***
— Эй, жженый пластик, бросай свою работу и иди спать, мать твою! Грубый голос Рафа, наконец, отвлек внимание техника, и он обратил свои усталые и покрасневшие глаза в сторону черепахи, которая пытается докричаться до своего собеседника в течение десяти минут, если он вообще мог сейчас им казаться. — О тебе уже даже мастер начал беспокоиться, так что, пожалуйста, сделай одолжение, если не нам, так ему, и удовлетвори свое тело, впервые выспавшись, — смельчак дернулся с нотками злобы и, потянувшись, снова исчез, как всегда, за дверями железной комнаты. Потерев лицо изуродованными окровавленными ладонями и ссадинами от ожогов и многочисленных побоев в драках, он слез со скрипучего стула, направив свое едва живое тело на кухню, чтобы соизволить увидеть белый свет не только своей люминесцентной лампы, но и быстрой лампы накаливания, которую пожалел для кухни. Снова после многочисленных истязаний своего организма литрами выпитого кофеина и недосыпанных часов не проведенных в постели, единственная черепаха, которая ходит как зомби по утрам по кухне в поисках источника будущего сахара в крови, довольно небрежно топает по запачканным половицам после недавней готовки, такой увлекательной и не такой вкусной пиццы, которая уже была в мусорном ведре, быстро и на полупустую сонную голову, опять пытается придумать что-то из разряда фантастических машин, собирая все собранные эскизы и графики которых перевалило больше чем за сотню, окончательно забываясь и иступляясь на месте, как перезагруженный компьютер. — Йоу, брат! Ты что здесь делаешь? Внезапно раздался усталый не менее, чем у братца, сонный голос Майки где-то в дверях кухни добираясь неспеша до места нахождения кофеварки, чтобы не разбудить того кто был слишком оторван от реальности, чтобы отреагировать на него даже не потрудившись открыть один из своих слипающихся глаз. Микки подошел ближе и заглянул в лицо спящему ученому, который вот-вот рухнет на том месте, где стоял, сам еле держась на ногах немного шатаясь взад вперёд. Он был так близко, что мог бы дотронуться до него, а тот и не заметит. — Боже, ты выглядишь как будто тебя выключили и включили, да и ведешь себя так же. — обеспокоено простонал младший, пытаясь как-то оживить его, небрежно похлопав по плечу. Заставив себя открестится ото сна, Донни, наконец, пополнил свои запасы и уже повернулся было, чтобы уйти, когда Микки с большим усилием поднял его на руки и понес к давно забытой двери, которая открывалась раз в год в канун Рождества для уборки, гения, который выглядел намного лучше, чем все комнаты в доме. Даже не успев подумать о том, что его оторвали от земли, что было совсем не в его стиле, он нипочем бы не проснулся в объятиях таких теплых и приятных рук, пока не уперся ногами в открывшуюся дверь, которая толкнулась внутрь. — Я отнесу тебя в кровать, — сказал нунчаконосец, заходя в комнату, пытаясь мимолётом толкнуть дверь ногой, что так подло не закрывалась с первого раза. — Майк, отпусти, я не довел чертежи до идеального состояния. Тем более, что тебе тяжело, — он попытался освободиться, но был бессилен сейчас, поэтому только обидно буркнул, что ему притворно не поддались. — Хорошо, я тебя отпущу, только когда дойду до кровати и прослежу что ты уснул. Вот мы кстати и тут,— сказал, неосторожно бросая того на кровать, пытаясь потом выпрямиться в обратное положение. Донни заскулил от резкого удара о довольно жёсткий матрас, что сейчас только усугублял положение, проклиная тот день, когда выбирал его специально для выравнивание осанки, немного проснувшись от такой встряски, сбрасывая ноги и ставя их на пол в попытке встать. — Нет, ты не понимаешь, я снова все перепутал и неправильно начал строительство. Я должен это исправить, иначе вся моя тяжелая работа пойдет насмарку, — но Майки, казалось, не слушал его, и так быстро, как только мог, уже упал на колени перед усталыми и подергивающимися мышцами ног брата, что тот сразу же передумал вставать. Дон встрепенулся и слегка вздрогнул от неистового рвения удержать его на месте, и, наконец, был разбужен таким немного необычным способом торможения тем, кто мягко сложил эти маленькие руки на его ногах, слегка щекоча твердую кожу, бросая его не только в дрожь, но и в лихорадку. Этот вид не давал покоя. — Эй, братан, разве ты не видишь, что нам всем очень больно? — смотрел на него снизу вверх с очень разочарованным видом. — Почему вы раньше молчали? Что болит? — забыв о своем положении, он начал беспокоиться, не понимая, почему никто не говорил с ним об этом, и уже собирался начать осмотр, когда Майк поймал его за руку и немного отстранился. — Тут, где сердце плавится каждый раз, когда видит, как ты истязаешься, — приложил чужую руку к своей груди, что медленно вздымалась при каждом тяжелом вздохе, призывая повторять за ней. Нервно сглотнув, немного поерзал на месте не понимая, что Микки делает с ним, намеренно ли издевается или изо всех сил пытается что-то доказать, — У всех нас есть боль, не только у меня. Ты