Тёплая зима

Антон сидел в классе за последней партой, за которую его посадили ещё в первый учебный день, с того момента прошёл уже месяц. Антону нравилось это место, ведь взор одноклассников обращён не на него, а на впереди весящую доску, что несомненно радовало — не был он любителем повышенного внимания, от которого за последнее время ну никак не отвертеться, ведь он не только вдарил Бабурину, но и, можно сказать, занял его место. Тот постоянно шатался с небольшой группой мальчишек — Ромой и Бяшей, теперь же с ними можно увидеть только Антона, все остальные шарахуются. Прозвенел звонок, галдёж снизился на несколько тонов, ученики переговаривались шёпотом. Учительница, Лидия Ивановна, в ответ на это сжала губы, а брови ее презрительно схмурились над очками. Она постучала несколько раз по дубовому столу, привлекая внимание класса, те нехотя поднялись. — Садитесь, — это было похоже на шипение. Лидия Ивановна развернулась к доске и начала писать тему. «Многочлен». По классу раздались смешки, «Бабурин бы тут от смеху по полу катался» — думал про себя Антон. Но Бабурина не было уже как неделю, рядом с фотографией Вовы на первом этаже была вывешена фотография полного мальчика в майке тельняшке — Семёна, он пропал. «Он же домой тоже через лес идёт. а исчез после школы. неужели?» — голову Антона начали заполнять жуткие мысли, что мальчик угодил в страшный лес с такими же страшными обитателями. К примеру, Алиса, понять которую Петрову так и не удалось, от неё можно ожидать чего-угодно — «и конфет и макарены» — думалось Антону. От мыслей его отвлекла открывающаяся дверь, на пороге стоял Ромка, один из его нынешних друзей. Был он в тёмно-синем костюме с белыми полосами, каштановые волосы были не причесаны, со стороны казались даже сальноватыми. Он молча прошёл в конец класса, усаживаясь рядом с Антоном. Учительница была в шоке от такой наглости. — Роман, вы ничего не хотите сказать? — все также шипя, проговорила учительница сквозь зубы. — Извините за опоздание, — раздалось невнятно. Лидия Ивановна решила, видимо, не скандалить, она лишь глубоко вздохнула, что-то пробормотала себе под нос и принялась вести урок дальше. — Проспал, — это Ромка уже сказал Антону, отвечая на немой вопрос, проскользнувший во взгляде соседа, — листик с ручкой есть? Антон в ответ кивнул, вырвал листик и с ручкой передал её Пятифану. От урока уже прошло минут двадцать, но Петров никак не мог сконцентрировать на теме, он никак не мог перестать думать о Семёне, думал, что следующей жертвой станет он сам. Или Оля, что ещё хуже. От подобных помыслов по спине юноши пробежал холодок, что не осталось незамеченным со стороны соседа. — Тох, — тихо начал он, не желая привлекать внимание учительницы, — ты чё? Антон не хотел отвечать. К Роме он относился настороженно, тот вёл себя иногда. пугающе, как охарактеризовал для себя Антон. Он любил подшучивать над Петровым, выдыхал едкий дым дешевых сигарет в лицо не предупреждая, рассказывал байки, что до одури пугали Антона, прожигал взглядом, если Антон решает заговорить с Полинкой. Ромке она, кажется, нравилась. — Не выспался просто, — соврал Петров, немного помявшись, добавил, — зачитался. Пятифан набычился, разворачиваясь к Антону. Тот же старательно списывал пример с доски, показывая, что он якобы занят. — Я не люблю, когда мне пиздят, — едким шёпотом проговорил он в ухо соседу, — ты мне не доверяешь, а, Тох? Тут Антон понял — лучше сказать правду. — Как ты думаешь, — осторожно начал он, — что с Бабуриным? После того, как Петров задал этот вопрос, его лёгкие будто стали легче, ком в горле пропал. «Какое хорошее чувство — делиться своими переживаниями» — пронеслось в голове Антона. — Ты из-за свиньи переживаешь? — кажется, Рома подуспокоился, его звериный оскал превратился в его привычное насмешливое выражение лица, — может где-нибудь жирная жопа его застряла, вот и не появляется. Антона такой ответ не устроил, ком как будто бы начал заново образовываться, из-за этого Петров быстро протараторил: — А если его Лес забрал? — хотелось, чтобы его переживания восприняли всерьез. Сначала он выжидающе смотрел на Рому, лицо которого посерьезничало, потом не выдержал и отвёл взгляд. — Ты типа один домой боишься идти? — после небольшой паузы спросил друг. — Типа, — пытаясь отшутиться, с усмешкой ответил Антон, что прозвучало неловко. — Ладно, будем тебя с Бяшей провожать, иначе нашего зайчика и правда выкрадут, блять. Пятифан насмехался, как это происходило обычно, но у Петрова в груди будто бы растеклось. тепло, что не было обычным. Да и дурацкое прозвище, привязавшееся из-за маски, из уст Ромы сейчас звучало не обидно, а как-то по странному приятно, ласково.

