Часть 1, Ангел и Ангелина — ориджинал, автор akindofmagic, — Я не люблю Новый год. Самое страшное не то, что все напьются, и даже не головная боль после, а то, ...

Часть 1

3 декабря 2021 г. в 05:15

Настройки текста

В холодный декабрьский день в старом доме на набережной в ящиках с землей выросли лесные колокольчики. Дело было в ангеле, который поселился в той квартире. Внешне ангел ничем не отличался от людей, если не считать крыльев за спиной, невидимых для большинства людей. Когда он только появился на свет, родители видели его крылья. Они очень сокрушались и прятали их под пеленками, пока однажды не поняли, что другие люди эти крылья не замечают, и больше уже о них не вспоминали. Имя у него тоже было совсем обычное, человеческое — Вадим. Квартира, в которой он поселился, была крохотной, в одну комнату, но с достаточно высоким потолком, чтобы по ночам, лежа на кровати, смотреть наверх и представлять, что видишь звезды. Места Вадиму много не требовалось. Главное, чтобы, вернувшись с работы, было где расправить болевшие под свитером крылья. Как болят по вечерам у людей плечи, согнутые под непосильным грузом тяжелых эмоций, так же болели крылья Вадима, сложенные под одеждой самым неудобным и даже варварским способом. С людьми всё ясно. Их жизнь проста и прямолинейна, как скоростная дорога. Делай то, что делают все, слушай других и не задавай лишних вопросов. Это Вадим усвоил еще в школе и тогда же стал старательно копировать одноклассников. Сначала он стал одеваться, как все. К счастью, тогда была мода на широкие длинные куртки, как раз такие, чтобы было удобно сложить под ними крылья. Затем стал, как все, отвечать на уроках только то, что желал услышать учитель. К слову сказать, ему не надо было даже читать учебник, чтобы знать ответы. Все ответы приходили сами и порой они сильно отличались от того, что рассказывал им учитель. Вадим приноровился отвечать только то, что написано в учебнике, чтобы и из школы не выгнали (в конце концов, в той же школе работала учителем его мама, и Вадим не мог ее так расстроить) и особо умным не сочли. Учителя не дергали; одноклассники не обращали на него внимания и, бывало, даже звали пить с ними водку. Ведь самое страшное, если тебе обломают крылья. Одно дело притворяться человеком, другое дело стать им окончательно. Одно дело приходить домой и расправлять, пусть обвислые и полинявшие, но свои, родимые, крылья, и совсем другое приходить домой и заваливаться на диван смотреть телек. Одно дело знать, пусть только в теории, что однажды ты сможешь полететь. Другое, быть человеком, обреченным ползать в толпе таких же людей. Родители давно не замечали его крыльев, а одиночество списывали на дурной характер. На новый год ему ставили елку и дарили пакет с конфетами. Когда ему исполнилось семь, елку больше не ставили, конфеты не приносили, но Вадим все также продолжал замечать вокруг себя чудеса, которые никто вокруг не видел. После школы Вадим решил уехать учиться. Родители были против, но ему хотелось повидать мир и начать уже жить самостоятельно. Он принял решение поступить в университет. На экзамене Вадим отвечал бойко, делал он это легко после долгой выучки в школе. Но зачислили его только после того, как он заплатил декану лично. В университете даже ответы на вопросы стали приходить реже. То ли на лекциях засорился канал, то ли Вадим сильно обленился. Да и вопросов становилось меньше, а вскоре главным и насущным стал вопрос, где найти работу, чтобы зарплата была достаточной и хватило платить за съемную квартиру, и где бы не пришлось работать так много, чтобы приходилось отдавать ей не только время, но и душу. Квартира большая не требовалась, главное, чтобы была в старой части города, с высоким потолком, напоминающим высокое-высокое небо из детства, — говорят, некоторые ангелы даже могли подняться туда, — и с видом на реку. Просто Вадим любил реку, даже не саму реку, а набережную с узорчатой чугунной решеткой. Каким-то непостижимым образом она напоминала ему любимые в детстве сказки Андерсена. Если ангел чего-то хочет, пусть даже такую мелочь, как квартиру с видом на реку, он обязательно это получает. Причем именно в запрошенном объеме. Захотел платить за аренду, получи съемную квартиру. Вадим хотел снять. И особо не напрягаться. В первую очередь Вадим выбросил все старые вещи, оставшиеся от прежних жильцов. Ангелы не хранят отживших свое вещей. Да и зачем, если всегда можно получить всё, что нужно, новое. Единственное, что хранят ангелы, — это предметы, способные напомнить время, когда они были особенно счастливы. У Вадима когда-то была коробка с ёлочными игрушками, но ее выбросили давным-давно во время переезда. Иногда вместе с запрошенным приходит и небольшой подарок: на застекленной террасе стояли ящики с землей. Едва взглянув на них, Вадим увидел в воображении цветы, но не те, что стоят в горшках в каждом доме, а летние — те, что растут в поле или на лугу. Какие именно вырастут у него, он еще не знал. Ведь пока не сделаешь первый шаг, планы остаются иллюзией. Вадим свой первый шаг сделал: со всем рвением и любовью, на которые способен только ангел, он принялся расчищать и ремонтировать террасу. Вынес весь груз прошлых лет, вставил новые стекла вместо побитых и поставил отопитель. Теперь, ну наконец-то! пришел конец тоскливым вечерам после работы. Столь тоскливым, что начинаешь звонить приятелям-людям, а затем в темном баре слушаешь их истории, от которых уже не коробит, и думаешь вернувшись домой, что день прошёл не зря. Конец этому тихому ужасу! «Ну разве я не всемогущ?» — ликовал Вадим, наблюдая, как вытягиваются травинки. «Разве я не гений? — думал он, глядя на толстый слой застывшего льда на стекле. — Кто еще додумается так хорошо спрятаться ото всех! Кто еще додумается сотворить столь чудесное место, где можно сбросить всю одежду и быть собой! Просто быть собой!» Возвращаясь домой, теперь первым делом, минуя холодильник, Вадим выходил на террасу. Там он снимал туфли и свитер, чтобы расправить крылья и посреди слякотной и темной зимы любоваться летом. Он чувствовал, как вытягиваются травинки, как дышит земля. Чувствовал, как бледнеют обиды на сослуживцев. «Приходишь на работу и потихоньку забываешь, что ты ангел, перенимаешь все их склоки, зависть друг к другу и ненависть к начальнику. Вот уж лучшего способа и не придумаешь очеловечиться. Крылья сами отпадут, и не заметишь. Даже крючков не заметишь на спине, — размышлял Вадим. — Если бы не сад, давно бы и забыл, что я ангел. Человек ведь и не замечает, как проносятся дни. Один, другой… Утром он думает, быстрее б прошло совещание с начальником, потом думает, скорее б обед, после обеда мечтает поехать домой. Дома ждет ужин, затем передачу новостей или любимого сериала или того и другого, а после — скорее б поспать. Если только не влюбится. Но человек не умеет любить, как ангел».

