Пряный чай

Покинув ресторан, они решают, что им нужен свежий воздух, да и никто не спешил, времени достаточно, да и следят ли влюблённые за временем, когда наконец-то вместе, нет, определённо нет. Хотя, конечно, алкоголь и тепло разморили сознание и тело, но, когда они выходят на свежий воздух, наблюдая за первыми снежинками, падающими с неба, желание подремать осталось в ресторане. — Давай получше намотаем шарф, чтобы ты не замёрз. — Бокуто стоит напротив Акааши, заботливо укутывая его в шарф, наматывая до самого носа. Осознание происходящего наваливается на него: теперь, вот так просто, он может коснуться его, укрыть, защитить, позаботиться и почувствовать не только своё счастье, но и читать его в глазах напротив всего лишь от таких мелочей. — Так-то лучше! — слегка чмокая в нос, говорит он. Акааши прячет улыбку, хотя её и так не видно, но его смущение никуда не делось, а скорее наоборот, ведь они на людях, а Бокуто всё равно. — Так, а перчатки твои где? — с мягкой строгостью произносит Котаро. — В номере, я не думал о прогулке, посчитал, что не пригодятся сегодня, — пристыженно говорит Акааши, смотря на свои руки. — Ака-а-аши, ну что ты, я просто переживаю. Но у меня есть кое-что получше их. — Бокуто берёт в свои широкие ладони хрупкие ладони Акааши — они подходят просто идеально, — накрывая, подносит к своим губам и аккуратно поочёредно, покрывает их горячим воздухом и поцелуями. Акааши дрожит, и не от холода, конечно, зачарованно смотрит на человека перед собой и пытается держать свои эмоции под контролем и снова не растрогаться. Такой чистой преданности он и не видел никогда, и, что всё это адресовано ему, он бы в жизни не поверил, если бы не видел этих глаз. Акааши не может вот так вот стоять, пока его осыпают поцелуями. Пока Бокуто целует одну ладонь, он мягко скользит вдоль щеки на затылок Бокуто и притягивает его, отвлекая от его занятия, находя его губы, целует, робко и невесомо. Он не знает, что чувствует Бокуто, когда он его целует, но он хочет передать всю благодарность, всю нежность и кучу обещаний какие бы Бокуто ни попросил, он постарается исполнить, потому что всё, чего ему не хватало в жизни, сейчас перед ним. Выпав из их отдельного мира, они всё же возвращаются в реальный, потому что стоять на ощутимом холоде после тёплого уюта не хочется. Но они не хотят ехать в такси, потому что быстро и вся атмосфера улетит, они хотят продлить этот день как можно дольше и наполнить его только собой. Бокуто смелее Акааши, безусловно, и он знает, что многое для него смущающе и странно, именно в таком состоянии он тоже впервые, но всё же он знает, что такое близость, а для Акааши всё в новинку, но он покажет, что всё в порядке, покажет, что всё естественно, пока он рядом, он может вообще ни о чём не думать. Бокуто скользит вниз по плечу Акааши и снова ищет его руку, сжимая её, объясняя, что не отпустит, никогда, у него теперь зависимость, он с ума сходил, когда не знал, как это — касаться того, что так необходимо, а теперь, попробуй отцепи его. Он разворачивается, держа его за руку, и ведёт сторону их временного дома, по главным улицам. Горящие и мерцающие огни над головой, и лёгкий снег под ногами, и два влюбленных, всё происходящее напоминает сказку, и хочется записать всё на пленку, чтобы просматривать этот день, раз за разом, на семейных вечерах, вспоминая, как всё-таки им повезло оказаться рядом. — Мы же прогуляемся? — Конечно, Бокуто-сан. — Как насчёт кофе? — Я бы не отказался. Они не спеша прогуливаются до ближайшей кофейни, Бокуто хочет взять то, что они пьют обычно, но Акааши останавливает, просит не американо, а пряный чай. Удивление Бокуто заставляет Акааши объясниться: — Хочу, чтобы этот день запомнился, чтобы