избежать приёма у Маррса, если он хочет жить. А Чуя впал в мини-панику, решил напиться и сентиментально пересмотреть фотографии, которые и хотел бы удалить, да рука не поднималась. Потом припёрся Дазай, и стало одновременно и хуже, и лучше.
Вот и сейчас рыжеволосый парень ощущает чужую руку на спине, успокаивающе поглаживающую. Прикосновение обжигает, к нему хочется поддаться, потому что Чуя знает, что это те самые руки. На которые он мог смотреть вечно, если Осаму спал - в часы бодрствования очень быстро скумбрия замечала столь пристальное внимание к своим конечностям и начинались бесконечные шутки, приводящие Нахакару в состояние лёгкого — или нет — бешенства. Пальцы, которые ему нравилось облизывать во время секса, нежно целовать после — опять же, чаще, когда Дазай начинал сопеть и Чуя мог не опасаться опошливания или обесценивания собственной нежности.
Вместе с тем, хотелось держаться от Осаму как можно дальше. Особенно — в плане физического контакта. Ведь это как брести по пустыне с бутылкой воды, которую ты не можешь открыть. Никак. Вожделенная вода совсем рядом, кажется, что в твоих руках, переливается на солнце и манит, обещая блаженство. Но когда ты пытаешься её выпить, выясняется, что крышка припаяна намертво, а обманчиво тонкие пластиковые стенки не дырявятся ни ножом, ни камнем.
В общем, в одиннадцать вечера, проблевавшись и чувствуя себя отвратительно трезвым для обстоятельств, Чуя понял, что нужно было прожить этот день иначе. Жаль, что он не мог перемотать и поступить правильно.
Наконец-то, организм немного успокоился, и Накахара смог отодвинуться от ванной — блевать в унитаз казалось ему... унизительным. Оперевшись на бортик, закрыл глаза и попытался абстрагироваться от мира. Нахер всё, ему нужна тишина и бездействие. Хотя бы на какое-то время.
Разумеется, в компании неугомонного идиота его мечтам не дано было исполниться. Уже спустя полминуты Чуя сначала услышал шум воды и плёсканья, потом Дазай подошёл и смыл результаты неудавшегося запоя повелителя гравитации. А затем, спустя ещё несколько секунд Осаму присел рядом и совершенно беспардонно улёгся головой ему на колено. Чуя, уже не сдерживаясь и ни о чём не думая, глухо застонал от досады. Да когда ж ты отстанешь, недоразумение? - Хотелось крикнуть во весь голос, так громко, чтобы даже через звукоизоляцию соседи услышали, что тут что-то происходит. Может, тогда они уведут этого взбалмошного? Надеяться на это не приходилось, но мозг Чуи, отчаявшись, пытался найти хоть какое-нибудь решение проблемы.
А единственным конструктивным, по-настоящему верным было упущенное им утром. Да к чёрту утро, пойти к Мори можно было и днём. Можно было даже ещё в момент, когда пришёл Дазай. Почему Чуя сегодня так тупит? Обычно он более сообразителен.
А теперь ничего не поделать, нужно ждать до утра, хотя бы часов до 8-9, и только потом умолять Босса о скорейшей операции. К чёрту всё, Чуя просто хочет, что это закончилось. И Ханахаки, и вообще весь пиздец, который творится у него в голове и душе с тех пор, как судьба столкнула с шатеном. Дальнейшие события, если смотреть со стороны, напоминали медленную, крайне медленную агонию смертельно больного животного. Наверное, частично проблема была и в этом. Мало того, что Дазай его не любил - от осознания сердце привычно кольнуло, так они ещё и грызлись как собаки всякий раз, как виделись. Да, они были отличным дуэтом, прекрасно дополняли друг друга в качестве напарников, но вместе с тем жгучая неприязнь, возникшая сразу, с первой встречи, пропитывала все их разговоры чем-то горьким. Но поскольку они вместе работали и жили неподалёку, за несколько лет грызня стала привычной частью рутины, иногда даже развлекала. В какой-то момент Чуя осознал, что несмотря на негативное отношение к суициднику, хочет его до потери сознания. Наверное, очень неудачно для него самого начался пубертатный период. Почему именно Дазай стал его главной эротической фантазией — хуй знает. Может быть, он так много мысленно проклинал заклятого напарника, что мозг привык на нём концентрироваться. Ебучая айдольская внешность забивала последний гвоздь в гроб спокойной жизни Чуи. Или последним было всё-таки убеждение, что Осаму не достанется ему никогда и ни при каких обстоятельствах?
В настоящий момент, мрачно переосмысливая историю своих эмоций, Накахара мрачно усмехается и думает, что, наверное лучше и бы правда не достался. Может быть, в этом случае, нездоровое влечение умерло, когда гормоны перестали шалить.
Но однажды младшие члены Мафии дико напились на каком-то корпоративе, Чую вело и он был уверен, что ему снится очередной сон, после которого он проснётся со стояком.
Позже выяснилось, что ему не снилось, что он вжимает Дазая в стену какого-то коридора и яростно целует, держа за запястья и не давая вырваться. Не снилось, что тот, вместо того, чтобы сопротивляться и отталкивать, притягивает ближе и перехватывает инициативу. Не снился быстрый, почти грубый секс в подсобке.
Всё вышеперечисленное Чуя осознал наутро, проснувшись с жутким похмельем в злополучной подсобке, лёжа в обнимку со скумбрией, чья шея красноречиво свидетельствовала, что её хозяин прошедшей ночью не скучал. Помнится, Накахара тогда подумал, что это пиздец. И даже не представлял, каких масштабов.
Затем началась игра в кошки-мышки, подойди-отъебись. Они ебали друг другу мозги регулярно, и столь же часто вновь оказывались в одной постели. Иногда в их сексе проскальзывала нежность, которой там явно было не место. Они ведь просто сбрасывают напряжение — наивно думал Накахара, не замечая, что сползает в глубокую яму, из которой не выбрался до сих пор.
Для Осаму, наверное, так всё и было, но сам Чуя умудрился полюбить (!) этого ёбнутого, его привычки и заскоки. Бесил он по-прежнему, и в их разговорах только добавилось склок, но в душе носитель Арахабаки начал принимать Дазая таким, как он есть. Привыкать, что да, этот раздолбай вот такой. И местами даже смирялся.
А потом Дазай ему признался — совершенно неожиданно, чем ввёл Накахару в ступор. Этот выблядок — сейчас более цензурно обозвать бывшего Чуя не мог, зачем-то сказал, что любит его. Нахуя? На сей вопрос ответа до сих не было.
Рыжеволосый склонялся к мысли, что гений манипуляций и управления другими Осаму заметил, что Чуя относится к нему особенно. И, видимо, решил то ли так жестоко поиздеваться, то ли просто позабавиться за чужой счёт.
Они начали встречаться. Продержались месяца четыре или чуть больше — сейчас Накахара думал, что и это слишком долго для них. Отношения не были гладкими — естественно, у них никогда не выходило быть рядом и не беситься из-за любой херни, но в те месяцы Накахара, кажется, местами даже был счастлив. Он позволил себе поверить — малолетний придурок —, что между ними двумя действительно возможны романтические отношения. Да, неидеальные, да, со ссорами до сорванного горла, но всё-таки это была взаимность, на которую Чуя и надеяться не мог. И он решил — ладно, прорвёмся. Ага, как же.
Однажды после занятия любовью — будучи в отношениях, про себя Чуя называл их еблю так — у них зашёл разговор о прошлых влюблённостях. У Чуи была только розоволосая девочка из Овец — организации, которую он возглавлял в пятнадцать, пока не встретил Дазая, Мори, не узнал правду о своих способностях и не стал членом Портовой Мафии. Это было несерьёзно, первая подростковая симпатия — они дошли до поцелуев и, в целом, это было неплохое чувство, такое светлое. И совершенно не сравнимое с тем шквалом, который вызывал Осаму одним своим появлением. Но зато в той первой влюблённости не было нынешнего пиздеца — философски думает двадцатидвухлетний Накахара.
В общем-то, тот разговор стал началом конца их отношений и началом личного эмоционального ада Чуи. Потому что единственным, к кому Осаму испытывал чувства до него, оказался Одасаку — один из двух людей, которым было достаточно комфортно находиться рядом с шатеном, чтобы называться его друзьями. Уже с первых предложений Чуя насторожился — и не зря. Осаму говорил так проникновенно, как нельзя было ожидать от вечного балагура. В его обычно смеющихся глазах впервые появилась серьёзность. И, если честно, создавалось впечатление, что рассказчик всё ещё не отпустил свою первую любовь. Накахара об этом и спросил у него, напрямую, в шутливой форме, чтобы скрыть свою нервозность.
Непонятно, хорошо или плохо, что Дазай ответил честно. Наверное, хорошо, потому что Накахара хотя бы узнал правду. Но так оглушительно больно, как когда Осаму просто ответил «да», словно это какой-то пустяк, ему не было никогда в жизни.
Они расстались через неделю. Эти семь дней были наполнены драками и не совсем логичными аргументами Осаму: он говорил, что Чую тоже любит, что его любовь к лучшему другу нисколько не умаляет чувств к рыжему коротышке (да, это цитата, Дазай даже в любви признавался ему как бы в шутку, что в первый раз, что потом). Параллельно Осаму продолжал шутить и пытался распускать руки. Платил он за это сломанным носом, как-то раз рукой.
Чуя злился, бесился, плевался ядом и чувствовал тогда только всепоглощающую ярость, перемешанную с острой болью. Глядя на улыбающегося, как ни в чём ни бывало Осаму, он видел лишь очередное подтверждение, что для того всё лишь игра. Не было ничего настоящего, никакой взаимности — Накахара просто себе додумал, потому что ему хотелось в это поверить. Ну, урок он усвоил. Больше никогда не позволю ему ко мне притронуться — клятвенно пообещал себе Чуя, окончательно разорвал всё с Осаму, оставив только рабочие отношения, потому что не мог из них уйти. Очень хотел, чтобы больше никогда не видеть забинтованную рожу, но они правда были хорошей командой для миссий, а подводить организацию, ставшую ему домом, Накахара не мог. Вне зависимости от того, насколько это было тяжело. Сжав зубы, он выполнял миссии, игнорируя Дазая всё остальное время. Так пролетело полгода, им стукнуло по 18.