Был конец декабря и в это время года одни люди с тоской смотрели в наступающий год, другие же потихоньку начинали вспоминать о чудесах и загадывать желания. В декабре Вадиму становилось особенно тоскливо. Ему как никогда хотелось сотворить какое-нибудь чудо. Как минимум, сделать кого-то счастливым. Ведь не зря же он ангел. Так мучаясь неясными желаниями, Вадим вышел в свой сад. Окно на террасе было покрыто толстым слоем льда. За льдом смутно было видно реку. Вадим помнил старый трюк, который использовал в детстве, когда было так холодно, что его не пускали гулять и приходилось оставаться дома. Надо было несколько раз выдохнуть на стекло. Пар растапливал лед, и в подтаявшем окошке можно было увидеть улицу. Вадим выдохнул. Тепла не хватило, чтобы растопить лед, но рисунок поплыл. Он выдыхал столько раз, сколько было нужно чтобы лед растаял. Затем потер рукавом стекло. Его охватило чувство из детства, когда он знал, что что-то хорошее скоро должно случиться. — Любил ли я когда-нибудь? Помню, в пятом классе, белая головка. Ты сидела передо мной. Я почти не видел твоего лица, но влюбился в твой затылок. А потом тебя перевели в другой класс. И ты померкла для меня. А к одиннадцатому классу я совсем тебя не помню. Вы, люди, меркнете слишком быстро. Потом в университете мне нравилась другая девушка. Было в ней что-то… ангельское… поворот головы ли, приоткрытая ли блуза, выражение ли болезненной скуки на лекциях, сменявшееся сиянием со звонком. Не дать ни взять потухший ангел. Но она была с другим, а я не был уверен, что она мне действительно нужна. — Вадим давно не чувствовал такого возбуждения, словно все его тело приподнимало. — Но на самом деле… На самом деле, я хочу, чтобы ты послал мне ангела! Пошли мне ангела, пошли мне ангела! Как же там было-то, в той песне? Пошли мне ангела. Такого как в той сказке… одинокого, как я. О, пошли мне ангела, сияющего, светлого, чистого!.. Крылья наполнились силой, стремлением. Не уснуть этой ночью! Вадим продолжал мерить шагами террасу, размышляя вслух: — Да разве созданы ночи для сна? Это только людям сон дороже прогулок под луной и сияния звездного неба. Только людям, а впрочем… Как выглядят звезды, я и забыл. В последний раз видел в журнале. Маленькое окошко, сделанное его теплым дыханием, уже затянулось коркой льда. И Вадиму было мало смотреть на мир через промерзшее стекло. Он натянул свитер. Крылья ответили болью, но что поделать. На свитер куртку. И вышел на улицу. Ночь стояла безлунная. Вадим задрал голову и увидел звёзды. «Маленькие пупырышки на теле небосвода. Как же вас увидеть в большом городе? Но все равно, я знаю, что вы тут, пусть вас почти не видно, вы никуда не делись за столько лет. Я счастлив вас видеть». Вадим уже спокойнее, но еще с горящими крыльями шел вдоль реки, думая о девушке, которую искал: «Быть может, ты ждешь меня, облокотившись о решетку? Задумавшись, смотришь на звезды? Хотя что ты делаешь на улице так поздно? Впрочем, чего может бояться ангел? Кому под силу обидеть ангела?» Вадим прошел мимо стайки пьяных девушек. Те не обратили на него никакого внимания. Вадим не почувствовал ничего. Значит, ее нет среди них. Дальше и дальше в город. Проходили мимо женщины со спутниками или одни, но не было ее. Вадим вошел в парк. Между деревьями скользила поземка. Свет фонарей кое-где освещал засыпанные снегом скамейки и кусты. Вадим прошел между покрытыми снегом деревьями, и увидел между ветвями девушку. На ее волосах лежал снег. И она смотрела куда-то в синее снежное небо. Услышав звук его шагов, девушка обернулась. — Вы — ангел, — вырвалось у него. — Простите? — она попятилась. — Вы прекрасны. Девушка посмотрела по сторонам. — Не бойтесь, прошу вас. Разве я могу причинить зло? Она задержалась на мгновение. Вадим разглядел влажные дорожки на ее щеках. — Вы плакали? Но девушка уже быстрым шагом уходила. Вадим пошел за нею. Она обернулась, и, увидев его, побежала. Вадим усилием воли сдержался, чтобы не побежать за нею. Он повел себя, как дурак. Как самый настоящий дурак! И она ушла. Вадим вернулся домой. Ночь уже не манила. Подъем сменился усталостью. «Что было бы если б эта ночь не кончалась? Завтра снова на работу. Я еще помню тебя, — размышлял он, лежа в кровати. — А вдруг забуду завтра? Вдруг так уйду с крыльями в никчемные дела, что совсем тебя забуду? А потом в толпе и не узнаю? Пройду мимо и не вспомню». Так, ворочаясь, с боку на бок, хоть ангелам и не свойственно ворочаться, провел ночь Вадим, а под утро уснул.

Утро встретило солнечными лучами, а это значило только одно — Вадим проспал. В декабре его день начинался задолго до того, как выходило солнце, а заканчивался, когда уже было темно. Он поднял трубку телефона, чтобы позвонить на работу и сказать, что заболел, но понял, что не сможет больше врать. И не сможет говорить с этими людьми! Такую боль причиняло это. С другой стороны, если не пойти на работу, то чем заняться? Что делать целый день? Он всю жизнь был чем-то занят, всю жизнь куда-то шел, и остановиться сейчас казалось невозможным… Да, сначала погуляю по городу, посижу в каком-нибудь кафе на набережной, выпью кофе. Потом пройдусь вдоль реки, а дальше… через несколько месяцев закончатся деньги, и где я буду? Отдать спокойную жизнь ради безумной мечты? Что я напридумывал? У меня есть мой садик и этого вполне достаточно. Вадим подошел к зеркалу. Крылья, ночью наполненные силой, при дневном свете показались двумя полинялыми простынями, наброшенными на спину. Вадим надел свитер, опустил плечи и втянул голову. Ну вот и готов типичный человек. Войти в роль удалось так хорошо, что ему показалось на миг, что он и впрямь стал человеком. Он пощупал спину… — крылья были на месте. День был очень хорош, солнечный и ясный. На работе в такие дни становилось особенно тоскливо. Поэтому Вадим не спешил. Но как бы медленно он ни шел, дорога привела его к входной двери завода, где он работал программистом. Вадим вошел в здание, и поднялся на свой этаж. «Опять опоздал», — услышал он мысль сотрудницы Кати. Они так долго провели время в одном кабинете, что волей-неволей ее мысли лезли в голову. И иногда было неясно, где его собственная мысль, а где ее. «Опять опоздал», — подумал Вадим, взглянув на часы. «Как же я ненавижу эту работу», — а это уже их общая мысль. «Какая же она дура, ну не нравится тебе работа, найди себе другую». «Если ты меня такой идиоткой считаешь, да и всех нас… нашел бы работу себе другую!» «И она обо мне это думает! — сказал он сам себе. — Я-то знаю, для чего я эту работу нашел!» «Пошел бы туда, где тебе больше нравится… и хватит на ноги мои глазеть!» — мысленно отвечала ему Катя. «Да что с ней сегодня? — говорил сам себе Вадим. — Я эту работу нашел, чтобы сидеть тихо… Я специально это сделал, не по нужде, как некоторые! Я мог бы мир перевернуть, а я, понимаешь, сижу тут тихо, чтобы у таких как ты комплекс неполноценности не развился!» «Какое же он ничтожество», — подумала Катя. «Я не ничтожество! Это ложь! У меня есть мой сад! А у тебя кроме этой работы вообще ничего нет!» «Ну наконец-то тебя уволят». — Что? — сказал он вслух. — Кого уволят? — А что, кого-то увольняют? — Катя взглянула на часы и встала из-за стола. — Я в буфет, булочку куплю, — сказала она, пряча взгляд, и быстро выскочила из кабинета. Тут Вадим услышал то, что не замечал в гневе, — перестук каблуков секретарши. Сейчас она зайдет и положит конверт с заявлением по собственному желанию. Знал же я, знал! Ну почему ничего не сделал, чтобы этого не случилось? — Давай, подпишу, — сказал Вадим, едва нос секретарши показался в двери. — Катя сказала? — Не сказала, а проорала, — усмехнулся Вадим. — Не расстраивайся, — сказала секретарша. — Программисты без работы не сидят.

