Дышать бывает невыносимо тяжело

      1       Не все бывали в домах богачей, что зовут себя элитой; аристократов, любящих попивать в ванной ром с шипящим шампанским; различных звезд, что покупают картины известных художников, не взирая на то, что не всем они по вкусу, а почему бы и нет? Ведь это так обыденно — сорить деньгами, чтобы общество, пусть и неверно, принимало это за любовь к искусству и эстетичности. Но несмотря на то, что они могут позволить себе всё, даже в их жизни есть ограничения. За жизнью знаменитостей пристально следят. А если ты еще и молод, то толпы бешеных фанатов тебе обеспечены. Жизни у них скучные — никакого веселья, полноценного отдыха и семейной уравновешенной жизни. А дома… Дома у них красивые. Высокие и низкие, большие и маленькие, старинные в стиле барокко или современные в стиле модерн — всё в наличии. Вот и этот дом ничем примечательным — по меркам денег — не блещет. Современный хаус обычного мужчины из сферы бизнеса.       В помещении нет скучной мебели — всё самое новое, буквально только что из магазина; всё белое, от обшивки канапе до занавесок, которые выделяются своим персиковым цветом. Даже рояль и стены — всё совершенно чистое, белоснежное. — Когда мне начинать? — листая одну за другой распечатанные страницы контракта, мужчина обратил внимание на цифры, указанные почти в конце всего этого информационного блока. — Сейчас… — отпивая немного из стакана, причмокивая после. — Он нужен мне к утру.       Мужчина средних лет, до сих пор изучавший свои обязанности, изложенные в подробной форме на бумаге, поднялся, опираясь на подлокотник небольшого дивана, и начал приводить свой костюм в надлежащий вид. Сам он был не слишком полным, однако крепким и даже массивным с виду. Хоть одежда на нём и была дорогой, но ничего не скроет факта его бедности, ведь знающий себе цену человек не согласился бы выполнить эту работу за столь низкое жалование, которое могло бы стоять наравне с зарплатой госслужащего. Очевидно, этот человек не силен в точных науках.       Рыжеволосый повернул голову к панорамному окну, полностью осушая свой стакан, смотря на зажигающиеся огни ночного Сеула и сам себе улыбаясь, смущая этим столь позднего гостя. — Разумеется…       За тучным человеком закрылась дубовая дверь, так тихо, будто ее и не открывали. Уборщица заменила стакан с виски на обычную прохладную воду, как было в ее контракте указано, и, не обращая на себя внимания, словно лучик солнца, ускользнула. Рыжеволосый переминает пальцы рук, начиная размышлять вслух: — Что же… До скорых встреч, мой шедевр…       2       Только черный полиэтилен на голове, который больно тянет волосы и кожу. Дышать нелегко, но возможно, ведь его на горле крепят не для того, чтобы убить, а чтобы приглушить некоторые способности. Неизвестность и неожиданность пугают. Прочная строительная веревка без нежности и прелюдий оказывается обвитой вокруг запястий. Это не столько больно, сколько неудобно. Трое сковывают его движения так небрежно и грубо, будто он вовсе не достоин людского к себе отношения.       Парень кряхтит и пытается вырваться, но не выходит. Руками не пошевелить, ноги тоже чем-то вяжут — все слишком неясно. Можно было бы закричать во весь голос, но что-то мешает, рот открывается, но ни звука не слышно — глухо. Следующие пару секунд Джин помнит смутно. Почему? Его чем-то тяжелым огрели по голове. Хотелось бы, чтобы это всё оказалось просто страшным сном. Ничего, кроме того черного пакета перед глазами, он не помнит. Голова раскалывается, а горло безумно щемит. Так, что едва ли можно шептать. Парня действительно волнует то, что же ему подсыпали в тот коктейль, когда он отвернулся от бармена. Ничего не приходит на ум. Мысли прыгают, путаются между собой, влияя каким-то образом на те рассыпчатые воспоминания. Он не знает, сколько пробыл в отключке или сколько сейчас там на часах — это уже не так важно. Кровь, засохшая на лице, стекает вниз, но не достигает подбородка.       Глаза бегают по пустым стенам — хоть бы что-нибудь увидеть, зацепиться и успокоиться, потому что дрожь от кончиков пальцев расходится по всему телу. Тянет припасть к полу, но пока не освоится, пока не свыкнется с болью в районе затылка — он ничего не может себе позволить. Чувство беспомощности быстро овладевает им. Скрутившись в углу, парень сильнее прижимает ноги к груди и обхватывает их руками, будто пытаясь спрятаться от пустоты вокруг него.       