так много работаешь, полностью забыв и запустив себя, не замечая того, что происходит вокруг. Мы знаем, что ты хочешь защитить нас, но все время упускаешь одну очень важную деталь: истинный источник всех наших переживаний - это ты. Мы заботимся о тебе так же, как ты заботишься о нас, так что давай мы все будем спать спокойно, хотя бы этой ночью, зная, что наш любимый брат спит с нами. Почему-то Донни чувствовал себя виноватым за то, что в очередной раз упустил время, не проведя его с семьей, посвятив себя тем железякам, которые никогда не говорят ему "доброе утро" и не зовут к столу во время обеда. Он потер усталое лицо, принимая на себя новую ношу за свои попытки быть "нормальным" братом для всех, но еще больше тяготился тем, что снова переживал за своего виновника, от которого замкнулся на себе и своих машинах. Микки всегда брал вину на себя, даже если совершал ошибку не он, ему было легче перенести наказание самому, чем видеть, как наказывают старших братьев. Так было всегда, и это даже немного раздражало. Мастер всегда знал, кто виноват, всегда вычисляя всех только по одному лишь взгляду, но каждый раз ждал правды от самого авантюриста, раскусывая любого как бы тот не пытался умело скрываться. Старшие черепашки никогда не оставались в стороне, иногда приходили и исповедовались мастеру сами или в качестве благодарности кормили Микки лакомствами, чтобы загладить свою вину, и когда виновником был сам младший, все протягивали руки в знак признания, что ошибка лежит на их совести. В детстве у всех у них были странные отношения, всегда наводило на мысли о том, какие они были маленькие и глупые, но так же часто заставляло улыбаться. Как и сейчас, эти печальные глаза, полные чужой вины, скорее всего, снова нагружены чужими проблемами, совершенно не понимая, что он ни в чем не виновен. Микки поднял голову и стал в точности похож на собаку с постера, которую не мог проигнорировать криво свисавшей с уличного фонаря, играя роль рекламы какого-то корма для животных, и притащил в логово, что теперь было вывешено на дверце холодильника и с его жалобным видом даже отпугивало Рафа, что до сих пор все еще терпит эту надоедливую псину, только потому, что не может смотреть на нее прямо, будто она вновь пытается отобрать у него сэндвич. Своеобразный способ посадить темперамента на диету. Донни нежно погладил макушку младшего, заставляя его лицо снова сиять, как утреннее солнце, принимая свое поражение перед ним. — Ладно, думаю, сегодня мы можем сделать небольшую паузу. — Вот и отлично, — обрадовался тот, став гораздо веселее, — Я тебе даже секрет раскрою. Если ты долго не можешь до чего-то допереть, то всегда оставляй это на завтра. "Завтра" - оно такое, всегда находит решение, — радостно пробубнил Микеланджело, вставая на ноги и укладывая Дона полноценно на кровать, накрывая сверху одеялом. — Что за глупости? Завтра - это слово для обозначения времени. Что оно может найти? — даже сейчас он не мог изменить своим привычкам, в этом полумертвом состоянии, пытаясь доказать некоторые очевидные вещи, которые только заставили младшего улыбнуться еще больше и быть тронутым тем, как тот пытался сопротивляться сну, который уже полностью захватил его. — Ой, от твоих слов в сон клонит, — беспечно почесал затылок и попятился к выходу — Давай, Ди, спи крепко и долго. Не будь бякой и не уходи после трех часов сна, как в прошлый раз, я за тобой слежу. Но как бы Майки ни хотелось продолжить диалог, его никто уже не слышал. Помахав на прощанье рукой, он слегка прикрыл дверь и прошел к дивану, лихо запрыгнув на него, который стоял перед большим телевизором, что транслировал страшный ночной канал ужасов, из-за которого в очередной раз не мог уснуть, сейчас полностью игнорируя любые звуки выходящие оттуда, но так по-детски не выключая все же с надеждой ожидая конец, дабы узнать, кто в конце окажется убийцей, переступая через свои страхи. Нервно сминая в руке легкую розоватую в хлам смятую бумажку, что по виду уже не похоже на то, на чем могут писать, нелепо улыбался сам себе, редко вскакивая от внезапных скримеров. Все же преодолев то ли себя, то ли электроящик, он медленно вошел в полузакрытую лабораторию и так же медленно вышел, готовясь подняться в свою комнату, торжествующе тихо хлопая в ладоши словно получив столь что-то желанное и долгожданное.***
