***
Ависса остановилась в доме Йеннифэр в Венгерберге, откуда черноволосая чародейка не хотела никуда уезжать. Пока Йеннифэр наносила на кожу полюбившиеся за долгие годы кремы и сыворотки, Ависса расчёсывала свои гладкие каштановые волосы, перед тем, как стереть краску с золотистых глаз. Йеннифэр ценила личное пространство и обычному гостю предложила бы заурядную комнатку на первом этаже своего дома, но с Ависсой ее разделяло слишком много не обговоренных лет, поэтому она предложила подруге, совсем как в старые годы, провести ночь в одной комнате с ней. Она уже лежала на кровати в черной кружевной сорочке, наблюдая за тем, как подруга тщательно стирала с лица темный макияж. — Что я не люблю в дороге — так это все, что касается гигиены, точнее ее отсутствия, — заметила Йеннифэр. — Поэтому ты засиделась в Венгерберге, пока зеленые девочки покоряют мир. — Этот мир уже мой, поэтому я могу позволить себе наслаждаться спокойствием. А утверждаться — как раз дело зеленых девочек . — Вижу, насытившись дорожными сложностями, ты совсем забыла о приятной стороне путешествий, — хмыкнула Ависса. — Я достаточно путешествовала: лошадиное дерьмо, блохи и отсутствие приличных мест для ночлега все еще живы в моей памяти, поэтому я предпочитаю хорошие отели, порталы, а еще больше — свой собственный дом. Ависса показушно пыталась к чему-то принюхаться, делая вид, что что-то явно напрягает ее обонятельные сенсоры: — Мне кажется, или в воздухе висит постоянство? Ох, застоялось! — чародейка сделала брезгливую мину. Йеннифер хитро улыбнулась, но такая улыбка быстро испарилась. Она провела рукой по своему белому бедру и положила ладонь на острое колено согнутой ноги. — Я люблю комфорт, ты это знаешь. — Понимаю. Но точно так же я могу понять Сабрину с ее тягой к моногамии. Точнее то, что она надеется с ее помощью найти. А это заинтересовало Йеннифэр, и она тут же обернулась к подруге, озадаченно сщурив сиреневые глаза: — О чем ты? — Об Истинном сценарии. Так раскатисто ведьма еще не смеялась за целый день. — Ха, Ависса, я считала тебя умнее, чем ты хочешь предо мной сейчас казаться. — Да, Йенна, это куда более глубокая магия, чем приворот или иллюзия… — Потому что ее просто не существует, а если кто считает иначе, пусть продолжает искать, заморив себя до безумия, — резко отрезала волшебница, перебив подругу.***
— Ты снова в путь, Йенна? — говорил Истредд, лежа наблюдая за тем, как чародейка уже надевает кружевное нижнее белье. — Да, пора возвращаться в Венгерберг, по мне там слишком сильно скучают. — А когда ты уедешь из Аэдд Гинваэль, скучать буду я. Нынче в столице стали носить платья попроще? Мерзость. Не проблема, назовем любимые наряды своим фирменным стилем. — Ничего, тебе это полезно, чтобы не было приторно, — произнесла Йеннифэр, даже не оборачиваясь на мага, утонувшего в мягкой белизне пуховых подушек. — Ты меня не любишь, — шепнул он ей в волосы, подходя к ней ближе и обнимая со спины, — а я отдал бы все ради тебя. Черт, стрелка из-за него вышла кривая. — Например? — ведьма ехидно улыбалась, хищно обнажая белоснежные зубки. — Я готов быть с тобой всю жизнь, если только ты готова разделить ее со мной, — он смотрел ее в глаза, не понимая, что выражает стеклянный, но такой завораживающий фиолетовый взгляд. — Истредд, только не нужно превращать наш плодотворный магический симбиоз в этот паршивый кметский брачный ритуал, не стоящий на деле гроша ломаного. — Ты слишком строга к своим чувствам. — Да ладно? Обычно мне говорят, что я и вовсе ими не обладаю, — надо не забыть купить порошок меди по пути. — Я люблю тебя, Йенна, и ты это знаешь. Я буду ждать твоего решения столько, сколько ты сочтешь это нужным. Йеннифэр, уже полностью одетая и готовая к выходу, испытывающе глядела на Истредда, сохраняющего самообладание и контроль над ситуацией. — Мне пора. Чародейка отвернулась и немедленно скрылась в межпространственном портале.***