«Все вышло так, как я хотел. Как всегда. Я хотел, чтобы ты послал мне ангела, но я не подумал, что вряд ли ангел захочет жить так, как жил я», — думал Вадим, выходя на улицу. Вадим вспомнил вчерашнее чувство, сладкое влекущее, то чувство, которое звало за собою, когда незнакомка исчезала. Он шел по городу, не разбирая дороги. Было холодно и солнечно. Крылья приподнимались под одеждой. Одно дело мечтать и просить ночью, когда все спят, тогда все кажется возможным, даже самая сумасшедшая идея, другое дело днем, когда давят мысли толпы. Им сложно сопротивляться. Крылья должны быть очень сильными, чтобы не поддаться всеобщему безумству. Войду в твой офис, ты улыбнешься и скажешь, что давно ждала меня. Скажешь, что не можешь больше тратить свою жизнь на всякие пустяки. Скажешь, что устала притворяться человеком, и что рада встретить такого же, как ты. Я покажу тебе мой сад. А потом… потом мы что-нибудь придумаем… Ну, поймем, для чего нам даны крылья. Не для того же, чтобы прятать их под одеждой? Крылья за спиной трепетали от предвкушения. Не зря же я встретил тебя в этом парке? Днем он не такой загадочный, каким был ночью, но все так же сияет иней на деревьях и так же ждут ночи фонари. А ты? Ты тоже просила меня? Вадим остановился на площади, где никогда не бывал раньше. Посреди была установлена большая ель. Рядом ледовый городок с горкой. А через дорогу театр, куда как раз заходили взрослые с детьми. Вадим купил билет на представление. Это был спектакль для детей, но ангел не был бы ангелом, если бы в душе не чувствовал себя ребенком. В зале уже играла музыка, печальная, словно ее сочинили специально для одного потерявшегося ангела, чтобы перед воскрешением он мог обдумать бесцельно прожитую жизнь. Занавес поднялся. На полутемной сцене стоял стол и два стула, над столом лампа, а в углу большие картонные розы. «Совсем как моя квартирка! — удивился Вадим. — И откуда они узнали о ней?» За столом сидел мужичок, всеми силами изображавший мальчика. Мужичок сказал нараспев, что эти розы он вырастил вместе с бабушкой. Затем добавил, что любил их всем сердцем, пока не завелись в бутонах черви. И теперь он не хочет видеть их. При этом мужичок усиленно тер глаз. Тут сцена начала поворачиваться и зрителям предстала площадь, залитая холодным голубым светом. Из темноты выступила фигура в белом платье. Снежная королева! Вадим тут же узнал в ней девушку из парка. Крылья приподнялись, и если бы не жесткая спинка кресла, он мог бы взлететь. Девушка поцеловала мужичка. А потом они сели в сани, завыл ветер, посыпались снежинки — и свет медленно погас. Снежная королева появилась снова только в конце спектакля, чтобы вручить Каю вольную, когда его сердце растаяло ото льда. Когда Вадим вышел из театра, под елкой играли дети, а из динамиков на площади летела веселенькая музыка. «Как бы я хотел быть такими же, как они, — думал Вадим, глядя на детей. — Ни о чем не думать. Ничего не ждать. Просто жить…просто жить. Они еще помнят, что нет ни прошлого, ни будущего, а есть только этот момент. Поэтому для них время тянется бесконечно, а для людей года пролетают как один день». Вадим купил в супермаркете розы — белые и красные, как у Кая и Герды, — и вернулся в театр. Вахтёрша с кем-то болтала. Она не заметила его и Вадим отправился закулисы. Он нашел гримерную и постучал. — Войдите, — прозвучал голос, который, он точно знал, принадлежит ей. — Привет, — сказал он, входя и осматривась. Девушка была уже без грима, и теперь не казалась холодным и недоступным сгустком льда. Наоборот. У нее был живой и даже весёлый взгляд теплых карих глаз. И сама она, не смотря на бледность, казалась очень живой и… теплой. Обычно лицо человека — это маска, созданная его характером. Это маска — первый признак, по которому можно отличить ангела от человека. С молодыми сложнее — они чище и еще открыты миру. Маска еще не успела отложиться на их лице. А вот с людьми старше ошибок не бывает. Человек привыкает всю жизнь следовать по одному и тому же пути. Каждое утро он выбирает один и тот же маршрут, и даже если меняет работу, она ничем не отличается от прежней. Человек встречается с женщинами, похожими друг на друга. В похожих ситуациях он ведет себя одинаково и испытывает один и тот же набор эмоций. Даже любит человек пошло и однообразно. На все у него один и тот же ответ: «Ты мне должен». — И? — напомнила о себе девушка. — Я к вам. — Что вы хотите? — Она сделала гримасу непонимания. — Я принес вам цветы. — Спасибо. Вадим замер, не зная вручить ли ей букет или положить на стол. — Положите туда. — Она махнула рукой на стол. Вадим положил букет и оглядел гримерную. Маленькая вытянутая комната, вся заваленная одеждой. Единственным украшением были бумажные снежинки на окне. — У Вас красивая гримерная… детство мне напоминает. Вы сами украшали? — Да, — она посмотрела на окно. — А над вами не смеялись? — Почему? — Ну это так странно… взрослый человек украшает комнату к новому году. — Вы не украшаете? — Я не украшаю… Вот появятся у меня дети, буду украшать. — А что вы делали на утреннике, если у вас нет детей? — Пришел на вас посмотреть. — Лучше бы вы поискали себе девушку в другом месте. Если вы думаете, что раз я актриса, то доступна, вы ошибаетесь. Вадим хотел было ответить ей, но в это момент в гримерную начали заходить другие актеры. Вадим вышел под недовольные взгляды, а на ее столе остались лежать цветы — белые и красные розы. Домой Вадим шел через парк. Так же горели фонари, но на деревьях после метели прибавилось снега. Хотелось сделать что-то огромное, а что именно, он не мог понять. А ведь и у людей такое бывает! Куда же они направляют эту силу? Строят города, как в той старой песне?.. Вадим остановился посреди площади, оглядываясь по сторонам. Мысли кружились в голове: «Был бы я ребенком, пошел бы сейчас на горку. Вот ведь простая штука… как занятие любовью… вверх-вниз, а сколько удовольствия, а главное — все понятно становится. Ни о чем переживать не нужно. Покатался на горке, а потом домой к маме и папе. Дома уже елка ждет. Зеленая ароматная, вся в льдинках. Даже звенит. Папа поставит ее в банку с водой, а я буду украшать. Сначала повешу шары, те самые со звездочками, потом на нижние ветви шары покрупнее… Господи, как же они пахнут! Самый сладкий запах на свете — пыли и прошлогодних иголок. Потом папа поставит звезду и положит на ветки электрическую гирлянду. А затем я повешу мишуру. Быть может, кто-нибудь снова пришлет нам мандаринов. Ни за что не буду их покупать. Мандарины из супермаркета совсем не то, что мандарины из посылки. Такие только у меня были. Господи, как же я хочу домой!» Вадим оглянулся. Эти мысли были не его. Он почти — нет, полностью! — был уверен, что эти мысли принадлежат той девушке.