Вскоре погиб Сакуноске. И следом, почти сразу Дазай исчез. Просто взял и ушёл. А, нет, не просто — ещё он взорвал Чуину любимую — первую в жизни — машину. Сволочь, просто сволочь.
В некотором смысле после его ухода Накахаре стало легче. Он, конечно, открыл жутко дорогое вино, которое берёг для особого случая. Чтобы отпраздновать — скажет он после Осаму перед битвой с Лавкрафтом. И будет честен лишь наполовину. В ту ночь он праздновал избавление от личного кошмара, как назло, вечно мельтешащего перед глазами. И оплакивал то, что у них было. Знал, что Дазай с ним просто развлекался, убивая время, а может, пытаясь заменить им Оду, и всё равно когда допил бутылку, заплакал. Навзрыд, как не подобает жестокому мафиози.
Истерика оказалась целительной. В последующие четыре года, пока суицидник снова не замаячил на горизонте и не начал трепать нервы, Чуя жил почти припеваючи. Если исключить редкий скулёж по ночам и периодическое тоскливое одиночество, когда он просыпался один в громадной постели, Накахара был в порядке.
Но скумбрия вернулась, и колесо пиздеца закрутилось по-новой. Опять-таки, за 4 года разлуки Чуя повзрослел, тысячу раз проанализировал прошлое, постарался развеять образ, в который почему-то влюбился, напоминая себе, что Осаму мудак. Методично сыпал соль на раны, вспоминая самые неприятные моменты их отношений и повседневного общения. Занимался этим до тех пор, пока не перестал скучать по шатену. Ну или он просто слишком хорошо спрятал эту тоску. От себя же.
И вот, на дворе одиннадцатый или двенадцатый час, ещё грёбанных, в лучшем случае, восемь часов до момента возможной встречи с Мори, а мысли уже буквально душат члена Исполнительного комитета.
А, ну да, конечно, прошло немного времени, ещё и потраченного на болезненные воспоминания об Осаму — естественно, лепестки снова просятся на свободу. Господи, поскорей бы утро.
Гин невесомо гладила кончиками пальцев лицо Тачихары напротив. Провела по виску, щеке, обвела контур губ. Парень слегка улыбнулся, глядя в ответ. Акутагава чувствовала себя так хорошо, как не бывало уже много лет. Наверное, похожую эйфорию она испытывала лишь когда Мафия приняла их с Рюноске в свои ряды. Тогда, в одночасье она обрела постоянную крышу над головой, перестала волноваться о еде и с тех пор у неё был кто-то ещё, кроме брата, кто не являлся потенциальным врагом. Великолепное чувство.
Мичизу легко перехватил её руку и стал покрывать поцелуями запястье. И наполнял свои действия такой нежностью, что сердце девушки забилось немного чаще только от осознания, что всё, что он наговорил ей в коридоре — правда. Что она действительно важна ему.
Волшебный момент разбился вдребезги громким стуком во входную дверь и голосом брата, обеспокоенно её зовущем.
Тачихара с неудовольствием выпустил чужую руку, выглядя при этом ребёнком, у которого отобрали любимую игрушку. Умилившись, брюнетка чмокнула его в губы и шепнула, что она ненадолго.
Внезапно проблемой стало, во что же одеться. Для своего наряда требовалось слишком много времени. Поступить классически и надеть рубашку теперь уже её парня - идея заманчивая, но выходить в таком виде к брату девушка посчитала нецелесообразным. Судорожно объяснять ему, что произошло между ней и Мичизу сегодня днём не хотелось. Не сейчас, когда она ощущала лёгкость и глубокую правильность событий.
Так что Акутагава-младшая облачилась в одно из платьев, в которых обычно они с братом гуляли по городу и, наконец, открыла ему.
Рюноске недовольно на неё воззрился, без слов вопрошая, почему так долго.
- Уснула, не сразу услышала, что ты стучишься — без проблем нашлась с ответом Гин.
Брат посмотрел подозрительно, но допрос не продолжил. Вместо этого он поинтересовался, как она себя чувствует.
- Ты про Ханахаки? Пока что отлично.
Акутагава-младшая немного подумала и решила, что нет смысла скрывать статус изменившихся отношений с Тачихарой. Выходить в рубашке последнего, почти прямо заявляя о том, что недавно у них был секс — опрометчиво, учитывая, что неизвестно, как старший брат отреагирует на эту новость. Раньше они в такую ситуацию не попадали. Но просто рассказать, что её чувства внезапно оказались взаимными — почему бы и нет?
- Мне нравится Тачихара, брат — твёрдо произнесла девушка, а увидев зажёгшийся мрачный огонёк в чёрных глазах, торопливо добавила: - И я ему тоже. Мы сегодня поговорили. Выяснилось, что мы — два трусливых идиота, но сейчас всё в порядке. Симптомы не возвращались после нашего разговора.
От новостей брат явно выпал в осадок. Но достаточно быстро пришёл в себя, внимательнее оглядел её, наверняка отметив, что выглядит Гин гораздо лучше, чем утром.
Они ещё немного поговорили, потом Рюноске сказал, что ей стоит оставаться начеку и следить за своим организмом. И при ухудшении самочувствия сообщить ему. И не выключать телефон, потому что он волнуется, когда не получается дозвониться.
Гин пообещала ему всё это, попрощалась с братом, грустно думая, что ему взаимностью не ответят, а значит, предстоит операция.
Первым делом поставила телефон на зарядку, понимая, что тот разрядился, а она, видимо, была так занята Тачихарой, что совершенно этого не заметила.
Подкрадывался Мичизу не совсем бесшумно, так что приближение парня она услышала задолго. Но, решив не портить ему сюрприз, сделала вид, что ничего не замечает. А вот симулировать вздрагивание тела, когда вокруг талии сомкнулись чужие руки, она уже не смогла.
- Так неинтересно — хмыкнул Тачихара, прижимаясь сзади. Его порыв Гин полностью одобряла, так что со своей стороны также поддалась назад, наслаждаясь ощущением теплого тела.
- Тогда тебе придётся поработать над своими навыками — парировала она, поворачиваясь и прикусывая кожу на шее. Оставлять засосы на загорелой коже — занятие, требующее усилий. И за последние несколько часов Гин поняла, что это ещё и её фетиш.
- В платье ты мне тоже нравишься. Выглядишь женственнее, и оттого создаётся обманчивое впечатление, что тебя проще захватить врасплох — информирует парень, втягивая её в поцелуй.
- Хорошо, что ты понимаешь, что это лишь иллюзия — усмехается девушка, когда они отрываются друг от друга, теснит Мичизу в сторону кровати и опрокидывает на неё, с удовлетворением отметив краткий миг испуга в чужих глазах, когда их обладателя лишили опоры под ногами.
Усаживаясь сверху и вновь вернувшись к цели оставить засосы на как можно большей территории тела, Гин думает, что лучше всё сложиться и не могло.
Возвращается в свою квартиру Рюноске в раздумьях. Часть из них — переживания за сестру. Она действительно выглядит получше, хотя и ведёт себя немного странно — почему вот она, например, вышла к нему в одном из тех образов, в которых гуляла по городу? Попав в Мафию несколько лет назад, Гин вбила себе в голову, что её не будут воспринимать всерьёз, если узнают, что она девушка. К тому же без способностей. Так что с определённого момента стала одеваться и вести себя по-мужски. Ну или очень стремилась к этому. Правду знали немногие — Дазай-сан, который нашёл их в трущобах, Босс, Коё-сан, ещё, возможно, Накахара-сан. Ну и, скорее всего, Хиротцу. Акутагава-младшая тщательно следила, чтобы легенда не рухнула. Так что видеть её в платье и с распущенными волосами не где-нибудь в центре Йокогамы странновато.
Ну это ещё ладно. Рюноске помнил, что Тачихара терпеть не мог его сестру, и до недавнего времени полагал, что неприязнь взаимна. А тут вдруг такие новости. Ханахаки, конечно, неплохой стимул поговорить откровенно, но поверить, что они оба так легко забыли о годах вражды — трудно. Акутагава просто надеется, что всё правда наладится, Гин не станет хуже в последний момент и она не умрёт у него на руках. Исключить такой вариант развития событий полностью не получается, и от этого Рюноске злится. Он обещает себе, что завтра же поговорит с Мичизу, хочется услышать его версию событий. Ну и сестрёнку нужно навещать почаще в ближайшие два дня. Мелькает даже мысль попросить помощи у Тигра или Босса, чтобы через них связаться с тем детективом в очках из Агентства. По словам Ацуши, он настолько хорош, что может выяснить почти всё, что угодно. Если захочет. Может, Рампо подскажет, насколько велики шансы Гин выжить без операции.
Акутагава-старший и рад бы, чтобы все его мысли занимало лишь беспокойство о сестре. Но значительную часть отвоевал себе Дазай-сан. Как обычно. Даже общаясь с Накаджимой, время от времени брюнет ловил себя на том, что в какой-то момент упустил нить разговора и снова думает о бывшем наставнике. Усилием воли он снова сосредотачивался на Тигре. И так весь вечер.
Тем не менее, когда есть на ком сконцентрироваться, не думать хотя бы возможно. Сейчас же, находясь в одиночестве, собственный мозг натурально начинает жрать Рюноске, приводя всё больше аргументов в счёт того, что для Дазай-сана он всегда был и останется просто ничтожеством, не заслуживающим лишнего взгляда. И от вспомнившегося равнодушия, много раз читанного в карих глазах, становится так больно, как не бывает даже в тяжелейших боях. Потому что боль тела — ничто по сравнению с душевными терзаниями.
До квартиры парень бредёт долго, периодически останавливаясь, чтобы просто постоять и пережить приступ тошноты. Несколько раз он с усилием подавляет желание пойти искать Осаму, хотя тот может быть где угодно. От квартиры Накахары-сана или кабинета Босса до какого-нибудь подпольного бара. Останавливает Акутагаву чёткое осознание, что даже если случится чудо, и он найдёт человека, по которому сходит с ума, ему не полегчает. Считается, что в присутствии объекта романтических чувств заражённому синдромом становится физически и морально лучше. Но есть оговорка. Лучше становится, если этот самый объект ведёт себя хотя бы дружелюбно. А Дазай-сан всегда смотрит на Рюноске с недоумением, словно не понимает, как такой слабак здесь оказался. Или презрением. Или в принципе не обращает на него внимания. В общем, Рюноске понимает, что ещё раз пережив подобное отношение, максимум, чего он добьётся — это усиления симптомов. И всё. Так что он, сцепив зубы, делает шаг за шагом, пытаясь думать о Тигре. О сестре. О ком угодно кроме шатена с язвительными шуточками.
