Не первый шанс

Рождество. Последние годы Гарри его любил. С тех самых пор как поступил в Хогвартс. Ему нравились елка, друзья рядом, свободные деньки, непривычно тихая школа, оказалось, что получать подарки - это тоже приятно. После в жизни появились шумные праздники в Норе, где все друг друга любят и заботятся друг о друге, так в его жизнь пришло понимание, что такое рождество в кругу семьи. В этом году он снова отправится к ним. С одной стороны - потому что Нарцисса была права. Он не может просто запираться в себе и отталкивать людей, которые ценят его и готовы быть рядом, несмотря на его не самое дружелюбное поведение в последние месяцы. Даже эта причина была неприглядной, на самом-то деле. Вторая же была ещё хуже. Он наконец набрался смелости расставить с Джинни все точки над i. У него не было чувства, что она как-то особенно навязывается, но она неизменно оказывалась рядом, когда выпадала такая возможность. В этом году она еще учится, но дальше оттягивать разговор нельзя. Он обязан отпустить Джинни и перестать морочить ей голову. Вчера он смотрел на то, как Драко ухаживает за этой девушкой, теперь он знал, что ее зовут Астория. Но он не готов был примерить подобную роль на себя, не мог. Он точно знал, чего хочет. Точнее, кого. И в этом моменте, когда ему приходилось скрывать от близких людей столь многое, врать ещё и в этом он был просто не готов. Конечно, он понимал, что с Малфоем, настоящим, из плоти и крови, у него нет шансов. Даже собака, если пнуть ее три, четыре раза подряд, начнёт показывать зубы и сторониться обидчика. Себя Гарри собакой не считал. Почти. Хотя раз за разом шёл навстречу, втайне ожидая встретить ласкающую руку, но получая лишь очередной пинок. И вот вчера... вчера началось, как обычно. Малфой был колким, кусачим, не смотрел - жалил взглядом. Гарри и хотел бы найти в себе хоть капельку злости и самоуважения, ответить достойно, отстраниться, закрыться, но понимал, что просто снова себя обманет. Малфой был ему нужен. Если надо будет получать тычки до тех пор, пока у него появится шанс, пусть даже один-единственный, пробиться через весь холод туда, где внутри за личиной отстранённого Малфоя скрывается живой человек, которому, наверняка... возможно, не чуждо человеческое тепло, он будет идти и сносить удар за ударом. Он обязан хотя бы попробовать. Звучало это жалко, Гарри прекрасно это осознавал. Но по-другому он пробовал. По-другому не сработает. Узнал об этом весьма специфическим образом. Первым городом, куда они с Драко отправились осенью, была Ницца. Почему-то именно лазурный берег был тем местом, которое Драко так хотел ему показать. Кажется, Гарри слышал однажды, как Гермиона была там с родителями. Возможно, отсюда и родилась это навязчивая идея у его Драко - других курортных городов Гарри практически не знал. Они сидели на берегу, у ног мирно, словно ручной пес, порыкивал океан, вдалеке раздавались голоса играющих на песке детей, но Гарри слышал лишь Драко: - Ты же понимаешь, что должен хотя бы попробовать? - Не должен, - Гарри, не отрываясь, смотрел, как солнце с шипением скрывается за горизонтом, оставляя над морем разноцветную полоску неба. - Не согласен. Ты не можешь знать, выйдет у тебя с ним или нет. И не должен зацикливаться. - Я не зацикливаюсь, - он подобрал из песка маленький плоский камушек, нагретый солнцем. - Иногда с тобой невозможно разговаривать, - фыркнул Драко, отворачиваясь. Ветер трепал спутанные светлые пряди, заставляя его щуриться и нетерпеливо отбрасывать их с лица. - С тобой - тоже. Я никому ничего не должен. Я хочу быть с тобой, с ним… неужели это так много? - Его ты не знаешь, а меня не существует. Хотя бы попробуй познакомиться с кем-то. Никто здесь про тебя не знает, ты ни для кого не будешь тем самым Гарри Поттером. Здесь ты просто Гарри. Пойдем в бар и попробуй с кем-то заговорить, с кем-то реальным, желательно. Попривыкнув уже, что в их паре Драко отвечает за рациональную часть, Гарри скрепя сердце поднялся с песка. - Я попробую. Но если что - виноват ты. Ее звали Николь. У нее были черные кудряшки, смешной акцент и широкая улыбка. Она была хрупкой, с красивым ровным загаром, который лишь подчеркивало легкое белое платье. Они проболтали весь вечер, смеялись, Гарри рассказывал ей о своих друзьях, она ему - об