На рубеже жизни и смерти

      Учёба продолжалась. Динка всё больше постигала лётное дело, которое с каждым днём нравилось ей всё больше. Отец больше не приезжал, зато два раза приезжал Артур. Ему тут как будто бы мёдом намазали. Но скоро его увольнительная кончилась, и он уехал на службу. Динка заскучала. Зарецкий ничего больше не вытворял и вообще, как будто бы сторонился Динку. Да и таких отрицательных эмоций он больше не вызывал у неё. После того извинения она чувствовала к нему что-то вроде уважения, может быть что-то ещё. Гришка Васильев больше не тёрся рядом с ней, а когда она на него смотрела, он сразу разворачивался и вообще выглядел каким-то забитым. Динка будто бы перестала выделяться на общем фоне, и не было к ней такого внимания, как раньше. Стало как-то скучно. Верхушка школы считала это спокойствием, которое было обеспечено суровым наказанием.       После того, как Динка отошла от «сурового наказания», её заинтересовал приз за выигранный спор. Сколько бы она не пыталась, выловить Зарецкого на разговор один на один у неё не получалось. В конце концов, она сдалась и решилась вызвать его на разговор при всех.       Динка сидела на лавочке, а Зарецкий с компанией проходили мимо, о чём-то оживлённо болтая. Динка решила этим воспользоваться.       — Эй, Зарецкий! А где же мой долгожданный приз? Я же выиграла спор! Али ты уже не помнишь?       — А ты не напоминала! — засунув руки в карманы, сказал Зарецкий.       — А самому вспомнить что? Слабо?       Вокруг пошли шепотки. Зарецкий огляделся.       — Будет тебе приз, — наконец выдавил он.       Динка чувствовала себя победителем. Она гордо встала со скамейки и так же гордо ушла за горизонт.       Была уже почти ночь, когда динина хозяйка сказала загадочным голосом, что к Динке пришёл какой-то лётчик, и что она уходит к соседке и скорее всего пробудет там до утра. Было это где-то через неделю после того разговора на скамейке. Динка подозревала кто этот лётчик-налётчик, но зачем же хозяйке было уходить на ночь к соседке?       На пороге дома стоял Зарецкий. В руках его был какой-то свёрток, а вид у него был какой-то смущённый. Динка была в ночнушке, покрытая шерстяным платком.       — Видишь! Мне не слабо! — сказал он гордо.       — Проходи в дом, силач.       Зайдя в дом и закрыв дверь, Зарецкий с победоносным видом отдал ей свёрток.       — Что там? — спросила Динка, разглядывая его.       — Раскрой и увидишь.       Динка осторожно раскрыла подарок.       — Это… Бельё?!       — Ага.       — Э… — Динка была в шоке.       — Шёлковое!       — Зарецкий! Ты в своём уме?       — А что?       — И где ты его взял?       — Моя соседка жена дипломата во Франции. Она там себе втихаря бельё заказывает. Вот я её и попросил мне один отослать. Она формами очень на тебя похожа. Ты прости, конечно, может это слегка непристойный подарок, но мне ничего больше в голову не пришло.       — Ну, Зарецкий, ну вертихвост!       — Ты померяй, а то вдруг я ошибся. Давно соседку не видел.       — Ладно. Ты на кухне посиди. Баранки вон пожуй, — она достала из шкафа несколько баранок. — Только не подглядывай!       Зарецкий послушно сел за стол и взялся за баранки. А Динка стала мериться. Давно она этим не занималась! Такого белья у Динки никогда не было. И у матери Динка такого никогда не видела. В доме было небольшое зеркало, и Динка перед ним крутилась как егоза в новом, прекрасном шёлковом белье с кружевами. Всё идеально подошло, только бретельки от бюстгальтера нужно было слегка отрегулировать.       — Ну ты как там? Подошло? — спрашивал Зарецкий из кухни.       — Да! Всё хорошо, даже очень, — она развернулась к проёму между комнатой и кухней.       Зарецкий стоял там и откровенно пялился на Динку. Динка суматошно взяла покрывало с кровати и прикрылась им.       — Ты совсем с ума сошёл?       — Прости, не удержался. Тебе идёт.       — Иди на кухню, Зарецкий, а то сейчас снова получишь.       — Вот это угрозы!       — Марш на кухню!       Зарецкий ушёл. Динка стала суматошно переодеваться, чтобы Зарецкому не пришло в голову снова подглядывать. Бельё Динка засунула в чемодан, с которым приехала в училище.       — Можно уже? — Зарецкому, видимо, было скучно сидеть одному на кухне.       — Заходи!       Зарецкий осмотрелся и сел на кровать, с которой Динка стянула покрывало. Динка села рядом, всё больше прикрываясь платком.       — Ты прости, что подсмотрел, — сказал он. — Просто хотел убедиться.       — В чём?       — Понимаешь… Я почему бельё-то подарил. Просто… — он начал перебирать пальцы. — Такая красивая девушка должна быть в соответствующем белье… Я понимаю, это может выглядеть непристойно или что-то в этом роде.       — Ой, Зарецкий, Зарецкий! Вот же басни придумываешь! — Динка рассмеялась, а Зарецкий ещё больше засмущался и покраснел.       — Ничего не басни это. Я хотел, чтобы эти бессмысленные споры закончились, чтобы ты не думала, что я какой-то индюк самодовольный.       — А что я должна думать? — мягко поинтересовалась Динка, а в сердце что-то ёкнуло.       — Что ты очень хороший человек, что ты очень красивая, и что ты… — с каждым словом он краснел всё больше. — Ты мне в общем-то нравишься… Вот… Влюбился я в общем, как дурак…       — Почему как дурак-то? — с какой-то нежностью сказала Динка и поправила волосы на его голове.       Что-то в нём всё-таки было, что притягивало её к нему, какое-то чувство. Он перехватил её руку, которой Динка поправляла ему волосы, его глаза смотрели на её губы, и его намерения были понятны. В глубине души Динку что-то тянуло к нему, требовало ответить на этот позыв, но она слегка трусила. С ней никогда такого не было, и она не совсем понимала, как действовать в таких ситуациях.       Его губы прикоснулись к её губам. Поцелуй был нежным и осторожным. После Зарецкий немного отстранился.       — Такие дела… — сказал он.       — Это было, конечно, неожиданно. Но приятно.       — Это хорошо, — Зарецкий застенчиво улыбнулся.       — Пойду чай поставлю с баранками, — сказала Динка, встав с кровати. — Если ты их всех не умял.       — А ничего другого нет? — как-то виновато спросил Зарецкий.       — Ладно. Поищем.       Динка с Зарецким отправились на кухню. Зарецкий сел за стол, а Динка поставила чайник и стала шариться по шкафам.       — А кто к тебе так часто приезжал последнее время? — спросил Зарецкий.       — Брат.       — А вы с ним очень похожи. Даже удивительно. Был бы женщиной, не упустил бы такого парня.       — К чему такие похвалы моему брату?       — Ну они же, по сути, не только ему. Тебе тоже. Я же сказал, что вы похожи.       Динка рассмеялась.       — А я тебе только из-за внешности нравлюсь? — Динка наконец нашла, что искала — ватрушки, которые недавно испекла хозяйка.       — Не только. И как человек ты очень мне нравишься. Честно. Смелая, справедливая, целеустремлённая.       — Ох, сколько похвал-то. Помнится, я была злой принцессой.       Чайник, наконец, закипел. Динка разлила чай, поставила ватрушки.       — Ну ты вспомнила, конечно! Во-первых, я был пьяный, а во-вторых, нужно было марку держать.       — Марка у него.       — Ну прости. Я же уже извинился. Можно я буду называть тебя принцессой?       — Называй. Только без издёвок, пожалуйста.       — Какие уж теперь издёвки?       Ватрушки с чаем скоро кончились, и наступила глубокая ночь.       — Скоро уже, наверное, светать начнёт, — сказала Динка, зевая.       — Хочешь спать?       Динка кивнула.       — Ладно, мне тоже пора. А то прилетит ещё.       Зарецкий встал из-за стола, и они оба направились к выходу. Зарецкий напоследок чмокнул Динку в щёчку и ушёл.       На следующий день после окончания учёбы Зарецкий был уж тут как тут возле Динки с букетом цветов.       — Ромашки! — она понюхала цветы. — Вкусно пахнут, спасибо.       — Динка, не двигайся! По тебе жук ползает, прям по лицу!       Динка взвизгнула. Зарецкий аккуратно схватил жука и стряхнул его.       — Он, наверное, был в цветах, а когда ты их нюхала, на лицо перелез, — предположил Зарецкий.       — Вот это дедукция у вас, товарищ Зарецкий. Я прямо диву даюсь.       — Учись, — гордо сказал Зарецкий.       — Сделаю всё возможное, товарищ курсант.       — Объявляю вам похвалу, товарищ Соколова.       — За что это?       — За то, что я люблю вас.       — Прям любите?       — Прям люблю.       После небольшой прогулки по окрестностям Зарецкий проводил Динку до дома.       Такие отношения продолжались месяц, а то и два. Их чувства становились всё серьёзней с каждым днём, и Зарецкий уже стал придумывать имена для детей, хотя Динка говорила, что они слишком торопятся. Но по ночам во снах Динка мечтала о свадьбе и примеряла его фамилию.       В один из таких вечеров Зарецкий всё также проводил Динку до дома. Когда они стояли и болтали у дома, из него выбежала хозяйка.       — Вы куда, Наталья Валентиновна? — спросила Динка.       — Да к соседке. Там и переночую, не жди меня, — она махнула рукой.       — Хорошо, Наталья Валентиновна, — и обращаясь к Зарецкому сказала. — Зайдёшь?       — Конечно, зайду, — на ушко шепнул ей он.       Перекусив баранками, Зарецкий с Динкой присели на кровать, как при первом их поцелуе. Поцелуй тоже повторился. Только он уже не был таким осторожным и нерешительным, как раньше, и они не остановились на одном поцелуе. Поцелуи полились рекой, и вот уже Динка падает на кровать, а Зарецкий нависает сверху. Динка поняла, к чему всё идёт, и остановила поцелуи.       — Даня, у меня никогда такого не было, — испуганно прошептала она ему на ухо, впервые назвав его по имени.       — Не бойся, — сказал он, пытаясь придать своему голосу уверенности. — Ты хочешь этого?       — Хочу, — вроде как уверенно, но также испуганно ответила она.       — Всё будет хорошо, я обещаю.       Поцелуи продолжились. Страсть взыграла между двумя телами и захватила их волю. Зарецкий стал сбрасывать с себя одежду, а потом стянул с Динки одежду. Взявшись за её бедра, Зарецкий принялся за главное. Затем он нагнулся к Динке и стал её целовать в губы, лоб, щёки, шею, грудь…       Он был нежен, чуток и внимателен к ней.       — Тебе не больно? — спрашивал он.       — Нет.       — Тебе нравится?       — Да.       Всё закончилось также плавно, как и началось. Динка устала и завалилась спать, а Зарецкий ушёл на кухню и затянулся сигаретой, пачку которых нашёл там же. Не сказать, что он заядлый курильщик, просто почему-то захотелось это сделать именно сейчас.       А ещё именно сейчас кому-то взбрело в голову постучать в дверь. Зарецкий не стал будить Динку. Он натянул штаны и открыл дверь. Это был Гришка Васильев. Увидев Зарецкого, Гришка очень испугался.       — Ты что это тут делаешь? — строго спросил Зарецкий.       — К Дине пришёл, — заикаясь, сказал Васильев.       — Нечего тебе у неё делать, иди спать.       — Я понял, — кивнул Гришка и убежал.       Когда Динка проснулась от криков из двора дома дежурного, Зарецкого уже не было. Он, как и полагается, ночью вернулся в казарму, написав Динке записку: «Доброе утро, Диночка! Ушёл в казарму. С любовью, твой Даня».

***

      Выпускной прошёл удачно. Училище организовало небольшие танцы, куда помимо выпускников пригласили и местных жителей. Все медленные танцы Динка танцевала с Зарецким, уже не стараясь скрывать чувства.       Она прижималась к нему всем телом, он обнимал её за талию, её руки обвивали его шею. Граммофон играл медленную и слегка грустную музыку, создавая такое же настроение.       — А если нас определят в разные части? — спросила Динка. Она и раньше задавалась таким вопросом, но боялась задавать его Зарецкому.       — Что-нибудь придумаем, — Зарецкий поправил её волосы и ещё сильнее обнял её. — Я тебе обещаю, мы будем вместе. Чего бы мне это не стоило.       — Я надеюсь, Даня, надеюсь… — она положила голову на его грудь.       Списки с частями, куда были распределены выпускники, вывесили на следующий день. Динка суматошно в толпе пыталась найти свою фамилию и фамилию Зарецкого. Тут же был и Зарецкий, который делал ровно тоже самое.       — Сказка закончилась, — грустно сказала Динка, когда все выпускники разошлись, а Динка с Зарецким так и остались стоять перед стендами.       — Я к тебе переведусь, обязательно! — говорил он, глядя на эти злосчастные цифры.       — Кто тебе это разрешит? Какие у тебя основания?       — Весомые у меня основания.       — Прощай, Зарецкий, — сказала Динка и ушла.       В этот же день она уехала домой.