Вадим вернулся домой и сразу же, едва снял обувь и куртку, пошел на террасу. Запах травы и теплой влажной земли ударил в нос. Какое блаженство! Вот я и дома! За окном уже синело небо, и привычно-тоскливый мир становился таинственным, совсем не таким, как днем. Вадим зажег свет; тусклая лампочка осветила крошечную террасу. Один… ну два ангела могут поместиться здесь… Только второй должен быть хрупким и тонким, как моя Ангелина. Да, именно она… Моя. Моя Ангелина. Ее звали Ангелиной — он не сомневался. Интересно, твоя мама пошутила, назвав тебя Ангелиной? Мысли о девушке не шли из головы, и ему казалось, что он знает ее очень давно. «Хотел бы я знать, что нужно этому ангелу? Что ей нужно»? — думал Вадим. Он посмотрел на траву и заметил, что сегодня в ящиках появились тонкие стебельки. Вадим провел над ними ладонью. В ответ на его внимание стебли стали вытягиваться на глазах. Кое-где набухли бутоны. Колокольчики. Наутро валил снег. Небо было грязно-белым, как будто его намазали зубной пастой. «В такую погоду кажется, что солнце вообще не вернется. — Вадим смотрел в окно. — Хмуро, серо, скучно. Мы можем посмотреть через облака прямо на голубое небо. Да что посмотреть, одним желанием мы разгоняем тучи как раз над нашей головой. А можем и не разгонять. Если в душе светит солнце, никакое серое небо не испортит настроение. Что же делают люди? Конечно, ждут завтрашнего дня… Что им еще остается?» На террасе было тепло. Бутоны уже распустились. Фиолетовые, как ночное зимнее небо. Вадим нарвал букет. Завернул его в бумагу и вышел на улицу, зная, что обязательно встретит Ангелину. «Когда ты выйдешь сегодня на улицу, над твоей головой появится солнце, — решил Вадим. — Я обещаю». Он поймал маршрутку. В голове тут же закружились мысли: «В такой день пользоваться общественным транспортом опасно. Так как у людей внутри ничего не светит, им остается подпитываться светом солнца, а когда солнца нет, берегись. Люди становятся раздражительными, а в транспорте эмоции людей суммируются. Если и не получишь по морде, то хоть ненадолго, но станешь такими же, как они. По улицам тоже идти тяжело. Ноги увязают в снегу. Снег летит за шкирку… Не день, а безобразие! Ну вот! Теперь и жалуюсь, как все!» Наконец, маршрутка остановилась у театра. Вадим вышел на остановке и посмотрел по сторонам. На горке изо льда играли дети. «Как же им удается не замечать серость кругом? — Вадим остановился поодаль. — Играют у себя под елкой, возятся в снегу и радуются». Вадим огляделся, нет ли рядом взрослых, которые могли бы счесть его пьяным либо ненормальным. Убедился, что никого нет, плюхнулся на попу и скатился с горки. Приземлился он прямо в сугроб и некоторое время лежал, глядя в небо и представляя, как тучи расходятся. Вскоре серое марево дрогнуло — и прямо над его головой появилась узкая полоска чистого неба. Полоска все росла и росла, пока площадь не залило солнцем. — Эй! Эй! — закричали наверху. Пока Вадим лежал на снегу, на горке собралась толпа детей. Даже в сугробе не полежишь нормально! Вадим поднялся и как раз вовремя, потому что в сугроб уже приземлилась орава мальчишек. Завидую им, что сказать. Вадим проверил букет за курткой. Он был в порядке. Ангелина должна быть здесь. Сама не знает, почему остановилась и не идёт домой. Сама не понимает, почему выбрала эту дорогу. Вроде дома ждет ужин, и все готово к ее приходу. А она ждет чего-то и не может уйти. Только сделает шаг к остановке, но тут же появляется страх упустить что-то важное. И она возвращается. Вадим обошел парк. И когда снова оказался у ёлки, увидел Ангелину. Она стояла вполоборота к нему и смотрела, как дети катаются на горке. — Тоже хочешь прокатиться? — сказал Вадим, подойдя ближе. — Ангелина. Она вздрогнула и обернулась. — Да, остановилась… посмотреть. Она не спросила, откуда он узнал ее имя. Впрочем, она актриса и ее имя узнать легко. — А я уже покатался. — Не сомневаюсь, что ты на это способен, — она улыбнулась, продолжая смотреть на горку. — Это хорошо или плохо? — Не знаю… наверное, хорошо… Я бы тоже хотела. — Ну так прокатись… — Я много чего хочу. Что теперь делать всё, что мне хочется? — Очень трезвая мысль. — Обещали, что к вечеру похолодает. Тебе не холодно? — Мне не холодно, но твой подарок вполне может замёрзнуть. — Снова розы? Красные и белые, как у Кая и Герды? — Неа, — Вадим осторожно вынул из-за пазухи завернутые в бумагу колокольчики. — Разверни, только осторожно… Ангелина приблизилась и коснулась его. «Не двигайся, прошу! — взмолился Вадим. — Останься. Хочу чувствовать, что ты рядом». Она вздрогнула, но не шевельнулась. Секунду-другую их руки соприкасались, и, наконец, она взяла сверток. — Поверить не могу, это же колокольчики! Настоящие лесные! Зимой! — воскликнула она, развернув бумагу. — Где ты их нашел? «Нет, не уходи! Не отстраняйся. Не думай ни о чем, прошу…» — Ну это… вырастил. Она посмотрела строго. — То есть купил. — Оставь пока у себя, — сказала она, протягивая ему цветы, — я боюсь помять их. — Ну уж нет… сама береги то, что принадлежит тебе. Она расстегнула куртку и очень осторожно положила сверток за пазуху. — Я мечтала, чтобы мне подарили колокольчики. Летом или зимой — неважно. Но зимой это особенно трогательно. — Поужинаем где-нибудь? — Я буду ужинать дома, — ответила она, поворачиваясь к остановке. — Я рад, что ты дождалась меня здесь. — Дождалась? — она медленно шла, придерживая букет у груди. — Я никого не ждала. Просто остановилась посмотреть на горку. День такой солнечный. — У остановки она повернулась к нему. — Мы точно никогда не виделись раньше? — Вполне возможно. Подъехала маршрутка. Ангелина улыбнулась: — Спасибо за цветы, — сказала она, прежде чем сесть в машину.

Ангелина. Ангелина. Ангел… мой… Ты еще не спишь? Вадим сидел у ящиков с колокольчиками и думал о ней. — Опять подумалось о тебе, — прозвучал в голове ее голос, — я поставила колокольчики перед окном. Они такого же цвета, что и небо. — А я о тебе постоянно думаю… С тех пор, как увидел тебя. Не выходишь из головы. — Отвлекаешь меня… — Тогда я постараюсь не думать. — Вадим принес из ванной воды, чтобы полить цветы. — Думай… Мне приятно… — Ты скучаешь, ангел мой… Хочешь я сейчас пройду мимо твоих окон? — Вадим оставил кувшин с водой. — Ты выглянешь в окно, а я уже там… — Ты не сказал, как тебя зовут. — Вадим. — Было бы неплохо увидеть тебя снова. Вадим. — Это легко. Нашел же я тебя среди миллионов людей. — Он бросился надевать пальто. — Через полчаса… Нет, ровно через тридцать четыре минуты выходи на улицу. И не переставай думать обо мне! Неужели ты решила, что эти тридцать четыре, уже тридцать три минуты я проведу без тебя? На улице было темно, и снова шел снег. — Представь свой дом, Ангелина, чтобы мне было легче найти тебя. — Уже представляю. — Красный кирпичный? — Вадим увидел перед мысленным взором дом, а рядом какой-то магазин. — Верно. — Напротив супермаркета? — Угу… — Зеленого с белой крышей… — Так и есть… — Я его вижу… Выходи! — Я не могу. — Как так? — Вадим потоптался, согревая озябшие ноги. — Я проделал такой путь. — Сама с собой наговорила тут, напридумывала себе, что вот выйду сейчас на улицу и увижу тебя. — Говоришь как человек, а не как ангел, — Вадим поднял голову, ища глазами ее окно. — Давай, я жду. — Там холодно. — Тогда я буду тебя тянуть. — Все равно не выйду… Не надо, не тяни… У меня и так уже от тебя… крышу сносит… — Но хоть выгляни в окошко. — Вот выглянула… Ой! Там мужчина на меня смотрит… На тебя чем-то похож! — Мне нравится твоя сорочка… Особенно справа, где съехала бретелька. Ну не исчезай так быстро! — Я пойду спать. Я видела тебя всего два раза, а ты не идешь из головы. — Хорошо… Только я тебя поцелую перед сном… — Вадим закрыл глаза и представил, что целует ее. Прикосновение. Нежное. Словно ветерок коснулся губ. Девушка у окна застыла. Поднесла ладонь к губам: — Я почувствовала, — услышал он ее голос внутри, а в груди разлилось тепло. Сердце забилось чаще. А потом на окно упала занавеска. Губы все ещё горели от невидимого поцелуя. И если бы не это, Вадим бы решил, что весь этот разговор он вел сам с собой.

