Апрель, Май, Июнь. Я скучал, мы начинаем сначала...
***
" Я люблю тебя. бесконечно и несказанно. Проснулся ночью и вот пишу это. Моя любовь, моё счастье Май на исходе, приходит июнь, письма тебе не отправляются. Пишу и складирую их. Если когда-нибудь сойдутся звезды, как надо, то ты может и вернёшься. Ты придёшь, не как раньше. Наверное без экипажа, пешком. Я представляю тебя босой, с распущенными волосами, не знаю почему. Это будет ночь, я уверен и над головой будут звезды. Мне кажется, что уже спешишь к нам, просто вязнут ноги в грязи и глине, задержали твой поезд (надеюсь ты не сядешь больше на пароход). Артур же тоже чувствует, он по вечерам иногда садится внизу у двери и смотрит. Когда он впервые так сделал все в поместье замерли, Мэйлин и Финни долго держали сервиз в руках, я и Себастьян смотрели на дверь, подобно собаке. Вот она должна открыться, Снейк даже подошёл ближе, он ведь обязан помогать пришедшим в дом. Но никто не пришел. Теперь это привычно, Артур садится и ждёт до самой глубокой ночи, а потом идет скребется в мою дверь и ложится в ногах. Но знаешь, совершенно другое было страшно. Элизабет поверила в то что ты мертва. Прошли похороны, в гроб был пустой, не считая того что набит он был цветами. И дрожали пальцы, до боли. Твое имя на надгробии, как когда-то мое. Я тоже тогда был жив, но похоронен. Теперь я на твоём месте и понимаю тебя, сложно быть до конца уверенным в том, что ты жива и скоро вернёшься. Этим только мотаешь нервы.***
Закрываешь глаза и проваливаешься в никуда. Болит, будто вспороли брюхо Эмма жмется к стволу дерева спиной, скользя босыми ступнями по земле. В ушах звон, все еще кричат Банши, может единственные кто заметил ее побег. Откуда? (Эмма не объяснит) Где она? (Эмма сама не знает) Темно. Травы оплетают ноги, хватают и наверное тянут назад. Эмма идет быстрее, переходит на бег, почти на ощупь. Небо и лес слились в единое, ничего не видно и она бросается в бег сильнее. Не зная где, она хочет вернутся в большой холодный город. Паранойя нарастает, сбежавших из тюрьмы всегда ищут и чаще всего находят. (Эмма хочет быть исключением из правил). Между жизнью и смертью, есть место где ей пришлось сходить с ума не меньше двух месяцев. Как на смерть она бросилась в побег к живым, стараясь затеряться. Их тут много. Банши молчат. Эмма разбивает колени, когда лес заканчивается, ноги скользят вниз по холму в поле. В далеке горят огоньки, какой-то совершенно незнакомый город стоит на пути. И может к утру она увидит людей, узнает ответы и придумает что-то чтобы оказаться в Лондоне.***
POV EMMA. Позже я уже лежу на старом, вылинявшем белье и думаю: "Бережёт ли меня Бог, или везёт живучей гадине. Бог людей калечит, а не щадит. Как я вообще к этому пришла?" Надо возвращаться. Я встаю рано утром, не чувствуя от холода пальцев ног и кутаюсь во что попадётся. Июнь, но по утрам в Англии он проходит на осень. Опускается туман и холодно, а на мне нижнее платье (платье еще тогда утонул с кораблем), огромная шаль и мужской пиджак на зарплатах (отдали сочувствующие). — Где я? — голос ужасно простужен и хрипит. — Деревня Плакли, графство Кент, а что? Тебе куда? — В Лондон, мне нужно в Лондон. Женщина неприятно посмеялась, закончив развешивать сероватое уже белье и схватив ручки корзины, поднимая ее над землёй. Она фыркнуда про себя и на прощание указала взглядом вдаль. Чуть больше двух километров дальше виднелась постройка, совсем небольшая. Ведомая одним своим упрямством, держа на нем и голодный желудок, и отдающую болезненными мигренями голову, я двинулась туда. Солнце поднимались выше. Туман рассеивается. Лаяли собаки, поднимая гул над улицей. Маленькая постройка вдалеке, оказывается железнодорожной станцией с длинной дорогой уходящей дальше вглубь страны. Она полупустая, я усаживаюсь на пол за колонной и прижимаю колени к груди. Мужчина, невысокий, незнакомый встречается с моим взглядом. И его рука тут же дернулась перекрестится. — И правда призраки всюду, Святая Дева, защити... Идут июньские дожди. У кассы две старушки прочитают о том что, дождей меньше. Это только шестой за май и июнь. Шестой. Призраки всюду, я наверное стала тринадцатым, как плюс к знаменитым двенадцати духам тут живущим. Смотрюсь в лужу. Лицо серое, мертвенное, глаза впалые, голубой оттенок зрачка теряется в белом, а губы покрылись потресканной корочкой. Волосы...