Стоило ему закрыть глаза — трое перед ним и уже ничего не вспомнить. Только их удары, грубые тиски и надменные усмешки. Сквозь чёрный пакет нельзя было разглядеть лица, но их руки и ноги уже можно описать во всех деталям.       Сидеть в комнате с голыми стенами и грязным полом, без единого окна и только с одной маленькой лампочкой, свисающей с потолка на проводах, было куда более облегчающим, чем сквозь некий транс слышать звуки поворачивающегося ключа в замочной скважине. И, подняв глаза, увидеть огненно-рыжую шевелюру.       Из легких выходит воздух, но слова будто слиплись со слизистой горла. Может, это просто последствия после того неизвестного вещества… Но у парня потеют ладошки от смущения — сказать ничего не может, представиться — тоже. Он так и сидел бы в самом дальнем углу, если бы вошедший не сел на корточки и не произнес бы такое легкое: — Здравствуй…       3       Вот так, спокойно улыбаясь, парень вогнал второго в ступор, будто маленького зверька загнал в тупик. Ещё меньше минуты назад он даже не знал, где находится, а сейчас к нему заявляется тот, без кого не обходится ни одна светская беседа или обсуждение новостей в сфере шоу-бизнеса. Сидит перед ним в своих дорогих шмотках и просто улыбается. На его приветствие было слишком неловко отвечать и слишком дерзко молчать. Глаза то и дело бегали по сторонам, ловили все трещинки и пылинки в этом кубе, но всегда взгляд возвращался на его лицо. — Г-где я? — единственное, что получилось произнести. Почему-то даже в коленках дрожь начала брать верх над контролем.       Смущенный Джин был все таким же привлекательным, даже несмотря на опухшее от введённого ранее наркотика, лицо. Хосок не видит страха в его глазах, не видит восхищения — лишь удивление. И это именно то, чего он от него ожидал. Ничего, кроме удивления, он видеть сейчас не хотел. — Я заплатил, чтобы тебя привезли сюда. Как ты? — вопрос странный, как показалось зажатому в угол парню. Информацию, произнесённую рыжеволосым, он осознал лишь после того, как ответил: — Я в порядке, — немного растерянно. — Постойте, что? В каком смысле вы заплатили? Меня похитили? — уже ладонями упираясь в пол, пытаясь привстать.       Парень медленно наклоняет голову из стороны в сторону, рассматривает Джина вблизи, а вопросы, ему адресованные, игнорирует. С ним в пустую комнату еще один человек вошёл — охранник. Он как раз таки и не понимает, что произошло с манерами его босса. Поморщившись, Хосок встает на полную стопу, ближе подходит и почти впритык к лицу парня наклоняется, оглядывает каждый изгиб, на кровь пялится. Никому он свои эмоции никогда не показывал. Настоящие эмоции… Он, как только понял, что крови действительно много было, разозлился. Он был не в себе, поэтому то и выбежал из той комнаты, так похожей на тюремную камеру, и только успев захлопнуть за собой дверь с другой стороны — скинул дорогую вазу с тумбы, оставляя лишь измывающийся над барабанными перепонками звук бьющегося стекла и миллионы мелких осколков на полу.       4       Flashback       Бывает и так, что, только ты увидишь то, чего так хотелось — сразу находишь следующий объект для внимания. Мысли он тоже занимает, крутится его описание на языке. А только ближе подходишь, в руки берешь и смотришь долго — снова сначала. И так по кругу. Пытаешься найти то, чего жаждешь еще сильнее, — снова натыкаешься на фальшивку. С Джином всё не так. Абсолютно по-другому. Если Хосок раньше и видел красивых людей, то, как эту же самую фальшивку, забывал и находил новую. Этот парень ещё сразу вызвал в рыжеволосом какие-то непонятные ощущения: то его тянуло к нему, то отталкивало, а было и так, что холод по коже проходил без причины. Хотелось ли парню ощутить это снова? Конечно. Странные чувства, которые всё нутро переполняют, — так и манят попробовать себя снова. Одновременно боязно и непонятно.       Необычно опрятный и красивый парень продолжал стоять у начала широкой полосатой дорожки и обдумывать все свои совершенные за работой ошибки. Светофор только-только переключился на зеленый сигнал для автомобилей, чем оставил Джина недовольным чередой сегодняшних событий еще больше. Его клиенты остаются необслуженными из-за большого наплыва чокнутых людишек, явно страдающих от зависимости быть всегда настолько ухоженными и роскошными, что глазам больно на них смотреть бывает. Он стоит, отчаянно вглядываясь в мерцающий красным таймер, и про себя отсчитывает оставшиеся секунды. Три. Всего лишь три таких никчемных и незначительных счета сумели остановить коричневый автомобиль с личным шофером, открыть вид на, двинувшегося к другому концу зебры, парня и задержать на нём взгляд янтарных острых глаз. Они за ним до последнего следили, вглядывались в спину, ноги, ягодицы, прикрытые одеждой, и хотели получить. Всего себе.       