Про запаленные сторис, женихов и папочек

***

Цзян Чэн пьян. Нет, не так. Цзян Чэн чертовски пьян. Он сидит в своей долбанной комнате и надирается так, как никогда в жизни. Мама была бы в шоке, с мстительным удовольствием думает он. Она была бы очень сильно удивлена, увидев своего примерного, ответственного, всегда и во всем лучшего сына пьяным и несчастным. А таковым он определенно являлся. Она бы сказала, окинув его презрительным взглядом, что он жалок и поведение его совершенно недостойное и возмутительное для молодого человека из знатной семьи, но Цзян Чэну плевать. Срать он хотел на всех недовольных его характером и всем остальным. Какой есть. Отвалите уже, а. Он утыкается носом в подушку и воет, напившись настолько сильно, что совершенно перестает контролировать себя и своё поведение. Но это он и планировал. Как же все достало. Будь примером, будь лучше, стань умнее, участливее, мудрее, не злись, не срывайся, будь терпеливым, будь лучше всех, сильнее, достигай невероятных высот, радуй родителей, улыбайся, чтобы окружающие не думали, что ты злобный и замкнутый, открывайся людям, покоряй сердца... КАК ЖЕ ВСЕ ЭТО ДОСТАЛО!!! Он со всей злостью, на которую способен и с досадой кинул эту чёртову подушку на стену, по пути сбив статуэтку за участие в каком-то конкурсе, где он обязан был занять первое место. Занял. И что? А потом два дня отсыпался, потому что всех пугали его синяки под глазами, а выглядеть «непотребно» в обществе не считалось приемлемым, а то, не дай боже, подумают, что ты торчок или алкоголик. Отоспался, а потом ему предъявляют «тут на горизонте нарисовались ещё три, а ещё займись своей учебой, скоро контрольные, а ты обязан закончить если не превосходно, то хотя бы отлично, плюс спортивные соревнования и свадьба твоей сестры, на которой будешь свидетелем». Возможно, немного утрированно, но дела обстояли примерно так. Цзян Чэн, нет, не Цзян Чэн, «молодой человек», следите за своим поведением, не срывайтесь, вы ведь робот и на все вас раздражающее отвечаете идеально вылепленной улыбкой, не смотрите таким недоброжелательным взглядом, вы можете спугнуть людей и дать им повод думать, что вы не желаете их общества или находите их дерьмовыми собеседниками — так и есть, он вообще считает их самих довольно дерьмовыми — не сутулитесь, даже если всю ночь не спали и просидели за столом на жестком стуле (чтобы не расслаблять спину, специально такой купили) и готовились к зачётам, вежливо улыбайтесь матери и не будьте неблагодарными, ведь родители дали вам все, что имеете, сходите в кино с дочерью деловых партнеров, затем с ее братом, племянником, матерью, дядей, отцом, третьим коленом на пятой пятке, не грубите и будьте достаточно вежливы, но не льстите, люди могут это неправильно понять, укладывайте каждый день волосы, носите галстук, длинные носки — потому что мать ненавидит короткие по неизвестным причинам, а мы ведь всегда делаем то, что хочет она, мы безвольное одноклеточное чмо — сходите в аквапарк, зоопарк, поглядите на подобных себе, не шлите людей нахуй, даже если там им и место, и нет, к черту тоже, и в лес, и в баню, и в преисподнюю. Не говорите людям, что они вас дико бесят и хочется слать прямиком нахуй, будьте добропорядочны и скромны, одевайтесь в классическом стиле, не разочаровывайте родителей, ведь хорошие дети так не поступают. А ЗНАЕТЕ, ЧТО МОЖЕТЕ СДЕЛАТЬ ВЫ? ПОЙТИ НАХУЙ ПРЯМО СЕЙЧАС, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ Я ПЕРЕЛОМАЮ ВАШИ ЧЕРТОВЫ НОГИ!!! Разочарование родителей??? Да пусть так, плевать мне уже! Им всегда недостаточно того, что я делаю, пусть тогда тоже идут к чертям!! Он с упрямой решительностью встал и прошлёпал к шкафу, открывая его и доставая из самых его недр те вещи, которые он ОБЯЗАТЕЛЬНО не должен носить! Ни в коем случае, так? Значит, он их наденет, прямо сейчас и отправится в чертов ночной клуб, где гребанного Лань Сичэня, его чертового жениха тискают гребанные девушки и оторвёт каждой внушительный клок волос! Это правда была последняя