учебе в колледже, куда ей предстоит вернуться уже через два дня. И он решил, что это идеальный вариант. Как бы ни прошло, через два дня девушка уедет. В ее последнюю ночь в отеле Гарри решился и пригласил ее в свой номер. Она не стала отказываться, и через пять минут они самозабвенно целовались, повалившись на его кровать. Гарри провел руками по ее спине, сминая в пальцах легкую ткань платья, зарылся в волосы, путаясь пальцами в тугих колечках кудрей. Гарри закрыл глаза, отдаваясь поцелую. И тут стало происходить непонятное. Перед внутренним взором смуглая кожа стремительно светлела до фарфоровой белизны, чёрные локоны в одно мгновение превратились в холодные платиновые, такие мягкие на ощупь, теплые карие глаза девушки холодели, становясь серыми, темными, как море в грозу. Гарри боялся открывать глаза. Перед ним был Малфой, это он сейчас выгибался в его руках. Возбуждение огромной волной накрыло Гарри с головой. В одну секунду захотелось прижать к себе, трогать везде, смять эти губы в самом жестком поцелуе, чтобы потом весь день саднило, хотелось кусать, хотелось разорвать одежду, хотелось владеть, хотелось подчинять и подчиняться. С рыком потянув Драко на себя, он подмял его, вжимая в легкое покрывало и прижался всем телом, давая недвусмысленно почувствовать, как ему нравится ощущать блондина под собой. Удивленный полузадушенный поцелуем смешок был ему ответом. - Не ожидала от тебя такой прыти, - хихикнула Николь, стискивая пальцами его штаны и вжимаясь в него в ответ, выгибаясь стройным податливым девичьим телом, чувствуя его пульсирующее возбуждение. Гарри резко открыл глаза. Серые глаза тут же исчезли, сменяясь на веселые карие с золотыми искорками. Ее нежный голос в один миг разрушил все, смял иллюзию, оставляя Гарри лежать на ней и чувствовать лишь, как стремительно уходит возбуждение, как в штанах становится свободно и вовсе не жарко. - Извини, Николь, тебе лучше уйти, - хрипло ответил он, скатываясь с нее и испытывая иррациональное желание прикрыться руками, чтобы скрыть следы своего конфуза. Но девушка оказалась внимательная, поэтому в полном объеме, точнее в полном его отсутствии, смогла оценить перемену настроения Гарри. - Что-то не так? - она переводила взгляд с ширинки на его лицо и обратно. - Я просто… не могу, прости, - бормотал Гарри, чувствуя, как полыхают щеки, лоб и даже уши. Больше всего он хотел, чтобы она просто исчезла прямо сейчас, оставив его упиваться новым кругом персонального ада, о существовании которого он до этого момента не подозревал. Она открыла рот, видимо, желая все-таки выяснить, что же поменялось в одно мгновение, но, глядя в его умоляющие глаза, просто поджала губы и пробормотав что-то вроде «Прощай, Гарри», вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. На следующее утро он сидел у окна, наблюдая, как она садится в такси, пока водитель помогает ей загрузить чемодан на заднее сиденье. - Хочешь обсудить? - Драко опустился в соседнее кресло, стараясь держаться независимо, но было видно, что даже ему неловко. - Нет, - Гарри не обернулся, глядя вслед отъезжающему такси. - Ну можно попробовать ещё раз чуть позже. Гарри наконец взглянул на него, выгнув бровь и посчитав за лишнее хоть что-то отвечать на это. Но Драко оказался прав. И он пробовал в каждом следующем городе, куда их заносило. В Риме это была Мария. Она сразу бросилась ему в глаза: голубоглазая блондинка со светлой кожей в толпе загорелых темноглазых итальянцев выделялась, как первый подснежник на голой после зимы земле. Он не смог пройти мимо, стараясь не думать о том, что, возможно, теперь получится: светлые волосы и глаза будут не так отвлекать. И сначала это даже почти сработало, но, угомонив глаза, он не смог обмануть тело. Вжимаясь пахом между раскинутых ног девушки, он проклинал себя в тот миг, когда почувствовал, что без ответной эрекции, о которую можно было бы потереться, его приятель отказывается реагировать на происходящее. Он принялся извиняться, она в ответ запустила в него лампой, все-таки горячая южная кровь давала о себе знать. Гарри сбежал ровно за секунду до того, как полетевший следом за лампой телефон врезался в стену в сантиметре от места, где была его голова. На этот раз Драко не стал ничего говорить. Похоже, даже у его рациональной части