Грудь сжалась. Комната потемнела. Вадим увидел стены и стол, и ватное одеяло на кровати. Предметы казались такими знакомыми, почти родными, словно он с ними вырос. Как больно-то! Где я? Вадим чувствовал запах того далеко дня: мандарины и елка. На кровать посыпались конфеты. Чего там только не было: и конфеты «школьник», и твердые ириски, и шоколадная плитка… Но «школьников», конечно, было больше. Это снилось ей. Вадим так много думал о ней, что его затянуло в ее сон. И снился ей сладкий новогодний подарок. А потом комната, которую он видел дрогнула. Вадим снова был у себя дома. — Я была бы рада увидеть тебя сейчас, — промелькнула в голове мысль Ангелины. Но она думает, что это невозможно — догадался вдруг Вадим. — Но это невозможно, — продолжала она. — Когда я приду на работу, будет уже светло. А солнце сегодня, говорят, не выйдет, — мелькали в голове ее мысли. Потом повисла тишина. Вадим снова вспомнил вчерашнюю ночь. Воздушное прикосновение к ее губам. — Я была бы так счастлива увидеть тебя. — Тогда увидимся позже, — подумал он, — В парке перед театром. Вадим встал с кровати. Так быстро, как мог, собрался и вышел из дома, чтобы встретить ее. Он шел не спеша по заснеженной улице (как Ангелина и обещала, солнца не было). Они все равно встретятся так или иначе. Когда Вадим перешёл улицу к театра, он столкнулся с Ангелиной: она как раз выходила из маршрутки. Ангелина вздрогнула, увидев его, но не испуганно, а так, словно втайне желала встретиться с ним. Вадим почувствовал это. — Привет, — она замедлила шаг и покосилась на него. — Ты работаешь тут неподалеку? — Нет. Меня уволили. По моему собственному желанию. — Всех увольняют по собственному желанию, — пожала она плечами. — Как тебе спектакль? — Хороший. — Герда находит Кая, они складывают слово вечность, — она улыбнулась. — Но в жизни так не бывает. Невозможно растопить ледяное сердце, пока человек сам не захочет. Невозможно послать человеку ангела, чтобы он вернул его к жизни, как Герда вернула Кая, если человек сам не ищет. — Что ты хочешь сказать? — Это она пытается его изменить… — Что в этом плохого? — Она не сможет это сделать. Только сам человек сам может изменить себя. — Ангелина взглянула на часы на башне театра. — Давай встретимся после спектакля. — Где? — спросила она после короткой паузы, затем взглянула на часы снова. — Я опаздываю. Значит после спектакля? — В этом парке. Она кивнула и бросилась в театр. «Встретимся в этой парке, — подумал Вадим. — У меня будет для тебя сюрприз». В магазине он купил мешочек со сладостями. Жаль только, что таких черствых конфет не найти, да и шоколадных плиток, что и не пахли шоколадом, зато замечательно липли к зубам, уже не выпускают. Он обошел ещё несколько магазинов, но не нашел то, что искал. «Как же здесь холодно…» — крутились мысли в голове. — Ангелина? — Когда я была маленькой, часами на горке каталась и ведь даже не болела… А сейчас… пойду домой. Она уже была в парке и ждала его — понял Вадим. — Ангелина, ангел мой! Подожди! Я уже иду! — Вадим шел к остановке, увязая в сугробах, которые намело за день. — Всё, я иду домой! — Подожди еще немножко. — Перед ним затормозила маршрутка. — Меня засыпало снегом всю… — Я уже! — говорил он, устраиваясь на сиденье. Вадима на секунду пронзили ее чувства. Но совсем не раздражение от того, что ей приходится ждать его на улице, а что-то щемящее… Почти восторг. — Я так давно не видела такую красивую метель… — думала она. Вадим выглянул в окно. Мел снег. Люди шли, пряча лица от ветра. А потом восторг Ангелины сменился грустью: — Обычно я не обращаю внимания ни на что. Как-то не получается. Всё спешу куда-то. В голове постоянно крутятся всякие мысли. — Скоро пройдет. — Почему ты так решил? — Плохо слышу тебя, ангел. В маршрутке люди болтливые попались. «Сначала в магазин зайти, хлеб купить, а у Машки куртка новая… и вообще надо курсовую писать, никто не любит меня…» — Что за бредни? — Прости, прости, это не мои мысли, — говорил Вадим, выходя из маршрутки. Наконец-то свежий воздух! — Ты что, решила уйти, не дождавшись меня? Я тебя вижу! Что ты делаешь на остановке? — Ой, это ты! Вадим увидел, что Ангелина поправила волосы под капюшоном. — Кто же ещё? — У меня ужасно растрепались волосы из-за ветра. — Так даже сексуальнее… Нет, не убирай этот локон! — Я почему-то знала, что ты все-таки придешь сегодня, — сказала она вслух, когда Вадим подошёл. — Только мне казалось, что я встречу тебя в парке. — Да, интересное совпадение, — проговорил Вадим. — А у меня для тебя подарок. Она улыбнулась. — Закрой глаза и подставь руки. Ангелина закрыла глаза. Сняла перчатки. И вытянула руку. — Шуршит заманчиво. Что это? — Посмотри. — Вадим коснулся ее ладони. Ангелина медленно отвела руку. Открыла глаза и засмеялась, увидев пакет с конфетами: — Ты такой замечательный! Я как раз думала об этом сегодня утром. Спасибо. — Нравится? — Конечно! Только я хочу посмотреть, что там внутри. — Конфеты, что еще… — Самые разные. Она плюхнулась в сугроб и потянула ленточку. — Что ты делаешь? — Собираюсь попробовать все конфеты! — Прямо на улице? — А что такого? Ты же сам говорил, чтобы я делала, что хочу. — Не так буквально! Здесь же холодно. Пойдем в какое-нибудь кафе, ты ведь замерзла. — Уговорил. Только скорее! Мне нетерпится! Кафе, куда они зашли, было оформлено под старую квартиру. На стене были наклеены советские новогодние открытки. А посредине стояла тощая ель, украшенная дождиком и стеклянными игрушками. Ангелина остановилась у ёлки, бегло оглядела ее и села за столик у окна. Вадим заказал кофе, а она нетерпеливо открыла пакет и вывалила конфеты на столик. — Здесь даже есть деревянная жвачка с вкладышем, — воскликнула она. — Терпеть их не могу! — Я положил ее специально. — Это так здорово! — Ну кто поймет женщин! — засмеялся Вадим. — Она ненавидит деревянную жвачку, а говорит «здорово». — Здорово, что ты положил ее, — сказала она тихо. — Она мне детство напомнила. Ангелина собрала конфеты обратно в пакет. — Как быстро это прошло, — сказала она, бросая взгляд на елку и становясь печальной. — Раньше часами могла рассматривать, какие у меня конфеты в подарке. Перебирала их. А теперь… Все стало таким быстрым. Конфета? — она протянула ему подарок. Вадим взял конфету. «Школьник»! — Я ненавижу Новый год, — сказала она вдруг. — Видишь этот рисунок на открытке? — Она кивнула на открытку на стене, на которую до того бросала взгляды. — Ее нарисовал мой отец. Он художник. — Почему ты расстроена? Вы не общаетесь? Ангелина поднялась со стула и взяла свой куртку. — Спасибо за подарок, Вадим, — она нахмурилась. — Вадим, не так ли? — Да. — Спасибо. И… Мне пора. Скоро новый год, а мама одна. На столе остался ее недопитый кофе и фантик от конфеты, которую она быстро съела. На улице было холодно, поэтому Вадим подул на Ангелину, пока она не видела. — На деревьях иней, а мне совсем не холодно. Так странно? Наверное в кафе согрелась, — говорила она, пока они шли к ее дому. — Знаешь, Вадим, мы все хотим иметь крылья, все мечтаем о чудесах, а потом проходит время… — У меня есть крылья. — Тогда я должна тебе позавидовать. Скоро новый год — а чудо снова не случится. — А какое чудо ты хочешь? — Чудо? Не знаю. Чтобы мне подарили поездку в теплые страны? Чтобы мне дали большую роль? Чтобы что-то поменялось? Случилось что-то, а что именно я не знаю. Чтобы… «…у меня был Новый год, как в детстве. Такой, как я мечтала, с мамой и папой», — не договорила она. — Пока, Вадим, — улыбнулась она, когда они подошли к ее дому, — и спасибо за подарок. Ангелина скрылась в подъезде. Снег продолжал валить так, что даже дома неподалеку были видны с трудом. Быть может, сегодня следовало выбрать дорожку, по которой он еще не ходил. Пойти, куда глаза глядят? Вадим свернул в переулок, второй. Он долго плутал по дворам, а снег продолжал падать. Когда закончились серые многоэтажки, он оказался в небольшом парке, напротив темное здание с высокой башней — католическая церковь. Дверь была открыта, и Вадим решил заглянуть внутрь. Ангел он или нет? В церкви было светло и пусто. Храм был украшен к Рождеству еловыми ветками. Пахло чем-то праздничным. Вадим прошел между рядами скамеек, оглядываясь по сторонам. Он никогда прежде не был в католическом храме, но знал, что здесь должен быть орган. Он видел высокие трубы и, наконец, у дальней стены заметил женщину. Она сидела за клавиатурой и пролистывала ноты. — Можете вы представить ангела, который никогда не слышал живой орган? — спросил Вадим подходя. Органистка подняла на него взгляд. — А вот я никогда не слышал. — Хотите я вам сыграю? — предложила она. — Вам нравится Бах? — Я его люблю, — сказал Вадим, вспоминая, что слышал его когда-то, но прошел мимо, не обратив внимания. Вадим сел на скамейку у стены. Женщина дотронулась до клавиш. Музыка поднялась высоко-высоко. Просто взлетела! Внутри всколыхнулись чувства. Вверх! Вверх! Взлететь бы сейчас! Музыка как будто дразнится, обещает… Надо выкинуть мысли и просто наслаждаться. Нет ведь, снуют туда-сюда. Почему мне, чтобы понять, что нечто прекрасно, нужно сказать слово «красота»? Для чего, чтобы понять, что я счастлив, я должен сказать сам себе: «Я счастлив, я наслаждаюсь музыкой, о Боже, как же мне хорошо!» Как прекрасна эта музыка. Вживую ее воспринимаешь совсем иначе. Если бы я мог остановиться и ни о чем не думать! просто наслаждаться музыкой. Кажется, еще немного и смогу взлететь вместе с ней. Кажется, вот сейчас… Крылья трепетали за спиной. Вадим мог поклясться, что еще немного — и взлетит. Ещё немного! Ещё чуть-чуть! А потом музыка, сделав ещё один умопомрачительный рывок вверх, замерла. — Вам понравилось? — в наступившей тишине прозвучал голос органистки. «Интересно, как называется это произведение?» — подумал Вадим. — Это Бах. Фуга и токката ре минор, — сказала органистка. — Очень. Очень понравилась. Спасибо вам. Когда Вадим вышел их церкви, оказалась, что метель уже утихла. В фиолетовом небе кружились-кружились снежинки. — Хочешь, я подарю тебе этот вечер и музыку, и снежинки? — сердцем обратился он к Ангелине. — Ах! — скорее почувствовал он ее восторг, чем услышал. — Ты тоже счастлива? — Вспомнила, как однажды, в школе, мы с подругой ходили на новогодний концерт. Заплатили столько денег, а там полконцерта шла реклама. А потом мы вышли на улицу. Падал снег. А небо было сиреневым-сиреневым. Снежинки падали так медленно. Кружились. И снежинки, и это небо — всё вместе. Я подумала тогда, зачем мы платили столько денег, если совершенно бесплатно есть такая красота. Причем каждый день. Но мы всегда проходим мимо. Я была так счастлива в ту ночь. И Вадим тоже чувствовал ее счастье. — И я счастлив быть там с тобой. — Я почему-то так счастлива, так наполнена… Вадим улыбнулся. Он все еще слышал музыку внутри, глядя в сиреневое, как ее колокольчики, небо.