Собственная входная дверь возникает перед глазами неожиданно — последние десять минут брюнет передвигался, не отрываясь от стеночки, и даже начал думать, что идёт не в ту сторону, потому что слишком уж долгим казался путь.
Закрывшись изнутри на замок, он несколько минут стоит, обессиленно уткнувшись в дверь лбом. Потом неуклюже добирается до дивана, на коем мирно дрыхнет Тигр. Он выглядит настолько умиротворённо, что невольно появляется подозрение, что он вовсе не болеет Ханахаки. Во всяком случае его состояние слишком контрастирует с тем, как ощущает себя Акутагава.
И даже сейчас, когда глаза шарят по блондину, мозг подкидывает картину другого человека — выше, сильнее и с бинтами на руках и шее.
Рюноске, не сдержавшись, всхлипывает и почти падает рядом с диваном. Слишком много эмоций. Захлёстывают. Он больше не в силах держаться. Утром парень даже не представлял, что ему настолько поплохеет к ночи.
Плачет Акутагава почти беззвучно, только иногда громко шмыгает носом и время от времени кашляет дурацкими лепестками.
Накаджима просыпается от этих звуков и какое-то время продолжает притворяться спящим, потому что не знает, стоит ли сейчас открывать глаза. Ему безумно хочется помочь Рюноске чем-нибудь. Как-то утешить. Или просто побыть рядом, если от этого брюнету станет легче. Проблема в том, что Тигр не знает, не сделает ли ситуацию хуже. Акутагава не похож на человека, который готов показывать свою слабость перед другими. А уж Ацуши он наверняка её показывать не собирается. Но и уснуть в таких обстоятельствах невозможно. И оставаться неподвижным с каждой минутой сложнее.
У блондина начинает неприятно тянуть в груди, когда он вслушивается в тихие-тихие всхлипы. Ему грустно из-за того, что Рюноске плохо. И ещё хуже оттого, что непонятно, можно ли что-нибудь сделать.
Когда Ацуши почти решается прекратить притворяться, потому что дольше не может вынести бездействия, Рюноске внезапно затихает. Спустя пару минут встаёт и уходит в ванную. Несмотря на плотно закрытую дверь, Тигр благодаря улучшенному слуху всё равно слышит звуки рвоты. К счастью, длится это недолго. Акутагава умывается и проходит вглубь квартиры. Кажется, он ложится спать.
Выждав для верности полчаса, Ацуши бесшумно крадётся в чужую спальню, замирая в дверях, чтобы проверить, точно ли хозяин квартиры не бодрствует и сейчас не пошлёт кого-то обнаглевшего взашей. Страхи не оправдываются — Рюноске спит, хотя и не слишком спокойно. Наверное, даже там его преследует безответная любовь и человек, к которому она испытывается.
Ацуши подошёл к чужой кровати и выпал из реальности, получив возможность безнаказанно рассматривать лицо Рюноске столько, сколько пожелает. Спустя десять минут или час — в таком состоянии крайне сложно следить за временем - Тигр отмирает и, понимая, что потом об этом пожалеет, укладывается рядом со спящим брюнетом. Я только чуть-чуть — безбожно врёт себе Накаджима, зная, что не сумеет остановиться. Поэтому вскоре он уже обнимает Акутагаву поверх пледа, пытаясь, однако, не разбудить его. Вдыхая его запах, Ацуши хочет замурлыкать, но сдерживается. Знает, что рано или поздно мафиози проснётся. Сомнительно, что Ацуши хватит сил к тому времени его отпустить. А значит, Тигра наверняка ждёт возмущённый удар. И больше не получится провести время, как сегодня вечером. Это печалит, но оторваться от брюнета нереально. Так что Накаджима вновь запрещает себе думать о плохом и пытается насладиться выдавшейся ему возможностью.
После ещё нескольких заходов близкого общения с ванной, Чую отпускает настолько, что он вырубается. Это даже сном не назвать, больше похоже на временную смерть. Осаму даже пару раз щупает его пульс, чтобы убедиться, что любимый не помер. Собственное самочувствие поражает тем, насколько человеческому организму может быть плохо. И при этом даже отрубиться подобно Накахаре не получается. Бессоница — родная - и во время синдрома решает его не оставлять.
Однако в пять утра, когда рыжик внезапно подскакивает на кровати, куда его не без труда переместил Осаму, шатен думает, что всё не зря. Планы Чуи ясны более чем. Как только можно будет ворваться к Мори — повелитель гравитации это сделает. И немедля запишется на операцию. Дазай должен поговорить с ним раньше. Потому что потом едва ли ему представится возможность.
Чуя нашаривает мобильник, щурясь, смотрит на время, досадливо морщится. Что-то печатает — наверное, ставит будильник. Откладывает телефон и переворачивается на другой бок, недвусмысленно давая понять, что собирается проспать оставшиеся часы. На всё про всё у носителя Арахабаки уходит минут пять, и всё это время шатен не сводит с него взгляда. Вряд ли Чуя не замечает — скорее, намеренно не желает обращать внимания.
Осаму за секунду оказывается рядом с рыжиком и сгребает его в объятия. Неверная тактика, и он об этом знает. К удару поддых тоже готовился. Так что успевает откатиться, и удар чужого локтя не находит свою жертву. По крайней мере, теперь Накахара его замечает.
- Отвали — как-то обессиленно кидает Чуя, снова поворачиваясь спиной. Обычно он куда экспрессивнее.
- Нам нужно поговорить — начинает Дазай, прекрасно зная, что до адекватного диалога им ещё далеко. Сначала нужно убедить Чую вообще с ним разговаривать.
- Не о чем. Отстань, я хочу спать.
- Ладно, тогда давай скажу я — не сдаётся работник Агентства, - Чуя, я знаю, что ты в это не веришь, но я правда тебя люблю. Как любил и раньше.
- Блять, не еби мне мозг — Накахара стремительно разворачивается и нависает над непроизвольно вжавшимся в кровать собеседником, - Мне плевать, какую цель ты преследуешь. Мне плевать, что ты скажешь. Я тебе не верю, понял? - парень выплёвывает предложения, и голубые глаза горят бешенством.
Ладно, эмоции в нём продолжают бушевать. Несмотря на то, что сейчас они не облегчают Дазаю задачу, он рад видеть, что Чуя остаётся собой в любых обстоятельствах, в том числе под действием Ханахаки.
- Я говорю это потому что хочу чтобы ты знал правду — как ни в чём ни бывало продолжает Осаму. Ободрённый молчанием с другой стороны кровати, продолжает: - Я люблю вас обоих. Одасаку был первым, к кому я испытал что-то серьёзное. Я знаю, что тебе неприятно слушать о нём, особенно сейчас. Но я хочу рассказать — один раз рассказать всё, как было, ничего не утаивая. Чтобы ты видел полную картину. Мы подружились, и в какой момент я захотел большего — не знаю. Но я не говорил ему. Ни разу не намекнул на свои чувства, потому что осознавал, что ничего бы не вышло. Ода был чужд романтических отношений. Он мечтал лишь о том, чтобы писать книги. А жил работой, перемежаемой нашими тройными посиделками в баре с Анго. Ну, потом ещё детьми, которых спас во время Войны Драконьих Голов. В его жизни не было места для меня не-только-друга. Я смирился с этим. А примерно через полгода встретил тебя. И, знаешь, по-настоящему испугался, когда понял, что ты мне нравишься. Несмотря на твой характер и привычку сначала бить, а потом думать... Кх — Накахара своих привычек не забывает, о чём не преминул напомнить, - Вот видишь — Дазай потирает ушибленное плечо и мысленно утешает себя тем, что могло быть и хуже. Как ни странно, Чуя всё ещё не перебил его. И не уснул. Нужно продолжать, пока его настрой не изменился — Параллельно чувства к Оде не исчезли, как должны были по идее. Они просто ушли куда-то глубже, став не настолько интенсивными. Но они были со мной. И одновременно влечение к тебе нарастало как снежный ком. Это было поистине тяжёлое время. В общем-то, одной из причин, почему я постоянно тебя подкалывал, было желание обратить на себя внимание. Хоть каким-то образом. И, Чуя, я был счастлив, когда мы впервые поцеловались. Ты был безумно пьян, и да — я воспользовался этим. Ты, наверное, даже не помнишь.
- Подожди — раздражённо прерывает Накахара, так и оставаясь лежать спиной к собеседнику, - Ты про вечеринку, на которой мы и переспали впервые, да?
- Нет — губы шатена сами собой расползаются в злорадную улыбку, потому что он знает, какая реакция вскоре последует. Раз, два...
- В смысле? - Чую буквально подбрасывает на кровати, настолько он ошарашен. Вот теперь он смотрит на Осаму, а не делает вид, что разговор его ни капли не интересует.
- В смысле, наш первый поцелуй случился на другой вечеринке, значительно раньше.
- Значительно? - Накахара подозрительно прищуривается: - И когда же?
- Точно я не помню. Месяца за три до той, которую ты помнишь — Дазай специально дозировано сообщает информацию, наслаждаясь постепенным осознаванием в голубых глазах. Главное, с этим не переборщить, а то Чуя мигом опять скроется в своей раковине.
- Так — Осаму почти физически чувствует, как рыжик начинает закипать, - Почему мне кажется, что между первым поцелуем и первым сексом было что-то ещё, что я не помню?
- Потому что ты умный — Дазай улыбается.
- И много чего там было? - Заметно, что хозяин квартиры пока сдерживается лишь потому, что хочет узнать всё до конца. А вот потом шатену придётся расплатиться за молчание.
- Те же поцелуи, ну и тискались немного.
- И почему же я ничего об этом не помню? Надеюсь, ты мне ничего не подсыпал? - Да уж, доверия у мафиози к «предателю» ни на грамм. Это даже немного обидно. Чего только Осаму в своей жизни не делал, но к наркоте отношения не имел.