Ночь прошла спокойно и стражник со своим недавним полуночным монстренышем с огромными красными глазами больше не появлялся в обширных коридорах, а значит, зачинщик всего мог погрузиться в себя. Донни быстро вернулся в свою студию после бодрого пробуждения, наконец-то сообразив что-то со своими рисунками, неохотно принимая тот факт, что младший был прав в своем нелепом описании концепции завтрашнего дня. Дойдя до столов, лихо скинул ненужные чертежи, взяв на себя новые огромные пласты бумаги, маневрируя штангенциркулем и другими атрибутами для точности, не замечая вовсе лежащего рядом с ним такого же клочка бумаги только в разы меньше, что уже пропал за стенками железного стола, что вряд ли когда-нибудь сдвинется с места хотя бы на миллиметр за последние десятилетия. Ликуя во весь голос от совпадения всех своих догадок, он не мог не поблагодарить Майки за то, что его непредсказуемая настойчивость и упорство, которые он всегда считал очаровательными и милыми, дадут ему возможность прыгнуть в новое будущее. Ведь каждое его изобретение - это новый вклад в его будущее портфолио, которое он мысленно складировал для себя, представляя, что будет, если он все-таки станет человеком. Собирая в охапку все свои пустые чашки, направился к месту встречи со своим любимым преступником, желая улыбнуться ему в ответ. Появившись на кухне, где сизые голубки уже ворковали ранним утром, выясняя отношения, он не заметил того, кого искал. Быстро поздоровавшись со всеми и наполнив раковину до краев, повернулся к старшим: — Вы не видели Майка? — Сегодня он убежал как ошпаренный, когда Мастер Сплинтер наконец отпустил его, — Рафаэль перестал насмехаться над катананосцем и обратился к ученому. — Мастер Сплинтер? — Он несколько дней пытался убедить мастера отпустить его одного в город по своим делам, — вступил старший, отмахиваясь от назойливой руки, нервно скрестив свои на пластроне, совершенно забыв о своем холодном зеленом чае на столе, — Мы думали, что ты знаешь, куда он направляется, потому что он ничего нам не сказал, даже после вежливых просьб Рафа. — А от моих вежливых просьб тебе самому известно, что никто не может уйти, — он постучал кулаком по ладони и лукаво улыбнулся присоединившемуся к ним за одним столом ученому. — Да, я это знаю, хотя лучше бы не знал, — обреченно потер затылок, болезненно прошипев скорее всего что-то вспомнив. — Как ты думаешь, куда он побежал? — спросил Леонардо с холодным недоверием, наконец сделав глоток холодного завтрака. — Понятия не имею, я не разговаривал с ним в последнее время, потому что снова был очень занят, — Дон почувствовал напряжение, исходящее от старшего, поэтому улыбнулся как можно более ненавязчиво в ответ на эти параллельные претензии, когда был единственным, кто мог уловить эти очень тонкие вибрации воздуха того гнетущего биополя сердитого старшего недовольного брата, ведь неоднократно сталкивался с этим лично. — Ты его расстраиваешь. Не стыдно тебе, полуночный мудак? — немного злостно и своенравно обратился Рафаэль, решив не сдерживаться в своих подколов и к Донни. — Раф, следи за языком, — потребовал Лео. — А что? Я где-то сказал неправду? Мне кажется он сам об этом знает, — весело запротестовал, на то, что окончательно вывел старшего из себя, взмахнув руками в стороны. — Микки несколько ночей дежурил возле твоей лаборатории, а ты, гордая дурочка, знал об этом, но даже не соизволил выйти из своих покоев, чтобы успокоить его и сказать, что с тобой все в порядке. Ты прекрасно знаешь, как он беспокоится обо всех нас, а в последнее время только о тебе, ведь то и дело говорит про здоровье его бестолково интеллектуального брата, так что все мозги проел на месяц вперед! — такого Рафа еще никто не видел, но, по крайней мере, на этой неделе точно. Но если хорошо подумать, то он был таким всю эту неделю, вряд ли кто теперь вспомнит, какой он спокойный бывает не только когда спит. — Раф! — Отстань! Я ему все выскажу! — Да, ты прав, я сам об этом знаю, — признав свою ошибку, Донателло все же приготовился получить выговор от обоих. — В последнее время ты проводишь гораздо больше времени в компании машин. С тобой все в порядке? Или ты устал от нас? — Лео, хотя сейчас и был немного не в себе, но всегда оставался самым заботливым и спокойным из всех, поэтому не мог не придавать значения тому факту, что изобретатель полностью исчез из поля зрения на такой долгий период. — Да сто процентов себе телку смеханизировал, теперь расставаться с ней не хочет, — плутовато оскалился темперамент, наслаждаясь резко покрасневшими лицами рядом. — Небось настолько секси, что от процесса отрываться не хочется. — Нет! Это не так! — запротестовал Донни, пытаясь перекричать хриплый, низкий смех, глядя на него с недовольным лицом, — Извините, братья, — встрял между тишиной, что дала волю на слова. — Я просто не хотел отвлекаться, потому что допустил много ошибок в расчетах для конденсированного вещества и плазмы, поэтому решил посвятить все это время их анализу. — Надеюсь, у тебя все получилось, — немного легче вздохнул Лео. — Не беспокойтесь обо мне, я не выхожу из лаборатории, когда у меня что-нибудь не получится. — Хорошо, что ты не дурак, тогда бы мы тебя вообще не видели, — вновь встрял Раф. — Был бы я тупым, мне было бы легче, — пробубнил себе под нос со своей дурной привычкой теребить пальцы. — Что ты там мямлишь? — Я думал, что Микки приготовит сегодня еще один кулинарный шедевр, поэтому очень рвался его попробовать. Чуть громче произнес, отвлекая внимание, оборачиваясь на грязную плиту, что все брезгали почистить, боясь найти там склад чего-то мутировавшего похуже них, где стояла не менее чистая посуда с