— Ты мне приснился сегодня, — пришла наутро ласковая мысль, и перед глазами появилась желтая в лучах солнца комната. — Мы были в церкви, очень старой и красивой. Я видела на стенах античные узоры, а в нишах статуи святых. Ты стоял у органа и просил женщину сыграть тебе. Я не знала, на каком языке вы говорите, но все понимала. Я взглянула на тебя. И увидела, что у тебя есть крылья. Ты был ангелом. И ты… Я испугалась сначала. И еще подумала: «Как же я не замечала твоих крыльев?» Ведь их невозможно не заметить! Женщина тоже не видела твоих крыльев, но она чувствовала, что ты ангел, и играла тебе Баха. Музыка поднимала вверх, твои крылья… они трепетали. Мне захотелось взлететь. Я вспомнила, что вижу сон, и меня подняло наверх. Я бы полетела еще выше, но стукнулась о потолок. Я смотрела на тебя сверху. Музыка все играла, играла. А когда я проснулась, оказалось, это будильник. — Жаль, вчера в церкви я не посмотрел наверх. — Ты думаешь, это все было реальным? — Послушай… а ты помнишь, что именно ты сделала, чтобы полететь? — Понятия не имею. Зазвенела музыка. Наполнила собою комнату. — Что это? — спросил Вадим. — Откуда это музыка. — Я на утреннике. Сегодня я не снежная королева. Сегодня я один из разбойников, которые пришли на елку украсть мешок Деда Мороза. Комната наполнилась светом, закружились голоса. — Пахнет елью, я чувствую. Хочешь я куплю елку? Мы поставим ее дома и встретим Новый год вместе. Ты где? Ангелина? Ангел? — Я не люблю Новый год. Самое страшное не то, что все напьются, и даже не головная боль после, а то, что наутро праздник закончится. До этой ночи и елки, и витрины магазинов, и запах мандаринов, и оливье — это только предвкушение чуда, а как ночь пройдет, понимаешь, что никакого чуда не случилось, и надо мыть посуду. С подарками то же. Всё равно подарят не то, что хочется. — Я тоже не люблю новый год. Просто терпеть не могу. Поэтому мы должны встретить его вместе… Ангелина? Ангел? Вадим подождал еще немного, но она ушла, исчезла из его мыслей. С нею затихли голоса, растаяла музыка — и его комната потухла. Встретимся вечером, мой ангел. Может быть, ты научишь меня летать? На улице солнце золотило застывшие сугробы. Холодно даже для ангела. «Найти бы вчерашнюю церковь. Послушать музыку. Сегодня я уж точно ни о чем не буду думать. — размышлял Вадим, блуждая по городу. — Помню, перед храмом была площадь. А домики низкие, как игрушечные. Должно быть, она здесь недалеко, в старой части города». Вадим завернул в переулок, прошел дворик, другой и снова вышел к реке. Затем он зашёл в другой переулок. Тут я бывал не раз. Справа супермаркет. Слева дома. А если идти-идти, не сворачивая, а потом нырнуть в переулок? Каток не помню. Может, не обратил внимания в темноте. Вадим шел-шел и снова оказался недалеко от набережной. За катком начинаются новостройки, значит мне снова свернуть. — Поверить не могу… — услышал он реальный голос, когда свернул к реке. — На него смотрела Ангелина. — Что ты смеешься? — спросила она. Готов спорить, ты покраснела, хоть за румянцем и не видно. — Я хотел встретиться с тобой сегодня, — ответил он. — Я пошла сегодня другой дорогой, — сказала она. — Специально посмотреть встречу ли тебя все равно. — Я собирался подождать тебя у театра, и вдруг без всякой причины меня потянуло пойти искать вчерашнюю церковь. — Какую церковь? — Она замедлила шаг. — Готическую. — И? Ты ее нашел? — Нет, бродил тут, бродил. — Я не слышала, чтобы здесь была католическая церковь. — Вчера была, поверь мне. — Когда найдешь, позови меня. Я никогда не слышала живой орган. — Обещаю.

Утром ему пришла посылка из дома. Он опять не поехал домой на Новый год. Раньше не мог из-за работы, а теперь… Вадим потряс коробку. Знакомый аромат наполнил комнату. Поверить не могу! Вадим скорее открыл коробку. — Самые вкусные мандарины на свете. Полбока рыжие, полбока зеленые. Чуть кисловатые. И прямо из посылки! Такие только в моем детстве были! — услышал Вадим мысль Ангелины. Сунул руку в пустую коробку и достал оттуда мандарин. Холодный! Рыжий с зелёным пятном. Повертел мандарин в руке и положил в карман куртки. Выходя на улицу, он уже знал, что встретит Ангелину в супермаркете. Кажется, весь город пришел закупиться к Новому году. Но даже в таком гаме не потерять тебя. Для меня ты как тихая песня, как щебетание птицы, которую может услышать только тот, кто проснулся раньше всех. Небрежно перебираешь мандарины. Так бы и любовался тобой. Но ты уже идешь к кассе. — Ангелина, ангел… ты собираешься стоять в очереди? Она вздрогнула, услышав его голос, и подняла взгляд. — Привет, мне надо купить мандарины и шампанское. — У меня есть мандарины вкуснее. — А что в них особенного? — Они холодные и прямо из посылки. — Надеюсь, ты не стал их есть сразу. — Почему? — Они же еще холодные. Простудишься, — сказала она и добавила устало: — Не люблю толпу. Чем дольше находишься в толпе, тем глубже забываешь, кто ты на самом деле. Однажды можно так заиграться в человека, что сам свои крылья не увидишь. А в конце — вагон несбывшихся мечтаний и пенсия. Ангелина расплатилась. Вадим взял ее пакет. — Здесь столько людей. Мне даже показалось, что я вот-вот задохнусь. — Она вздохнула глубоко, когда они вышли на улицу. А потом сказала: — Я, наверное, странная… Меня недавно потянуло на улицу. Ночью. Я не гуляю по ночам, особенно одна. А тут… так захотелось. Представляешь, я оделась и вышла из дома. А там звенящая ночь! Там ледяной воздух! У меня голова закружилась от счастья. И я пришла в этот парк, где мы с тобой встречаемся. Я почувствовала, так ярко, так полно, что в моей жизни есть смысл. Что я не просто так сюда пришла. И я заплакала от счастья. А потом я увидела тебя. Точнее это был мужчина, очень похожий на тебя. Я испугалась и ушла. — Это был я. — О! — она посмотрела внимательно. — С кем ты встречаешь новый год? — Я буду с мамой. Ты тоже будешь с семьей? — Буду один. Я не поехал в этот раз домой, — ответил он. — Это нехорошо. Твои родители, должно быть, скучают по тебе, — сказала она и добавила: — Наверное, грустно встречать Новый год одному? — Я много лет встречал его один. Всю ночь был с людьми, а наутро возвращался домой и понимал, что я совсем-совсем один. — Смотри, елки еще продают… — Она остановилась у елочного базара. — Купим? — У меня дома стоит искусственная. — Ангелина потопталась у веток, сваленных в кучу. — Куплю хотя бы веточку. Вон ту, с шишечкой… да-да, именно эту, на которую ты смотришь. Вадим выбрал елку. Заплатил и спросил продавца, сколько стоит ветка. — Вашей девушке подарок, — сказал продавец и отсчитал сдачу с елки. Покраснела. — Не ревнуй! — шепнула Ангелина. Ее теплое дыхание, словно поцелуй, задержалось на щеке. — Счастливого нового года, — она отвернулась, чтобы уйти домой. — Ангелина, подожди… — Вадим вынул из кармана мандарин, — этот уже согрелся.