был не как все, — улыбаясь, говорит Акааши. — Это у тебя как традиция? — Вроде того. — И как часто такое случается? — Вообще-то, это всего лишь второй раз. — Всё равно интересно, расскажешь о первом? — В этот день я встретил вас, — все ещё смущаясь, но открывая свою душу, свои мысли и сердце, человеку напротив, без капли страха и сомнения. Бокуто думал, будет рассказ из детства или крутая поездка, но чтобы он стал особенным для него? Бокуто поражён и не знает, заслужил ли такое отношение к себе, но он не удивлён чувствам Акааши, нет, он такой же, чёрт возьми, если не хуже, когда человек занимает все твои мысли и время, когда все взгляды на жизнь пересмотрел, вообще не планируя это, возможно, даже стал другим человеком, но тебе так хорошо от этого, ты так благодарен, что всё так. А когда человек чувствует то же самое, что и ты, когда не надо ничего скрывать, когда душа нараспашку и сердце в руки другому человеку, это вообще не описать, радость — слишком грустное слово для этого. И Бокуто тоже берёт этот напиток вместо привычного, поддерживая, ведь это их первая традиция, раз уж началась с него, а сегодня их объединяет по-настоящему общее событие, и они возьмут это в привычку, обязательно, и будут собирать коллекцию особенных для них дней. А ещё Бокуто решает, что, как и Акааши, ему нужно запечатлеть этот момент, но не на ментальном уровне, он хочет что-то более реальное, чтобы каждый раз с лёгкостью вспоминать, как всё это было. Конечно, у них нет оператора за спиной, но Бокуто достаёт телефон и переключает фронтальный режим. — Не против? — улыбаясь, говорит Бокуто, а в глазах плещется безграничное счастье, которому нельзя отказать, в которое хочется окунуться с головой. — Хотите сменить рабочий стол? — И хитрый прищур и улыбка окрашивают лицо Акааши. — О-о-о, так ты заметил! — переводя внимание на телефон, вскрикивает Бокуто. — Я не подсматривал, честное слово, просто вы дали… — Акааши, успокойся, на самом деле, я хотел чтобы ты увидел. Честно говоря, я не знал, как ещё намекнуть о своей симпатии, подумал, что, увидев, ты как-то отреагируешь, и я пойму как ты к этому относишься. — И что вы поняли? — Ничего не понял, ты хорошо всё скрываешь, поэтому пришлось идти ва-банк, подумал, лучше опозорюсь, чем оставлю всё как есть. — Вы обдумывали план захвата, Бокуто-сан? — Ну, не то чтобы, но больше похоже на то, да, видимо так. — Бокуто смущённо смотрит на Акааши, и, считывая с глаз напротив не укор, а веселье и радость, продолжает: — Просто, ты только не подумай, что я сталкер какой-то, но возможность прикоснуться к твоей руке только на экране, холодном и бездушном, начала сводить меня с ума, поэтому встал острый вопрос: узнать как можно больше о тебе и твоих предпочтениях. — Теперь вы знаете их. — Можно мне услышать это снова? — Я предпочитаю только вас, Бокуто-сан. И они снова целуются, как малые дети, Акааши утыкается носом в шарф Бокуто, а он смотрит в камеру, улыбаясь, как никогда, глаза горят безграничной любовью, одной рукой обнимает Акааши, тот улыбается… Момент пойман. Они делают ещё пару кадров, пока Бокуто не кажется, что хватит, и всё такой же лёгкой походкой, в обнимку, идут сторону отеля. Уже почти двенадцать, и они оказываются в нужном месте. Заходя внутрь, распахивают свои пальто, им уже давно стало жарко. В прибывший лифт они залетают и как можно быстрее нажимают кнопку нужного этажа, чтобы их идиллия не была нарушена кем-то ещё. Бокуто вдавливает Акааши в стену, забирая у того последний воздух, он целует жадно, словно оголодавший, как будто не целовал его пятнадцать минут назад, будто это последний шанс на его спасение. Акааши нужен кислород, он слегка отстраняется, но не отодвигается от Котаро. Бокуто всё понимает, поэтому