капля его выдержки. Многолетней, терпимой такой большой период времени, сцепив зубы и сквозь огромную ярость, он пытался быть хорошим — сыном, братом, дядей для мелкого Цзинь Лина, женихом. Он должен быть везде и во всем лучшим, чтобы его полюбили? Окей, без проблем. Учиться лучше всех? Хорошо. Вести себя воспитанно и безупречно? Ладно. Одеваться, как хотят родители, общаться, с кем хотят его родители, встречаться, с кем его хотела бы видеть мама? Да без проблем! Договорной брак почти что с пелёнок? Хорошо, он сможет смириться с этим — он и так ни с кем особо не сближается. Хранить верность? Без проблем. Сидеть дома и учить уроки? Ему и так некуда и не с кем пойти. Отказали в собаке, даже если это было его единственным желанием за всё девятнадцать лет? Обидно, горько, но он ничего не скажет, глотнув обиду и затолкав ее подальше. Быть примером, образцом. Встречаться с парнем из одного социального положения, такого же идеального и вежливого до зубного скрипа, такого красивого, умного, галантного, и на фоне которого Цзян Чэн ощущает себя мокрой псиной и пещерным неандертальцем. Может, и не вина Лань Сичэня, что у него беда с самооценкой и головой, но он своим присутствием уж точно не делал лучше. Такого, с которым бы мечтала встречаться половина страны, если не вся. Идеальный принц на белом коне. Безупречного так, что глубоко внутри в его душе, похороненной с детства правилами и родителями, он так сильно его бесил, до безобразия просто. Его раздражают идеальные люди. Потому что так не бывает. Потому что они лицемеры, и он тоже. Потому что надо быть самим собой, а не стараться всем угодить, потому что это. так. тупо. и совершенно точно выводит его из себя! Но он молчал и вежливо отвечал на вопросы Лань Сичэня, улыбался ему, проводил с ним много времени, читал и старался быть ещё лучше. Он же и был тем самым «образцом», наверняка это о нем мечтали его родители, но не получив, решили выдать за него замуж. Все. Было. Правильно. Сичэнь говорил «Ты нравишься мне, Ваньинь» и водил в рестораны, писал каждый день, интересовался его делами и самочувствием, начал держать за руку только после помолвки, поцеловал, как и положено, после восемнадцати, в романтической обстановке с видом на гребанное озеро и белых лебедей, на которых был похож сам. Привозил домой до десяти вечера, галантно целовал руку его матери и разговаривал с отцом о будущем, предлагал помочь Яньли с Цзинь Линем и был предельно вежлив, так хорошо справляясь с тем, с чем не смог бы совладеть Цзян Чэн, потому что он озлобленный, хмурый мелкий придурок. Он интересовался его настроением, ненавязчиво гладил за щеку, придерживал двери, спрашивал его мнения, и о Боже, каким же падким на внимание оказался Цзян Чэн. Да, ему претило все это, потому что он считал Лань Хуаня идеальным, ненастоящим, вылепленным и чересчур приторным. Ему не нравились такие люди. То есть, ему, сидящему глубоко внутри и за шестью замками настоящему претили такие люди. И он сам, то, что вылепили из него родители, был таким же, и ненавидел себя за это. Но Лань Хуань будто и вправду был внимателен, будто ему и правда было интересно услышать его мнение по поводу, будто он правда его поддерживал, будто ему реально нравился Цзян Чэн. Нет, не Цзян Чэн. «Ваньинь». Нет, если он и любил, то только «Ваньиня». Спокойного, кроткого и смущенного его комплиментами юношу, который, когда придёт время, станет его мужем. Он никогда не знал его настоящего. Он был просто Цзян Чэном. Угрюмым, раздражительным, вспыльчивым, чей язык зудел от острых слов и язвительности. Злобным и не терпящим неуважения к себе. И Цзян Чэн поддался, оказался падким на внимание, ему хватило и того, что его слушают, им интересуются, и он начал воспринимать все всерьёз и правда влюбился в него. Подумал, что у него может быть шанс на счастливую жизнь рядом с этим человеком, что ему повезло, и принуждать себя не придётся. Наконец-то он начал искренне радоваться хоть чему-то в своей жизни и влюбляться, как он наткнулся на