Кошки

Все люди в мире подразделяются на кошек и собак. Кошки и собаки обычно не ладят между собой. Впрочем, обычно кошки не дружат и друг с другом тоже. Однако, в команде, которой уже без малого 15 лет, собралось так много кошек… Точнее, котов. И повадки каждой кошки можно расписать по породам, разбить на схемы и таблицы передачи конкретных генов… Или придумать свой собственный мир. С усами, ушами, втяжными когтями и влажными розовыми носиками, на которые моя жена может смотреть вечно. И вот, я, беспородный кот[1], цветастое, но пыльное, знававшее счастье домашнего очага, бездомное ныне животное, потерявший в схватках половину хвоста, если говорить образно. И половину пальца, если выражаться конкретно. Я разучился верить людям. Я ненавижу собак. Я забываю постепенно, что такое преданность, любовь. Я держусь за этот умирающий мир только верой в стаю. В нашу дружбу. В наш этот глупый придуманный мир. А рядом уселся и смотри вдаль рассеянно и устало Бася. Самый настоящий, огромный, столь модный нынче мейнкун[2]. Толстые лапы, крепко сжимающие принадлежащее ему одному. Острые когти, даже в ласке способные ободрать до крови. Кисточки на кончиках ушей. И честные, как курс шекеля глаза. Он подставляет благодушно тёплый полосатый бок, обнимает, не претендуя на свободу. Он любит, я знаю. По-своему. Иначе. Но… С другой стороны и полная его противоположность. Древний и дикий. Беспризорный и самодостаточный. За глухой стеной отчуждения наш нелюдимый лидер. Голубоглазый, рыжий как сама Пустыня. И такой же неприступный. Египетский мао[3] Андрей. Сломанный, но непобеждённый. Уставший, но неспящий. Гордый и непоколебимый. Как задранный вверх хвост древнейшей из кошачьих пород, на который вешала кольца сама Клеопатра. Его невозможно переубедить. Даже битый ногами, даже с кровью на губах он остаётся при своём мнении. И за это я очень его люблю… В проходе привлекает всеобщее внимание сингапура[4] Славка. Короткошёрстный серый сгусток энергии. Котёнок навсегда. Ободранные под крошечным весом шторы и разнесённая маленькой лапкой мебель. Ему можно всё простить, лишь бы он не отводил своих бультерьерских глаз. Лишь бы не уходил и не молчал. И в этом сером, инопланетном море можно утонуть раз и навсегда… Самый гордый и самый странный. Из всех, кого придумала природа. И создал человек. Не всем понятный. Не всем знакомый. Не оставляющий равнодушными. С обнажёнными на всякий случай когтями. С обнажённой от рождения душой. Вызывающий отвращение и любовь. А иногда, и то и другое разом, донской сфинкс[5] Дима Сокол из-под ресниц наблюдает за нашей общей стаей. И я знаю о нём только одно. Зато самое главное – он мудрый и честный. И самый странный и добрый в мире человек. Исаев похож, по мне, на перса[6]. Вальяжный, знающий себе цену, очень сильный и тяжёлый человек. Не для каждого общение с персидским котом, не приемлющим ни грубости, ни несогласия со своей персоной. Требующим внимания ровно столько, сколько нужно лично ему. Улыбающийся только своим. Человек, который не смеётся на сцене и злится, когда его будят. Наш вечный безработный в прошлом. Атлет и талисман сейчас. Я любил его прежде, как любил всегда зарыться пальцами в густую длинную шерсть. Я больно получил как-то от своего персидского кота. Я больно получил как-то от жизни… Спит, свернувшись практически калачиком, наш лучший актёр и любимый всеми ребёнок Феликс. Спит, уткнувшись носом в бедро лучшему другу большой абиссинский кот[7]. Само воплощение солнца, посланец Ра, благословенный Аллахом. Это ему можно входить в мечеть. Это он сидит на раскаленной крыше. Это он останется один на поле боя. И защитит Далай-Ламу и весь подзвёздный мир. Он – воин. Он – символ. Он – сама жизнь в маленьком теле, где за острыми зубами и цепкими когтями бьётся очень ранимое сердце. Но мурашки пробегают по спине, когда я перевожу взгляд вправо от него. Я вижу собаку. Единственного в нашей котле настоящего пса. Преданного бигля? Голубоглазого хаски? Белоснежного, сильного как медведь маламута? А, скорее всего, выдрессированного для охоты на львов. Абсолютно бесстрашного, редкого, умного, прекрасного риджбека[8], устало и как-то обречённо, абсолютно по-собачьи опустившего голову на сложенные на открытом окне руки, подставившего встречному ветру лёгкую чёлку. За собак всегда страшно чуть больше, чем за кошек. Уж слишком они преданы человеку. Серёжа Светлаков, наш цепной и охотничий пёс, слишком предан своему делу. И нашей кошачьей стае…