мягко спускается на шею Акааши, давая возможность передохнуть, а сам уходит туда, откуда, по мнению Бокуто, не возвращаются. Запах Акааши — это последняя капля в чаше самообладания и выдержки, он действительно чувствует слабость в ногах. «Хорошо, что мы у стены», — думает Бокуто, стягивая мешающий шарф, открывая больший доступ к шее. Ощущая губами пульс Акааши и сбитое дыхание, Бокуто чувствует тяжесть внизу живота и ощутимую тесноту. У него такого никогда не было на этапе обычных поцелуев, но он понял, что как обычно уже не будет, он с необычным человеком для него. Спускаясь ниже, насколько позволяет одежда Акааши, он сильнее прижимается к нему, чтобы ни один сантиметр не разделял их. Но Бокуто будто перестаёт чувствовать дыхание, да и будто сердце Акааши больше не качает кровь. «Он почувствовал», — мелькает в голове Бокуто. Он останавливает поцелуи и поднимает свой взгляд, а в глазах такая смесь, что никакой химик не разберёт, и Акааши пытается что-то сказать, но выходит у него с трудом: — Я-я-я… Я-я-я… Я-я… — Бокуто прикасается к его голове своей, хватая по обе стороны руками и шепчет прямо в губы: — Э-э-эй… Успокойся… Всё хорошо. — Глаза Акааши прикрыты, а руки повисли вдоль тела, будто разочарован, будто не знает, что делать. — Дыши, Акааши. Слышишь, я рядом. Тебе нехорошо? Что случилось, скажи! Он действительно выдыхает, но не от этого полегчало, а от слов «я рядом». Акааши еле шепчет, потому что стыдно: — Я-я-я… Я -я… Я не готов, простите. — А руками глаза закрывает, так страшно стало, будто уже пожалел, будто всё это ошибка. — К чему, Акааши? Ко мне? К нам? — У Бокуто паника, самая настоящая, накатывает так, что, думает, не отпустит, и он останется в этом лифте навсегда, просто с места не сможет сойти, если он потеряет этого человека. — К такой близости… — Он убирает руки и опускает взгляд на достоинство Бокуто, нервно теребя пальцами. — Фух… Ты об этом. Блин… Как неудобно, но это я должен извиняться. Ты это… Ну… Прости, Акааши, это просто реакция, и я и не думал ни к чему тебя принуждать, ни за что и никогда, слышишь? Он кивает, слегка улыбаясь, возвращая руки, где им самое место — на плечи Бокуто, широкие, сильные и такие надёжные, которые не обидят, а защитят, за которыми не страшно, за которыми спокойно. Он обнимает, просто чтобы рядом почувствовать тепло и запах, просто вместе. — Ты прости, правда, не хотел напугать, но, ты знаешь, я и сам не ожидал, у меня такое впервые, ха-ах… Даже забавно! — Сочту за комплимент? — Ага, типа того! — И они смеются, весело и легко, стоят просто в обнимку, смотрят глаза в глаза, касаясь носом друг друга и прячась от щекотных ощущений, и всё равно продолжают, потому что таких мелочей были лишены оба, а теперь им хочется пройти всё это вместе, ничего не упуская, каждую крупинку, каждый грамм счастья отдать другому. Приехав на нужный этаж, они выходят, держась за руки, не желая расставаться, не желая заканчивать этот день, но нужно, чтобы начался новый, им нужно поспать и вернуться в Токио. Их номера находятся друг напротив друга, и они оба стоят в ожидании, кто же рискнет первым разорвать контакт. Они всё стоят и стоят, смотря на друг друга, не веря своим глазам и ощущениям, но их гляделки разрывает звук телефона Бокуто — звонит Куроо. Бокуто понимает, что нужно отпустить, он нежно касается губ Акааши, потом легкий поцелуй в лоб, и шепчет: — Спокойной ночи, Акааши, — прикрыв глаза наслаждаясь всем спектром ощущений, будто сканер, копирует каждую линию и изгиб, потому что совпадение только одно и доступ только на этих губах. — Спокойной ночи, Бокуто–сан. — До завтра. — Конечно. Бокуто отвечает на звонок: — Да, Куроо, что случилось? — Бо, я влюбился! — Ха-ах-х-х… Аналогично бро!

