Все секреты на виду.

      Прохладный ветер лизнул бы лицо Мефодия, будь он сейчас на улице. А он в данный момент очень сильно хотел выйти. Сбежать на открытый воздух из этого закрытого помещения, вдохнуть свободной грудью и охладиться хоть как-то, потому что картина того, как белоснежная волчица преобразилась перед парнем и встала полностью обнаженной девушкой, явно не располагала к холодному рассуждению.       — Эм, слушай… — попытался начать хоть какую-то связную речь Мефодий, выставляя опасливо руки вперёд, ибо голая девчонка при странных обстоятельствах пугала его чуть ли не больше, чем волчица.       Однако парень понял, что смысла в разговоре, скорее всего, и нет, когда русая незнакомка приблизилась, и он увидел её глаза. Это был осознанный, умный взгляд, но слишком далекий от человеческого, чтобы вести диалог. Хорошо, что Буслаев догадался хотя бы оружие убрать.       — Вот так да-а… — выдыхает он поражённо. — Ты меня не понимаешь?       Он имел дело со всякой нечистью, но никогда ещё животные в таких симпатичных девушек не превращались (не считаем суккубов). И это могло бы насторожить, но никакой опасности от этой незнакомки не исходило. Даже наоборот: ещё не успевшая прийти в себя Ирка выражала едва заметную, но все же симпатию к Мефу своим заинтересованным взглядом. А когда она вдруг грациозным рывком приближается к парню, когда шумно вдыхает у самой шеи Буслаева, не касаясь голой кожей, он замирает, совершенно не понимая, что делать. Её волосы, спавшие на аккуратные плечики, едва щекочут его под кадыком. Впервые девушка его… нюхает.       Юноша озадаченно молчит, оглядывая незнакомку и чувствуя, как во рту в одно мгновение пересохло, стоило ему в упор увидеть аккуратную небольшую грудь, соски на которой чуть затвердели от прохлады, обдавшей тело. Волчица в человеческом обличии выглядела вовсе не хрупкой девчонкой, а девушкой, мускулы которой пусть и не шли ни в какое сравнение с мышцами Мефодия, но все же проглядывались при напряжении. Аккуратная талия, длинные ноги, между которых взгляд упал сам по себе. Парень почувствовал себя неприлично много себе позволившим, а потому отвернулся в сторону, поджимая тонкие губы.       — Понятно… Хотя нет, совсем не понятно. Можешь… отойти? — произносит Буслаев, однако вопреки его просьбе, которую Ирка точно не поняла, она жмется щекой к его плечу и трётся, ластясь скулой, лбом.       Возможно, умей она мурчать, валькирия бы и помурчала. Её звериное сознание не воспринимало человеческую установку: «так нельзя, потому что это неправильно», а шло на поводу у своих желаний. Эти желания Ирка тщательно скрывала и заглушала, но её волчицу это мало беспокоило.       — Эй, чего ты? — оживает Мефодий, когда девушка касается его груди ладонями и оглаживает с нажимом, давит, вынуждая его шагнуть назад, и льнёт к знакомо, по-родному пахнущему человеку. — Не думаю, что это хорошая… эй!       Она укусила его. Не до боли, а игриво, тут же зализывая легкий укус у самой челюсти. Парень возмущен такой наглостью, однако грубо пихнуть или ударить девушку не позволяет простой факт того, что она не нападает. Меф не знает, что эта милая девушка-оборотень нашла в нем, и её симпатия сбивает с толку, но он точно знает, что не должен позволять ей таких вещей. Но он просто не успевает среагировать, ведь это вовсе не вопрос жизни и смерти, а привлекательная девчонка, которая жмётся к нему всем телом, поглаживает, дышит у самой шеи, мягко покусывает…       Когда Ирка опускает ладонь на ширинку джинсов, Буслаев чуть вздрагивает и поддается назад, хватая её за запястья, чтобы не полезла дальше.       — Нет. Не лезь, — отчитывает он валькирию, словно ребёнка, и разжимает пальцы. — Это перебор. Хотя, кому я это говорю…       Та поднимает глаза, чуть скалится, что выглядит не так уж устрашающе ввиду отсутствия клыков. Только об этом подумать Меф и успевает перед тем, как быть опрокинутым на спину: девушка резко пихает его освободившимися руками в грудь, и он падает на пол. Тупая боль обдает лопатки, парень собирается встать, но не успевает, ибо сверху нависает Ирка. Магия не позволяет узнать в волчице именно Ирку, тихую девочку из инвалидной коляски, так что Буслаев видит перед собой лишь соблазнительно выгнувшуюся над ним девушку.       