shut-eye/apocalyptic

- Как я мог не заметить апокалипсиса? - Ты моргнул в этот момент. Потому что именно в тот момент в моем сердце происходит настоящий апокалипсис , революция, атомные взрывы и новая мировая - всё, что только может сравниться с той бурей эмоций, что поглотили меня. Увы (или к счастью), ты на мгновение отвел взгляд к улетающему воздушному шару, так и не увидев отблеск всего того безумия в моих улыбающихся глазах. - Я едва добираюсь до работы в то утро - не то чтобы температура, но симптомы легкого недомогания, как и осевший еще вчера голос, вполне ощутимы. Утренняя порция таблеток - глотаю, не особо веря в скорое исцеление, как, впрочем, и в не скорое. Есть одна вещь, которую я искренне не понимаю - как можно заболеть летом, когда жара стоит такая, что твоя кожа плавится быстрее, чем шоколадка на солнце? Конечно, позже я ощущаю все прелести такого состояния на себе, когда утро терзает болью в горле, но это всё равно не дает ответа на мой вопрос. Когда я встречаю Криса, тот объясняет, что всё начинается с кондиционеров. Нет, начинаю спорить. Наверное, всё начинается с незнакомцев. Да, именно так. С незнакомца, который представляется Крисом и говорит что-то вроде: - Я могу показать тебе то, о чем ты не пожалеешь. Хотя здесь я забегаю слишком вперед. Отдел журналистики, может, и теряет гениального кадра, только скромно молчит об этом, отправляя меня за материалом статьи о ярмарке воздушных шариков. Такие темы чрезвычайной важности поручают разве что стажерам (опустим тот факт, что мой испытательный срок в этой конторе еще не подошел к концу). Так вот, я приезжаю на ярмарку воздушных шаров. Массовый полет аэростатов, двадцать пилотов, а еще здесь всё зависит от направления ветра. Это что касается спорта. Если же вы просто пришли посмотреть, заодно купить шаров на ближайший день рождения, то здесь как раз то, что вы ищете - неисчислямые тонны цветного латекса в самых ярких расцветках. Ярмарка продлится до субботы, 6го июля. Криса я встречаю там же. - Ты всегда такой бледный или сегодня особый повод? Мы смотрим, как десятки цветных шариков отправляют в небо. Я не успеваю ничего фотографировать. Жаль, что водород запретили. Крис тоже так говорит: - Жаль, что там не взрывоопасный газ вроде...ну как он там называется? Представь, какое шоу было бы. Я усмехаюсь. А в следующие десять минут Крис узнает обо мне слишком много для незнакомца. В то время как я о нем не знаю больше имени. Так вот, потом Крис говорит (это еще сильнее ломает мое представление о понятии 'незнакомый'): - Я могу показать тебе то, о чем ты не пожалеешь. Мне не хочется думать, что я соглашаюсь так просто. Я не говорю никаких да, но и не отказываюсь (молчание расценено Крисом как утвердительный ответ, тем более, если за тобой без возражений следуют). - Куда? - спрашиваю я наконец, когда мы с Крисом оказываемся на едва освещенной площадке у заднего выхода какого-то здания. Вечер, уже давно вечер - мы шли сюда пешком, и у меня жутко устали ноги. - Здесь, - отвечает Крис, после чего ударяет рукой по железной двери. Парню, который нас пропускает, он говорит, что на игру. Тот не задает вопросов, кивает - видимо, Криса он знает, только меня окидывает беглым изучающим взглядом. Когда мы заходим, свет аварийной лампочки отбрасывает красные разводы на лица, и я почему-то громким шепотом переспрашиваю - на игру? Крис говорит - сейчас сам всё увидишь. Мы идем по узкому коридору, и мне кажется, что красный свет ламп разъедает нас - как снаружи, так и внутри. Крис пропускает меня вперед - в помещение с нормальным светом, где посередине комнаты выставлены кожаные кресла, обивка на которых то тут, то там слегка потёрта, но они довольно удобные. Крис говорит мне сесть, и я занимаю одно. Он говорит мне - ты хорошо бегаешь? Я, игнорируя давнешнее физкультурное освобождение и усталость от вечерней прогулки, отвечаю, мол, замечательно. Замечательно, только к чему все эти вопросы. Крис сильно сминает моё запястье, а потом - Когда я открываю глаза, кто-то мне говорит, что это ненадолго. Городские кварталы, ночной свет фонарей, сырой асфальт. Я не помню, как здесь оказался. Рядом только незнакомые люди. Криса нет. Меня подталкивают к линии на асфальте, стёртой наполовину подошвами ног. Мне говорят оставаться на линии до сигнала. Я не успеваю спросить - какого сигнала? - а