- Нет, Чуя. В тех амнезиях виноват горячо любимый тобой алкоголь — Дазаю хочется оказаться ближе, и он не отказывает себе в этом, поддаваясь немного в сторону Накахары. Понижая голос, чтобы слушателю приходилось поневоле концентрироваться на нём сильнее, шатен продолжает вещать: - Ты быстро напивался. Однажды Анэ-сан попросила меня довести тебя до квартиры, потому что самостоятельно ты был не в состоянии туда добраться. По пути ты практически висел на мне и был настолько близко... Невероятно сложно было удержаться, и я поцеловал тебя. В принципе, я морально готовился к удару в лицо, но ты ответил. И тогда уже оставить тебя не вышло бы при всём желании. Мы целовались до тех пор, пока не уснули. А наутро я проснулся от твоего вопросительного ора, что я забыл в твоей квартире и требования выметаться.
Вот это Чуя как раз помнил. Как-то он очнулся после пьянки с жутким похмельем и нежданного-негаданно увидел рядом спящего Осаму. До тех пор в свою святая святых он старался несносного напарника не пускать, так что обнаружить его стало неприятным сюрпризом. Накахара тогда решил, что Дазай взломал ему замки и залез внутрь, чтобы позлить. Даже поменял эти замки в тот же день. Ему и в голову не могло придти, что произошло на самом деле. Если что-то действительно произошло. Не исключено, что Осаму пытается убедить его в своих якобы чувствах, и для этого выдумал предысторию.
- Так почему ты не сказал мне всё, как было, тем же утром? - Спрашивает повелитель гравитации, решив для начала, по крайней мере, дослушать сказочку для конца.
- Сначала растерялся — пожимает плечами Дазай, - Я не думал, что ты был настолько пьян, чтобы вообще ничего не запомнить. Потом подумал, может, ты стесняешься. Посмотрел в твоё по-обычному разъярённое лицо и засомневался в этом. Я решил промолчать по двум причинам. Во-первых, боялся, что если скажу правду, ты изобьёшь меня сильнее, чем всегда. И к тому же увидеть на твоём лице отвращение из-за того, что целовался с парнем, или ещё хуже, конкретно со мной - в тот момент я не был к этому готов. А вторая причина — Осаму ненадолго умолк, но договорил: - Я решил проверить, получится ли данный опыт повторить на следующем корпоративе.
- Вот ты сволочь — протянул Чуя, ничуть впрочем не удивлённый. Последняя причина была очень в духе Дазая.
- Да — не стал отнекиваться шатен, - Но и ты постарайся понять — парень, который мне безумно нравится, не отталкивает меня и позволять себя целовать, даже отвечает. А потом выясняется, что он делал это лишь из-за алкоголя. И на трезвую голову не даст к себе даже подойти. Я не смог отказаться от возможности получить тебя снова, пусть это и был и не совсем ты.
- И что дальше?
- На следующей вечеринке я сам вызвался тебя проводить. Ни у кого не возникло возражений, хотя провожали нас подозрительными взглядами.
Ну ещё бы — думает Чуя. Обычно грызёмся и грызёмся, а тут такое великодушие со стороны Дазая, в принципе к бескорыстным поступкам не склонного.
- Кстати, во второй раз ты первым меня поцеловал — оживляется Осаму, ударившись в воспоминания. На его лице читается такое ностальгическое выражение, что Накахара вновь сомневается — точно ли бывший врёт. Хотя он тот ещё актёр одного театра — наверняка может изобразить.
К несчастью Чуи, теперь он думает о том, что в описываемый период ему часто снились сны о поцелуях с Дазаем именно то на пороге своей квартиры, то внутри неё. Как назло, после пьянок. Может, то, что он принимал за очередные эротические видения, таки являлось реальностью? Как же сложно распутать этот клубок.
- Ещё несколько раз мы проводили время подобным образом, когда ты был пьян. А потом мне перестало этого хватать. Я начал думать, вдруг ты представляешь на моём месте кого-то другого. Или тебе вообще всё равно, с кем, просто хочется такого рода близости, когда алкоголь затмевает разум. Я утащил тебя с вечеринки раньше, чем ты закинул свою привычную норму, так что ты был больше в сознании, чем обычно. До этого ты уже пытался зайти дальше третьей базы, но я тебя останавливал. Не хотелось, чтобы ты и наш секс не запомнил. Но в ту ночь я решил — почему бы и нет. И на этот раз утром я не стану подыгрывать, скажу правду. И будь что будет. Ну, дальше ты знаешь — Осаму поёжился, оглянулся и натянул на себя плед, валявшийся где-то на полу у кровати.
Глядя на него, выглядящего непривычно уязвимым, Чуя ощутил яркое желание прижать этого ненормального к себе, согреть, нежно поцеловать в ушко... Так, стоп. Приплыли. Мы же ещё ночью, сегодня ночью, Чуя, помнишь, решили, что не поддадимся на его уловки. Хватит этих загадок и сложностей в отношениях. Операция избавит от занозы в сердце и заднице. Мало ли что он говорит? Даже если принять, что рассказ правдив, меняет ли он что-нибудь? Да нихуя. Ведь Осаму всё равно сделал то, что сделал. И он признаёт, что по-прежнему любит Сакуноске. Вот в его любви к почившему другу Накахара почему-то не сомневается. Хотя, если слушать логику, скользкие змеи вроде шатена вообще никого кроме себя любить не способны.
Чуя переводит взгляд в потолок — лишь бы не смотреть на притихшего Дазая, которого всё равно, несмотря на все разумные аргументы против, хочется успокоить. Вместо этого парень ровно произносит: - Окей, допустим, ты не врёшь. И? Как эта история должна изменить моё мнение? Дазай, ты ушёл из Мафии почти сразу же после смерти Одасаку. Не знай я, как сильны твои чувства к нему, подумал бы, что ты имеешь отношение к его кончине. Почему ты ушёл, а?
- Потому что Ода перед смертью сказал мне кое-что.
- Ну конечно — злобно шепчет Чуя. Сердце побаливает, и он уже чувствует, как зашевелились внутри лепестки.
- Он сказал, что ничто не сможет заполнить дыру в моей душе. Что я не найду повода жить ни в мире насилия, ни в мире тех, кто спасает других. Но он попросил меня быть на стороне «хороших» парней и насколько это возможно поступать по-доброму. А потом умер у меня на руках.
- И одних его слов было достаточно, чтобы ты кардинально изменил образ жизни и маску, которую видят люди вокруг тебя. Это доказывает, насколько он важен для тебя — с горечью произнёс Чуя, сжимая зубы. Что ж, этот разговор принёс ему ещё немного боли, но может, так и нужно? Не может болеть вечно — когда-нибудь на смену придёт холодное равнодушие. Оно и придёт. Нужно только дожить до операции. По крайней мере, теперь он знает, что побудило Дазая исчезнуть. А раньше так голову ломал.
- Интуиция подсказывает, что ты сделал какие-то неправильные выводы из моих слов — задумчиво говорит Осаму и придвигается, настойчиво пытаясь поймать чужой взгляд.
- Да отъебись ты от меня — отталкивает его Чуя, - Что тут можно неправильно понять?! - И, наконец, взрывается: - Ты любил его! Любишь до сих пор. Поэтому ты заразился. Потому что до сих пор не можешь отпустить. Со мной, очевидно, просто развлекался, потому что любимый человек был недоступен. А я — пожалуйста, достаточно напоить, и берите, сколько влезет. Ты это хотел до меня донести? Спасибо, блять, я понял! Может, теперь ты заткнёшься? - Накахара встал с кровати и ушёл в ванную, потому что усилившаяся тошнота намекала, что ему лучше оказаться там как можно скорее.
Осаму припёрся следом. Дождался, пока мафиози не закончит, ополоснёт рот, и только потом спросил: - Чуя, ты болен из-за меня? - И смотрит так доверчиво, мразь, как будто сам давно всё не просчитал и не понял.
- Ты издеваешься, да? - Повелитель гравитации угрожающе разминает кулаки.
- Просто ответь.
- Да с чего я должен тебе отвечать? Потешить твоё эго?
- Это важно для меня — роняет Дазай.
- Почему? - Чуя наступает на него до тех пор, пока спина шатена не сталкивается с ледяным кафелем на стене, - Почему для тебя это важно? Какое тебе дело до моих чувств?
- Я люблю тебя — безнадёжно тянет Осаму, понимая, что ему, скорее всего, не поверят.
- Да что ты — Чуя истерически хохочет, и это так страшно смотрится. Сейчас он немного напоминает себя во время использования Порчи. Такой же безумный. Дазай хочет что-нибудь сделать, дабы вернуть обычного Накахару, адекватного. Жаль, что тут вряд ли поможет способность.
- Это правда — шатен шагает вперёд и стискивает руки на чужих запястьях, - Я правда люблю тебя.
- Не трогай меня — твёрдо произносит Чуя и такая ненависть горит в его глазах, что на Осаму наваливается невероятная усталость. Будь он в нормальном состоянии, негативная реакция так бы не сказалась, но Ханахаки делает его слишком чувствительным.
- Что мне сделать, чтобы ты поверил? - Шатен и правда близок к отчаянию. Гениальные планы не придумываются, когда организм настолько барахлит. А ещё Осаму не уверен, что вообще возможно создать рабочий план по повторному завоеванию повелителя гравитации. Чуя слишком гордый, неуправляемый, своенравный. Слишком привык не ждать от Дазая честности.
- Остановиться. Просто прекрати, Дазай. Зачем ты ломаешь комедию сейчас? Я пройду операцию, ты тоже, если захочешь. Мы будем свободны от чувств не к тем людям. Я правда не понимаю, зачем ты пытаешь убедить меня в чём-то.
- Ты настолько хочешь перестать что-либо ко мне испытывать? - Осаму почти готов сдаться. Он сделал что мог. Это не сработало. Да и для Чуи, наверное, так правда будет лучше. Хотя, конечно, от мысли, что сейчас Накахара ещё любит его, пусть и не радуется этому факту нисколько, а уже завтра, например, будет смотреть как на действительно пустое место, становится тошно.
Чуино «да», сказанное с железобетонной уверенностью, становится последней каплей для потока, прорвавшего плотину внутри. Дазая рвёт, одновременно колбасит, и где-то по дороге он теряет сознание.
Просыпается Акутагава медленно. Ему непривычно тепло. Уютно, хорошо. Наверное, никогда ещё не посещало подобное состояние по утрам.
Затем сонное сознание отмечает ещё пару фактов. Таких как странная тяжесть на боку и порывы тёплого воздуха, приходящиеся на затылок. Он каждого дуновения по коже бегут мурашки, и это приятно. Но откуда взяться тёплому ветру в его квартире, где всегда только холод?