закончились аргументы. А Гарри продолжал путешествие по кругам ада. В Берлине он познакомился с Клаусом. Методом проб он все же пытался найти вариант, который позволит ему не уходить в монахи и не проклинать одного сероглазого блондина до конца дней своих, держа целибат. Клаус оказался веселым и понимающим. В отличие от девушек до него, понял проблему Гарри сразу. Когда Гарри, привычно уже принимаясь бормотать извинения, натягивал обратно сброшенную одежду, он остановил его: - Тебе нравится кто-то конкретный, да? Гарри замер в одной штанине. - У меня так было несколько лет назад, - продолжал Клаус, словно не замечая его смущения. - Я пытался затащить в постель всех, кто был хоть отдалённо на него похож, но из этого либо ничего не выходило, либо наутро мне было так мерзко, что я жалел, что ночью все же смог. - Я... - Гарри неожиданно для себя сел рядом с ним, искренне радуясь, что может с живым человеком обсудить то, что творится в жизни. - У него совершенно особый голос, не низкий, но и не девчачий, немного манерный. Он растягивает гласные, когда говорит. А у меня от его слов просто мурашки по телу. Даже когда он говорит гадости, хочется просто слушать его. Желательно, не вникая в смысл слов, - с горькой улыбкой закончил Гарри. Клаус кивнул и сжал его плечо. - Пойдём выпьем, Гарри. Они провели вместе прекрасную ночь, гуляя по городу из бара в бар, нигде надолго не задерживаясь. Они болтали обо всем, начиная от истории Берлина, заканчивая своими схожими проблемами. Наверно, Гарри был бы не прочь увидеть Клауса когда-нибудь ещё. Но последней каплей в его мытарствах стал Даниэль. Гарри долго приглядывался к нему, просиживая по полдня в кофейне на одной из улочек Монмартра, где сероглазый манерный Дани, повязав платок на светлые волосы на манер банданы, рисовал прохожих на открытой веранде. Гарри слушал его голос, пока он весело болтал со своими клиентами, и думал, что наверняка на французском Малфой звучал бы почти также. Лишь на четвертый день он набрался решимости подойти и пригласить Даниэля на чашечку кофе. Хотя он и предполагал, что Дани, как и большинство тех, кто работает с туристами, наверняка вполне сносно говорит по-английски, но все же предпочел воспользоваться заклинанием, которое позволяло ему общаться с ним на родном языке. Не хотел рисковать. Если бы оказалось, что на английском они звучат совсем не похоже, Гарри был готов пойти и спрыгнуть прямо с самого высокого купола Базилики Святого Сердца, благо идти до нее было недалеко. Они гуляли до самой ночи, смеялись, выпили тогда, кажется, тонну кофе. Гарри проводил его до дома. Он неловко переминался с ноги на ногу, собираясь уже повернуться и уйти, когда Даниэль, усмехнувшись, притянул его к себе и поцеловал. Губы ожгло горячим дыханием, серые глаза напротив были самыми настоящими, и Гарри застонал в чужой рот, прижимаясь крепче. Они целовались долго, изучая друг друга языками, лаская руками, потираясь друг о друга, словно два школьника. В голове Гарри не осталось ни одной мысли, кроме того, что он хочет, чтоб этот момент не кончался. Наконец Дани отстранился и, напоследок укусив его за нижнюю губу, пробормотал: - Увидимся, Гарри, - и скрылся за дверью, оставив его сползать по стеночке на дрожащих от возбуждения ногах. Живот сладко подводило, внутри сжался тугой ком нетерпения. Губы пекло от долгого поцелуя, а в брюках было просто неимоверно тесно. Словно пьяный, Гарри побрел домой, не переставая улыбаться. Всю следующую неделю Гарри забирал его по вечерам на прогулку. Они ели мороженое, катались на трамвайчиках, гуляли по парку, название которого Гарри даже не запомнил, ходили смотреть на Бастилию. Гарри был почти счастлив: Даниэль был веселым, красивым, очень забавным и отзывчивым, а главное, он был настоящим. И не имел никакого отношения к Малфою. Наконец настал тот миг, когда после очередной прогулки Даниэль не поцеловал его, как обычно, у двери своего дома, а пригласил зайти внутрь. Сердце Гарри совершило кульбит и зашлось в таком бешеном ритме, что дышать стало почти невозможно, ладони моментально вспотели. На негнущихся ногах, отчаянно нервничая, он пошел следом за блондином. Бокал вина, втиснутый ему в пальцы Даниэлем, помог немного взять себя в руки: Гарри не хотел, чтобы Дани видел, как сильно он нервничает