End of flashback — Приведи ко мне эту гниду… — за воротник хватая охранника. — Его псы испортили то, что мне принадлежит, я ему деньги заплатил. Сука! С собой пусть их тащит. А ему… Принеси ему чистую одежду и пусть его отмоют от крови, — медленно выпуская ткань из рук. — Да, господин. Сейчас же его найдём и сделаем всё, что вы сказали, — растерявшись, но быстро придя в себя, сказал крепкого телосложения парень. — Отлично. А теперь — работай.       5       Небольшую группу людей буквально заталкивают в просторный кабинет. Их бьют по ногам, заставляя опуститься на колени, приставляют пистолеты к головам. — Я, видно, неясно выразился, когда ты подписывал со мной контракт? Чертова свинья, ты вообще читать-то умеешь? Тебе нужно было его сюда привезти в целости и, блять, в сохранности! Тогда с какой это милости я вижу его окровавленное лицо? Сдохнуть захотел?! — Хосок на громилу с пистолетом возле этого несчастного смотрит и кивает, после чего тот снимает оружие с предохранителя.       Мужчина замешкался, сложив руки, будто собираясь молиться, ко лбу их приложил и закрыл глаза. Он не знал, что всё так выйдет, не ожидал, что его люди смогут его подвести с этим делом. Руки не просто так он сложил — действительно молиться про себя начал, проклинать тот момент, когда послал этих олухов выполнить работу со статусом VIP. Почему его день стал настолько неудачным? Почва будто из-под ног ушла, как только рыжеволосый перед ним очутился, он в ноги ему кланяться начал, вызвав кучу неприязни и лицемерия со стороны Чона. — Я не знал, что всё так обернётся, господин Чон… Правда, я виноват, прошу, простите меня! — уже на крик срываясь от безнадежно безвыходной ситуации.       Это спасло бы его в том случае, если бы не смог привезти парня сюда, а так — он его покалечил. Покалечил товар, который на данный момент является самым дорогим в новой коллекции Хосока, а это — почти национальное сокровище. Этот красивый парень должен был стать тем самым, что покажет престиж Чона. Эта тварь посмела дотронуться до него, оставить свои следы на его дорогой одежде. За это его уже можно было пристрелить. — Вот же ж челядь… До Хва, спускай курок, он меня заебал, — присаживаясь в своё кожаное кресло, всё еще держа лицо в напряжении. — Г-господин Чон, нет, я… я умоляю — не нужно… — этот тучный мужчина за голову руками хватается, волосы оттягивает, начинает скулить. — Пожайлуста!.. — Давай, — с холодом в голосе он отвернулся, зацикливаясь на своей любимой картине. — Красивый прибой, не думаешь?       Хоть все из той кучки жалких людишек сидели тихо всё это время, но после раздавшегося в помещении громкого выстрела — все, как один, упали с колен на пол. ЧонХосок убил всех не потому, что они не стали соблюдать условия договора, обговоренные в самом начале, а потому что его эксклюзив стал непригодным для его аукциона, для его роскошного мира.       6       Джину в его комнату, если ее можно так назвать, приносят вкусную еду, умывают теплой, приятной водой. Несколько суток незаметно проходят, а на нем это все больше и больше сказывается. Парень, что так любит прогулки и горячий ароматный капучино заперт на неизвестный срок в неизвестном месте, у такого же неизвестного странного человека. Ему ничего никто не говорит — приказ Хосока, он просто не должен этого знать — меньше забот.       Кровь в кабинете Чона отмывали долго, но в итоге — справились с этой проблемой. Кто же знал, что всех этих червей убьют без возможности регенерировать. До Хва — охранник с того дня — получил довольно немаленькое жалование за проявленное хладнокровие и бесцеремонность. — Как он? Оправился после «травмы?» —спрашивает рыжеволосый выбирая галстук, что смог бы подойти к его любимому костюму. — Да, господин. Его раны обработали, его самого вымыли и переодели. Прикажете привести к вам? — прядь волос за ухо залаживая, интересуется девушка, которая является действующей домработницей в этом особняке.       