Данное несоответствие заставляет отчётливей осознавать реальность. И тогда становится понятно, что тяжело из-за чужой руки, перекинутой поперёк его тела. Руки в его свитере.
Рюноске лежал и пытался найти адекватное объяснение, почему Тигр его обнимает. Да ещё так интимно.
Ему тоже стало холодно ночью? Если подумать, других одеял у Акутагавы не водилось, плед, в который он кутался вчера, брюнет утащил с собой, когда ложился. На самом деле, засыпая, Рюноске не думал, будет ли комфортно Накаджиме ночевать у него. К тому моменту мафиози настолько устал, что вообще ни о чём и ни о ком, даже о Дазай-сане не думал.
Хорошо, допустим. Но почему тогда Тигр греется так? Проще же залезть под тот же плед. И обнимать совершенно необязательно.
В общем, как ни посмотри, но Ацуши ведёт себя странно. Но самое щекотливое во всей этой ситуации — то, что Акутагаве не хотелось двигаться. Не хотелось будить Накаджиму или отталкивать его.
Приятно, когда тебя обнимают. И когда согревают дыханием шею. Это немного неудобно, потому что тело реагирует... реагирует, в общем. Но не то чтобы у Рюноске было такое раньше. Он девственности-то до сих пор не лишился. Встретив Дазай-сана очень рано, вскоре брюнет не видел никого, кроме него. Надеяться на ночь с обожаемым наставником — невозможно. А быть с кем-то кроме него казалось Акутагаве предательством самого себя.
Да и вообще с тактильным контактом у него был швах. С Гин они как-то не привыкли обниматься. Родителей не было. Пожалуй, мафиози касался других людей только в драках.
Сейчас, впервые оказавшись в подобном положении, Акутагава в полной мере осознал, насколько же ему не хватало таких вещей. Конечно, если бы на месте Тигра был Дазай-сан, Рюноске ощущал бы себя гораздо счастливее. Но и близость Ацуши не раздражала, как должна была бы. Скорее, Акутагава чувствовал растерянность и лёгкое смущение. Не хотелось бы, чтобы Накаджима видел его реакцию. Но и прерывать контакт не хотелось.
Поразмышляв, Рюноске решил, что притворится спящим и подождёт, когда Тигр проснётся и сам отодвинется. Таким образом, Акутагава избавит их обоих от неловкой сцены. Ну и подольше насладится непривычными объятиями.
Одно было несомненного плохо в его пробуждении. Как только мозг заработал в полную силу, мысли о бывшем наставнике с новой силой стали атаковать.
Пытаясь переключиться с них на что угодно, Рюноске безотчётно поёрзал и прижался теснее к телу за собственной спиной. Чужое дыхание стало чувствоваться лучше, и Акутагава с ужасом понял, что начинает возбуждаться. Делая ситуацию ещё невыносимее, в голову полезли картинки с участием Дазай-сана, на которые брюнет обычно дрочил. И теперь отделаться от полуфантазии-полужелания, чтобы человеком, так приятно его обнимающим, был шатен, стало очень трудно.
Но Рюноске видел что-то очень неправильное в том, чтобы использовать Ацуши как способ воплотить свои иллюзии в реальность хотя бы на какую-то часть. А ещё, если уж честно, не хотелось, чтобы сегодняшнее утро и связанное с ним приятное воспоминание, нечаянно подаренное Тигром, кануло в яму, в коей хранились все разговоры с наставником. Дазай-сан ни во что Акутагаву не ставил, сколько бы тот ни пытался заслужить его признание. Возможно, Рюноске действительно просто недостаточно хорош, чтобы учитель похвалил его хоть раз. Иногда, не слишком часто, брюнет думал, что есть что-то унизительное в том, как он одержим своим бывшим наставником. К сожалению, этих мыслей было недостаточно, чтобы он перестал Дазай-сана боготворить. Но сейчас Ханахаки усиливало все его эмоции по отношению к любимому человеку. Так что это раздражение тоже увеличилось. Благодаря ему, Акутагава мог периодически взглянуть на свою влюблённость объективно и ужаснуться.
Рюноске не хотел мечтать сейчас о своём учителе. Поэтому он перевернулся и пристально уставился на Тигра, уже не боясь его разбудить. В конце концов, это Накаджима почему-то его обнимает, если что, то и неловко должно стать в первую очередь ему.
А самому Акутагаве срочно нужно развеять морок.
Что ж, лёжа в десяти сантиметрах от Ацуши, признать, что это совершенно точно не Дазай-сан, гораздо проще. Правда, если Тигр проснётся вот прямо сейчас, всё-таки Рюноске не избежит неловкости, потому что... ну слишком близко они лежат. Проблема в том, что выпутаться из-под руки блондина по-прежнему нет желания. Да, это странновато — вот так лежать с тем, кто ещё недавно был твоим врагом. Но... что-то в этом всё-таки есть?
Тигр тёплый — Рюноске без труда даже через плед чувствует идущий от него жар. Или кажется? Может, потому что Акутагаве самому стало жарче, чем раньше?
Находясь так близко, Акутагава понимает, что Тигр не просто смазливый, как он пренебрежительно думал раньше, а по-настоящему красивый. Полудетские черты лица придают ему наивный и невинный вид. Приоткрытые губы создают впечатление беззащитности. Ресницы едва подрагивают, и Рюноске неожиданно для себя залипает на это дрожание.
Мда, считать явного натурала симпатичным — явно не лучшее решение. А такой ли он натурал, раз так легко его обнимает? С другой стороны, может, он во сне обнял — у некоторых такое бывает. Принял Акутагаву за подушку или какую-нибудь девушку. Между прочим, самое реалистичное объяснение из тех, что приходили сегодня в голову.
Рюноске шумно вздыхает и закрывает глаза от греха подальше. Не хватало ему только, чтобы вторым человеком после бывшего наставника, на которого он засмотрится, был Тигр. Нет, конечно, по сравнению с тем, что брюнет ощущает к Дазай-сану, мысли о том, что Накаджима ничего так - ничего не значат. Но вот сами по себе подобные размышления чреваты неприятными последствиями. Нужно это заканчивать. Сейчас ещё немного побудет в его объятиях, запомнит это чувство (не потому, что именно Тигр его обнимает, а просто что его кто-то обнимает!) и встанет. Разбудит кошака Агентства и выпроводит подальше. Пусть идёт к той, из-за кого он заразился или записывается на операцию — Акутагаву его дальнейшие дела не касаются. Вчера было неплохо отвлечься за счёт Накаджимы, но то, какой оборот дело приняло сегодня, брюнету определённо не нравится.
Продумывая свой нехитрый план на день, Рюноске совсем не ожидает, что его поцелуют. А потом настолько офигевает от происходящего, что на несколько секунд просто замирает. Тигр — чёрт знает, что творится в его пустой черепушке — не останавливается на простом прикосновении одного рта к другому и мягко скользит языком по внутренней стороне верхней губы. Тут уж Акутагава смолчать не может. Он распахивает глаза, отпихивает Накаджиму и выпаливает: - Ты вообще сон от реальности не отличаешь?! Просыпайся... - и замолкает, когда Тигр открывает ни разу не сонные глаза. В фиолетово-жёлтых зеркалах души стоит такая тоска, что возмущение сразу покидает Рюноске. Тигра становится жалко. Невольно Акутагава думает — он выглядит также, когда грустит из-за Дазай-сана.
- Тебе снилось, что ты целуешь девушку, из-за которой заразился? - Спрашивает Рюноске.
- Ага — безучастно отвечает Ацуши, отводя взгляд, - Только это не девушка.
- Ааа — глубокомысленно изрекает брюнет, - Слушай, я понимаю, синдром на нас всех влияет... Но... - парень замолкает, не зная, что сказать дальше. Стоит ли что-то говорить?
- Извини — шепчет Ацуши, отворачиваясь.
- Да ладно... Слушай, я знаю, что это не моё дело. Но кто это? - Акутагава знает, что задавать подобный вопрос сейчас бестактно, но не может промолчать. Ему интересно, по кому же страдает Тигр. И это вовсе не связано с тем, что недавно Рюноске нашёл его крайне симпатичным, нет-нет.
Блондин поднимает на него вмиг посеревшее лицо, и он выглядит сейчас так неправильно. Акутагава привык, что Тигр боится, пытается наладить диалог или уверенно что-то отстаивает. А сейчас он будто весь потух.
Несколько минут они проводят в молчании, смотря друг на друга. Ацуши о чём-то думает, а потом выдаёт, и в этот момент его глаза вспыхивают так, как Рюноске привык: - Это ты, Акутагава.
- Что?
- Это ты — упрямо повторяет Ацуши, - Мне нравишься ты. Поэтому я кашляю лепестками.
- Какого чёрта...
- Извини, что вывалил на тебя это — глаза Накаджимы вновь тухнут и он поднимается с кровати, очевидно, планируя уйти. Ну уж нет, сначала пусть объяснится!
- Что значит «я тебе нравлюсь»? - Для верности брюнет хватает Тигра за руку, чтоб не убежал.
- А что непонятного в этой фразе? - Ацуши устало на него смотрит. Он сейчас меньше всего похож на влюблённого. Скорей уж общество Акутагавы внезапно стало ему сильно в тягость. Рюноске напоминает себе, что ему сейчас тоже не слишком-то хочется быть рядом с Дазай-саном — точнее, его рациональной части.
- Мне понятна фраза — со всем терпением мира говорит хозяин квартиры, - Мне неясно, как ты смог начать испытывать ко мне симпатию.
Как, как, а почему бы и не также, как ты к нему совсем недавно? - проносится в голове. Но ведь Акутагаве не то чтобы начал нравиться Тигр, он просто признал, что тот довольно привлекателен. Чтобы заболеть синдромом, чувства должны быть куда сильнее и оформленнее.
- Ну вот так получилось — хмуро бросает Тигр, - Можно я пойду?
Акутагаве не остаётся ничего другого, кроме как отпустить его руку. Хлопает входная дверь, говоря, что Накаджима покинул его квартиру.
И что теперь делать с внезапно свалившейся на него информацией?