это. Чертово сторис из ночного клуба в профиле его лучшего друга Яо, где к нему прижимаются много девок и он с удовольствием целуется с ними. Губами, которыми он три часа назад целовал его. В Цзян Чэне разрушилась последняя капля терпения, надежда на нормальную жизнь, и он сорвался. Притащил с отцовского бара шотландский виски и накидался им прямо в своей комнате, в одиночестве. Благо родители были в командировке в штатах. Да даже если они и были, ему теперь плевать! Он сейчас пойдёт и раскатает и Лань Хуаня, и его девок, и этого мерзкого лицемерного подонка Яо за компанию по этому клубу. Чтобы знали, как доводить его до слёз. До срыва. Пойдёт и набьёт морду тупому идеальному мужику, чтобы исправить эту идеальность. Будет сверкать на расторжении помолвки своим фингалом, уж Цзян Чэн постарается. А он слов на ветер не бросает, он мужчина или кто? Да, зареванный и набухавшийся, но кто сказал, что этим он перестаёт быть мужчиной? Да никто. И вообще прочь эти гендерные стереотипы, понятно? Он кивнул самому себе в зеркало. Да. Понятно. Узкие рваные джинсы, у него всегда были красивые ноги, он не обманывается, белая футболка — и талия тоже, хоть ему это совершенно не нравилось, слишком худая, — и тяжелые, массивные ботинки, делающие его выше и увереннее — Лань Хуань намного его выше, как и все остальные. Он старается сильно не комплексовать по этому поводу, но... Он открыл окно и заметил, что как-то холодновато и накинул сверху толстовку с темными принтами «punk rock» в три раза больше его самого, такая, что, можно сказать, прикрывала его задницу — и тепло, и безопасно. Мало ли что. Весь в чёрном, если что, можно незаметно улизнуть. Он будет самым потрясающим парнем в этом чертовом клубе и этот идиот пожалеет, что променял его на массовую оргию! Глотнув в последний раз, он вызвал такси — Гуанъяо засветил адрес в сторис, так что он приехал уже через пятнадцать минут и озирался в поисках уже бывшего жениха. Пусть сначала его и не пустили, не поверив, что ему не пятнадцать, это подпалило его ярость ещё больше. Наткнувшись взглядом на компанию девушек, собравшихся вокруг дивана и стоящих там, будто ждут свою очередь, он мгновенно разозлился ещё сильнее, видя, как одна из них засовывает свой язык в рот его мужика! Уже бывшего, но это не так важно. Стремительными шагами достигнув места, он оторвал девушку от мужчины: — Ты что делаешь, дура?! А ну отошла от моего долбанного жениха! — девушка шокированно смотрит на него, как и остальные. Цзян Чэн строго смотрит на неё и командует, — Чего вылупилась? Слезай с его колен. Живо. Скрещивает руки на груди и хмурится, окидывая и других уничижительным взглядом, начиная нетерпеливо топать ногой, когда они медлят и не расходятся. — Алло, женщины! Я кому сказал! Они переглядываются и начинают расходиться по танцполу, недовольно прожигая его взглядом, но ему плевать. Какого черта они лезут к занятому мужчине! К мужчине, который полчаса назад был его, Цзян Чэна! Он рассерженно провожает их взглядом и обращается к мужчине, все ещё сидящему на диване. — А с тобой я разберусь прямо сейчас! И не смей меня перебивать, понял? — требовательно топает он ногой. — Ты! Ты! Ты меня раздражаешь до жути, понял? Весь такой из себя безупречный, этакий принц на белом коне! Думаешь, кто-то вроде тебя стоит меня или моих слёз? Ты глубоко ошибаешься, если так думаешь! И вообще, ты меня доконал! Понял, ДОСТАЛ! С одной стороны эти тупые придурки, постоянно указывающие мне, как себя вести, что носить, с кем общаться! Вы постоянно от меня что-то требуете, будь вежливым, умным, поддерживай беседу, будь галантен, будь скромным! Скромным? Да пошло оно всё! Что за, блядь, старинные требования? Ты с моей скромностью трахаться собирался или что? Со злостью он резко сел на колени чертовому изменщику и схватил его за запястья, когда тот намеревался его скинуть. — Вот! Видишь? Я сел на твои гребанные колени! И, представь себе, не помер от скромности и смущения, как ты наверняка обо мне думаешь! А знаешь, что я