таким же не воодушевляющим нутром. Вот оно минусы, быть подростком черепахой-мутантом ниндзя, когда тебе некогда обращать внимание на посуду, если нужно спасать мир. Ну или когда очень сильно не хочется. — Ну, как видишь, мы все были обделены нормальной жрачкой и наделены быстро приготовленной овсянкой на скорую руку, хотя я бы брезговал назвать ее съедобной, — красный поморщился от отвращения, подхватив ложку с почти жидкой кашей, так же небрежно вылив ее обратно в тарелку, разбрызгивая капли по столу, с громким звоном отбрасывая ложку назад. — Когда этот мелкий гаденыш придет, я лично засуну ему в глотку всю кастрюлю, чтобы он почувствовал, каково это - жрать ее. — Думаю, у нас еще будет время поговорить с ним на эту тему позже, — странно продолжил Лео. — Поскольку он тренировался перед уходом, он быстро вернется, только поэтому я легко отпустил его, хотя изначально был против решения мастера. — Да, наш Сплинтер-младший пошел против старшего, — тот все продолжал усмехаться под любым предлогом лишь бы было кому досаждать. — Интересно, когда бесстрашненький поддастся обаянию старшего и кончит? — Заткнись, Рафаэль, твои вульгарные шутки всегда не по теме. Хорошо, что Майка нет рядом. И я никогда не шел против него. Я просто не согласен с ним. — А слабо сказать ему это в лицо? — Это его решение, и я не могу на него повлиять, — лидер продолжал сопротивляться давлению, но Раф знал, на что давить. Никто не мог обвести его, особенно тот, кого он изучал ночами напролет. — Да просто скажи, что ты струсил, Трусливый-онардо! — Я никогда ничего не боюсь. Я понимаю, что это бессмысленно. — Да, как и то, что ты сейчас себя оправдываешь, Бессмысленный Лео, — Раф уже чувствовал свою победу, вставая со стула и бросая это безобразие в раковину, и радостно поплелся в гостиную, заложив обе руки за голову, хихикая себе под нос. — Как ты можешь так говорить? — Лео попытался догнать его и образумить, как делал всегда, оставив гения в покое. Эти двое, очевидно, были представлены друг другу сегодня, так что, вероятно, не заметили бы, если Донни внезапно ушел, поэтому не было нужды беспокоится о них и разнимать, сами справятся. Но так как он уже перестал слушать их после того, как они перестали говорить о Микки, его мысли снова были поглощены маленькой черепашкой, которая одна не побоялась покинуть логово и решила самостоятельно выбраться на поверхность. Он никогда не делал этого раньше, и это было новой пищей для размышлений и новых опасений для самого Ди. Он хотел узнать все как можно скорее, поэтому все, что ему нужно было сделать, это мирно дождаться его возвращения. Вернувшись в свою берлогу, где пустые колбы с катализаторами и прореагировавшими солями, которые снова были небрежно смыты в слив, а кислоты неаккуратно накрыты крышкой, заполнили весь свежий воздух, так что без маски или, по крайней мере, без моральной подготовки войти в комнату было бы блевотно-опасно. Сам осознавая, что пора бы было приступить к уборке, которую так долго и упорно откладывал на "завтра", все же не мог сдержать интереса, куда мог деться младший со своими запальчивыми идеями, намеренно стремящийся быть везде одновременно, не мог оставить эти мысли в покое и поэтому не мог даже взяться за свои вдохновлённые новые проекты, которые недавно мечтал начать, бросая все в дальний ящик, наконец, начав ревизию и санаторную обработку помещения, которая не терпела задержек, а в случае с Донни имела бы пагубный исход, если бы ученый сейчас не находился в задумчивом и слегка возбужденном состоянии. Как ни странно, он был немного рассеян, хотя все время строил небольшие догадки о том, почему Микки вчера сидел в гостиной до полуночи и вел себя как-то взволнованно и растерянно, вместо того чтобы снова резаться в консоль, которую починил относительно недавно специально для него, ведь повреждение было значительным и довольно странным. Вряд ли сама консоль взлетела бы в воздух и разбилась с высоты, такие выводы можно было бы сделать, судя по разбитой панели и изогнутым резервным частям. Да и сам младший никогда не мог пренебречь своими сокровищами, тем более что он так долго хотел ее заполучить и теперь просто не посмел бы "поднять на нее руку". Было бы понятно, если бы Раф сделал это, потому что, в конце концов, для кого-то зависимость от видеоигр снова считается неизлечимой болезнью, но не для него, и защита семьи была залогом всех членов команды, включая бушующую голову, но, судя по сказкам, которые рассказывал заикающийся Микки, маловероятно, что зачинщик был самым взрывоопасным из всех, поэтому Донни снова либо начнет верить в магию вопреки своей природе, либо Майки действительно спланировал какую-то шалость. Всякий раз, когда самый веселый из всех строил в голове планы своих величайших розыгрышей, превращающих логово в линию фронта, третий по величине всегда мог по выражению лица понять, кто на этот раз и где может стать его следующей жертвой, поэтому чаще всего старался избегать ловушек озорника, хотя иногда и сам