Утреннее совещание для заразившихся, запланированное ещё вчера, проходит сумбурно. Когда Акутагава заходит в кабинет Мори-сана, мысли о Тигре немного отходят на задний план. Потому что первое, на что падает взгляд — Гин сидит, держась за руку Тачихары. Сестра выглядит счастливой и вполне здоровой, но Рюноске тем не менее не отходит от своего намерения пообщаться с её избранником. Мичизу, встретившись с ним взглядом, заметно бледнеет, но покорно идёт разговаривать под обеспокоенным взглядом Акутагавы-младшей.
Как ни странно, но командующий Чёрных Ящериц сумел убедить его в серьёзности своих чувств к Гин. Безропотно согласился обратиться к Рампо, чтобы тот подтвердил, что ни ему, ни Акутагаве-младшей не требуется ментальная операция. Для профилактики пообещав сломать ему ноги, если Тачихара всё-таки обидит его сестру, Акутагава отпустил несчастного.
Как раз когда они вернулись, появился и Мори-сан. Почему-то отсутствовали Хигучи и Накахара-сан.
Как рассказал Босс, Ичиё вчера сделала операцию. На данный момент она чувствует себя удовлетворительно. Во избежание эксцессов к ней сейчас нельзя никому кроме самого Мори, который время от времени проверяет её состояние.
Чуя на данный момент находится рядом с Дазаем, которому сегодня утром стало настолько плохо, что потребовалось вмешательство врачей-эсперов.
Обе новости по-своему потрясли Рюноске. Но если за свою подчинённую он даже порадовался — ответить взаимностью он бы ей не смог, а смерти девушке не желал, то случившееся с бывшим наставником предсказуемо его потрясло. Сам он не ощущал значительного ухудшения здоровья по сравнению с вчерашним днём. Ну, слабость и тошнота присутствовали, конечно, но всё в пределах терпимого. Более-менее. Ещё помогало думать о чём-нибудь, кроме шатена. Например, о Тигре. Ну, необязательно о нём. Ещё он переживал за Гин.
Хотя учитель и вчера выглядел хуже, чем остальные заражённые. Беспокойство захватило его и не отпускало до тех пор, пока не подошла его очередь индивидуальной консультации у Мори-сана. После краткого пересказа новостей Босс сказал, что хотел бы поговорить с каждым заражённым наедине. Рюноске был последним.
Первым делом он попросил рассказать подробнее о Дазай-сане. Мори-сан пошёл ему навстречу, но не стал задерживаться на этой теме и перешёл к Ханахаки. Напрямую спросил, собирается ли Рюноске делать операцию. Акутагава без сомнений согласился, потому что думать тут было не о чем. Ему показалось, что Босс одобрил его решение. Тогда хозяин Расёмона заподозрил, что Мори-сан в курсе, кто является объектом его чувств. Для проницательного Босса понять наверняка было не сложно. Но Акутагава всё равно почувствовал себя не в своей тарелке. К счастью, эту тему Огай также развивать не стал. При брюнете связавшись с Маррсом, договорился о времени — сегодня в пять вечера - и, ободряюще сжав его плечо, ушёл куда-то. Наверное, торопился вернуться к Дазай-сану.
На часах десять утра, до операции, которую проведут в одном из зданий Мафии, ещё пять часов, которые нужно чем-то занять. Желательно, чем-то помимо клубка мыслей о Дазай-сане. Акутагава физически устал о нём думать. Пошатавшись по квартире полчаса, он понял, что так отвлечься не получится. Что ж, у него уже был проверенный способ. Да и к тому же, если Тигр не соврал — а зачем бы ему это? - им есть о чём поговорить.
В 11 он уже разговаривал с Рампо, уточняя как ему найти Накаджиму, заверяя, что не собирается с ним сейчас драться. Заодно договорился с Эдогавой насчёт того, чтобы тот посмотрел на состояние Гин.
На номер, которым детектив любезно поделился, почему-то ухмыляясь во весь рот, Тигр не отвечал. Адресом блондина детектив поделился уже совсем не так охотно. На месте блондина также не оказалось.
Акутагава сел на лавочке недалеко от здания, в котором обитал Ацуши и понял, что чувствует досаду. Почему он вообще ищет этого непоследовательного придурка? Сначала он говорит, что заразился из-за Рюноске, тут же уходит в туман, а потом пропадает со всех радаров и шляется непонятно где. Не то, чтобы он был что-то должен Акутагаве...
Наверное, мафиози просто ожидал, что вечно правильный Ацуши поступит типично, оказавшись в такой ситуации. Пойдёт плакаться друзьям или вернётся домой, чтобы похандрить в одиночестве. Существовал ещё один вариант, к которому он мог бы прибегнуть, чтобы справиться с тем, что почувствовал, когда признался, а Рюноске хватило лишь на «ааа» и «почему ты, блин, в меня влюбился». С одной стороны, признание было слишком неожиданным, и свою реакцию брюнет считал вполне обоснованной. С другой — он мог понять Ацуши. Наверное, это очень неприятно, открываться и получать подобный ответ. А Ханахаки ещё и усиливает все эмоции, касающиеся нравящегося человека.
Вернулся блудный кот только к двум часам дня. Издалека увидев Рюноске, он сначала остановился как вкопанный. И Акутагава тогда решил, что если тот снова сбежит, он не станет догонять. В конце концов, это не у брюнета тут безответные чувства. Он не против поговорить, но навязывать разговор не станет.
Однако Накаджима всё-таки решил подойти сам. Настороженно глядя, парень приблизился: - Что ты здесь делаешь?
- Тебя жду. Уже два часа, между прочим — сварливо заметил Рюноске. Такое длительное ожидание не лучшим образом сказалось на его настроении.
- Зачем?
- Хочу поговорить — вздохнул Рюноске. Нынешний, напряжённый как струна Тигр контрастно отличался от вчерашнего — расслабленного и какого-то домашнего, - Не хочешь пригласить меня к себе? Тут холодно и я замёрз, пока ждал, что кое-кто нагуляется.
- Ну ладно — пожал плечами Ацуши и направился в сторону дома. Он по-прежнему был в свитере Акутагавы, и сей факт почему-то немного понизил градус раздражения мафиози.
Сев в позу полулотоса, Накаджима вопросительно взглянул на гостя. Типа «ну и чего ты хочешь».
Да, не идёт он теперь на контакт. Ну ладно.
- Я записался на операцию — Рюноске решил начать с чего попроще, - Сегодня в пять вечера. Если всё пройдёт хорошо, чувств к Дазай-сану у меня не останется.
- Здорово — слабо улыбнулся Тигр.
- Ты тоже запишешься? - Ищуще спросил хозяин Расёмона, сам не зная, на какой рассчитывает ответ.
- Не знаю. Наверное — Ацуши сжался и обнял себя руками, - Что мне ещё остаётся? - Горько усмехнулся.
- А если... - Акутагава облизнул губы. То, что он хотел предложить, было рискованно, в первую очередь, для блондина. Так что Рюноске не был уверен, стоит ли вообще предлагать. Но Эдогава сказал, что шансы есть..., - Если ты подождёшь с ней до завтра? - Предвосхищая вопросы, он договорил: - Я сделаю операцию сегодня. И потом ты придёшь ко мне. И если я всё ещё буду рассматривать возможность отношений с тобой, и твой синдром излечится естественным путём... Ты готов рискнуть и попробовать такой вариант?
Ацуши завис. Брюнет понимал, что ему нужно время всё осознать, так что не торопил.
Через какое-то время Накаджима подал голос: - Ты сказал, всё ещё? То есть, сейчас ты... теоретически хочешь со мной отношений?
Да — кивнул мафиози, - Но мои чувства к Дазай-сану нам помешают. Поэтому сначала мне нужно сделать операцию. Я не знаю, насколько после неё я буду похож на себя нынешнего. Поэтому не могу гарантировать, что мои желания не изменятся. Но если они останутся прежними касательно тебя, я бы попробовал. Понимаешь, мне никто никогда не нравился, кроме Дазай-сана. А потом, сегодня утром, когда я проснулся, а ты меня обнимал, я почувствовал что-то. Ну, не только сегодня, на самом деле. Вчера мне тоже было с тобой удивительно комфортно. Я не уверен, что смогу найти человека, с которым буду ощущать себя также спокойно, как с тобой.
- Разве то, что тебе спокойно рядом со мной, не свидетельствует о том, что я тебя не интересую? Мне вот с тобой совсем не спокойно.
- Честно, я не знаю. Ты привлекаешь меня физически, сегодня у меня почти встал от того, что ты дышал мне в шею.
Ацуши смутился. Про себя Акутагава решил, что он очаровательно выглядит в такие моменты.
- И мне было легко общаться с тобой вчера. Легко не в том смысле, что я не волновался, как выгляжу в твоих глазах и поэтому мог вести себя как угодно. Ладно, вру, это тоже было. Но больше поначалу. Потом мне стало действительно интересно с тобой разговаривать, а ещё я расслабился. Только благодаря тебе синдром не одолевал меня каждую минуту — Рюноске помолчал, - Я знаю, что это не звучит как признание, но я ведь пока и не влюблён в тебя. Ты мне просто симпатичен. Для чего-то более серьёзного нужно время.
- Мне нужно подумать — промямлил Ацуши.
- Окей — Рюноске поднялся и потянулся к обуви.
- Ты можешь остаться здесь до операции? - Раздалось позади, - Мне легче, когда ты рядом.
- Ладно — согласился мафиози. Какая ему разница, где коротать ближайшие полтора часа. К тому же, Акутагаве тут тоже было легче. Проще не думать о Дазай-сане.
Немного поколебавшись, Рюноске уточнил, может ли он разложить свёрнутый футон, и, получив разрешение, улёгся на его краю. Он не слишком хорошо выспался ночью, так что подремать было бы здорово. Продолжать убеждать Тигра смысла парень не видел. Всё, что хотел — он сказал. Теперь решение за Накаджимой.
- Можно я полежу вместе с тобой? - Тихо попросил блондин.
- Иди сюда — Акутагава приглашающе развёл руки, и вскоре Ацуши сопел рядом, уложив голову ему на плечо.
Рюноске внимательно прислушивался к себе. Возможно, он обнадёжил Тигра, а на самом деле утренний инцидент был всего лишь недоразумением? Но чем дольше они так лежали, тем понятнее становилось, что нет, Акутагаве не показалось. Обнимать Тигра было неплохо. Даже лучше чем неплохо.
Брюнет поднял руку и слабо погладил по пушистым волосам. Замер, давая возможность остановить себя. Возражений не последовало, и он зарылся пальцами чуть глубже.