Елка стояла в банке с водой. Аромат уже заполнял комнату. На кухне нашелся пакет с разноцветной карамелью в прозрачных фантиках. Вадим привязывал к фантику нитку и вешал конфеты на елку. Всегда мечтал это сделать. Еще когда прочитал рассказ Зощенко. Только никогда не понимал, как они яблоки умудрялись вешать. Или яблоки были совсем маленькие, как китайка, или елка была здоровенной. Вадим покрутил мандарин. Затем достал из аптечки вату и положил под елку, а на вату мандарины. В кладовке вместе со старыми вещами, лежал пакет со свечами, на случай если электричество отключат. Вадим взял одну свечу, поставил у елки, зажег и выключил свет. Вадим сидел у елки, наблюдая, как блестит в теплом свете свечи мишура на елке. «Было бы хорошо, если бы Ангелина тоже увидела его елку», — подумал он. — Вот какая у нас елочка красивая! Такая, о какой я мечтала, — услышал он. — В детстве представляла, что украшу елку конфетами и свечами. В книге какой-то прочитала. Они, правда, еще пастилки вешали на елку. И яблоки. Но так до сих пор не могу понять, какого размера у них была ёлка, раз они могли повесить на них яблоки? — Значит, это мой подарок тебе на говый год. — Здорово! Мне никто никогда не дарил елку, о которой я мечтала. — А что тебе дарили? — Самое приятное? — Конечно… — Однажды, не помню, сколько лет мне было, тогда только появились шоколадные батончики. Мы их не покупали, потому что дорого. И вот как-то утром, под новый год, родители позвали меня в зал. Я зашла, а там на елке висел батончик шоколадный. Папин подарок… А тебе? Самое приятное? — Сегодня мне пришла посылка с мандаринами. Это, наверное, самое приятное, что мне когда-нибудь дарили. Зря он не поехал домой. Родители ждали его. — Куранты бьют! — воскликнула в его мыслях Ангелина. — Загадай желание. — Хочу встретиться с тобой завтра. — Значит, так и будет. — С Новым годом, Вадим! — С Новым годом, Ангелина. Зазвенели бокалы, загалдели голоса. Голос Ангелины звучал едва слышно, а потом совсем исчез. Вадим погасил свечу. Скоро на улицу выльется толпа людей. И мой ангел вместе с ними. Вадим лег на кровать. В темноте сияли только узоры на окне, подсвеченные светом фонарей с улицы. Вадим присмотрелся к узорам внимательнее и ему показалось, что на стекле нарисован город. — Вот река. Вот набережная. Я даже узнаю решетку. Вот твой театр. А если взлететь в воздух, то можно разглядеть весь город, не только старую часть. Вот и шпиль колокольни. Так ведь вот она церковь, которую я искал! Как близко от театральной площади! Но тебя не будет сегодня там, ты на площади. Посижу на шпиле, притворюсь каменным ангелом. Посмотрю с высоты на людей. Сколько народу-то собралось на площади! Мне с высоты слышно, как открываются бутылки шампанского. А от грохота фейерверков уши закладывает. Где же ты? В какой компании? — Вадим? Оглядываешься. — Вадим… Где ты? Ищешь. — Вадим, я же чувствую, ты тут… Выйди, покажись! Вадим полетел со шпиля колокольни вниз, на площадь, нырнул в толпу и открыл глаза. Город шумел. Вадим купил в киоске бенгальские огни. Он не держал их в руках много лет. Но не потому, что никто не додумался принести их на вечеринку, наоборот, огней даже после оставалась пачка-другая; а потому, что когда изображаешь человека, тебе автоматически нельзя делать много вещей. Нельзя любить всем сердцем. И нельзя быть искренним с собой. Нельзя мечтать. И нельзя радоваться, как ребенок. Вадим зажег огонек. Из палочки с треском посыпались золотистые искры. Вадим смотрел на них и улыбался.