попадал в них, но делал это не часто, потому что панцирь нужно было защищать от трещин, что очень специфично для шуток Майка, чтобы вновь увидеть чарующую улыбку и услышать из сладких уст тот звонкий смех, который всегда был тем самым, что всех в округе заставлял натягивать губы в счастье и которую Донни не возражал бы видеть каждый день, даже во сне. Младший всегда был источником внушения и стимула для новых свершений. Даже просто цель порадовать своего любимого брата еще одной новой безделушкой, которая была сделана за десять минут его перерыва, давала все больше и больше энтузиазма удивлять и радовать свою любимую черепашку, которая никогда не скупилась на поцелуи и объятия, что Донни считал лучшей наградой за свои маленькие труды. Эти невинные действия без каких-либо мотивов вызывали много эмоций, но в основном подавление происходило из-за того, что они никогда не могли перерасти из братских бархатных и веселых ласк в нечто большее, что считалось интимным даже между влюбленными парами. Как бы ему ни хотелось, он находил аморальным и отвратительным разрушать выстроенный мир своими порочными желаниями, и его все больше мучил тот факт, что он больше не мог представить Майки своим братом. Донателло очень часто думал о нем не только как о брате, он считал это детское и наивное лицо настолько пьянящим, что просто решил начать избегать источника наркотика, чтобы снова не ловить себя на своих дурных мыслях. Если бы они не встретились в этом мире как так называемые родственники, Донни, вероятно, больше не сдерживался бы после прошлого опыта, чтобы не упустить свой шанс наконец-то стать полностью счастливым, и сделал бы все возможное, чтобы стать тем, кого люди привыкли называть счастливым папой. История с Эйприл не должна повторяться с ним снова, поэтому он попытался закрыться сам для собственной безопасности, поэтому снова отдался делу, пытаясь предотвратить и принять какие-то меры для своей любовной природы и помочь победить логике над чувствами. Как жаль, что его все еще тянуло к нему, несмотря на все его усилия. И, если бы он только мог понять, насколько глубоко его чувство... Ему хотелось плакать. Он был в отчаянии. Донателло, конечно, пытался убедить себя, что в этом нет ничего удивительного, просто с возрастом все становятся сентиментальнее, но все его попытки ни к чему не приводили. Любовь к нему была болезненной и не давала Донни покоя. Иногда он пытался заставить себя не думать о нем, не вспоминать о днях, прожитых вместе с ним, о всех их шутках и проказах... Но это было выше его сил. Но этот не особенно веселый опыт все же каким-то образом привел его к выводу, что, как ни странно, у него все же есть типаж на эти сине-аквамариновые глаза и дурные веснушки, которые так и хочется проецировать в своей памяти и пролистывать, как слайды, разглядывая и любуясь каждой из них, очень хотелось провоцировать эти щеки до желанного милого румянца, чтобы вскоре зацеловать их, чувствуя жар от прилитой крови смущения. Только жалко, что воплощение мечтаний довольно сложно осуществить, если ты не человек. С детства он решил отпустить эти чувства, накинув их на Эйприл, думая, что справится с такой странной для него и такой неправильной бессознательной влюбленностью, но этого не произошло, а тяготение грехов лишь сильнее губили душу. Винить себя и замыкаться в себе стало для него привычкой, хотя кажется, что с такими безобидными привычками можно сойти с ума гораздо быстрее, но кто может убедить умного парня, если он все равно будет идти вперед, никого не слушая. Он и сам понимал, какой у него может быть плохой характер, но поймал себя на мысли, что не хочет показываться таким перед кем-то, кого хочет только заставлять улыбаться. Собравшись с мыслями и передумав обо всех возможных вариантах, куда мог убежать его непослушный мальчик, он все же переступил через себя и принялся за работу, заглушая свои мысли воем пилы. Не услышав, как дверь в лабораторию снова открылась и рука мягко легла на его свободное плечо, стараясь не отвлекать и не подвергать опасности его в мастерской, где каждый шаг мог быть смертельным, привлекла внимание мягким, дрожащим, нервно-щекочущим движением. Быстро сняв защитные очки и повернувшись немного растерянно, не ожидая никого видеть, Донни был вне себя от радости, когда наконец встретился с долгожданными глазами мутанта, которого так хотелось расспросить о его поведении или, скорее всего, допросить, потому что целью было любым способом добыть какую-либо информацию. Лицо Микки, как и в тот раз, выражало замешательство и смущение, отчего сердце ученого забилось быстрее. Он старался не показывать этого, хотя всегда держался рядом с ним из последних сил. — Готовься, Раф даст тебе жару сегодн… Полностью выпрямившись и повернувшись к нему лицом, мастер Бо собирался начать задавать вопросы, но ему в нос быстро ткнули маленьким цветком, который слегка дрожал в такт рукам, державшего его, слегка загораживая обзор. Выглядывая на Майки, который протянул две