***

Мальчики шли через лес домой. Вдвоём. Бяша отвалился по пути, сославшись на дела дома, но ни Антон, ни Рома не поверили ему, но в ответ просто пожали плечами, попрощались и разошлись. Вечер наступал необычайно быстро, деревья были окутаны тьмой, между стволами ничего не виднелось, а фонарные столбы тускло мигали, не отдавая света. Антон максимально близко держался Ромы, чтобы не приближаться к пугающей лесной чаще, надеясь, что тот не заметит этого. Последний помалкивал почти весь путь, что тоже настораживающе — Пятифан был любителем потравить истории о том, как он, к примеру, крал по десять пачек сигарет за раз, да так, что его и не заметили. Петрова это напрягало, хотелось хулигана как-то расшевелить, поэтому в голову ему пришла безумная идея. Он чуть подождал, пока Рома пройдет вперед, нагнулся над кучей снега и сделал сферической формы неуклюжий снаряд и, чуть погодя, запустил его в спину друга. Тот остановился, тишину нарушил лишь звук падающего с кофты снега. Рома медленно повернул голову, метнул в Антона грозный взгляд, но на губах его растянулась улыбка, улыбка, которую Петрову не доводилось ранее видеть — юношеская, озорная, нежная. Пятифан быстро стартанул, хватая кучку снега и формируя снежок, Антон побежал вперед, пытаясь оторваться от друга, но в затылок ему все равно прилетел комок, одаряя холодом. С этого момента началась настоящая битва, они закидывали друг друга снежками, уворачивались, звонко смеялись и время от времени выкривали: «Да эй, это. это нечестно» — запыхаясь или: «Сука, прямо в нос, да тебе пизда, Петров, беги!» — хохотая. После этой реплики Рома сильнее ускорился, пытаясь догнать Антона, но неудобно войдя в поворот, он повалился на землю, хватая за собой друга. Они плашмя упали на снег, Рома — лицом, Антон — на Рому. Петров быстро откатился и улегся на спину, придавливая с хрустом под собой снег, громко дыша и устремив взгляд на вечернее небо. Пятифан лёг рядом, смеясь, приговаривая: — Да я снежок проебал. фух. — Антон в ответ рассмеялся. Если честно, то ему давно не было так весело, как сегодня с Ромкой. Осознавая, что тот сейчас лежит рядом, в антоновской груди разливалось тепло, будто бы он осушил чашку горячего чая, такие чувства наводили на странные мысли. Чувство это не было похоже на чувство к Полинке или другим девочкам, которые нравились Петрову, в компании девушек у него постоянно краснело лицо, потели ладони и сердце билось быстро-быстро, а с Ромой было. спокойно, правильно, как подсказывал разум Антона, комфортно, словно он, закутавшись в плед, пересматривал мультик из коллекции сестры. Петрову вдруг хотелось докоснуться до Пятифана, чтобы ощущить еще тепла, еще комфорта, хотелось захлебываться в этом чувстве эйфории и не выходить никогда, оставаясь в этом мире, где только жуткий лес, кучи снега и Рома. Антон от этих мыслей так осмелел, что взял руку Пятифана, устроившуюся рядом на земле, и попытался медленно переплести пальцы, как бы спрашивая разрешения. И у Ромы и у Антона будто бы спёрло дыхание, ветер, который до этого с громким завыванием бил их по ушам, казалось, затих. Пятифан переплел пальцы, сжимая их. — Если ты не хочешь, чтобы я сделал кое-что педиковское, то лучше убери, блять, руку, — нервно пробормотал Рома, выпуская клубы пара. — А если хочу? — тихо спросил Антон, устремив взгляд на лицо друга, кажующееся таким беззащитным. Хотелось впитывать такого Рому, растворяться в нём. В ответ Пятифан оседлал бедра блондина, приближая свое лицо к чужому, он немного медлил, видно, волнуясь. Осторожно касаясь своими губами антоновских, он сжал и вторую руку Петрова. Поцелуй вышел детским, мягким, тёплым. Рома поднялся, потянув Антона за собой и не отпуская его руки. — Пошли уже, зайчик, тебя наверняка и батя и матка потеряли. И Олька. Петров улыбнулся, сильнее хватаясь за сухую ромину руку с жестковатой, где-то в царапинах, а где-то и в мозолях кожей. — Пошли уже.