— Что это все значит для тебя? — тихо прошептала черновласая чародейка, глядя в статичные желтые глаза ведьмака, с такой жадностью смотрящие в ее, сиреневые. Он не отвечал. Геральту не всегда удавалось облекать свои мысли и чувства в нужные слова, потому что он банально сомневался в их непосредственном существовании. — Не знаю, Йен, — она все так же вздрагивала от этого ласкового сокращения, как и в первый раз. Йеннифэр отвела взгляд, мягко касаясь подушечками пальцев шершавой щеки ведьмака, которому так чертовски шла легкая щетина. — Я тоже не знаю. Это так странно для меня. Геральт придвинулся к ней поближе, устраиваясь с ней на одной подушке, впитавшей в себя ее волшебный запах. Сирень и крыжовник. Существует ли нечто настолько же влекущее, как она, ее фиолетовые глаза, скрытые за вуалью темных ресниц, ее чувственный аромат, который он узнал бы из тысячи? Нет. — Три года и два месяца. Чародейка засмеялась: — Воняет постоянством. У меня не было таких долгих отношений уже целую вечность. — А у меня никогда, — он не сводил с нее взгляда, как затаившийся охотник с птицы. Что-то было в его коротком ответе, невольно выпускающее на волю те ее чувства, что она так бережно хранила всю свою жизнь взаперти, не позволяя им брать контроль над ее сущностью. Йеннифэр еще больше приблизилась к Геральту, терпко целуя его горячие губы, такие нежные от долгих ласк. — Мерзавец.***
— Знаешь, Ависса, что-то во мне изменилось. Я совсем не своя, и это просто сводит меня с ума, — Йеннифэр горько пила терпкое сухое вино, тихо играя бокалом, наполненным туссентским бордо. — Что такое? Йеннифэр гостила у Ависсы в ее доме в Оксенфурте, хотя поначалу и вовсе сомневалась, что у чародейки есть постоянное место жительства. — Проклятый ведьмак! — бокал с силой полетел в стену, разбиваясь на тысячи осколков, — уже столько времени прошло с того чертова дня, как он свалил, а я все еще не могу отойти от этого урода. — Когда наши пути пересеклись в прошлый раз, ты обвиняла Сабрину в слабоумии, — подловила ее Ависса. — В случае Сабрины это не единственная причина, но я, я готова разорвать Геральта на кусочки своими же руками! — взорвалась та, поднимаясь с кресла и подходя к горящему камину. — Почему именно он? — «Мы» — было его желанием джинну. — То есть во всем виноват лишь джинн? — Да. — Ты ведь можешь уничтожить его, и чарам конец, — намекнула Ависса. — Сомневаюсь, что это поможет. — Значит, не один лишь джинн во всем виноват. Йеннифэр взревела от горького бессилия, давящего на нее уже больше года. Она пыталась найти себе кого-нибудь другого, даже брала аскезу, пробовала локализованное Забвение, чтобы стереть воспоминания, связанные с ведьмаком, но все было тщетно — это была гидра, которую она не могла уничтожить. А ведь для убийства монстров нанимают ведьмаков. К черту это отродье, эту адову братию! — Ты все еще не хочешь слышать про Истинный путь? — Ависса тихо приближалась к молчавшей Йеннифэр, отчаянно обхватившей себя двумя руками, в пустой попытке почувствовать наконец того, по кому так горько тосковала, — ведь наша судьба — это ветвистое дерево, и каждое твое решение — новая веточка, — Ависса обняла подругу со спины, — но твой Истинный путь — это твой идеальный сценарий, живя по которому ты чувствуешь себя по-настоящему живой. — Но как мне узнать, он ли это или нет? — Ты не захочешь с него сходить. Глаза Йеннифэр расширились со злости: — К черту этот чертов сценарий! К черту Геральта! К черту все!***
— Госпожа Йеннифэр, а зачем нужны разные храмы? Есть храм богини Мелитэле, дриады поклоняются древесным богиням, на Скеллиге везде храмы богини Фрейи. Но зачем это все? Светловолосая девочка-подросток листала толстый томик «Истории магии» Гербария Пустолея, свежий и только вчера доставленный чародейке через местных жрецов. Вечер умирал, в их комнате уже догорал фонарь, приближалось время сна, за которым Йеннифэр следила строго. — Ты же знаешь, Цири, что храмы — это места средоточия Силы. К чему эти банальные вопросы? — Но почему везде разные боги? — Люди верят в то, во что они хотят верить, если хотят верить вообще, — Йеннифэр бережно раскладывала недавно привезенные издания в шкаф ее комнате. Чародейка помещала их строго в алфавитном порядке, потому что, хоть она и была «побочным продуктом» Хаоса, хаос в доме не выносила. — В Цинтре у моей бабушки были иконки со святыми, которым она молилась перед последней битвой, но… но ты сама знаешь, как закончилась эта история, госпожа Йеннифэр, — девочка грустно опустила голову, ее голос приуныл, — но ведь женщины из Нильфгаарда тоже кому-то молились, как и другие женщины из Цинтры. Как же узнать, кому из них помогут боги, если все они разные, но все требуют жертв и отвечают смертным лишь тогда, когда сами того хотят? Зачем тогда им молиться? Судьбы королевы Калантэ, ее храбрых воинов и других жителей некогда славной Цинтры были тем, что постоянно мучило Цири и постоянно снилось ей в кошмарах. Йеннифэр знала об этом и, сразу же отложив свои дела, подошла к поникшей девочке. — Цири, то что произошло в Цинтре — результат хорошо спланированной атаки Нильфгаарда. Дело не в богах. Даже если б они существовали, они не смогли бы спасти Цинтру от оружия, имени которого в Семи королевствах