мне уже завязывают черной тканью глаза. А потом и руки. Из горла не вырывается ничего, кроме кашля. Меня резко дергают за плечо, говорят -до старта одна минута. Я не успеваю спросить больше ничего. Люди вокруг меня - я не знаю, в том же они положении, что и я, не знаю, завязали ли им глаза и руки, сказали о старте или нет. Но атмосфера режет напряжением, я это чувствую даже с закрытыми глазами. Пытаюсь отдышаться, унять вдохом-выдохом нервно бьющееся сердце, и слышу еще десятки таких же рядом. Значит, я не один. Нас вынужденно погрузили в темноту и лишили выбора одним лишь громким 'беги'. Нам говорят - на старт. Я чувствую, как дрожат сердца всех на этой линии. Нам говорят - внимание. И, когда нам кричат 'run' предупреждающим выстрелом, мы кричим вместе с ними. С кем - не знаю. Кто это - мы - тоже. Но я кричу, пока мне хватает сил. И срываюсь с места. Ровный асфальт под ногами кажется теперь самым лучшим, что было в моей жизни. Я бегу достаточно быстро - пока хватает сил. Я не знаю, зачем это делаю. Но вокруг меня все бегут. Я их не вижу, только слышу - шуршание ног по асфальту, сиплое дыхание и отчаянные молитвы в темноту. Каждый ставит перед собой цель - добежать. Я не знаю, куда, не знаю, ради чего. Эта цель сама меня находит, так что я бегу. Пока ветер скрипит в легких, пока живешь вдохами усилий и каждого нового шага вперед, пока, говоришь себе, пока еще не поздно… Я падаю, когда слышу, как сигналят машины на дороге. Секунда дробится на совсем маленькие промежутки времени, за которые я успеваю услышать, и как скрипят после резкого тормоза шины, и как разрывается кожа на моей щеке, и как останавливается пульс. Боль адская. И я открываю глаза. - Если там умираешь, здесь просыпаешься, - объясняет Крис. - Это игра. Только играешь ее во сне. Я снова в той комнате, куда мы пришли с Крисом. Моё сердце бьется ровно, словно я никуда не бежал. Крис перехватывает мой взгляд. Он помогает отсоединить браслет с иголкой от запястья - на коже остается воспалённый след. Я только сейчас замечаю, что мне что-то вкололи, и опускаю рукава пайты пониже, на что Крис только усмехается. - Но если ты еще жив в игре, но выбыл, то ты спишь, пока игра не закончится. Я перевожу взгляд на те кресла, что уже пустуют, и на те, что еще заняты. Я не могу вспомнить, видел ли всех этих людей там - может, мельком, до того, как завязали глаза, может, тот парень со светлыми спутанными волосами стоял плечом к плечу со мной на линии старта, и, может, та девушка уже вышла из игры, но истекает кровью где-нибудь на залитом дождем холодном асфальте? Может, ее, как и меня, сбила машина, а может... - Что...дальше? - спрашиваю хриплым голосом. Тело не болит, как это было там, но я чувствую себя словно после наркоза. - А что ты хочешь, чтобы было дальше? - говорит Крис, слегка прищуриваясь. Его голос звучит с оттенком того сна, из которого смерть несколько минут назад вырвала меня в реальность. - Я, - и снова кашляю. - Хочешь, можем поехать вместе, - предлагает он. Киваю. Пока что ничего другого не хочется. Он помогает мне подняться. Всё вроде в порядке, но ладонь Криса отпускать не хочется. На улице еще несколько часов до рассвета, небо-молоко и сырой асфальт. Крис говорит, я еще бледнее, чем вчера. Когда мы садимся в машину, я говорю, мне нужно выпить воды. Крис находит на заднем сидении бутылку - я не обращаю внимания на то, что минералка теплая и выдохшаяся. Веки постоянно закрываются, но Крис мне повторяет - не спать. - Нам недолго ехать, - говорит. - Говори со мной. - Почему? - хрипло бросаю я. - Что - почему? - Почему я не могу поспать? - спрашиваю. - Потому что после того сна, в котором ты был, лучше некоторое время побыть в настоящем мире. Чтобы отличать реальность. Я устраиваюсь поудобнее, а Крис поворачивает ключи в зажигании. - Как ты? - спрашивает Крис. Неужели по мне не видно? - Это всегда так хреново? Крис усмехается и качает головой: - Вообще-то нет. Кроме того, что последствия сна проявляются у всех по-разному, первый сон самый сложный. Дальше переживать переход уже легче. Физически по крайней мере. - А не физически? - спрашивает я. - Если говорить о сознании, всё куда сложнее. Хотя, с одной стороны, довольно-таки просто - ты делишь мир на реальный и на забег. Твое сознание сумеет перестроиться когда нужно. - Только это - - Только это одна