Её волосы щекочут лицо, и юноша жмурится, на рефлексе вытягивая руки вперёд в желании спихнуть валькирию. Однако, стоит им наткнуться на теплую кожу, как девушка практически ложится на грудь Мефодия, продолжает тереться о него и шумно дышит у самой шеи, зарываясь носом в воротник и чувствуя, как о ткань одежды трутся её твердые сосочки.       И парень уже не может скинуть её с себя не только из опасения навредить, потому что валькирия практически лежит на нем и слезать явно не собирается, но ещё ии из-за того, что его юношеский организм реагировал на взаимодействие с девичьим телом весьма приветственно. Настолько приветственно, что хозяин усомнился в своем самоконтроле. Буслаеву стало жарко, а его и без того беспокойное дыхание участилось, стоило Ирке прильнуть к его паху промежностью и дыхнуть горячим воздухом на кожу у подбородка.       Опасно близко, опасно горячо и слишком настойчиво.       — Слезай, — требует парень и дёргается в сторону, желая сбросить побуждающую к пороку девчонку с себя, но та становится лишь настойчивее.       Она вцепляется в него, словно гарпия, пока юноша чуть ли не силой пытается её оторвать или сбросить с себя. Но ничего не выходит, а трения становится лишь больше, отчего желание и необходимость всё прекратить быстро иссякает…       — Да что ж ты будешь делать… — негодует Меф, пальцами обхватывая девушку за талию.       Он хотел оторвать привлекательную незнакомку от себя, однако та восприняла этот жест иначе: решив, что Мефодий не против, валькирия вдруг вжимается губами в его губы. На поцелуй это походило мало, так как волки целоваться вовсе не умеют. Но юноше хватило и жадных полизываний в купе с влажными кусачими поцелуями для того, чтобы плюнуть на всё и вжать Ирку промежностью в свой стояк, проступивший бугром под тканью джинсов.       Буслаев не успевает проследить за тем, как она сходит с ума от нетерпения. Жажда близости, ласки, откуда-то взявшееся возбуждение — всё это подталкивало к дальнейшим действиям подобно мягким пинкам. До легкой боли прикусив юношу за нижнюю губу, валькирия приподнимается и резко дергает его за ремень, пальцами подцепляет бегунок на ширинке и неумелыми, нетерпеливыми рывками чуть ли не рвет ткань штанов. Брякает пряжка ремня, и тут то Меф понимает, что ни сбежать, ни оттолкнуть настойчивую соблазнительную незнакомку уже просто не хочет. Да и, если подумать, изначально не хотел, что могло бы насторожить.       Сев, парень несдержанно и шумно выдыхает, когда твердым стволом чувствует горячие, чуть влажные половые губки: Ира оседлала его, но не в том смысле, в котором хотелось бы. Оседлала неполноценно, сев на член, но не впустив внутрь. Головка скользнула между ягодиц, размазывая за собой смазку, и Буслаев наклонился вперёд, к припухлым губам, в первый раз ища ласки по своей инициативе и больше не противясь магнетизму красавицы. Они почти ударяются лбами в порыве страсти, пока целуются, как оголодавшие звери, и пока парень спешно стягивает с себя верхнюю одежду.       Он обхватывает горячее, стройное тело валькирии руками, пока та жмётся грудью к его груди, и прижимает её сильнее. Места соприкосновения оголенной кожи о кожу горят, а жар и желание концентрируются в одном месте — внизу, между ног, побуждая Ирку ёрзать промежностью по стояку, а Мефодия сжимать пальцами её талию и спину, толкаясь бёдрами вперёд и плавно скользя благодаря выделениям. Глухое, тихое мурчание у самых губ дразнит парня, а у самой валькирии терпения оставалось всё меньше, судя по тому, как она всё более явно стремилась насадиться на горячий орган.       — А тебе больно не будет? — интересуется Буслаев у самого уха неожиданной наездницы, так, на всякий пожарный, но встречается с практически огненно горящим, решительным взглядом, а потому затыкается. — Ну смотри.       Меф подхватывает девушку под бедро и за талию, дабы приподнять её, и вставляет сначала головку, тут же сдавленно охая от горячих тисков, обхвативших его со всех сторон. Но аккуратного проникновения не выходит, потому что Ирка насаживается до упора самостоятельно, вызывая у партнёра низкий «ох» и визуально сжимаясь от накрывших ощущений. Она скулит у шеи Буслаева, чувствуя дискомфорт и легкую боль от своего необдуманного действия, и зарывается пальцами в светлые волосы парня, взъерошивая их и роняя на пол резинку.       