прежде и не слыхали. Это война, а в войне всегда есть побежденные, — обняла девочку Йеннифэр, поглаживая ее пепельные волосы. — Если бы не эта война, я бы вышла за принца из Вердэна, уже не была бы… девицей, может, была бы с огроменным пузом… — Животом, Цири, не говори, как простолюдинка. — Извините, госпожа Йеннифэр, была бы беременна будущим наследником престола, потом мой муж сослал бы меня в далекий храм за непригодность и старость, и меня б остригли, но я бы не встретила здесь тебя, ты не обучала бы меня колдовству и не исправляла мои ошибки, — девочка пронзительно посмотрела на чародейку горящими изумрудными глазами, от чего у Йеннифэр в душе все сжалось от чувств, которые она испытывала к этому ребенку, перевернувшему ее жизнь с ног на голову. Женщина крепко прижала расплакавшуюся девочку к своей груди и почувствовала, как плач подступает к ее собственному горлу, как накатывают слезы, поспешно вытираемые ее рукой. Она поцеловала макушку Цири, ее чистые, пахнущие травами волосы. — Цири, есть много причин, по которым люди придумывают себе разных богов, наделяют магическими свойствами амулеты-пустышки, но судьба каждого живого существа подобна дереву, его бесчисленным веточкам. Ты идешь по своему Пути, веточки множатся, но ты следуешь своему Предназначению, своему Истинному сценарию, и вот, ты пришла к тому моменту, где наши с тобой веточки находятся совсем-совсем близко друг к другу и вместе колышутся на ветру. — Я бы так хотела, чтобы… чтобы веточка Геральта колыхалась вместе с нашими, — тоскливо пропищала Цири заплаканным голосом, спрятав лицо в густые волосы Йеннифэр. От звука этого имени Йеннифэр сильнее прежнего ощутила острую печаль по белоголовому ведьмаку. — Ох, Геральт, — тихо вырвалось из ее губ, и она лишь сильнее прижала к себе его Предназначение.***
— Извини меня, Йен, снова, в тысячный раз извини, — ведьмак пытался донести свои чувства до женщины, стоящей спиной к нему и нервно обрывающей листочки вербы, — прости, что я был так беспечен, что шел против твоей воли, что взвалил на тебя Цири, я же знаю, какой капризной она может быть. Прости. Ведьма резко обернулась к нему лицом: — Если тебе кажется, что этих жалких «прости меня, Йен, я больше не буду валяться говном на дороге» достаточно, то ты ошибаешься, Геральт! Ты оставил девочку одну, не навещал ее, не писал, зная, как сильно она к тебе привязана, просто свалил сначала на одну не-совсем-подружку-чародейку, а потом и вовсе отдал на воспитание другой, своей «дорогой подруге», которая уж точно знает, как обращаться с княжной-ведьмачкой! А она постоянно: «Геральт», «Геральт», «Геральт»! Но думал ли ты о ней так, как я? Заботился ли ты о ней, полностью забывая свои личные дела? Ты так незаслуженно пользуешься любовью этого удивительного ребенка, что мне ее безумно жаль. Взведенная Йен была подобна Фурии в приступе ярости, полная обиды и злости на человека, оставившего их с Цири. Ее любовь к Геральту покрылась плесенью недоговоренности и измен, интрижек с ее подругами и отчаянных попыток стереть его из своей жизни. Лишь Цири осталась единственным связывающим их звеном, постоянно напоминающим ей о странствующем Белом Волке. — Ты же знаешь, что я оставил ее тебе, именно чтобы позаботиться о ее безопасности. — А в это время ее мучили кошмары о тебе. — Поэтому ей нужна ты. Ты единственная, кто может помочь ей взять под контроль эту магию. — Она талантливая ученица. Я собираюсь определить ее в Аретузу, чтобы она продолжила там свой путь, как чародейка. — Думаешь, это безопасно? — Ей нужно общение со сверстниками, а не со столетними дядьками и тетками. — Если ты в этом уверена, я тебе доверяю. Как только этот ведьмак умудрялся выкрутиться из любой ситуации, заставляя ее сердце неизменно биться чаще? В какой-то момент ей становилось жалко всех тех людей, которым доводилось отпивать ее приворотного зелья: в ситуации с Геральтом она была так же ничтожна и беспомощна, только без зелий и без чар. Даже без могущественной магии Джинна. Смущенная чародейка отвернулась от ведьмака, нервно перебирая пальцами свежие веточки изящного деревца. Обрывает, сплетает, гладит. Совсем как юная девица! — сказала бы ей Цири. Йеннифэр мягко соединяла три гибких прутика, два потолще, один потоньше. Не задумываясь, она сплела из них косичку, соединяя веточки между собой. — Цири — то, что объединяет нас, Йен, — подошел к ней сзади Геральт. Когда-то ты мне говорила, что одного Предназначения мало, чтобы нам с тобой быть вместе. Цири — нечто большее, — он аккуратно взял ее ладонь в свою. — И таков наш Истинный сценарий.