Картин и скульптур в этом доме достаточно, но каждый раз парень останавливается возле одной и той же — обнаженное тело парня на камне жертвоприношений. На его теле странные непонятные знаки кровью начерчены, а руки и ноги привязаны к кольям. Сам себе вот такой вид искусства. Этот образ беспомощности Хосоку нравился очень сильно. Задуматься, стоя у этой картины, легко — она очаровывает всей своей неподдельной изящностью. Его выражение лица переменилось. Казалось, будь у него шанс очутиться рядом с этим прекрасным во всех отношениях телом — не покинул бы его никогда.       К парню осторожно подбегает та самая девушка, что отвечает за состояние этого дома своей головой, к уху своего босса тянется. Рыжеволосый слушает краткий доклад работницы вдумчиво и внимательно. Не удивиться услышанному было бы сложно. Девушка тут же скрылась в коридоре, оставив Чона наедине со своими мыслями.       «Так он… потерял сознание в ванной?..»       Парень не мог потерять свою «добычу» так рано. Он поспешил в ванную комнату, чтобы собственноручно перенести парня в ту серую, скучную комнату. Но… Он никак не ожидал, что этот с виду милый парень будет хорошим актером. В его руке совсем новая бритва. Как только его на руки берут, к горлу чужому ее подносит, к коже приставляет. — Чертов кретин, опусти меня… — Ты, наверное, забылся. Это мой дом — мои правила.       Бритва падает на черную плитку, а изящные руки Джина заламывают за спину. — Не дергайся, парень, — больнее будет, — говорит рыжеволосый, второго к полу прибивая грудью. Он на бедра парня садится, обрубая все попытки встать на корню. Хватает волосы и скалится, словно взбешенный волк. — Это был последний раз, когда тебе что-то сходит с рук.       7       Flashback       Прошло уже около двух недель с того момента, как Джина привезли в это место. Постоянно один вид перед глазами: стены мутно-серого цвета, дверь такая же, металлическая вроде. Матрас в углу, кажется, новый… Всё в этом месте, в небольшой комнатушке, напоминало о том, что его похитили, удерживают здесь силой, ограничивая связь с внешним миром.       «Что им вообще от меня нужно? Тот парень… его одежда кажется дорогой…»       Сидеть вот так, скрутившись, — стало обычным положением с его прибывания сюда. Безнадёжное чувство ненужности. Много вопросов. Нервозность. Это теперь так же обычно, как выпить стакан воды с утра. Джин уже и минуты выдержать не может. Была бы его воля — уже сверкали бы пятки. Хоть обстановка его и заботила, но даже тот матрас оказался слишком мягким, чтобы не уснуть на нем ненадолго. Сначала тридцать минут он просто лежал, глядя в потолок, потом, стоило перевернутся на бок, — уснул беспробудным сном. Жаль, что не тем, как раньше, в своем доме, в своей квартире. И проснулся он также быстро, а стоило открыть глаза, так и выдал сразу: — Эй! Чёрт вас побери! Когда вы отпустите меня?! — ответа не последует, как и ожидалось. Слышен только тяжёлый вздох снаружи, значит, там всё-таки кто-то есть.       Спустя несколько часов в замочную скважину вставляют ключ и в помещение снова заходят. Пару секунд они просто разглядывали его, лежащего на недавно купленной кровати, что еще даже не опробывал никто. Парня поднимают с пола и тащат в ванную — пару дней никто с такой целью не приходил — от него уже разило потом. — Отпустите меня, пожайлуста… Зачем вам я, а? Деньги? Так у меня нет ничего! Отпустите… — поникнувшим голосом себе под нос проговорил.       Мгновенно Киму в голову приходит мысль, и ждать он не желал больше. Только его хотели усадить в ванную, как он схватил с полки одноразовую бритву и на пол упал, имитируя обморок, на холодную скользкую плитку.       «Давай же, быстрее. Ты выпустишь меня отсюда…»       Охрана забегала туда-сюда, горничные тоже не знали, что делать. Домработница к Чону бежит, и уже спустя где-то пятнадцать минут он заявляется в ванную.       End of flashback — Ты был уверен, что эта глупая выходка сработает? — двое сидят в кабинете, что недавно подвергся генеральной уборке. — Да, поверь… Так, какого чёрта я здесь делаю? — Джин сразу на «ты» переходит, учитывая факт похищения.       