думаю о тебе? Ты тупой лицемер, который делает вид, что он хороший, но на самом деле прогнил внутри! Постоянно будто снисходительно разговариваешь со мной, одариваешь своим величественным вниманием, смотрите-ка, Идеальный Господин снизошёл до простых смертных вроде меня! Но знаешь что? Это ты не достоин и моей слезинки! Не то что чертовой девственности! Это становилось проблематично. Он всегда становился очень чувствительным, когда напивался и решался высказать все, что он думает. — Все это время вёл себя как ангелочек, а на деле трахался за моей спиной?! Говнюк! А рядом со мной ты таким не был, ссыкло. Прикасался как к хрупкой вазе за хуллиард денег, скромно держал за ручку и говорил, что я «милый»! А знаешь, что? Пошёл нахуй со своим «милый», понятно тебе? Я, может и милый, но подпортить твоё идеальное личико могу! Нет бы блять проявить настойчивость и хотя бы засосать нормально! Тупой чурбан, у меня же сейчас гормоны, а ты со своими «скромными поцелуйчиками» выбесил меня до бешенства! Все вы только и можете, что требовать что-то от меня, нет чтобы отдать что-то взамен! Может, я хотел, чтобы ты не вёл себя, как чертов монах, при этом ходя налево, а взял и трахнул меня под тем гребанным деревом на дурацкой скамейке! Он говорит все эмоциональнее, не в силах успокоиться. Да какой, к черту, успокоиться?! Он как бы пришёл все высказать и нажаловаться на всех и вся! — А знаешь, что самое главное? Я делал все, чего вы все хотели. Делал с самого рождения, для родителей, а потом для тебя! Будь лучшим в учебе? Да! Ты знаешь, сколько я нервов потратил на эту тупую учебу?! Я не спал нормально, начиная со средней школы! Конкурсы, спартакиады, межшкольные соревнования, стал президентом школы, потому что моя мать этого захотела! И плевать она хотела на мое моральное и физическое состояние — знаешь, что она сказала, когда я школу на одни долбаные «превосходно» закончил? «Так и должно быть». Должно??? Что там должно? Чего я вам должен? Будь вежливым, не груби остальным, не ходи по клубам, не гуляй, храни верность лицемеру, которому мы отдали тебя с пелёнок, даже не спросив твоего мнения?! Да, черт возьми, не гулял! Сидел дома и учил уроки, просто потому что у меня и сраного времени на это не было! — он часто задышал и проморгался, понимая, что с нервами у него и правда проблемы, так ещё и с алкоголем... — А ты... Я тебе поверил! Ты даже не делал ничего особенного, видимо, я и правда очень жалок, раз купился на твоё сострадание и думал, что даже в такой ситуации, как у нас, мы можем быть счастливы... На мгновение он замолчал и будто бы выдохся, но затем, кое-что вспомнив, снова загорелся злостью. — И пошёл ты, понял?! Ну ты и козел редкостный! Мудила, блять, — он резко оттолкнул парня от себя, намереваясь гордо уйти. Но. Алкоголь и руки, сомкнувшиеся вокруг его запястья. — Куда? — разозленный шёпот здорово его испугал, но он не был бы собой, если бы не зарычал в ответ. — К тому, кто может заниматься нормальным сексом, а не его подобием в массовых оргиях! — он дернулся, попытавшись уйти, но его не отпускали. Он прищурился, намереваясь ответить что-то ядовитое, и... замер. О. Мой. Бог. Это был не Лань Сичэнь. Но он был пьян настолько сильно, что не в силах был пошевелиться. Мужчина напротив, который никак не мог быть Лань Сичэнем, растянул губы в ухмылке. Он перепутал. По волосам и... одежде. На мужчине была такая же белая рубашка, только локти он закатал и расстегнул две пуговицы, и чёрные джинсы. Черт. На свете полно людей с такой одеждой. Волосы так же до плеч, но остальное все совершенно разное. — Выговорился? — вдруг совершенно спокойно спросил он, не обращая внимания на то, что Цзян Чэн пристально его разглядывал. А там совершенно точно было на что смотреть даже ему, выросшему в окружении всяких аристократов и благовоспитанных господ. Короткие чёрные волосы до плеч, выразительные серые глаза с легкими смешинками, длинные ресницы и темные брови, и темно-красные губы. Лицо красивое, даже слишком, но главное не