Тот слегка морщится, ибо волосы своей чувствительности из-за секса не потеряли, но терпит.       — Ну что ж ты, дурочка, — шепчет на выдохе Мефодий, с силой прижимая девушку к себе, чтобы та вдруг не вскочила, и чуть елозя тазом по полу, а значит и членом внутри влажного, узкого лона. Из-за жажды трения просто невозможно было сидеть на месте. — Потерпи.       Ему кажется, что чувство единения с незнакомой девчонкой ощущается уж слишком ярко, слишком тепло, будто бы он сейчас занимается сексом не с незнакомой волчицей, вдруг ставшей жертвой какой-нибудь ведьминской шутки, а с давно знакомой, родной, может даже любимой девушкой. Более того, дорогой, близкой, иначе как объяснялся его порыв к объятиям, успокаивающим поцелуям, мягкому шепоту, затерявшемуся где-то в растрепанных русых волосах? Конечно, может быть, она не понимала самих слов, но могла распознать заботливый тон.       Да, Ирка не понимала значения слов, но зато понимала их смысл. Она тихонько поскуливала, терлась носом о кожу под подбородком, о кадык, понимала и чувствовала, что никто не хочет причинить ей вред, что человек, сидящий под ней, заслуживает её доверия. И, как только болезненные ощущения ослабли, завертелась в сильных руках, желая продолжить то, что начала. Намёк Буслаев понял и ослабил хватку, позволяя валькирии приподняться и соскользнуть с его стояка ровно наполовину, после чего по своей инициативе толкнулся обратно и словил приоткрытым ртом первый полноценный стон. Стон, так похожий на осознанный и человеческий.       Получив свободу, Ирка сжала пальчиками плечи Мефодия и, встав коленями на пол, начала двигаться самостоятельно. От необдуманных рывков её всё ещё удерживали заботливые, родные руки, так что поднималась и опускалась на ствол она медленно. Тугие, мокрые и горячие стеночки девичьего лона стискивали член парня может даже слишком сильно, но это не отменяло того факта, что процесс приносил ему несравнимое с мастурбацией удовольствие. Однако уровень трения ещё был далек до идеального, а потому…       Обхватив вдруг валькирию покрепче, Буслаев валит её лопатками на ковер, расположившийся рядом, чтобы не стереть нежную кожу о деревянный пол, и снова входит сам. Сжимая бёдра у самого таза, он обжигает их жаром об огрубевшую от нескончаемых тренировок кожу, толкаясь в податливое тело. Ирка, оказавшись поваленной на спину, выгибается, а её дыхание сбивается окончательно от набравших скорость движений. Каждый толчок выбивает из легких воздух вместе со стоном и, кажется, бьёт по чему-то ещё. Бьёт не физически, а сложно бы по звериному сознанию, отчего девушка теряется в странных ощущениях и, цепляясь пальцами за руки юноши, запрокидывает голову. Её волосы распадаются по ковру, в то время как волосы Мефа спадают ему на лицо и плечи из-за того, что резинка была сорвана ранее.       Мефодий встает на колени и, выпрямившись, держит девушку на весу. И вталкиваясь внутрь с движением бёдер, и с помощью рук насаживая на свой член, он с упоением слышит, как поначалу тихий скулёж превращается в несдержанные, человеческие, сладкие стоны, побуждающие его вгонять стояк в растянувшееся под его размер лоно раз за разом. Парень не может заставить себя замедлиться, чтобы растянуть удовольствие, а потому ритмичными непрекращающимися толчками доводит Ирку до исступления.       В одно мгновение она вдруг заходится в стоне, в крупной дрожи, и жмурится. Буслаев не видит, как сменяются эмоции на лице любовницы, и не видит, как та приходит в себя. Ирка моргает, чересчур громко охает и упирается в руки, держащие её, не понимая, что происходит. И в мгновение, когда валькирия распахивает глаза на очередном резком толчке, Меф видит осознанность на девичьем личике.       Девушка открывает рот, чтобы что-то сказать, выкрикнуть, но вместо слов и вопросов выходит очередной стон, затем ещё один, ещё и ещё, по одному на каждый грубый толчок. Теперь то, когда сознание зверя уступило тело хозяйке, Ирка чувствует, что Буслаев действительно груб: твердая головка ощутимо бьется о её внутренности, причиняя несильную, но всё же боль, но вместе с тем и жаркое, словно бы экстазиальное наслаждение.       