Хосок наливает виски по стаканам и протягивает один парню, что сидит на стуле перед его столом. Он видит, что к стакану руки чужие не тянутся, сидит в непонимании, всё еще держа стакан в руке. Оба молчат и в глаза друг другу смотрят. — Если это мне, то я не пью… Соизволишь ответить на гребанный вопрос? — брови соединяет, немного сморщив нос. — Хочу, чтобы ты был вишенкой на моём торте. Желательно, чтобы ты согласился, — пригубил он виски, оставив второй стакан на столе. — Какой еще торт, что ты несёшь?! — уже не выдерживая всего этого. — Бордель, детка. Ты мне нужен там.       Джин опешил. Вопросов всё еще много, но на один он только что узнал ответ. Его не отпустят — это сразу было ясно.       8       Еще одни сутки похищенный провёл здесь, в неизменно серой и скучной комнате. Минуты шли будто годами, а часы — столетиями. Глазам надоело, уши распознают лишь забивающуюся под кожу тишину. Сам того не замечая, парень стал по одному выдёргивать волосы на макушке. Он трепетно делал это много раз — зажимал один волосок меж подушечек пальцев и аккуратно выдёргивал, если повезёт — то саднить будет сильнее, чем в прошлые попытки. Это правда успокаивало, затмевало скуку.       Очередной раз дверь в эту давящую стенами комнату открылась, за ней охранник с веревкой в руках и новой одеждой. — Так скоро… — помрачнел от вида этого громилы, но дух не растерял — остался таким же недоверчивым и раздражённым.       Мужчина тянется к чужим запястьям, чтобы наконец связать, но его несильно бьют по тыльной стороне ладони со словами, что сопротивляться он не будет. Ах да, как же… Такие уловки уже давно не срабатывают. Красивые ручки Джина тут же оказываются туго перевязанными несколько раз. Самого парня подталкивают к ненавистной ему двери и, не закрывая ее, надеясь на слуг, ведут в гостиную. Неслышно подойдя сзади, Хосок остановил мужчину, отправив его подождать у входа. — А я и не думал, что верёвки тебе к лицу, — послышалось за спиной.       Ким явно не ожидал встретить этого парня именно сейчас: — Ч-что? — будто вынырнув из кучи облаков, в которых он мгновенье назад витал. — К дивану, — его тон изменился.       «Сегодня он такой… Лёгкий, что-ли… Ему очень идет этот молочный оттенок», — прокручивая в своей голове и никак не ожидая такого рода слов, произнесенных настолько низким, бархатным голосом, что еще немного послушать хочется.       Чон к нему медленно, размеренными шагами, подходит, взглядом, возвышающимся над ним, оглядывает — с ног до головы, так же медленно, словно перфекционист, сметающий все пылинки со стола, в родинки вглядывается. У Джина слова сами с языка слетают: — Почему вы так смотрите? Мне неуютно, — хотя это совсем не так, ему нравится, но признать это — вычеркнуть все достижения в своей жизни — это низко. — Я думаю и рассчитываю… — всё таким же низким голосом, только уже кончиками длинных пальцев забираясь под ворот футболки. — А именно? Мне некомфортно, отой… — он договорить не успел — руки от ткани переместились на горло, к стене парня прибили. Чужие губы у его губ остановились, вдыхать испуг начали, томно, наслаждаясь. В тот день он выстрелов не слышал, а лучше бы наоборот, тогда узнал бы, насколько сильно Чон не любит ошибок. — Закрой свой прелестный ротик и слушай сюда: ты у меня в руках и никуда из них не выползешь. Ты мой личный зверёк — даже если ты вздумаешь убежать, убежишь — останешься моим. Надеюсь, уяснишь.       Джин хватает воздух губами. С каждым разом чуть больше и прерывистей, ведь пальцы только сильнее сжимаются на горле. Он перед собой смотрит, глаза отчего-то начинают слезится — странно, даже для него. — Отпусти, пож… — воздуха стало еще меньше, но не из-за его красивых кистей на шее. Губы, они слились в поцелуе, мокром, жадном и больном. Губы у парня начинают постепенно отниматся, холоднеть, но Чон этого не допускает — обжигает горячим дыханием и слизывает этот самый холодок мельчайший языком, сильнее жмет своим телом парня в стену, видит, как он глаза прикрывает, но всё еще дышит. — Я сказал тебе пройти к дивану, будь добр… — только о мебели услышать удалось, остальное — мимо ушей пронеслось. Хосок тянет парня к огромному кожаному дивану камуфляжно-зеленого цвета, валит его на лопатки, не размыкая пальцев на его шее. — Удиви меня и, может быть, разрешу быть лишь моим эскорт-мальчиком. Уж постарайся.       В ответ на это парень лишь кивок увидел, неосознанный и вынужденный, но почему-то именно сейчас за всё время пребывания в этом месте Джин чувствует себя неясно, неясно хорошо.       