Ацуши шумно вздохнул, и приблизившись, на пробу оставил лёгкий поцелуй на шее. Акутагава вздрогнул.
- Нельзя? - Испуганно-жалобно спросил Тигр.
- Можно — Рюноске повернул голову и, взяв Накаджиму за подбородок, потянул к себе. Вовлёк в поцелуй, стараясь не давить, но показать, что он тоже хочет, чтобы между ними что-то было.
Тем не менее, из них двоих в более уязвимом состоянии из-за Ханахаки находился сейчас Тигр. И именно ему решать, как далеко можно зайти.
На поцелуй Ацуши ответил, но спустя какое-то время отстранился и требовательно посмотрел: - Только, пожалуйста, не представляй на моём месте Дазая. Не будешь?
- Нет, конечно — помотал головой мафиози, - Сейчас я концентрируюсь на тебе. И думаю тоже о тебе.
Это было правдой. Мысли, конечно, пытались ускользнуть по привычной тропе в сторону Дазай-сана, но Рюноске возвращал их на путь истинный.
Так они и провели эти полтора часа — неторопливо целуясь в обнимку. На прощание Тигр порывисто обнял его снова — будто не желая отпускать. Хотя почему будто.
- Мне страшно — признался Накаджима, - Вдруг я приду, а ты посмотришь на меня так, как смотрел раньше, с ненавистью. Или вообще равнодушно. Мне кажется, что это будет очень больно.
- Я не могу обещать, что так не случится — вздохнул Акутагава, успокаивающе поглаживая блондина по спине, - Но надеюсь на другой исход — он поцеловал Тигра в висок со словами: - Но если всё-таки твой синдром не начнёт исчезать — сделай операцию. Даже если я захочу быть с тобой и буду просить этого не делать, если Ханахаки при этом продолжит тебя убивать — не сомневайся, ладно? - Парень посмотрел в фиолетово-жёлтые глаза: - Мои эгоистичные желания не стоят твоей жизни. Ты же это понимаешь?
- Ага — кивнул Ацуши с таким видом, словно считал иначе. Вот дуралей.
По дороге на операцию Рюноске успокаивал себя тем, что в худшем случае Накаджиме помогут друзья, которые наверняка не позволят ему совершить глупость.
Дазай не приходил в себя очень долго. Полдня точно, а то и больше. Чуя за эти часы успел исходить вдоль и поперёк специализированную комнату, в которой лежал суицидник, два раза поесть — на фоне стресса и недосыпа повысился аппетит, а ещё накрутить себя сверх всякой меры. Что если Осаму умрёт сейчас, не дожив до операции из-за жестокого отношения Накахары? Ему и так тяжелее всех синдром даётся, потому что он испытывал как будто две безответных любви одновременно. На данный момент Чуя склонен поверить, что шатен действительно испытывает по отношению к нему что-то серьёзное. Это подтвердили и Маррс, приходивший посмотреть и провести диагностику, и другие врачи-эсперы, привлечённые Боссом, и сам Мори-сан. И чёртовы лепестки, которые лезли потихоньку из горла Дазая, даже когда он находился в отключке. Жёлтые с чёрными. Это бы выглядело даже красиво, если бы не было настолько отвратительно. И если бы в этот момент повелитель гравитации не думал о том, что Осаму в любой момент может из-за них задохнуться.
Самому Чуе тоже было несладко. Пусть он получил много подтверждений тому, что его любовь не безответна, параллельно он не переставал бояться за шатена. И осознание того, что это он вполне вероятно довёл Осаму до близкого к коме состояния, только всё ухудшало. За часы, показавшиеся настоящей вечностью, Чуя так много раз отлучался в туалет, где ему приходилось подолгу избавляться от лепестков, что сбился со счёта.
Но на собственное самочувствие Накахаре было практически плевать. Он не переставал просить богов, в которых не очень-то верил, хотя Арахабаки в чём-то походил на бога, чтобы Дазай очнулся. Хотя бы для того, чтобы ему провели операцию. По словам Маррса, её можно провести только, если пациент в сознании, потому что иначе сложность операции возрастала, как и риски в чём-то напортачить. Спящее или отсутствующее сознание становилось более расплывчатым, и можно было случайно отсечь что-нибудь не то.
Ещё эспер-психолог сказал, что есть прецеденты, когда заражённый, страдая от неразделённой любви, одновременно находил взаимность с другим человеком — не катализатором Ханахаки. И если чувства были сильны, и больной был уверен в них как со своей стороны, так и со стороны партнёра, то он также излечивался естественным путём. Зафиксированных прецедентов насчитывалось всего десять на мир, и к тому же ни в одном из случаев заражённый не переживал одновременно две безответные влюблённости. Так что вероятность, что Дазай и Чуя излечатся естественно, сумев убедить друг друга в серьёзности своих намерений, оставалась, но не слишком высокая. По мнению Накахары, риск был слишком велик.
Гораздо надёжнее сделать им обоим операции. Но он и слышать не хотел о собственной, пока её не проведут Осаму. Тогда бы получилось, что он довёл Дазая до подобного состояния, а потом преспокойно удалил мешающие себе эмоции, даже не удостоверившись, что шатен пришёл в себя. Чуя не мог так поступить.
Так что, когда суицидник всё-таки открыл глаза, мафиози готов был прыгать от счастья. Потому что за пару часов до этого момента он уже начал готовиться к тому, что тот так и очнётся.
- Чуя? - Осаму с трудом поднял голову и тут же уронил её на подушку с глухим стоном.
- Не двигайся, дурак — не в силах сдерживать свои порывы, Накахара сжал руку шатена в своих. Ледяная, блин.
- Что случилось?
- Тебе поплохело после нашего разговора. Сильно поплохело.
- А да, припоминаю... Ты сказал, что не хочешь ничего ко мне чувствовать.
- Не думай об этом, идиот — разозлился Чуя, - Вдруг ты опять потеряешь сознание? Я сказал так, потому что всё ещё не до конца верил, что ты меня не разыгрываешь. Мне казалось, ты издеваешься. Ну или что это неважно, раз уж ты любишь и меня, и Сакуноске.
- Ты говоришь в прошедшем роде. Значит, сейчас ты мне веришь?
- Верю. Меня убедили... компетентные люди.
- Компетентные люди?
- Врачи. Когда ты потерял сознание, тебя фигова туча осматривала. В том числе, Маррс. Они сказали, что иногда люди действительно могут одновременно любить нескольких человек. И что такие чувства всё равно считаются настоящими. Собственно, твой случай Ханахаки это подтверждает.
- Значит, моих слов тебе было недостаточно.
- Дазай, не начинай. У нас сложная ситуация. Я последние четыре года думал, что ты не любил меня вообще никогда, а просто использовал. Не так уж легко перестроиться, когда ты внезапно падаешь на голову и начинаешь убеждать в пламенной любви ко мне.
- Я говорил тебе тоже самое, когда ты меня бросал. Я пытался объяснить, но ты не хотел слушать.
- Мы что, правда сейчас будем мериться, кому досталось сильнее? Дазай, мне было 17. Ты вечно вёл себя так, словно всё вокруг для тебя лишь игра, которая в любой момент может наскучить, и ты переключишься на другую. Ты признался мне в чувствах, но потом обратил всё в шутку. Я уточнил, насколько ты серьёзен, ты сказал, что по максимуму. Я выбрал тебе поверить. Вот скажи, почему ты не сообщил о любви к Одасаку тогда, когда мы начинали официально встречаться?
- Боялся, что ты отреагируешь так, как сделал это позже. Что не поверишь мне, оттолкнёшь. А я так хотел быть вместе с тобой, ты даже не представляешь.
- Что-то мне подсказывает, что представляю. Наверное, также, как я, когда ты свалил, даже слова не сказав после смерти твоего Сакуноске, а меня оставил разбираться с раздраем в душе. Знаешь, иногда по вечерам я пересматривал наши фотографии, как вчера ночью. И тогда я так жалел, что бросил тебя. Думал, ну и что, что ты любил кого-то другого? Был-то ты рядом со мной, обнимал и целовал меня. Ты же, я надеюсь, не представлял на моём месте Одасаку?
- Нет, никогда.
- Точно?
- Точно. Чуя, ты всё ещё считаешь, что мои чувства к нему сильнее или важнее для меня, чем к тебе. Но это не так. Не знаю, как это доказать. Наверное, если на мою сторону вновь не встанут врачи, ты опять мне не поверишь.
- Да что ты так привязался к этому?
- Потому что это обидно. Я всю душу наизнанку вывернул, а ты сказал, что предпочтёшь операцию. И, наверное, не будь реакция моего организма столь сильной, дабы потребовалось присутствие врачей, ты бы до сих пор видел во мне врага. Как мы сумеем вылечиться, если ты настолько мне не доверяешь?
- Кстати об этом... Ты хочешь вылечиться естественным образом?
- Я читал об этом. В мире были случаи, когда перекрёстная взаимная любовь лечила.
- Да, Маррс рассказывал об этом. Но это же очень рискованно, Дазай.
- Подожди. То есть, ты веришь (наконец-то), что я люблю тебя, но по-прежнему хочешь провести операцию? Ты выбираешь вырезать из себя чувства ко мне и готов рискнуть своей психикой. Вместо того, чтобы попробовать быть со мной. Я понял.
- Да что ты понял, придурок? А если не получится? У нас осталось не так много времени. У тебя, возможно, даже меньше чем до завтрашнего вечера, потому что ты одновременно подвергаешься двойному действию синдрома. А если не сработает и ты умрёшь у меня на руках? Я сегодня уже почти это пережил и не хочу оказаться в такой ситуации вновь.
- А если сработает, Чуя? Мы не узнаем, пока не попробуем. Я хочу быть с тобой, даже после всего, через что мы прошли. Я не хочу отказываться от шанса снова с тобой встречаться. Но если ты, зная обо всём этом, всё равно предпочитаешь операцию, мне остаётся только сдаться.
- Да как же ты не понимаешь... Я хочу, чтобы ты жил. Вне зависимости от того, будем мы вместе или нет. Будем ли мы психопатами. Будем ли что-то чувствовать друг к другу. Я просто не хочу видеть твой труп. Так, стой, только не говори, что ты решил, будто это неплохой способ суицида. Пошутишь про двойной — я не посмотрю на твоё состояние, ударю так, что мало не покажется.