это — даже прищур глаз, его взгляд и даже выразительный рот, все было в нем... чертовски харизматичным. Такое ощущение, будто он умеет располагать к себе человека за пару минут и улыбается... не только губами, но и всем лицом — все в нем было притягательным, этот мужчина обладал животным магнетизмом. — Нравится? — прозвучало насмешливое и самодовольное. Цзян Чэн хлопал глазами и кивнул. Внезапно став робким, он уже возненавидел это состояние — такое обычно бывало с Лань Сичэнем, когда ему было нечего сказать. Желая утопить в корне это состояние, он оглянулся и заметив стакан с виски, взял и резко выпил. В голову ударило током, все стало ещё лучше, и он блаженно открыл глаза, растягивая губы в улыбке. Вдруг подумав, что со стороны, наверняка виднее — может дело и правда в нём? Он пристально посмотрел в добрые глаза и требовательно, почти капризно сказал: — Скажи, как я выгляжу. Мужчина хмыкнул, грея его в коконе своих рук и прижал ещё ближе. На подобный жест Цзян Чэн решил не реагировать: сам ведь заварил всю эту кашу. Подошла незнакомая девушка в коротком чёрном платье, вдруг вылезая сквозь танцующих людей и улыбнулась ему, как старому знакомому: — Привет, А-Сянь, давно не заходил. И провела рукой по его плечу, прямо рядом с лицом Цзян Чэна. Мужчина обаятельно улыбнулся ей в ответ, и Цзян Чэн даже немного залип. Затем перевел на неё хмурый взгляд и потребовал: — Уходи. Не видишь, мы разговариваем? Затем посмотрел на своего собеседника и повернул его к себе: — Не смотри на неё, я же здесь. Не смей обращать внимание на других, пока я рядом! — и окинул таким сердитым взглядом, что мужчина еле сдержался от того, чтобы не рассмеяться во весь голос. Забавный малый. — Какой капризный, — с долей насмешки произнёс хриплый голос. — Хочешь внимания, малыш? — Да. — решительно сказал Цзян Чэн. — И пусть она уйдёт. Мужчина еле заметно махнул рукой, и девушка действительно удалилась, перед этим хмыкнув напоследок, пробурчав что-то наподобие «дети». — И чем ты собираешься меня удивить? — насмешливо и с толикой любопытства склонил голову Вэй Усянь. — Как чем? — казалось, что паренёк искренне не понял. — Ничем. Просто скажи, какой я. И так требовательно взглянул — не откажешь. Вэй Усянь усмехнулся и оценивающе прошёлся по нему взглядом. — Почему тебя впустили вообще? Выглядишь на все пятнадцать. Точно подросток. Цзян Чэн недовольно шикнул. — Мне девятнадцать. И я не подросток! — воскликнул, с заметным возмущением, и если бы стоял, точно топнул бы ногой. Он усмехнулся, качая головой: точно ребёнок. — Чем тебя кормят тогда вообще? — он безо всякого стеснения устроил руки на его талии, сквозь ткань толстовки ощупывая ее. Так же одну положил на его ногу, проводя по ней рукой. — Теперь можно понять, почему твой будущий бывший осторожничал. Тебя и сломать несложно с напором. Парень набрал воздуха в легкие, чтобы возмущённо высказать все, что думает о нем и его очевидно ненужных умозаключениях, но промолчал, что-то выглядывая. Возле барной стойки, хорошо видной с их укромного уголка в конце зала, стоял Сичэнь и упоительно целовался со светловолосой девушкой. Он решительно сжал руки в кулак, слез с чужих коленей и направился к парочке. Вэй Ин же в ожидании потрясающего зрелища пошёл за уверенными, несмотря на количество выпитого алкоголя, шагами. Цзян Чэн подошёл к бармену и заказал самый сладкий коктейль, пока парочка никого не замечала. Он стучал пальцами по барной стойке, нервно облизывая губы. Вэй Усянь стоял позади и с интересом изучал эмоции на чужом лице, не скрывая своего веселья. Получив свой напиток, он подошёл к ним со спины и легонько тронул своего бывшего за плечо. Парень обернулся, в шоке уставившись на чужое лицо, явно не ожидая его здесь встретить. — Я смотрю, вам жарко вдвоём, — с миленькой улыбкой процедил Цзян Чэн, — Тогда охладись, милый. Закончил он ядовитым тоном и опрокинул стакан прямо в лицо ошарашенному парню. — Ваньинь? — Сичэнь? — таким же тоном, передразнивая. — Да? — Пизда. Зло бросил он, и