9       Кожаное покрытие мебели неприятно прилипает к телу, не дает свободы действий. Подушки, что недавно были под головой Джина, валяются на полу у кофейного столика. Его руки на чужой спине, пытаются держаться, а не соскальзывать, впиваясь ногтями. По лбу стекают капельки пота, а из глаз всё также текут слезы.       Джин никогда не задумывался о том, что потолки в особняках не такие же скучные, как в обыкновенных однокомнатных квартирках: они в росписях и различных фресках, красивые белые и изящно черные, удручающе серые и дорогие — в золоте. Глаза разбегаются, не понимая, за что цепляться, ведь до этого парень наблюдал лишь низкие бетонные и просто побеленные. Чужие руки может и ласкают тело, но на них он не обращает такого внимания, как на те, что удерживают его шею, не позволяя дышать. Воздуха еще меньше становится, как только Чон входит в него настолько глубоко, что ноги и руки в судорогах пытаются оттолкнуть что-то, что невидимо для людских глаз. Рыжему тоже от этого достается, его бьют по бедрам и спине, хотя и от ногтей уже царапины есть. Они саднят и ужасно щипят, от повторного воздействия чужих пальчиков. — Мм… Кхк… — только кряхтит Джин, не имея возможности произнести и слова.       Хосоку нравится. Он входит глубоко и не хочет опустошать эту сжимающуюся дырочку. Поцелуями он ласкает чужие губы, а положение рук постоянно меняет: то сжимает член парня, заставляя губы кусать до крови и глотать ее в спешке, то сдавливает горло, сильнее смыкая пальцы. У Джина мышцы живота сокращаются — ему слишком, слишком нравится. Его член дрожит в чужой руке, смазка выделяется, а он лишь в голос стонет, не стесняясь того парня из охраны Чона, что стоит в соседнем помещении. Рыжеволосый медленно останавливается, толкается все реже, но глубже, по простате проходит и впивается зубами в ключицы обладателя такой ненасытной задницы. Он его сильнее сжимает в себе, видимо, пришлось по вкусу подобное занятие. — Остан… остановись, я больше не могу, — стонущим голосом еле выговорил, продолжая самостоятельно насаживаться.       Это был его первый раз, а еще его впервые настолько сильно удерживали как морально, так и физически. Он кончил спустя пару таких глубоких, страстных толчков, но не только от ощущений сзади, но и от холодных, изящных рук на своей шее. Этот вечер будто не хотел кончаться; всего пара занятий сексом, а у Джина нет ни сил, ни эмоций, лишь раз за разом приливающая кровь то к паху, то к мозгу, а еще тем синякам от давящих пальцев. Когда парня увозили в потрепанном состоянии в бордель Чона, никто не задавал лишних вопросов. После сегодняшнего вечера жизнь Ким Сокджина изменилась, перевернувшись на все триста шестьдесят градусов.       10 — Слушай, а это не тот, кого господин Чон собственноручно сюда приволок? — вплотную к парню подбегает и прижимается, чтобы их никто не слышал. — Да, вроде. Странный он какой-то — подарков от гостей дома не принимает, видите ли, принципиальный он. Раз уж заслужил, мог бы и не отказываться.       Оба стоят в сторонке, прямо у небольшого столика с закусками легкими. В этом огромном зале много парней и девушек разного возраста. Все они здесь ради одной цели — не пропасть в этом гниющем мире, быть с кем-то, под некой защитой, как тела, так и жизни. Джин тут не к месту, он не такой — не похож. Его жизнь была хоть и не самой великолепной, но зато устойчивой, в какой-то злосчастной мере.       «Могу ли я иметь право находиться в этом странном месте? Какого черта меня заперли в этом притоне…» — Сколько можно?! Раз я вам так интересен — почему не скажите всего лично? жалкие шлюхи… — оборачиваясь на раздражающие барабанные перепонки голоса. — Гордитесь собой? вы не больше, чем половые тряпки, которые вытирают грязь под каждым пришедшим сюда человеком. Черт! — успокоится у него не получается, как ни старайся. Он держал это в себе так долго, что голова начинает кружится, будто его раскручивают на дьявольской карусели отчаяния.       Знакомое слово. Отчаяние… Как здорово оно звучит в чужих устах, что каждый день сверкают своей улыбкой. Этого никогда не скажет тот, кто действительно оказался затянутым в необъяснимое и неминуемое, страшное, для каждого по-своему. Боже… Одно оно может перевернуть мышление и осознание с ног на голову. У Джина все перед глазами смешалось, все лица и вещи. Все, что он отчетливо мог разглядеть, выдыхая горячий и сухой воздух, — расписной потолок, которого никогда не касался солнечный свет, из-за вечно задернутых занавесок. Сегодня ему хуже, просто невыносимо. Если бы можно было, сиганул бы с крыши высотки, чтобы почувствовать ветер своей кожей, кислород вдохнуть и задохнуться свободой. Парня из его личного минутного забвения вытащил голос управляющего этого места: — Ким, зайди ко мне.       