руки, схватившись за стебель обеими ладонями, плотно закрыл глаза, медленно открывая рот, скорее всего, для какого-то слова, которое давалось с большим трудом, был похож на маленький помидор с оранжевой повязкой. Быстро моргнув, Донни избавился от новых мечтательных ожиданий, что это было похоже на признание, поэтому мягко улыбнулся и снова хотел продолжить диалог, но снова был неожиданно прерван. — Донни, ты возьмешь это? — быстро выпалил Микки, все еще немного дрожа от волнения. Улыбнувшись про себя еще шире, теперь стараясь думать так же наивно, как и его брат, гений выхватил цветок из его рук и тщательно прокрутил его со всех сторон, изучая растение. — Жасминовидная гардения - необычный цветок из кофейного семейства Rubiaceae, чаще всего встречается в странах восточной Азии, но в Америку привозят на грузовых суднах. Где ты ее раздобыл? Так значит ты за ней выходил на поверхн… Донни собирался начать немного говорить о науке, чтобы разрядить атмосферу, когда резко остановился, увидев, что долгожданный и теперь несколько отливающий каким-то новым свойством блеск в глазах Младшего, казалось, сиял по всей лаборатории, как будто ослепляя хуже лампочки на допросе. Он удивленно уставился на него и сделал шаг назад, чтобы оценить ситуацию, если понадобится. — Что такое? — выдал хриплым голосом, так что пришлось немного прочистить горло. — Ты правда взял? — с таким энтузиазмом спросил нунчаканосец, делая навстречу два шага вперед, становясь намного ближе, чем встал в прошлый раз, теперь на столько, что ученый даже слегка отвернулся, чтобы скрыть смущение. — Если ты хочешь, чтобы я посадил его в горшок, то у меня кроме пустой головы сейчас ничего нет, а она вряд ли сойдет для этого дела. — выдал каламбур в своем стиле, нервно хихикая, но словно собеседник его не слышал или не хотел портить впечатление от этой шутки. — Спасибо, Донни! Спасибо, что дал мне шанс! Я так счастлив, — закричал младший, бросаясь ему на шею так резко и неожиданно, что гений вместе с ним чуть не упал на груду металлолома сзади, едва удерживая двух мутантов в равновесии, ухватившись большой цепкой хваткой за панцирь брата, что ему так нарочно захотелось раздавить их обоих, — О, я знаю, что это начало чего-то большего, и я постараюсь не облажаться, ради нас! Я сделаю все, что в моих силах! Лепетал с большой нескрываемой радостью, тоже почти нависая над землей, полностью отдавая себя во власть своего брата. Донни, конечно, был слабее по силе, чем Раф, но не настолько, чтобы не удержать в руках такой ценный груз, поэтому легко удерживал Микки в воздухе. Но, как видно, в этот момент, скорее всего, уронил свое благоразумие, потому что запах, знакомый ему столько лет, уже настолько вскружил голову, что он забыл, в какой интересной позе они стоят. Хотелось бы оттянуть этот момент на века, но жаль, что антропоморфные черепахи живут в среднем столько же, сколько среднестатистический человек, если не принимать тот факт, что они воины ниндзя. С последним усилием Донни вдохнул запах кожи желанного тела и опустил его на землю, чтобы не быть столь подозрительным и дать ему закончить. — И да! — очнулся Микки, словно тоже на время забылся, и достал маленький сверток из-за пояса, протянув листочек вперед. Перехватив объект, ученому не дали толком его разглядеть и сразу же преступник начал покидать лабораторию с быстрым бегом к двери. — Это следующая подсказка, больше получишь позже! Он закричал и тут же исчез, как в тех самых предрассветных снах, даже не дав возможности почувствовать то, что считалось статистически порочным. Горько усмехнувшись, гений развернул небрежно сложенный лист обработанной бумаги и прочитал кривую надпись фиолетовым маркером, которая была явно написана в спешке, но с очаровательным смайликом в конце.«Ищи истину не в своей голове, в ней не так много места, лучше хранить там только счастливые моменты
Подсказка:
Ответ кроется в твоем истинном "я" ;)»
Этот почерк и эти небрежные буквы, написанные левой рукой, выставляющей напоказ брата-амбидекстера, не позволяли сосредоточиться на смысле и привели этого легко поддающегося парня снова на небеса от счастья. Он думал, что это было мило, но жестокая реальность все равно подвела его. Еще раз взглянув на простые слова, он попытался сформулировать то, что младший написал в загадке. — Ха, вот ведь выдумщик. Усмехнулся, понимая, насколько невинен его брат и как сильно он все еще может причинить ему боль, если откроет себя прямо сейчас. Но загадка не об этом, она не несет в себе никаких секретов, так что можно расслабиться и все-таки учесть, что это был все-таки его очень озорной Микки, а Донни случайно стал его жертвой. Но он даже не был против, хотя отвлечься от дел было трудно, ведь научные привычки сейчас в его мутировавшей голове не дают покоя. Решив подумать об этом чуть позже, он начал работать над незаконченными частями и положил листок бумаги в ящик стола. Привычка засиживаться допоздна, давала о себе знать в любой момент, поэтому Донни совершенно