— Что ты делаешь? — Иду в парк. — Первого января? Утром? — Да! — На горку? — Конечно! Ты придешь? — Не спеши, мой ангел. — Почему? — Слышишь? — Слышу что? Подожди секунду, у меня телефон звонит. — Я же говорил, чтобы ты не спешила. — Нас пригласили доедать салаты. — Печальной участи не избежала и ты. — Почему печальной? Я люблю салаты. Особенно шубу, — ответила она. — А что будешь делать сегодня ты? — Буду есть конфеты с елки. — Везет тебе! Я тоже хочу конфету с елки. — Не будь как человек. Наслаждайся тем, что у тебя есть… хотя готов поспорить, шубу уже съели. …Ангелина? Ангел… — Рассольчика бы… — прозвучала чья-то мысль. — Бьюсь об заклад, у соседа тяжелое похмелье. Вадим вынул из холодильника банку огурцов и сцедил рассол в стакан. И так, со стаканом, вышел из квартиры и позвонил к соседям. Дверь открыл сосед. — Рассолу бы, — протянул он. Вадим молча протянул стакан. Глаза соседа округлились. И он упал на колени. — Ангел! Ангел белокрылый! — вскричал сосед и добавил, озираясь по сторонам: — Я умер? — Нет. Тебе еще придется помучиться. Сосед протянул руку, чтобы взять стакан. — Хотя, — добавил Вадим, — с рассола должно полегчать. На улице солнечный свет слепил глаза. В парке ни души. Все еще спят. Несколько лет назад первого января весь день на улице никого не встретишь, а сейчас и пару часов не пройдет, как люди заполнят улицы. Будут продолжать праздновать. В кафе не найдешь свободного столика. Раньше проснешься первого января. Родители еще спят. Смотришь в окно, а на улице никого. Удивительно! Совсем-совсем никого! Двоюродный брат, который праздновал новый год с вами, проснется позже. Но он тоже рад выйти на улицу. А там столько снега! Там целый дворец снежной королевы! Там весь мир — ее дворец. Брат тогда еще помнил, что он ангел. Наверное, он и сейчас вспоминает… иногда. — И как же с нее кататься? — услышал он реальный голос. — Попа будет тормозить. Вадим обошел горку и увидел Ангелину. Она была единственным человеком в парке. — А ты подстели пакет, — сказал он. — Ты что тут делаешь? — Пришла на горке покататься, пока никто не смотрит. — Вчера надо было кататься. Вчера все катались. — А ты откуда узнал? Тоже тут был? — Нет, догадался. Ничто так не возвращает в детство, как глоток шампанского, — съязвил он. — Я была тут вчера и мне казалось, что я должна тебя встретить. — Я лег в двенадцать и спал всю ночь. — У тебя вид побитый… Это не мой! Это у всего города такой, а на мне просто отражается. — Ты мне приснился, — сказала. — Как будто ты был ангелом на крыше церкви. Такие еще у католических церквей бывают. А потом ты взлетел и спустился ко мне. Ты шел рядом, но я не могла тебя коснуться. Я только могла смотреть на тебя. А потом какой-то парень подарил мне пачку бенгальских огней. Знаешь, я так люблю бенгальские огни. — Интересный сон… Ну и где твой пакет? Ангелина достала пакет из сумочки. — Только я первая буду. — Конечно, конечно, давай съезжай уже. Ангелина села на пакет и покатилась с горки. Снег собрался под нею, и она оказалась прямо в сугробе. — Ты знал, что так случится! — вскричала она, выскакивая из сугроба. — Конечно, знал! Спасибо, что почистила горку для меня! — Ах ты!.. — Если назовешь отвратительным, я тебя в сугроб брошу. — Отвратительный! — Ты сама напросилась! Вадим обнял ее за талию и потащил на снег. Ее рука прошлась по его спине, а дыхание — по щеке, когда она охнула, оказавшись в сугробе снова. Вадим нависал над нею. Она приоткрыла рот, выдохнула, сдувая прядь волос с лица. Она выглядела уставшей, как и весь город после праздника, но почему-то все равно оставалась очень красивой. — Здесь холодно, — сказала она наконец. Облизала губы и села. А потом она заплакала. — Что? Что случилось, Ангелина? — Он вернулся. — Новый год? Елка и мандарины? — Мой отец. — Не понимаю. — Он пришел. Еще давно. От той женщины. Но мама его не пустила обратно. Я сама ей сказала, что не хочу его видеть. Никогда! А вчера он пришел снова. На новый год. — И что ты сказала в это раз? Ангелина продолжала плакать. — Я сказала, — она задержала дыхание, пытаясь справиться с голосом. — Я сказала… Господи… Я сказала, что скучала по нему. Вадим обнял ее, и она продолжала плакать у него на груди. А когда она решила встать, Вадим не двинулся. И тогда ее губы толкнулись в его щеку. Она медленно, медленнее, чем должна была, повернула голову так близко от его кожи, что он чувствовал тепло ее дыхания, и коснулась его губ губами. Ничего не случилось. Конечно, она не могла почувствовать его поцелуй. Ведь она была где-то там, в городе с большой площадью перед театром, рекою и снегом. А он на другом конце земли — в ее воображении. Но Вадим знал одно — колокольчики, которые она воображала, и пакет с конфетами, и церковь, даже музыка Баха были реальными. И их поцелуй был реален, хоть почувствовать она его не могла — лишь ветерок коснулся губ. — Сегодня я иду в гости к моей школьной учительнице. Мы с ее сыном учились в одном классе. Он всегда был таким странным… А теперь он живет то ли в Питере, то ли в Москве, то ли вообще а другой стране и совсем ее не навещает. Поэтому я загляну к ней. Скажи, а где будешь ты? Я бы так хотела когда-нибудь тебя увидеть. По-настоящему. А не только в моем воображении. Обещай мне, что я когда-нибудь тебя увижу… Ты обещаешь? — Обещаю. Вадим закрыл глаза. Холодные мандарины, токката и фуга, горячий бесплотный поцелуй и бенгальские огни. Крылья затрепетали, а по телу разлилось волшебство. Вадим представил Ангелину — и ему показалось, что его куда-то тянет и несет. А затем он вдруг почувствовал запах ели, и, открыв глаза, увидел, что был не в парке, а в квартире родителей. Перед ним стояла елка, такая же, как в его съемной квартире. И она была так же украшена конфетами. Но теперь под елкой лежала старая коробка, порванная с одного угла, откуда вываливалась фиолетовая гирлянда. Вадим был уверен, что эту коробку он выбросил, когда в десятом классе они переехали в другую квартиру. Наверное, он заслужил свой подарок в этом году — коробку с елочными игрушками из его детства. Что ж, его елке именно этого не хватало. Он достал из коробки старый шар, пахнущий пылью и праздником. А когда он поставил на верхушку покосившуюся звезду, услышал, что дверь открывается. — Вадим? — прозвучал мамин голос. — Вадим это ты приехал? Он вышел в прихожую — и увидел маму и папу. — Почему ты не предупредил, что приедешь? — просияла мама. — Заходите, заходите, — она обратилась к кому-то в коридоре. — Привет, — сказал Вадим, когда девушка вошла. Он вспомнил их поцелуй в парке, которого никогда не случалось на самом деле. Девушка была точно такой же, какой он видел ее все эти дни перед новым годом. — Ангелина… — представилась девушка, рассматривая его, — мы учились в одном классе. В пятом классе, белая головка. Ты сидела передо мной. Я почти не видел твоего лица, но влюбился в твой затылок. — И ты сидела прямо передо мной. Вадим взял из ее рук пальто, влажное на спине. Неудивительно, ведь она только что каталась на горке. — Что это, конфеты? — просила она, рассматривая ёлку. — Можно я помогу вешать игрушки? Пока они украшали ёлку, родители накрыли на стол (шуба всё-таки осталась, совсем немного). А потом они услышали голос отца с балкона: — Вадим, ты принес домой ящики с колокольчиками?

— Ангел мой, проснись… с Новым годом. Было утро и за окном сыпал снег. — Помнишь церковь, где играл орган? Я видела ее сегодня во сне. Как бы мне хотелось попасть туда! — Где-нибудь мы ее найдем. Или… — Вадим осекся, увидев в отражении зеркала две пары крыльев. Белые, как снег, прозрачные, как воздух на морозе, сильные, как волшебство, красивые, как узоры на стекле, — их крылья. — Хочешь отправимся в ту церковь прямо сейчас? — спросил он. — Разве это возможно? — Ангелина провела по его обнаженной спине ладонью. Крылья трепетали от ее прикосновения, как трепетали всю эту ночь до самого утра, пока Вадим не упал, усталый, на Ангелину, и она лениво и сладко поцеловала его, а за окном все еще было темно. — А помнишь, как ты однажды оказалась в этой церкви? — Помню. Но ведь это был сон. Или… Она смотрела внимательно ему на спину. Вдруг вздохнула, а затем коснулась его крыльев. — У тебя есть такие же, — сказал Вадим. — Посмотри в зеркало. И тогда Ангелина их увидела. За окном сыпал снег — и, казалось, весь мир превратился в белую бесконечную равнину. Потом они очутились на этой равнине, на утоптанной на снегу дорожке. Вадим вспомнил, что в детстве не раз шел по этой дороге, когда не хотел ехать в центр города на троллейбусе. Кажется, они с Ангелиной уже были здесь. Проносились в карете снежной королевы. — Как мы тут оказались? — спросила Ангелина. «Крылья перенесли», — сказал он без слов, и знал, что она его услышала. Он знал также, что та церковь с органом где-то рядом. Безветрено, и ноги сами летели по утоптанному снегу. Наконец, снежное поле осталось позади, и они оказались у деревянного мостика, перекинутого через замерзшую реку. Прошли между заледенелых ив и оказались на площади. «Наконец-то я нашел тебя», — подумал Вадим. Перед ними стояла высокая церковь. Вадим открыл тяжелую дверь, и они вошли. Вдали, у органа, горел свет. Органистка вздрогнула, когда в тишине раздались их шаги. — Я думала, что заперла дверь, — сказала она, всматриваясь в Вадима. — Вы? Извините, не помню, как вас зовут. — Вадим. — Снова не спите? — Давно вас искал. — Сегодня вы не один. — Органистка улыбнулась Ангелине. — Хотите я вам сыграю? — Конечно. Они сели на скамейку, а женщина прикрыла глаза и ударила по клавишам. Музыка, сначала тихая, кружилась, кружилась… и вдруг, словно набравшись сил, устремилась вверх. Выше, выше… Музыка еще звучала внутри, просилась к небу. А потом стихла. — Боже, Вадим, ты где? — услышал он голос Ангелины где-то внизу. Вадим открыл глаза. — Я тут! Тут! Наверху. Летаю… Сегодня моя очередь летать. Вадим опустился к ней на скамейку и взял ее за руку. Они взлетели через потолок в небо. А там, за парком и театром, и набережной с ажурными решетками, они увидели белый домик, окруженный садом, а в саду цвели розы, колокольчики, и жасмин и играли маленькие ангелы — их дети. И именно к этому домику они устремились. Их мир был сказочным, несмотря на то, что он был обыденным. И был новый год и Рождество, и была музыка, и посиделки с семьей, и белые елочные шары, и гирлянды, и метель за окном, и сладкий подарок под елкой с черствыми «школьниками», деревянной жвачкой и шоколадными батончиками, которые непременно липли к зубам.