В объятьях паутины

      Прошёл месяц с того дня, как Норман Озборн трагически погиб и Гарри сказал ей эти слова. «Только ты удерживаешь меня от того, чтобы снова начать принимать сыворотку Гоблина». Насколько Гвен было известно, подобные фразы в отношениях — нездоровая штука.       Целый месяц она провела настолько близко к Гарри, насколько возможно, являясь его моральной поддержкой и лучиком солнца во тьме его непростой жизни.       Вот только её саму выворачивало от этого.       Не то чтобы он плохо к ней относился, нет, она действительно ему нравилась, и он действительно старался хорошо за ней ухаживать. Водил в кафе, дарил цветы и шоколадки и обязательно звонил перед сном, узнать как прошёл день и пожелать спокойной ночи. Иногда он, конечно, говорил сомнительные вещи, вёл себя отстранённо и, обнимая её, опускал руки чуть ниже положенного, не спросив её разрешения… от этого воспоминания Гвен передёрнуло. Слабо и неохотно отвечая на его поцелуи, она оправдывалась тем, что совсем этого не умеет, ведь это её первые отношения, на что Гарри беззлобно усмехался и кивал. Ну да. Точно.       В объятьях Гарри, когда он шептал ей на ухо комплименты и делился тем, как рад, что она его девушка, Гвен хотелось лишь выть от тоски оттого, что это не Паркер. Паркер — расслабленный, спокойный, спонтанный и смешной. А ещё тёплый и очень милый. Озборн-младший же — холодный, неискренний, неконтролируемый и непонятный, постоянно пытающийся что-то доказать. Что ж… теперь доказывать некому.       Гвен несильно стукнула кулачком по столу. Решено. Она больше не может вынуждать себя быть с ним из жалости, скрывая настоящие чувства и плача ночами в подушку. Она не ответственна за то, чтобы держать его в здравом уме, и если он и начнёт снова принимать эту чёртову сыворотку, её вины в этом не будет. Потому что так больше не может продолжаться. Она хочет к Питеру.       Видеть шокированный взгляд Гарри было… странно. Ещё страннее — видеть слёзы в его глазах.       — Ты со мной несчастна? — его голос срывался на неприятные высокие ноты, в нём слышалось обвинение. — Но я же столько делаю для того, чтобы ты чувствовала себя самой особенной! То есть, ты правда для меня особенная! Неужели всего этого недостаточно?       Гвен вжала голову в плечи, обнимая себя, словно она мёрзла.       — Это не связано с тем, что ты для меня делаешь, — с неуверенностью произнесла она. Гарри молчал. Тогда девочка сказала ещё тише: — Прости меня.       Внезапно Озборн-младший зло нахмурил брови.       — Это всё Паркер, да?       Гвен вздрогнула.       — Не притворяйся, что ты удивлена, я прекрасно слышал ваш разговор, — ну вот, его разочарование начало переходить в раздражение. — Что ж, может, это и к лучшему. Вы двое стоите друг друга.       Он продолжал говорить ещё несколько минут, но Стейси не слушала его. Закрыв глаза, она прокручивала в голове лишь одну фразу, изо всех сил стараясь успокоить нарастающее чувство паники в груди. «Ты не виновата, ты не виновата, ты не виновата…»       Гарри, наконец, высказал всё, что хотел, а она не нашла, что ему ответить. И он ушёл.       Гвен в бессилии опустилась на пол и сделала несколько глубоких вдохов. Питер был прав — это совсем не весело. Но какое же облегчение.       Она вышла на кухню и дрожащими руками налила стакан воды. Панической атаки удалось избежать. С минуту постучав ногтями по стеклу в раздумьях, Гвен достала телефон и написала Паркеру.       «Можешь ко мне зайти?»       Ответ пришёл незамедлительно, и девочка вновь вздохнула, вернула телефон в карман и поднялась в свою комнату.       «Помогаю тёте Мэй разбирать старые вещи, постараюсь забежать позже».       Ага, если бы всё было так просто. День начинался просто отлично — он проснулся очень бодрый и в хорошем настроении, тётя Мэй приготовила вкуснейшие панкейки, и на небе ярко светило солнце. Чувствовалось приближение лета, а что может быть лучше лета? Но вдруг из ниоткуда вылез очередной супер-сильный и супер-озлобленный-на-мир ублюдок, уже третий час гоняющий Питера по городу. Или наоборот. Питер уже запутался, кто кого догоняет. Запас шуток и подколов кончился ещё двадцать минут назад, и Человек-Паук готов был от скуки повеситься на своей же паутине. Он бы предпочёл этому сделать влажную уборку во всём доме и три раза перебрать чулан. И то было бы веселее.       Наконец Паркеру удалось поймать преступника. Он передал его полиции, мысленно нахваливая себя, и быстро умотал домой.       Попав в комнату уже привычным образом, — через окно, — Питер стянул красно-синий костюм и поторопился в душ. Одевшись в чистое, он несколько минут крутился перед зеркалом, болтая с отражением, что придавало ему уверенности, и укладывая волосы то влево, то вправо, в итоге просто взъерошив их. Перед выходом из комнаты он прихватил маску и веб-шутеры, в глубине души понадеявшись, что больше они ему сегодня не пригодятся. На пути к Гвен он думал только об одном: «Неужели…»       Комнату Гвен освещала лишь настольная лампа и гирлянда из маленьких розовых фонариков на стене, окружающая плакаты с картой штатов Америки, таблицей химических элементов и другими учебными материалами. В углу комнаты стояло новое кресло-мешок, которое Паркер ещё не видел, и тут он осознал, как же давно они в последний раз просто проводили вместе время, у него или у неё дома, делая домашнее задание, или играя в видеоигры, или ещё что-нибудь. Он подумал, что нужно будет это исправить.       — Я рассталась с Гарри.       Питер хотел услышать именно это, но всё равно удивился.       — Правда? То есть, эм… И как он?       — Разозлился, наговорил всякого… Понял, что это из-за тебя, так как слышал нас в тот день, поэтому, кажется, у тебя больше нет лучшего друга, — Гвен оперлась бедром на край стола и смущённо поправила очки.       Питер втянул воздух сквозь зубы, с неловкостью почесав затылок. «Ох, Гарри…»       Отстранённость Гарри с тех пор, как он попал в футбольную команду и начал принимать сыворотку Гоблина, расстраивала Питера, но и он сам был не лучше со своими отмазками и неоднозначными поступками в моменты, когда требовалось надевать маску и останавливать преступность. И вообще как-то всё было тяжело. Не расстраивать тётю Мэй, каждый день выслушивать «комплименты» Джеймсона в сторону Человека-Паука, терять близких друзей и поверх всего этого успевать в школе. И это хвалёные лучшие подростковые года, о которых снимают сериалы?       — Питер? — Он вздрогнул, выдернутый из мыслей. — Скажи что-нибудь.       — Да, я… — он шагнул к ней, изображая этим, что всё ещё заинтересован в разговоре. — Прости, задумался.       Гвен понимающе кивнула, а затем протянула руку к руке Питера, немного поднимая её и сплетая их пальцы. Паркер слабо улыбнулся, посмотрел в голубые глаза девочки и сжал её ладонь.       — Ну… ты всё ещё хочешь быть со мной? — произнёс он, чувствуя, как краснеют щёки.       — Хочу, — очень тихо ответила Гвен, и тогда Питер притянул её к себе, нежно обнимая. Запах морозной мяты и одеколона ударил в нос, и глаза Стейси защипало. За все годы их дружбы так они ещё не обнимались. Он прижался щекой к её голове и будто защищал её спиной. Гвен неосознанно улыбнулась и крепче обхватила его за шею, приподнимаясь на носочках. Однако когда она потянулась поцеловать Питера, он чуть отстранился.       — Прежде, я хочу тебе кое-что сказать, — и он подтолкнул её к кровати. Они сели, и Питер взял её руки в свои. — Пожалуйста, восприми это серьёзно.       Гвен смотрела на него недоумённо, но готова была слушать. Он вздохнул. Помолчал. Затем решился:       — Я Человек-Паук.       Недоумение сменилось недоверчивостью.       — Человек-Паук? Ты?       — Да, я бы сам себе не поверил. — Он скривил губы в странной усмешке. — Но…       Питер повернулся к стене, слегка оттолкнулся от кровати ногами и осторожно забрался на неё, а оттуда — на потолок, где выпрямился, встал, словно на земле, и раскинул руки в стороны. Гвен пронаблюдала за ним широко распахнутыми глазами, открыв рот, и даже её очки немного сползли от удивления.       — Маску надеть?       Она отрицательно покачала головой. Убедившись, что она ему поверила, Питер мягко спрыгнул на пол и вернулся к ней.       — Значит, вот куда ты всё время пропадаешь и почему везде опаздываешь…       Пит неловко улыбнулся, потирая шею.       — Да-а-а…       Гвен нахмурилась, размышляя.       — То есть, ты фотографируешь самого себя? Для «Дейли Бьюгл»… — она не была уверена, почему из всех возникших вопросов задала именно этот.       Он кивнул.       — Какая нелепость. И как только тебе удаётся…       Паркер простодушно пожал плечами. Потом посерьёзнел и присел, на этот раз на пол, перед действительно растерявшейся Гвен, вновь взяв её за руки, глядя на неё снизу вверх.       — Я знаю, что это многое усложняет, но я бы не смог врать тебе и продолжать придумывать отмазки. Я чувствую себя ужасно даже за сегодняшнее сообщение. Гвен… — он коснулся её щеки, заправил прядь светлых волос за ухо. — Я люблю тебя. Я знаю, что будет тяжело, что ты будешь волноваться. Но обещаю тебе делать всё в моих силах, чтобы остаться целым и не подвергнуть опасности тебя. Ты готова к этому? Могу я рассчитывать, что ты сохранишь мой секрет?       Гвен издала тяжёлый вздох.       — С тобой иначе нельзя, да? — подколола она усталым голосом то, насколько Питер всё же «особенный», и он улыбнулся. — Тогда считай, что это наш секрет.       Питер обрадованно подскочил.       — Гвен Стейси, ты лучшая, — и, наклонившись, он наконец поцеловал девочку. В животе внезапно защекотало, и Гвен резко вдохнула от неожиданности, но спустя мгновение закрыла глаза и ответила на поцелуй, притягивая Паркера за воротник. Он довольно хмыкнул и опустился на изначальное место рядом с ней, и за первым поцелуем последовал второй, и третий…       Пит успел подумать, что Лиз была как горький шоколад — тяжёлый, много за раз не съесть, а Гвен же напомнила ему о мягких, тающих во рту подушечках маршмеллоу — одном из его любимых снеков. А потом Стейси переместила ладонь на его затылок и слегка оттянула тёмные волосы, и Питер, резко накрытый волной приятных ощущений, перестал думать.       Прервавшись, они улыбнулись друг другу и обнялись.       Объятья Гарри, в которых было так неуютно и тревожно, совсем не могли сравниться с тем, как бережно сейчас обнимал её Паркер и как ласково гладил по волосам. Несмотря на то, что её отец был капитаном полиции, только в руках Питера Гвен по-настоящему почувствовала себя в безопасности. В такой же безопасности, как, наверняка, и Нью-Йорк в объятьях его паутины.       Счастливо улыбаясь, она крепче прижалась к Паркеру.