Растерянностт теряется в её же голосе, в её частом, горячем дыхании, и контакте двух разгоряченных, напряженных в предоргазменном состоянии подростков. Мефодий чувствует моральное удовлетворение, видя, что трахает не животное в теле человека, и позволяет себе выпустить чуть влажную от пота плоть из рук и навалиться на девушку.       Ирка понимает, что то, что происходит, неправильно, но отступить уже не может. Она обвивает шею парня руками, его корпус — ногами, и смаргивает пару слезинок с ресниц. Казалось, что это всё — сон, что он не настоящий, что то, что он с ней делает, плод её больной фантазии. Но заметно набравшие темп толчки доказывают обратное, побуждая валькирию с напряжением в бедрах и пояснице стонать под самым ухом неудавшегося повелителя мрака. Буслаев вжимается губами в шею девушки, глухо, совсем тихо рычит, и стискивает в грубой хватке её ягодицы.       Хватает ещё нескольких быстрых, грубых, непрерывных движений, чтобы в оргазме содрогнулась сначала Ирка, сжавшая любовника сокращающимися стенками лона, а затем и Мефодий, в последний момент успевший выскользнуть из взмокшей дырочки. Он скользит стволом по низу живота девушки и шумно выдыхает, выплескивая белёсую жидкость на светлую, чуть влажную от пота кожу.       Ещё некоторое время они молчат, вслушиваясь в дыхание друг друга. Вначале глубокое, тяжелое, а затем расслабленное, умиротворенное. Валькирия-одиночка думает о том, насколько же тяжелое нарушение она сейчас совершила, о том, насколько этот секс был аморальным, но также думает и о том, что это — единственное событие, по-настоящему способное наполнить её сердце счастьем. Пусть и кратковременным, но счастьем.       Наконец, Мефодий выпрямляется, садится и прячет взгляд. Если минутой ранее он радовался тому, что трахает человека, то теперь, когда проснулась совесть, немного всё же пожалел. В конце концов, согласия она сознательного не давала, а значит он что, насильник?       — Ты… в порядке? — спрашивает он, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь встать и валькирии.       — Да, — выдыхает та с придыханием, хватается за всё ещё теплую ладонь парня и встает с жесткого ковра, который, кажется, натёр ей кожу на спине.       Ирка тоже не знает, куда деть смущенный и пристыженный взгляд. Она сразу же прикрывается и отходит в сторону, чтобы найти одежду, хотя, казалось бы, смысла в том, чтобы прикрывать свои интимные части тела, у неё уже нет. Что за черт? Почему это вообще произошло?       Копаясь в тряпках, девушка пытается вспомнить, что было до того, как они переспали.       — Извини… — кашлянув в кулак, произносит Буслаев, медленно и неловко застегивая штаны. — Я не думал, что ты… ну, ты поняла. Прости.       — Не извиняйся, — выдыхает Ирка, накидывая на себя первую попавшуюся футболку и надевая хотя бы нижнее белье. — Волчица… то есть, я не должна была тебя провоцировать. Мы можем забыть об этом…       Парень стоит, смотря в спину девушки и держа руками так и не застегнутый ремень. Он облизывает губы, задумчиво опускает взгляд ниже и натыкается глазами на то, как валькирия натягивает штаны.       — Знаешь, у меня такое дурацкое чувство, — решается он и подходит ближе. — Будто я давно с тобой знаком. Не знаю, как объяснить… Я будто видел тебя очень давно, но не могу вспомнить, где и когда.       Ирка молчит, закусив губу, и оборачивается лицом к Буслаеву. Она знает, о чем говорит Меф, но также знает, что не имеет права ему рассказывать.       — Ты мне нравишься. Странно то, насколько сильно и будто бы… давно. Понимаешь? — с надеждой спрашивает он, заглядывая в глаза валькирии и мягко беря её за аккуратные руки.       — Понимаю, — с горечью кивает та, опуская взгляд в силу того, что вынести их гляделки оказывается непосильной для неё задачей. — Ты прав. Но я не могу пока ничего объяснить.       — Почему? — спрашивает Меф снова, наклоняясь и всё же заглядывая Ирке в глаза. — Я даже имени твоего не помню.       Он не может просто взять и забыть о том, что случилось. Это странное, щемящее чувство у самого сердца просто не позволит. Но будто ему одному было тяжело. Мефодий в неведении, а Ирка же, наоборот, всё прекрасно знает, понимает, но сказать просто-напросто не может. Нельзя.       — Просто доверься.