одним движением сломал парню нос, и Вэй Усянь, уже не сдерживаясь, начал смеяться. Цзян Чэн бросил на него уничижительный взгляд и ушёл, будто молнией проскочив и исчезнув в толпе людей. Вэй Усянь последовал за ним, найдя на улице, возле входа. — Ты был великолепен, малыш. — он потрепал его по голове, и Цзян Чэн хмыкнул. — Ещё бы. И хватит меня так называть! — возмущённо и медленно краснея, возразил он. — Я не маленький, сколько повторять? — По тебе видно. — Вэй Усянь усмехнулся, проводя рукой по шее и заглядывая в экран своего смартфона. — Маленьким мальчикам давно пора спать. К тому же таким прилежным отличникам, как ты. Цзян Чэн подавился воздухом. Вэй Усянь прошёлся по его телу взглядом. — Я скажу, что даже с натяжкой дал бы тебе пятнадцать, подросток-неформал. Его насмешливый тон взбесил Цзян Чэна до предела. — Значит ли это тогда, что ты педофил? — лукаво, склонив голову набок, состроил невинный взгляд Цзян Чэн, который тут же прикрыла упавшая косая чёлка. Будь он более трезв и менее пьян, возможно, и попытался бы ударить мужчину и защитить свою «честь». Но он чертовски пьян и совершенно себя не контролирует, открывая в себе новые черты характера и способности. Мужчина удивленно вскинул брови. Он, конечно, ребёнок по многим меркам, но характер и стержень уже почти сформировал. Стервозный мальчишка. — А ты хочешь себе папочку? Цзян Чэн пошёл красными пятнами. — А ты предлагаешь? Возможно, будь он трезвым, все сложилось совершенно иначе. Точно. Но он здесь и сейчас был не самим собой обычным, а каким-то другим, раскрывшимся с другой стороны — и этот Цзян Чэн был гораздо смелее и раскованнее, и все так же не умел сдаваться. Даже словесно. — А ты хочешь, чтобы я предложил? Вэй Усянь улыбался, очевидно позабавленный его поведением, но Цзян Чэн решил идти до конца, во что бы то ни стало. Потому приблизился к нему, даже прижался и обхватил его спину руками из-за непонятного проснувшегося тактильного голода и нужды почувствовать чужое прикосновение. Он хотел, чтобы его трогали, прижимали, обняли, слушали и заботились. Да, черт возьми, он нуждается во внимании. Он хочет этого. — Ты предложи, а я соглашусь. И если я кажусь тебе слишком худым — откорми, и не сломаешь. — он упрямо вскинул голову, из-за своего роста приходилось задирать голову, которая была на уровне чужих плеч. Да, он хочет внимания. Хочет ласки кого-то взрослого, умудрённого опытом, который будет сносить его детские капризы и упрямство. Хочет довериться кому-то и знать, что тот достаточно умён и мудр для того, чтобы ходить налево и скрывать это. Хочет поддержки, спокойствия и ощущения стабильности. Который будет слишком взрослым для всяких игр и честен с ним. Вэй Усянь усмехнулся. Мальчик был упрямым, решительным, и волевым. Боец внутри и хрупкий снаружи — сожми сильнее и сломаешь. Чёрная неформальная толстовка с яркими принтами на, наверное, четыре размера больше почти скрывала все его тело и делала его ещё меньше, чем он есть. — У меня ещё не было с детьми, и, не сказал бы, что они меня привлекают. Цзян Чэн нахмурился. — Но я тебе нравлюсь, — утвердил он. — А ты достаточно взрослый для дурацких игр в любовь или притворство. А я ценю честность, и, если я тебе разонравлюсь, так и быть, бросишь меня. Только не обещаю не устраивать истерик, потому что я очень крепко привязываюсь к людям, и обычно это надолго. Но если после пар будешь возить меня в Макдональдс, не обещаю, что откажусь от тебя вообще. Вот прицеплюсь, как пиявка, и будешь знать, как утешать девственников, которым изменили, в своих объятиях. Мужчина десять секунд серьезно и молча смотрел на него, обдумывая, а затем откинул голову и звонко, искренне рассмеялся. — Если будешь так много меня смешить, как сегодня, я и сам навряд ли смогу отпустить тебя к кому-то другому, малыш. — передохнув и с тихим смешком произнёс он. Цзян Чэн серьёзно кивнул. — Могу записать тебя, как «папочка», чтобы привести своего отца в замешательство. — Оу, так ты у нас бунтарь теперь? — лукаво произнёс Вэй