Говорил он это с характерной ему холодностью в голосе. Никто, кроме парня, этого не замечал, ведь управляющий к ним всегда добр и снисходителен. В отличие от Джина. Парень зашел в небольшое помещение, которое являлось неким кабинетом-спальней, ведь остальные, работающие здесь, не одни, кто находится здесь круглые сутки. На окнах такие же, как и всюду, занавески, а по полу разбросаны бумаги и папки.       11       Возможно ли хоть когда-нибудь сделать выбор достойный, невынужденный, свой? Ведь у каждого есть право выбирать, а вот в какой ситуации — зависит от жизни. — Вы хотели мне что-то сказать? — Джин понял, что его крики могли дойти и до кабинета управляющего, но, как только парень дверь за собой закрыл, — понял, что не это причина. Все те вещи, что были разбросаны по всем поверхностям возможным, были не просто творческим беспорядком. Этому всему была причина и она не такая уж и притягательная, если на нее взглянуть по-другому. — Г-господин, я, наверное, мешаю. Я-я лучше пойду.       Сэвон, так звали управляющего, рукой к пульту управления потянулся, он у него служил переключателем ко всем блокирующимся выходам и входам. Нажав на определенную кнопку, что была символично выделена красным, он включил блок своей двери, что заставило черноволосого парня остановиться, а точнее — врезаться в нее всем своим телом. Мужчина, всегда одевающийся в стрейчевые брюки темных оттенков и свободные рубашки, в них заправленные. Он всем своим видом представлял сексуальность. Такой стройный, с красивыми руками и четко выраженными бедрами… На него невозможно было не обратить своего внимания. И этот совершенный мужчина сейчас прижимает Джина лицом к стене, без стеснения стягивая с него и так ничего не скрывающие тряпки.       Из-за чего парень рванул на выход? На той самой шикарной кровати, что была такой же, как и в каждой комнате в этом месте, связан особым образом был один из тех самых парней, что пару дней назад задирал его. Зрелище это не из приятных, но то, что увидел черноволосый после — заставило его двинутся в сторону дубовой двери. Пара охранников постоялого дома, раздетые до гола, перебирают секс-игрушки, лежащие на столике прикроватном, а этот мальчишка стонет, скованными руками разводя ягодицы в стороны, будто уже с ума сходя от оргазма. — Куда же ты, милый? Ты здесь на работе, тебе за это платят, — шепот у уха был на столько сладким, что забыть о том зрелище было возможно, — он так и сделал. Идти Джину больше некуда, дом и его вещи старые наверняка уже кому-то проданы, а здесь его кормят шикарной едой, позволяют спать в мягкой и теплой постели… Да, Сэвон прав, это его работа.       12       Губы смыкаются в тонкую полоску, чтобы ни одного звука не выпустить, ведь это означало бы полный проигрыш. Тонкие запястья связаны плотной жесткой веревкой. Оба парня находятся в совершенно безвыходной ситуации. Одного заставили, а другой был и сам не прочь поразвлечься…       Руки управляющего скользили по телу Джина, изучая каждый изгиб и каждую родинку, стараясь не упускать ни одной детали из виду. Они связывали его увлеченно, делая изящные перекресты и узлы. Щиколотки были привязаны к бедрам и рукам — красивая откровенная поза. Она будто для парня придумана. В его рот не вставляли кляп и не заклеивали изолентой. Все здесь знают: хоть парню не нравится ничем таким заниматься, но кричать и сопротивляться он не будет — это ниже него. На его груди красный натяжной шпагат, что украшает бледную грудь красивыми угловатыми узорами. — Босс, этот малыш уже готов, — говорит среднего телосложения парень, вынимая пальцы из дырочки Рона, а он от этого скулит в клейкую ленту, умоляя не оставлять это его местечко без внимания. — Я уже почти закончил, подайте мне хвостик для этой зверушки, только не слишком маленький. Ну что, неприкасаемый, как себя чувствуешь? Я думаю, тебе понравится сегодняшняя ночь, — руки свои распускает, соски дразнит, царапая их несильно ногтем. Это могло бы зайти куда дальше, если бы эта самая дверь, что недавно служила лишь выходом из этого зловонного пространства, не открылась, на удивление, тихо и на пороге не появилась уже знакомая Джину макушка рыжеватого цвета. — Я, кажется, просил лишь присмотреть за моей вещицей, а ты решил её присвоить себе, а, Сэвон?       