рыжие, яркие, наверное бывшие моей, не сказанное вслух, гордостью и болью одновременно. Стали... "—Ты походишь на овечку, поседеешь вообще не отличишь. — Голос все тот же, чуть искаженный. Но я то теперь его узнаю." Таким видом я могу кого-то напугать. Прозрачная почти, и на вид пустая. Странно. Стучат каблуки, алое пятно кружится и восклицает, направляя руки в стороны и ждёт поезд на краю станции. Моргаю и черное пятно рядом с красным принимает вполне себе нормальные очертания. Плечи, ноги, руки. Встаю. Плетусь медленно и совсем тихо. Кладу холодную свою ладонь на плечо. Грелль вздрагивает, оборачивается недовольно и замирает на мне взглядом. И спустя пары секунд поднимает крик: — Уилл!! Призрак! Она ...она за мной пришла! Уилл! От падения напуганного Сатклиффа на рельсы, спас Спирс. Он все так же спокойно, почти не удивлённо обернулся ко мне, одной рукой схватив локоть своего подчинённого. Хладнокровию этого жнеца, что было чуть надломленно удивленным взглядом, мне стоило завидовать. — Я не призрак...наверное, — не слишком уверенно прозвучали мои слова. — Эмма? — Уилл меня узнает. Стремительно приближался поезд, что должен был увезти в сторону Лондона и я снова прервала тишину, повисшую между нам тремя. А что мне должны были сказать? Они показали то удивление, которое было ожидаемо. Им оставалось спросить только о том, как все это вышло. Но смогу ли я это объяснить? — Мне нужно в Лондон, возьмёте с собой? Сыграло на руку удивление и они машинально кивнули. И совсем скоро я поджала ноги на нижней полке купе, в руках снимала кружку с чаем. Впервые за все время стало тепло внутри. Я жива, да... не призрак. Мы тронулись с места, Грелль благородно по пути сюда принес мне плед, в которой я с головой укуталась. И на меня продолжали смотреть, как бы ожидая мой рассказ. А я молчала, ожидая их слов, хоть чего-то, о том что в Лондоне. — Не хочешь начать, — предложил Уилл, я пожала плечами и тихо начала, бывая мой голос переходил на шёпот и хрипел, раздирая горло. — Ну как я поняла, я умерла все таки. И оказалась между гранями, жизни и смерти. Это то ли тюрьма, толи не знаю... Уилл вклиниться в мой монолог и добавил: — Не тюрьма, а забвение. Для душ, которым не суждено ни жить, ни умереть. Такое редко. — Серьезно? Фраза "такое редко", для меня уже, как вызов. Спирс чуть усмехается моим словам. И согласно кивает. — Ну так вот, я была там. И все хотела вернутся, там холодно, пусто и бессмысленно. В какой-то момент я просто кинулась в бегство, бежала в никуда, долго, мне казалось, что ноги явно отвалятся. А потом, как-то неожиданно это ваше забвение закончилось, я увидела людей, они наверное были мертвецами, которые только шли из живого мира в мир мертвых. Ну я и кинулась в их толпу, только против движения в ту сторону откуда они шли. А потом я выскочила в лесу, было жутко больно, я слышала, как Банши кричали. Может они заметили мой побег? — Возможно, — ответил Уилл и прикрыл глаза, снимая очки. А после, вернув их на место, грозно посмотрел на меня, — Я даже не могу представить почему тебе удаётся это все! Я пожала плечами, захлопала глазами и смотрела на шинигами, побитым щенком. Он махнул на меня рукой и сказал отдыхать. А сам ушел, было слышно, как он долго возмущался себе под нос, моему "везению". Я легла, встречаясь взглядом с Греллем. Он уже не кричит, и не пытается меня убить, как в прошлом. Взгляд у него странно-грустный, который он отводит к окну. — Мадам Ред будет очень рада, тому что ты вернулась. Прикрываю глаза, пытаясь заснуть и знаю, что Анджелина никогда не узнает о воскреснувшей Эмме.***
Я понимаю, что это сон, когда приходит понимание не реальности. Раз. Говорит цыганка: — Дай погадаю. И острым черным ногтем скребет по линиям на ладони. А мне кажется, что ладони мои покрыты льдом. — Нет и не будет тебя, но знать о тебе будут. Но не той, кем ты была. Будешь... Придет сегодня следом, то что пробились сквозь трещину судеб. Будет так, как не должно. Я прошу рассказать о прошлом. И чахнут, мгновенно бутоны роз на ее шали. Канарейка падает с ее броши, из каменной птицы становясь живой. Пока летит поет. А потом падает нам под ноги, разбившись на каменные осколки. Цыганка кричит, отколов от моей ладони ледяную крупицу. И все не отпускает руку и сжимает ладони сильнее. Под моей светлой кожей поступает кровь, как у людей. Но все смешивается с чем-то черным. Цыганка- старуха смеётся расскатистым смехом и отскакивает от меня. Два. Кто-то тянет меня назад. Кто-то стоит впереди и тянет руку ко мне. Под ногами пожар, расставленные угли. Я сгорают, без боли, агонии. — Говори со мной, говори! — поднимает кто-то крик. Три. Выстрел. Свист пули. И крик. — Попробу-ка, разлучи!***
в каждом прохожем ищу я твоё лицо, в каждой мелодии – отзвук былой любви. «выспись. расслабься. одумайся и – живи».