***

Они долго просто валяются на кровати, обсуждая всю возможную ерунду, от любимой газировки, до странных историй в институте. Куроо готов вообще не вставлять реплики, Кенма говорит много, и это то, что Куроо может поставить на «repeat», и вряд ли это когда-то надоест. Тихая, спокойная, убаюкивающая речь, и мягкие вибрации от разговора, и тепло, которые чувствовал Куроо, лёжа под ним, потому что Кенма с легкостью помещался на нём сверху, не принося дискомфорт, ставят решающую точку: он засыпает. Кенма, услышав лёгкое сопение, конечно же не будит его, аккуратно встаёт, прикрыв одеялом, открывает окно, чтобы слегка проветрить помещение, все же аллергик, должно стать лучше. Думает, когда это он успел таким стать, он о себе-то несильно заботился, а тут двух котов приютил, еще и переживает ходит. Ставит ещё чая и плюхается в своё кресло, доставая приставку. Они обсудили много тем, но о друг друге не говорили. Или и так всё понятно? Или же нет? Что вообще делают после? Он надеется, Куроо знает. И почему эта мысль вообще остаётся у Кенмы в голове? Ему что, нужны отношения? Странности отвлекают, он любит просто и понятно. Он решает подумать позже: его героя жестоко убивали. Общежитие разрешало вход и выход до полуночи, поэтому Кенма проверяет пару раз кота, съедает кусок пирога и снова садится за игрушку, давая Куроо возможность поспать. Так проходят четыре часа, но Кенма даже не замечает, и то, как Куроо проснулся, тоже, зато он чувствует запах и мягкое касание сначала плеча, и, как коту, захотелось помурлыкать, подняв голову, чтобы продолжали ласки, потому что «да, да, я хороший…». Следом мягкое касание подбородка, и голова и впрямь откидывается назад, ища больше контакта, получает мягкое касание тёплых губ в лоб, и так приятно, так по-домашнему спокойно. — Спасибо, что позаботился. — Делов-то… Куроо падает головой на плечо, заглядывая в экран, интересуясь происходящим. Кенма оживлённо вводит в курс дела, у него нет второй приставки, но Куроо говорит, что достанет, чтобы обыграть его. Кенма уже ждёт с нетерпением. Они снова пьют чай, и Кенма откладывает приставку, беседуя с Куроо. Но никто не поднимает тему произошедшего накануне, будто просто снят барьер, допущен до присутствия рядом без угрозы для жизни, и всё тут. У Кенмы будто глюк в игре: прошёл весь этап и даже обезоружил запрещённым приёмом монстра, который оказался прекрасным принцем, но на следующий уровень его не перекидывает, он так и завис там. Может, не стоило пользоваться этим приёмом, поэтому всё глючит? Может, Куроо вообще не хотел переходить на этот этап, и Кенма сам так решил… «Блин… Как узнать-то?». Ну, поддержал процесс, и чего, хотя не убежал после всего этого, уже хорошо. Не хотелось бы навязываться, это вот щас вообще не про Кенму, но модель поведения в таких ситуациях ему не знакома. Куроо собирает их кружки и идёт на кухню, чтобы их помыть. Кенма переключается на игру, она успокаивает. Думать не хочется, потому что Куроо больше ничего не делал, просто разговаривал с ним, а при пробуждении от него получил поцелуй в лоб? Что это вообще значит? Не может же он ему задавать такие вопросы или вообще снова наброситься на него. Кенма любит логику, и в его решении поцеловать Куроо она была в первый раз, сейчас он не уверен, будет ли это нормально… Блин… Кто-нибудь, помогите… Куроо возвращается и отвлекает Кенму от самобичевания в своей голове, ставит кружки на место и тихонько подходит к нему, приобнимая за плечи. — Ну… Я