13       Никто не ожидал, что Чон Хосок вообще явится в подобное место, да еще и будет искать того, кого сам сюда определил. Вот так ворвавшись в спальню управляющего, он, конечно, прервал интересное занятие, но его посещение борделя никто ограничить не сможет, ведь он является главным спонсором и постоянным клиентом.       Все были изрядно удивлены такому неожиданному визиту, а сам парень — в бешенстве от того, каким образом приводится в исполнение его просьба присмотреть за парнишкой. Недолго думая, он развязал Кима, запоминая то, каким именно образом он был связан, такого изучающего взгляда Джин не заметить просто не мог. Только он оказался свободным — врезал мужчине, что только что чуть его не изнасиловал, по самое не хочу. Он хотел ему ответить тем же, но руки решил не распускать — при Чоне нельзя. Последний же поднимает Джина с кровати на руках и на выход несет, оставляя весь Дом в некой прострации. — Все в порядке? — немногословно он показывает свою обеспокоенность.       Парень продолжает молчать, потирая на ходу свои ладони. Ему обидно за себя и неловко находиться полностью обнаженным перед всеми этими людьми. Да, пару раз он прохаживался перед шлюхами борделя голышом, но это только тогда, когда его отчаяние доходило до безумных и неловких выходок. — Я не хочу отвечать, но… Если тебе правда интересно, то прикрой меня чем-нибудь, я ведь здесь из-за тебя, в конце-то концов! — Джин буквально вырывается из рук и падает на пол в огромной гостиной. — Эй! — Я пришел за тобой, потому что ты мне еще должен, а эти препятствуют моему заработку. Не из-за тебя ли это? — с презрением вниз смотрит, прямо на губы парня. — Я должен тебе?.. Ты издеваешься?! — отрывается он от паркета, с кулаками набрасываясь на грудь Хосока. — Я вообще здесь ни при чем. Отпусти меня, я должен вернуться домой. Там было намного спокойнее… — Черт, да ты еще и дерзишь. Пошли со мной, я преподам тебе урок, чертов король драмы, — парень ведет его к своей машине, швыряет на заднее сидение. Он увозит его отсюда, из этого пафосно извращенного места, но… знает ли Джин, чем ему обернется это его неудачное спасение?       14       Все бы могло разрешиться до того, как Ким попал в его руки, но так распорядился случай — он полностью во власти ЧонХосока. Парень вырывался из машины, но его сдерживали сильные руки, отбрасывали назад и сильно сдавливали запястья, потом опять по новой. Джин не мог смириться ни с чем, кроме своей конечной свободы, но видимо для него это означало бы одиночество и сырость прогнивших улиц. — Сколько можно вырываться?! — выкрикивает Чон, припарковавшись возле своего дома. — Да зачем я тебе сдался, ублюдок? — Правда хочешь слушать ублюдка? — с сарказмом выдавил он, отстегивая ремень и поднимая ручник. — Что ж, слушай… Твоя шея — ее хочется сжать настолько сильно, чтобы у тебя больше не было возможности двигаться, даже дышать.       У парня будто дар речи отняли, ему хотелось бежать отсюда со всех ног и одновременно остаться, ощутив все сказанное на своей шкуре. Это завораживает… Очень. У Сокджина больше не осталось попыток, чтобы сбежать. Его руки начали мелко трястись, а ступни резко кольнуло. Он определенно хочет остаться. — Тогда… Покажи мне насколько это тебе нравится. Ведь, как я понял, ты найдешь меня всюду, — почти не сожалея произносит, убирая шелковые волосы с лица. — Открой ротик, малыш, — к себе за ворот тянет, улыбаясь победно. Он в губы впивается незамедлительно, страстно, грубо. Ему удается перелезть с водительского сидения назад, прижимая второго тесно к спинке сидения. — Ммх, — Джин не сопротивляется — бессмысленно, губы чужие сминает, не зная куда деть руки, хватается за одежду.       Руки Чона не спеша обвивают тонкую шею, сжимая ее потихоньку, постепенно продолжая увеличивать силу нажима. Он хоть и целует, но делает это так же страстно, как и убивает свою найденную добычу. Лишь одна минута, а жизни лишился человек. Как несправедливо. Мы умираем из-за безысходности, удовлетворяя чужие потребности. В тот вечер Ким Сокджин плакал в последний раз, а Чон Хосок продолжал охоту, так и не найдя того, кто мог бы его манить также, как и этот загнанный в угол олененок.