забыл об этом сообщении, с головой погрузившись в работу. Он слышал, как время от времени открываются двери его лаборатории, но уже настолько поглотился процессом, что не мог даже отвлечься, отказавшись от еды и сна. Тем более что теперь ему нужно было вдвойне отвлечься, как никогда раньше, после таких нежностей и признаний, которые снова стали трагическими последствиями для нормального сна. Да, он знал, что это только отталкивает от него братьев, и что он только отдаляется от всех, но не мог допустить, чтобы его деталь, на которую он тратил меньше времени, не проверяя все в точности, могла навредить этим самым братьям, которые теперь так одержимо хотели быть нужными. Со стороны это выглядело как-то лицемерно, он и сам понимал, что это плохо, но их жизни гораздо важнее их отношений. Поэтому, грубо говоря, он пожертвовал собой и своими отношениями к себе ради тех, кого так хотел спасти. Хотя была и другая причина, столь грустная, что заставляла сидеть в этой прогнившей комнате до конца дней, чтобы просто не успеть натворить глупостей. Ближе к следующему утру, снова проведя всю ночь, он поддался искушению выпить чего-нибудь горячего и немного перекусить, выполз из своего укрытия, снова увидев на том же диване Микки, который со стороны выглядел так, будто действительно хотел спать, но мешал этому, хлопая глазами и иногда щипая себя. Донни внезапно вспомнил о клочке бумаги, быстро спрятавшись за перегородками, решив незаметно проскользнуть обратно в лабораторию, чтобы прочитать то, что ему передали, стыдясь, что даже не потрудился запомнить пару строк. Бесшумно влетев внутрь, быстро подбежал к столу, открыл ящик, достал сверток и снова прочитал загадку. Приказав себе не расстраивать своего возлюбленного, он собрался с мыслями и начал соображать, что там имеется в виду. Обдумывая каждое слово и пройдя через всю лабораторию, уже решил, что над ним снова очень умело посмеялись, пока не удумал найти ответ за пределами комнаты, вознамерившись ненадолго заглянуть в библиотеку, которая соединялась с мастерской, где хранил только самые важные учебные книги, помогающие ему в техническом плане, отвергая фантастику и драму, которая не принесла бы ему пользы, ведь в этих самых романах слишком много неразделенной любви, а Донни и его собственной достаточно. Ди любил свою библиотеку, он мог с головой погрузиться в науку, погрузиться в то, что очень любил и ценил, что приводило его в порядок и, честно признать, увлекало не хуже сериалов. Такому ботанику, как он, определенно понравилась бы книга в качестве подарка на день рождения, единственному в семье, кому не нужно долго думать о подарке, что было даже весьма обидно, но справедливо. Каждый раз он говорил себе, что книги всегда помогали ему убежать от реальности. Каждая книга здесь напоминала ему о каком-то событии или предвещала его как забвение от плохих мыслей или отвлекала его от невзгод, давая только то, что ему было нужно. В конце концов, дитя науки всегда тянется к знаниям, а библиотека - это Храм науки, сохранивший вековую мудрость. Грубо говоря, Донни был верующим в своем монастыре, преданным своей религии, как бы иронично это ни звучало, но он все еще не верил в Бога, но считал себя поклонником веры. Зайдя в небольшую комнату, включив свет, он сразу заметил, что книги лежат неровно и не так, как он положил их в прошлый раз, сразу поняв, что ответ прямо здесь. Проводя рукой по пыльным полкам, стряхивая обрывки бумаги и свежую пыль, ища что-нибудь, что могло бы привлечь больше интереса со стороны неугомонного озорника. Остановившись на полках с научными энциклопедиями по изучению животных и растений, заметил, что одна из них, посвященная цветущим растениям, была сдвинута, на которой были видны свежие отпечатки и неровная стойка с другими предметами на ней, даже очень кривая, не в том стиле, в котором ее поместил бы Дон. Вынув потрепанную книгу с очень непривлекательным и гнетущим видом, заметил, что из страницы выглядывает маленький цветок лютика, который был вложен в нее в качестве закладки и так красиво сочетался с переплетом, как будто флорист специально выбрал его под определенную цветовую гамму. Открыв страницу, на которой располагалась закладка, тут же выпала новая карточка с тем же знакомым почерком. Подняв с пола бумагу, он еще раз перечитал написанное на ней: «Прохождение первого этапа не означает прохождения всего пути, тебе предстоит еще много задач, и оставь свои заботы на потом» — Этапы, задачи… — тихо пробубнил, повторив слова из строчек. — Чушь какая-то. Вновь пересмотрел свои сериалы, нужно было бы проверить, что он смотрит по телевизору. Резко закрыв книгу и пулей вылетев из комнаты, по пути выключив свет, он уже направлялся к младшему с жалобами, что пудрит мозги вместо того, чтобы заниматься делами, но когда властно открыл дверь, входя в холл, там никого не было и только тусклый свет телевизора транслировал его любимый фильм, десятки раз оставляя надежду на будущий разговор на завтра, точнее на