сторона. С другой - это всё незаконно. Потому что последствий никто не знает. Нет на сны ни лицензий, ни гарантии. Ты просто бежишь. - Умираешь, - говорю. - Или нет, - жмет плечами Крис. - Ты доходил до финала? - Нет. - Кто-нибудь доходил? - Да. - И что? - И что? - усмехается Крис. - Получал в итоге свой выигрыш. - Значит, мы бежали за деньги? - А ты думал? Это своего рода шоу. Развлечение. И у него, как и любого развлечения, есть свои зрители. - Кто? - Такие же, как и ты. Ну, может, побогаче. Не беглецы. Туристы. Их тоже погружают в сон, только они по другую сторону финишной прямой. - Занимают зрительские места? - И делают ставки. - Победитель всегда только один? - Один, - отвечает Крис. - Если повезет. У Криса квартира в Тогянгу. - Ты здесь попробуй побегать, - усмехается Крис. - Мы когда-то брали за проекцию сеульские улицы. Только ничего не получилось. Слишком просто. - Но условия остаются те же. Так не всё ли равно? - Почувствовав на своей шкуре весь этот ад, ты спрашиваешь - не всё ли равно? Поверь, если ты бежишь, то тебе не всё равно, где бежать. Хотя привыкаешь к чему угодно. - Он останавливает машину и говорит, что мы приехали. Пока мы поднимаемся на пятнадцатый этаж, Крис говорит, что участвовал в забеге только раз. Всё остальное время он был зрителем. - Только куш сорвать пока не получается. Крис говорит, что хороших участников найти не так просто. - Я тебя разочаровал? - спрашиваю я. Крис хмыкает: - Я не на тебя ставил. - Тогда почему?.. - Ты должен был писать статью о воздушных шарах, Чунмён. Так что я решил показать тебе что-то более интересное. Об этом, конечно, не напишешь, но зато ты узнал, как это - умирать. - И продолжать дышать дальше, - вырывается у меня. - Что? Ну да, вроде того. Это вроде смерти в компьютерной игре, исключая тот факт, что это не компьютерная игра. - Это сон, - киваю. - Очень реальный сон. Лифт дергается после каждого пролета, а потом замирает на пятнадцатом. Когда двери со скрежетом раскрываются , я спрашиваю - пентхаус? Этаж, занимаемый Крисом, не сверкает новомодным ремонтом и шиком. Скорее, даже наоборот. - Я оставил здесь всё как есть. Если и переделывать, то весь дом, начиная с фундамента. Поэтому я перестелил только полы - ненавижу некачественный паркет. Крис оставляет обувь у порога и идет дальше босиком. Он говорит, что так чувствует себя свободнее. И я пытаюсь понять его свободу, оторвать от нее хоть маленький кусок и попробовать. Крис останавливает меня, а его руки легко ложатся мне на плечи. Я поднимаю взгляд вверх, и, кажется, мои ресницы нечаянно скользят по его щеке. Я не замечаю тот момент, когда он спрашивает - можно? Скорее, такого момента и не было вовсе. Я знаю, что он закрывает глаза, когда мы целуемся, знаю, что у него мягкие пальцы и еще знаю его настоящее имя - он выдыхает в мой рот вязкое 'Ифань'. Мне казалось, что это не имеет значения, но когда узнаешь имя, так думать перестаешь. Просто теперь я знаю его на бездну ближе. На другой день на ярмарке делать совсем нечего, но мы как раз там и встречаемся. Не то чтобы мы ехали туда вместе, но и не то чтобы по отдельности. Даже приехав на одной машине, мы можем сделать вид, что встретились здесь случайно. Я не говорю Крису, что снова буду участвовать в забеге. Для меня это звучит - снова буду умирать, - но ему об этом знать не обязательно. Умирать, чтобы понять - я еще живу здесь. Сказать такое Крису - значит сознаться в том, что его рядом мне не хватает. Нужно что-то еще. Другой день ярмарки еще скучнее, чем предыдущий, а интервью брать совсем не хочется. Ты снова говоришь про водородный взрыв в центре парка и еще, что шары, наверное, тоже реинкарнируются. Мне тоже кажется, что да. С большим водородным фейерверком. Именно в тот момент в моем сердце происходит настоящий апокалипсис, революция, атомные взрывы и новая мировая - всё, что только может сравниться с той бурей эмоций, что поглотили меня. Увы (или к счастью), ты на мгновение отвел взгляд к улетающему воздушному шару, так и не увидев отблеск всего того безумия в моих улыбающихся глазах. Ты подал мне идею моего личного апокалипсиса, Ифань. И теперь я не отпущу ни тебя, ни его. Вряд ли, но вдруг когда-то ты спросишь: - Как я мог не заметить апокалипсиса? А я скажу - ты просто моргнул в этот момент. Потому что помню - во время поцелуев ты всегда закрываешь глаза.