и как трясутся его руки. Но француз оказался наблюдательным. Он усмехнулся уголком рта, на мгновение, о Мерлин, становясь просто копией того, о ком сейчас совсем не хотелось думать, и прищурил серые глаза: - У тебя же это не первый раз, правда? Как ответить на этот вопрос честно и не оказаться тут же по ту сторону двери, Гарри не знал. - Я… я встречался какое-то время с парнем дома, в Лондоне, если ты об этом, - он крепче сжал ножку бокала, надеясь, что расспрашивать о деталях Даниэль не станет. Ответ его, кажется, устроил. - Вот и славно, - прошептал он, резко сокращая расстояние между ними и подталкивая Гарри в сторону дивана. - Тогда предлагаю обойтись без долгих прелюдий и перейти к делу, потому что у меня нет ни марок, ни аквариума с рыбками, которые я мог бы тебе показать. Фыркнув, он забрал у Гарри так и не попробованное вино, поставил его на столик и в следующее мгновение опрокинул брюнета на диван, полностью накрывая своим телом и впиваясь в губы совсем не нежным поцелуем. Язык за мгновение сломал чужое сопротивление, властно проникая в рот и исследуя Гарри изнутри. Теплые пальцы уже забрались под футболку, пройдясь по животу, поднимаясь выше, добираясь до напрягшегося соска и сжимаясь на нем. Гарри оставалось только со стоном выгнуться навстречу, позволяя Даниэлю вести. Тот, словно дикий зверь, вылизывал его рот, периодически отстраняясь лишь затем, чтобы спуститься губами ниже, втянуть кожу на шее, дать Гарри сделать глоток воздуха, а затем возвращался обратно, сминая губы, терзая их зубами, тут же зализывая жесткую ласку языком, глотал его стоны, которые становились все более частыми и несдержанными. Когда он отстранился, Гарри невольно потянулся за ним, открывая мутные глаза. - Ты куда? - прозвучало жалобно, но сейчас ему было наплевать, насколько нуждающимся он выглядит. Ноги сами по себе разъезжались шире, приглашая, и он готов был позволить блондину все, что угодно, лишь бы снова почувствовать вес тела на себе и твердую плоть, упирающуюся в его бедро, горячую даже сквозь ткань брюк. Дани лишь усмехнулся в ответ, и, пристально глядя в его затуманенные желанием глаза, медленно стянул через голову футболку, открывая взгляду белоснежную кожу, впалый живот и налившиеся потемневшие горошины сосков. - Снимай штаны, Гарри, - хрипло прошептал он и улыбнулся, - покажу тебе, как это делают французы. Гарри буквально задохнулся от волны жара, прошившей его тело, и спешно принялся выпутываться из брюк. Дани наблюдал за ним, приподняв в ухмылке уголки губ. - Ты такой возбуждающий, когда растрепанный и неловкий, так и хочется сделать с тобой что-то максимально неприличное, например облизать везде-везде, - потемневшие глаза откровенно разглядывали Гарри, цепляясь за каждый новый открывающийся участок обнаженной плоти. Гарри горел под его взглядом, плавился, видеть такое неприкрытое желание в серых глазах было просто невыносимо возбуждающе. Быстро разоблачившись, он откинулся на спину. Более откровенного способа предложить себя и придумать сложно, это заставляло краснеть, но отступать Гарри не собирался. Он хотел, чтобы Даниэль сделал это с ним. Здесь, сейчас. Дани издал звук, больше похожий на рык, и опустился перед Гарри на колени между разведенных ног. Потерся носом о внутреннюю сторону бедра, глядя снизу вверх, проверяя реакцию Гарри. Тот запрокинул голову и глухо застонал. Если он будет смотреть, все закончится до позорного быстро. Поэтому он уставился в потолок, вскидываясь всем телом в тот момент, когда горячие губы накрыли его плоть, втягивая в себя головку члена. Сколько бы Гарри ни старался думать о квиддиче, размеренные движения губ, шустрый язык, проходящийся лаской в самых неожиданных местах, пальцы, поглаживающие яички, не дали ему продержаться долго. Уже спустя несколько минут он почувствовал, как тугая спираль наслаждения сворачивается внутри, готовясь вот-вот распрямиться и унести с собой все мысли, все воспоминания, даже собственное имя. Пальцы на мошонке сжались сильнее и Гарри не выдержал, выгибаясь дугой и кончая прямо в горячий влажный рот: - Дра-а-ако… - имя слетело с губ хриплым стоном. Гарри даже не понял, что он сказал, пока не ощутил, как тепло прижимавшегося к нему тела исчезло и предельно холодный голос уточнил: - Как ты меня сейчас назвал?