сегодняшнее утро. Донателло по натуре хлопотен и нуден, он сам признает это в себе, но против природы не попрешь, даже для такого зануды, но тщательно старался это скрыть. Его нетерпение поймать младшего и допросить его росло с каждым новым ударом часов, и, словно назло ему, он не появился через час, два и даже три, а гений все ждал и терпел, но теперь с более или менее остывшим видом, но старательно притворяясь, что его все еще волнует эта шутка. Микки вдруг вышел со стороны выхода, а не как всегда вылетел из комнаты с криками о новом дне и новом эксперименте с завтраком, от одной мысли о котором желудок выворачивало у всех одновременно. Он не заметил отъявленного и очень плохого шпиона, проходя прямо до кофеварки, что совсем не характерно для той же черепахи, которая ненавидит даже просто запах еще не сваренных зерен, включил воду, готовя себе этот же напиток. Дон больше не мог этого выносить, тихо подошел к нему сзади и положил руки на плечи своему любимому, чувствуя холод его кожи, как будто он только что пришел с улицы. — Эй, Микки, как ты спал? — спросил ученый, слегка потирая руки о плечи, чтобы ему стало немного теплее, чувствуя легкую дрожь. Моргая от внезапного тепла и мягкого голоса у виска, он посмотрел на Дона и снова, как ни в чем не бывало, одарил его своей фирменной счастливой улыбкой на весь день, как обычно называл это Дон, потому что доброе утро не могло начаться без него. — Привет Ди, хорошо. — вяло прошептал Микки, потирая глаза кулаком. — А врать не очень хорошо брату. Ну-ка посмотри на меня. Гений повернул его лицом к себе и накрыл его щеки обеими руками, призывно нежно обхватив его голову, снова ощутив тепло того же самого чувства в груди, которое даже заставило его сердце биться быстрее. Микки вцепился в его руки, еще сильнее потерся щеками о ладони, как кошка, требующая ласки, медленно вздохнул и спрятал лицо в больших ладонях. Донни нервно сглотнул, но не собирался его прерывать, потому что Микки сам не желал отпускать его, словно чествуя смущение со стороны. — Ди, все отлично, я просто был слишком взволнован, поэтому часто просыпался. — обжог его своим дыханием, медленно закрывая глаза. — Если ты вообще засыпал. — Я боюсь, что никогда больше не смогу заснуть после того, что случилось. Я безумно рад и очень люблю тебя, и всегда готов благодарить тебя за то, что ты для меня сделал. Я сделаю для нас все, что в моих силах. Обещаю. Слова становились все тише, голова становилась все ближе, а мораль вообще забивалась, глаза Микки уже смотрели прямо на него, его руки неосознанно притягивали эти самые губы ближе, предательски приближаясь на опасное расстояние от желания. Закрыв глаза, Дон наклонился вперед, почти касаясь их, но затем протрезвел, когда они быстро выбрались из-под него и поползли к выходу. — Я ухожу, пожелай мне удачи! Не пей слишком много кофе, а то превратишься в кофеварку, — Микки помахал на прощание рукой и снова исчез, как делал последние несколько дней, даже не сказав, куда. — Удачи… — с сожалением провел пальцами по воздуху, как бы прощаясь, словно упустил какой-то шанс. — Вот ведь, он уже наполовину кофеварка, — к нему на кухню сразу же присоединился Раф, громко крикнув в след уходящему силуэту, не успев застать Майка, громко зевая и почесывая пластрон. — Его осталось только подключить к розетке, и можно смело варить себе карамельный латте, но я настоятельно рекомендую его не пить. — И тебе доброе, Раф. — он недовольно хмыкнул, срочно пытаясь как можно скорее закончить их разговор, просто ему показалось, что диалог с кофемашиной пройдет у него более приятнее сейчас. — Добрее некуда. Куда этот сопляк побежал? — красный плюхнулся на стул и растянулся, протирая глаза, чтобы окончательно проснуться. Донни с отвращением повернулся к агрегату, понимая, какой шанс упустил, не расспросив Майка. — Я не зна… — не успев договорить, замер на месте и уставился, не понимая, откуда взялся еще один голубой цветок, но уже под открытой крышкой, лежащий на молотых кофейных зернах. — Эй, Ди, так куда? Он поднял растение, вспоминая детали диалога с Майки. — Тебя перекоротило? — А? Что? — поспешил спрятать цветок за спину, повернувшись к требовательному Рафи, в шоке открыв рот, — Нет, я не знаю, куда он пошел. Я в лаборатории, — крикнул, прежде чем быстро шагнуть в знакомом направлении, сопровождаемый недовольным взглядом и раздраженным вздохом. — Да кто бы сомневался, что ты в другом месте. Дверь захлопнулась, и вместе с ней снова отказало сердце, только жаль, что такой урон гений не смог отладить сам, надеясь, что все пройдет само собой. Крепнущее сердце, которое было выковано, как меч, в течение стольких лет, растаяло под огромным пылающим огнем воспоминаний, снова позволив всем усилиям пойти прахом, дав волю страстям, которые сразу же были отданы на волю случая. — Голубая незабудка? Верность… Крепко прижимая его к груди, нервно сглатывая, глаза метались по сторонам, как будто в углах были ответы. — Неужели, это действительно что-то значит?