Демонический секс

У Амаймона руки холодные вечно — лягушачьи, шутит однажды Рин и получает кулак под ребра, а Амаймон от конфеты не отрывается: что им эти драки, ни один не пострадает, даже если поджечь. Особенно если поджечь. У Амаймона руки холодные — и Рин лучше многих знает: не только. Что у него все тело такое, вся кожа, и он холода не чувствует, вообще-то, — как и Рин. Только у Рина кровь горячая, перемешанная в адовой смеси с человеческой, дурная, как утверждает каждый третий встречный, а у Амаймона — холодная, как у той же лягушки. И Рин об этом ему не говорит — потому что знает, как восхитительно, азартно, горячо, черт побери — ощущать, как Амаймон нагревается. Как кровь Сатаны в его жилах растет, бурлит, заставляет само сердце чаще и ярче биться, заставляет его быть диким. Заставляет сопротивляться. Рин с первого раза с Амаймоном понял: демонический секс — это в первую очередь борьба. Проиграв, подчиняешься, выиграв — берешь то, что захочешь взять. Беспрепятственно. Беспрекословно. Однажды выиграв, хотелось выигрывать еще — и порой Рин думал, именно это у него от демонов. Думал и мысль бросал — что ж, ладно. От проигрыша он никогда, впрочем, в накладе тоже не оставался: Амаймон разогревался буквально, становился горячим и яростным, и стоны выбивал отчаянные, рваные. Рин был уверен: будь он человеком, его на аппетиты Амаймона не хватало бы. Рин был уверен: будь Амаймон человеком, Рину было бы не трудно подстроиться. — Демоны-мужчины могут носить, — однажды на вопрос о том, почему перед тем, как потрахаться, им обязательно драться чуть не насмерть, отвечает Амаймон флегматично — как и почти всегда. Обхватывает пальцами тонкую палочку очередного леденца, вытаскивает тот изо рта, облизывает наверняка без задней мысли — Рин знает, он такой. Продолжает шокировать: — Это наш инстинкт: дети должны рождаться сильнее родителей. Чтобы выжить. В Ассии скучно и постно, — говорит он, обратно в рот леденец засовывая. Говорит и руки раскладывает на подлокотниках, усмехается холодно, — в Геенне же нужно выживать. Рин поводит плечами, подходит ближе, опускается на разведенные колени — смотрит пристально в болотно-зеленые глаза. Смотрит — и спрашивает: — И ты можешь носить? — Амаймон лениво кивает, откидывая голову на спинку дивана. Рин задумывается. — И я? Амаймон поднимает голову. Амаймон смотрит навязчиво, бессмысленно, нечитаемым взглядом на Рина, а потом дергает уголком губ. Говорит, растягивая гласные: — Маловероятно, если хочешь знать мое мнение. — Опускает ладонь на его бок, смещает на задницу — ухмыляется с чертовой конфетой во рту, но Рин ухмыляется следом. В зеленых глазах зажигается интерес. — Но мы можем проверить, — продолжает он заискивающе. Шипяще. Так, как ни одна змея Шуры не шипела — провокационно и густо. Рин приникает грудью к чужой груди, клыками кусает за подбородок — убеждается, что до крови, чувствуя ее на языке. Видя разгорающийся во взгляде восторг. Говорит, кусая чуть сильнее, слизывая капли демонической крови: — А может быть, лучше проверим, понесешь ли ты от меня? Демонический секс — это в первую очередь битва. Спарринг на желание, пожар, который чем жарче, тем дольше горит, не угасая. Требуя больше и больше крови. И Рин с Амаймоном ему эту кровь — охотно — дают.