Усянь. Неоновая вывеска клуба «Луаньцзан» и многочисленные фонари играли бликами на его лице, делая его предвкушающим, интимным и каким-то... жаждущим. Цзян Чэн показательно вздохнул. — О чем я распинался полчаса? Я обычно вообще... другой. — он немного поник, съёжившись от прохладного ночного воздуха. — Я заметил. По шокированному взгляду твоего монаха. Вэй Ин внимательнее всмотрелся в откинувшего игривость и язвительность парня, который выглядел... потерянно. Освободившийся от строгих ограничений и оков взрослых, скинувший с себя запреты и нарушивший привычные устои и контроль над своей жизнью, он не знал, что теперь делать. Он не привык к отсутствию этого контроля. Теряется от свободы и не знает, с чего начать. Хотя, нет, он уже начал. И Вэй Усянь, как теперь ответственный за него, как тот, кому этот парень доверяет себя, должен его направить — обучить, чтобы Цзян Чэн не потерялся в этом огромном за пределами его семейного особняка и учебы мире, и нашёл самого себя. Настоящего. Не ограниченного родительскими рамками — свободного, уверенного, взрослого. Принять его незрелого и полюбить — взрослого. — Пойдём. Он взял за руку поникшего парня и направился к своей машине, припаркованной неподалёку. Усадил за переднее сиденье, застегнул ремень безопасности и лишь потом сел за руль. Цзян Чэн даже не задавал вопросов, не сомневался, и Вэй Усянь мог только покачать головой на такое доверие — ведь будь на его месте кто-то с плохими намерениями и не понявший странной логики этого парня, быть тогда беде. Но, к счастью, паренек избежал этой участи сегодня и Вэй Усянь собирался присмотреть за ним, чтобы и дальше не попадался в передряги. Если и искал приключения — то только вместе с ним. У Цзян Чэна же происходил серьезный мыслительный процесс. Как же теперь он отмажется перед родителями? Простите, просто парень, за которого вы хотели меня продать, оказался козлом и спал с девушками после наших свиданий, где изображал из себя святую невинность? Вообще, он подозревал, что Яо не случайно забыл скрыть от него историю. Этот парень слишком умён и хитер для такой нелепой ошибки, а ещё смотрит с явной неприязнью за маской дружелюбия — Цзян Чэн видел. Ещё он смотрит на Лань Хуаня, как на божество, снизошедшее на них с небес, больно смотреть на его восхищенное Сичэнем лицо. Если бы тот был рядом, Цзян Чэн не поскупился бы и отмочил и его заодно за нехорошие мысли в его сторону, а он уверен, они были. Он покосился в сторону водительского сидения: ночные фонари играли своими лучами на его лице, заостряя черты лица и делая их более серьезными. Почему-то недоверия или страха он не вызывал — напротив, было очень комфортно и... свободно. С ним дышалось легче, притворяться кем-то лучше не хотелось, как и прятать свои недостатки. Возможно, виной была харизма или обаяние мужчины, но он так задолбался всех шугаться, что был готов поверить первому встречному и начать с ним отношения. А почему бы и нет? Они же все обговорили уже. Раз он уже совершил рискованный и безрассудный поступок, расставшись со своим многолетним женихом, почему бы и не дать шанса новым отношениям? С тем, кто мудрее и тем, кто явно не станет с ним играться или начинать интрижки на стороне лишь потому, что это не имеет смысла: прогнать Цзян Чэна он всегда может. Нет смысла держать подле себя, когда потерял интерес и хочешь кого-то другого. Тем более он чувствовал где-то в глубине души, что эта ночь безумий будет оправдана и впереди его все же ждут перемены и хорошие события. А когда рядом есть кому забрать после пар и отвезти в Мак, жизнь становится в тысячу раз блаженнее. Мужчина почувствовал его взгляд и улыбнулся — яркой, предвкушающей и искренней улыбкой. Цзян Чэну за много лет впервые стало интересно — к чему это все приведёт? Но тут же дополнил: к чему бы не привело, он не будет жалеть. Ведь это его первое, самостоятельное решение, которое он принял сам. И только сам будет в ответе за последствия. И, да. Вэй Усянь определенно не понравится его матери.