пойду… Спасибо, что выручил. Завтра заеду забрать кота, и ещё раз спасибо за день. — Обращайся, — буркает Кенма, как обиженный ёжик выпуская иголки, не отвлекаясь от игры. — Ну, если позволишь, конечно обращусь. — Ты обо всём меня спрашивать будешь? — Да нет, наверно, нет… Это проблема? — Никаких проблем, Куроо. — Так… Что случилось-то? — Ничего… — Ничего? Уверен? — На все сто, Куроо, уверен, что ничего не случилось. — И между нами? — Между нами? — Ну да, то, что было недавно. Кто сменил гнев на милость? Не ты ли? — Ничего я не менял. — Мне приснилось, что ли? — Говорю же, ничего я не менял, всё нормально. — Мне не нужно нормально, я хочу, как было до того, как я уснул, ну или до похода на кухню... — Да? А чего же не так? — Похоже, кто-то перемотал время назад, и мы вернулись к началу до поцелуя. — Будто это меняет что-то… Куроо молчит, просто быстро надевает ботинки, накидывает куртку, говоря: — Для меня да! — Развернувшись и собравшись уходить, чувствует, как что-то мягкое вцепляется в него маленькими пальчиками и крепко держит. — Прости… — Не извиняйся, я многого прошу… — Нет, Куроо, не много. — Целясь за рукава, Кенма пытается развернуть Куроо к себе, ему нужны его глаза. — Немного, слышишь, наоборот, я думал, тебе всё равно, вот и… — И выпустил свои коготки… Кенма… — Тяжёлый вздох. — Ты лучшее, что со мной произошло, как мне может быть всё равно? — Куроо обнимает Кенму и затаскивает к себе на руки в крепкие объятия, Кенма обхватывает ногами Куроо и удобно устраивается в его руках. — Я не знаю, как, я вообще не знаю, что делают дальше. — Игры любишь? — Люблю. — Давай сыграем в одну игру: я задаю вопрос, а ты даёшь ответ. Согласен? — Ну, давай попробуем. — Мы нравимся друг другу? — Да… Стой, так нечестно, я говорю за нас двоих. — Ха-а-ах-х-х, а тебя не проведёшь. Ладно, давай-по другому. Ты мне нравишься, Кенма. — И ты мне нравишься, Куроо. — Я хочу проводить с тобой всё своё свободное время. — Я тоже рад, когда ты рядом. — Хочу завоевать твоё сердце и быть единственным. — Я тоже этого хочу с тобой. — Мы закрепили всё это множеством поцелуев, поэтому если тебе интересны отношения, то смело могу заявить что мы вместе? Могу ведь? — Думаю, да? — Не уверен? — Уверен, Куроо, точно уверен. — Я щас в обморок упаду. — Куроо светится, как новогодняя ёлка, улыбаясь так, что шире невозможно. — Тебе плохо? Я тяжелый? Отпускай меня скорей! — Кенма стучит руками по плечам Куроо с испугом в голосе. — Ты… тяжёлый? Ха-а-ах-х-х, нет, Кенма, я готов повсюду тебя носить. — Ну уж нет, я тебе не карманная собачка. — Кенма строит на лице отвращение. — Конечно, нет, просто расставаться с тобой — это тяжело. — Завтра увидимся. — Договорились, но с одним условием. — Так и знал… Уже условия пошли. Ну, валяй. — После того, как отдам кота, ты весь день мой! — А ты не промах, Куроо. — Ты ещё многого обо мне не знаешь. — Не пугай только… — Это не страшно, это приятно. — Вот оно как? — Кенма игриво поднимает одну бровь. — Да-да, тебя срочно нужно выгулять и накормить. — О-о-о… Это свидание? — Оно самое! В голове сложились все пазлы, думать стало легче и дышать тоже, иголки спрятались и стали мягкие, и податливые. Куроо тянется ещё ближе и касается губ лёгким поцелуем. Кенма отвечает с радостью и облегчением, всей нежностью, которую смог дать, и благодарностью, что помог понять. Он думал весь вечер об этих губах, об этих руках у него на талии и об этом тепле, что окутывало всё его тело, когда он был рядом.