- Я хочу умереть, но без боли. А Ханахаки — вещь крайне болезненная. Так что не угадал.
Вскоре пришёл Мори-сан вместе с Маррсом. Они осмотрели шатена, отошли посовещаться, вернулись. И посмотрели на них двоих с ожиданием.
- Ну что, молодые люди, что вы решили? - Улыбаясь своей привычной гримасой, спросил Босс, - Операцию кому-то одному мистер Маррс готов провести хоть сейчас.
Дазай долго смотрел на Чую, а потом демонстративно отвернулся, скидывая ответственность за их жизни на него одного.
Накахара скрипнул зубами и приказал себе взять себя в руки. Он собирался сказать, что они выбирают операции, но посмотрев на угловатую спину, изменил решение.
Попросил, чтобы Маррс был рядом до утра четвёртого дня с момента заражения — на случай, если Дазаю всё-таки поплохеет вновь. Ну или самому Чуе. Хотя если зыбкий план не сработает, скорее всего, сначала помощь потребуется Осаму.
Босс не то чтобы был доволен результатом, но возражений не высказал, так что Накахара был спокоен на этот счёт. Если бы Мори был против всерьёз, он бы обязательно донёс свою точку зрения до мафиози. И тогда бы член Исполнительного комитета подчинился, потому что интересы Мафии всегда стояли для него выше личных.
Когда они вновь остались наедине в комнате, Дазай резво повернулся и с улыбкой заговорил: - Интриговать ты учился у лучшего. Меня, то есть. Знаешь, я правда поверил, что ты выберешь операцию.
- А я и планировал — парировал Чуя, подтаскивая стул ближе к больничной кровати, на которой лежал шатен. Парень почти упал на сидение, снова взял бывшего напарника за руку, переплёл собственные пальцы с чужими. Нервное напряжение, не отпускавшее его весь сегодняшний день, наконец, начало отпускать. Теперь носитель Арахабаки ощущал себя невероятно уставшим. А ещё счастливым. Самую малость. Всё-таки несносная скумбрия тоже по нему скучал. И последние четыре года не одному Чуе дались тяжело.
- Почему передумал?
- Не знаю... Подумал, вдруг после операции будет ещё хуже. Ну, то есть, что-то худшее чем то, что было после нашего расставания сложно представить, но мало ли. Я подумал, вдруг там меня ждёт пустота. Вдруг я буду помнить, что любил тебя — а по словам Маррса, перенёсшие операцию помнят о событиях и чувствах с позиции «это было», но не помнят «как это было». Короче, я немного испугался. Ну и, наверное, меня поразило, насколько ты хочешь быть со мной. Долгое время я думал, что это невозможно. Потом, сегодня, пока ты не очнулся, думал, что пусть ты можешь хотеть этого в глубине души, но едва ли ты сумеешь в этом признаться. А ты взял и сделал это с такой лёгкостью. Я решил, что твои усилия не должны быть напрасными.
- Я люблю тебя — покачав головой, сообщил Осаму.
- Вот вообще не в тему было.
- Почему же не в тему? Я люблю тебя и то, как странно ты мыслишь.
- Комплименты ты говорить никогда не умел.
- Даже не скажешь, что тоже меня любишь?
- А тебе обязательно нужно вербальное подтверждение? Я только что поставил наши жизни под угрозу, лишь бы попробовать быть с тобой. Этого недостаточно?
- Мне просто хочется это услышать. Так сложно что ли?
- Задолбал. Люблю. Доволен?
- Суховато как-то. Таким образом мы точно умрём. Ну ладно, я всегда хотел двойной суицид с тобой.
- Ах ты ж! Я предупреждал...
Судя по раздающимся звукам из больничной комнаты, Огай заключил, что эти двое в порядке. По крайней мере, на данный момент.
Ацуши пришёл к Акутагаве, как они и условились, через пару часов после конца ментальной операции. Благо, что в нужное здание Мафии его пропустили без проблем — видимо, Рюноске постарался. Ну или Босс Портовой Мафии.
Брюнет лежал, сосредоточенно рассматривая что-то на потолке. Бесшумно зашедшего Тигра, замершего на пороге в тени, он пока не заметил.
Накаджима сказал себе не трусить и подошёл ближе.
- Привет — негромко произнёс он.
- Ацуши — лицо хозяина Расмона неуловимо поменялось, став приветливее. Немного ободрённый этим изменением, работник Агенства примостился на краешке кровати. Ханахаки внутри него вопило о желании прикоснуться, но Накаджима сдерживался. Сначала нужно выяснить, что теперь думает Акутагава о своём предложении.
- Как ты себя чувствуешь? - Вместо того, чтобы взять быка за рога, Тигр пошёл длинным путём. С другой стороны, самочувствие мафиози его тоже волновало.
- Неплохо — усмехнулся Рюноске, - Вообще-то даже отлично. Наверное, мне никогда не было настолько легко на душе.
- Это хорошо — несмело улыбнулся блондин, - А что насчёт... меня?
- В каком смысле? - В серых глазах заплясали чертята.
- Эм... наверное, раз тебе сейчас так хорошо, ты уже не хочешь... ничего со мной? - Несчастно закончил Накаджима. В принципе, такого исхода можно было ожидать. Но он всё равно расстроился.
- Эй, ну чего ты? - Акутагава привлёк его, не сопротивляющегося, к себе и успокаивающе зашептал: - Прости, я неудачно пошутил. Я хочу. Хочу попробовать то, что обещал тебе — брюнет погладил Ацуши по щеке и невесомо поцеловал в лоб.
- Правда?
- Правда.
Двое беззаботно уснули, умудрившись поместиться вдвоём на узкой больничной кровати. Наверное, для полной честности, нужно уточнить, что Ацуши скорее поместился на своём парне — теперь он мог так его называть, а не на кровати.
Вечер следующего дня — заключительного по срокам Ханахаки, прошёл напряжённо, но без эксцессов. Выжили все. У перенёсших операции осложнений не наблюдалось, а тех, кто рискнул лечиться естественным образом, спасла вера в свои образовавшиеся связи. Пронесло — облегчённо думали Фукудзава и Огай.
Чёрного Купидона найти не удалось. Неудивительно. Он был из тех эсперов, что умели залегать на дно. Впрочем, сдаваться Мори не собирался. Просто для поимки конкретно этого врага требуется больше времени и усилий, нежели для прочих.
Для всех остальных сотрудников Агентства и членов Мафии данный инцидент стал живописным примером того, к чему могут привести запущенные неразделённые чувства. Среди мафиози установилось единое мнение, что гораздо проще не влюбляться в принципе. В конце концов, любой важный для них человек становился собственной слабостью, которой с удовольствием воспользуются враги при первой же возможности.
Через неделю после окончания инцидента Рампо вытащил По на прогулку по городу. Во время неё детектив рассказал другу, что творилось в Агентстве и Мафии в те дни — без всех подробностей, конечно, свечку он не держал. Но его способности позволяли предугадать многое. И он своими догадками честно делился, наслаждаясь тем, как Эдгар буквально ловил каждое его слово. То, что писатель влюбился, стало бы понятно каждому, кто видел их вместе и хоть немного присматривался. Сам Аллан наверняка считал, что неплохо скрывает свои чувства, но Эдогава раскусил его на раз-два. Уже при встрече во время Трёхсторонней войны, когда детектива засосало в написанный По роман, по последнему было заметно, что их знакомство при расследовании одного дела, в котором Эдгар проиграл, оставила в душе последнего неизгладимое впечатление. Он настолько загорелся идеей отомстить Рампо, что вступил в Гильдию и написал поистине отличный роман. После того, как Эдогава снова победил его, Аллан выглядел настолько потерянно, что детектив просто не смог уйти молча. Он предложил бывшему сопернику дружбу. И дал новую цель — написать такое произведение, чтобы загадки из него были сложными даже для Рампо. И По расцвёл. Видя на его вечно нервном лице редкую гостью — улыбку, Эдогава самодовольно улыбался в ответ, зная, что немногие способны вызвать у нового друга положительные эмоции. Ну кроме его обожаемого енота. Но соперничать с животным Рампо считал ниже своего достоинства.
В общем, за время их общения полудетская влюблённость Эдгара окрепла и превратилась в полноценное чувство. Рампо грелся в лучах обожания и молчаливого любования, кои получал в избытке. И не планировал менять что-то в их взаимоотношениях в ближайшее время. Самому Эдогаве было более чем комфортно. А потом случилась Ханахаки. И Рампо всерьёз испугался, что вот сейчас По придёт — как назло, в тот день он должен был зайти в Агентство — и заболеет. А зная Аллана и уровень его самооценки, синдром точно бы его поразил. Убедить брюнета, что его любовь не настолько безнадёжна, как кажется — задачка со звёздочкой.
Потом, когда Рампо успел до него дозвониться, отменить встречу и, в целом, опасность миновала, детектив задумался о вероятности возвращения Чёрного Купидона. Она была велика. Не исключено, что Мафию и Агенство этот эспер выбрал в качестве полигона для эксперимента. Он мог в какой-то момент использовать способность на всей Йокогаме. Мощь Чёрного Купидона росла — раньше ему приходилось заражать по одному-двое человек за раз, больше не тянул. А сейчас он одновременно обрушил Ханахаки на две организации, причём как на конкретных людей — членов и работников, так и на здания — в этом Рампо не сомневался.
В общем, он прикинул и понял, что однажды может возникнуть ситуация, при которой По окажется в зоне риска. И, выбирая между привычной позицией и возможностью уберечь писателя от Ханахаки, Эдогава выбрал второе.
Рампо в себе не сомневался. И правильно делал — расчёты оказались верными. На нахальное предложение добавить в формат их общения романтические элементы, По залился краской и ответил что-то невразумительное. Воспользовавшись этим, Эдогава приблизился, переспросил, насладился тихим смущённым «да» и поцеловал писателя так, что тот после этого ещё долго не мог придти в себя. Посмеивающийся Рампо сидел рядом на скамейке, болтал ногами и хрустел вкусняшками. Пожалуй, в изменении формата отношений тоже были свои плюсы. Наверняка Аллан ещё не скоро перестанет стесняться даже при поцелуях. А когда перестанет — можно будет зайти дальше. И ещё дальше. Смущённая мордашка невинного брюнета будила внутри желание превратить этого тихоню в извращенца. И даже не надевая очков, Рампо знал, что достигнет цели.