Траблмейкер

В бутылке, судя по плеску, было еще много. Саша посмотрел на свет сквозь зеленое стекло, вздохнул, отставил. Надо было купить не только виски, но и какой-нибудь еды, хотя бы пачку печенья, в желудке ничего не было с обеда, а сейчас уже… Где вообще часы? Точно, он же их снял и убрал в сумочку, мужские часы не вписывались в его сегодняшний образ. — О-о-образ, — сказал он своему отражению в зеркале заднего вида. Отражение не ответило, только сделало «уточкой» лаково-алые губы и похлопало огромными ресницами. Мать родная не узнает, подумал он и прыснул пьяным смехом. Да, мама бы очень удивилась, увидев его в таком виде! Сказала бы: Аля, что происходит? Я так и знала, неспроста тебя раздражают геи! Он посмеялся немного в пустой машине, вяло подумал, выпить еще или уже в самый раз. Наверное, хватит, все-таки на голодный желудок и без закуски. Он снова посмотрел на бутылку — «Troublemaker». Ну до чего правильное название, они с этим виски созданы друг для друга! И на него была скидка. Она все время называет его Алей. Мама. Лет в четырнадцать он просил ее перестать, говорил, и если уж ей так нравятся сокращения и не нравится имя Саша, есть же варианты получше, Алекс, например. Пускай даже Алик, лишь бы не это дурацко-сопливое, сладенькое, будто ему пять лет. Она и слушать не стала, конечно: я твоя мать, я назвала тебя Алей, это другим ты можешь указывать… Будто он не пытался! Пара друганов-одноклассников согласилась назвать его Лексом, а толстенькая Лиза Орехова — Сашей, ей очень нравилось это имя, все остальные его попыток просто не заметили. От противного сокращения он избавился только в институте и очень этому радовался, но недолго и напрасно: жена тоже стала называть его Алей. Сначала, чтобы подлизаться к свекрови, а потом уже специально, чтобы его бесить. Ирка всегда была злючкой, просто сначала ему это в ней нравилось, думал, он тоже так научится. Не помешало бы, ему всегда не хватало злости, а это полезная штука... Саша немного отпил из бутылки и поставил ее на пол, хватит. Нужно выяснить, сколько все-таки сейчас времени. Он неловко, мешали длиннющие серебряные ногти, открыл сумочку и достал телефон. Ого, половина одиннадцатого. Эсэмэска от заказчика раздраженно вопрошала: «Долго еще ждать?». — Недо-о-олго, — произнес он чуть в нос и снова похлопал ресницами в зеркало. А прикольно. И губы вот так приоткрыть, чтобы выглядывали краешки зубов. Надо было ему в театральный идти, а не в художку, больше было бы толку, раз уж с детства стало очевидно, что дедушка-живописец и мама-иллюстратор не поделились с ним генами. Но куда там! У них же связи, влияние и незыблемая уверенность, что Аля не старается умышленно, потому что унаследовал характер отца, человека, по их словам, вздорного и недалекого. А раз счастья он своего не понимает, нужно эту дурь преодолеть, вправить мозги и тогда «рука пойдет», как говорила мама. В ее картине мира иначе и быть не могло, три поколения художников! Кровь! Вот у Киры Палны сын окончил школу дизайна в Мельбурне. В Мельбурне! Разве можно это сравнить с нашими институтами? Однако Костик смог, добился! А почему? Ну так дело ясное: его прабабушка набрасывала эскизы декораций Дягилеву, дедушка — автор фресок на трех станциях метро, а отец — ректор кафедры монументального искусства. Естественно, Костик добился успеха в дизайне, ведь он вырос в особой атмосфере, впитал ее раньше, чем начал говорить… Кровь! Томилины! Саша покачал плечами, глядя на себя в зеркале. Так может, и у него кровь, раз отец был актером? Но у Костика понтовое рекламное агентство, а что у него? У него мамина ипотека. Она взяла ее сразу после их с Иркой свадьбы, не в Коммунарке же молодым жить! Пускай лучше рядом с ней, в центре, в трехкомнатной. А на себя взяла, потому что так надежнее. Его, Сашу, даже не спросила… Он криво ухмыльнулся. Когда его мнение имело значение? Он же не Костик. Он А-а-аля. Он должен молча платить. Зря он про все это вспомнил, настроение подтухло, все повисло. А ведь до смерти отца они с Томилиными дружили, и он с Костей тоже. Когда все изменилось? Да сразу. Уже на похоронах деда соболезнования имели привкус злорадства — ну, как вы теперь, Лавровы? Вы же только на Антоне Ефимовиче держались: его связи, его работа. В Альпы этой зимой не поедете? Ах-ах, как печально. А мы, знаете, тоже пропустим, думаем попробовать Квебек. А может, Вистлер, еще не определились. Саша приложился к бутылке снова, сглотнул, вздохнул. Как же противно пить без закуски! Вот будет шоу, если он выйдет в зал, весь такой красивый, и наблюет прямо по центру. Интересно, это будет считаться выполнением контракта? Ну а почему нет? Заказано было устроить сцену? Получите. Ладно, хватит тут киснуть, нужно выйти, зажечь, получить свое бабло и свалить. Сколько пунктов, пять? Нет, четыре. И какое ему дело, почему да зачем его наняли на эту работенку. Ему нужны деньги, точка. И если за такое платят, он не дурак отказываться. Он решает свои проблемы, а другие пусть решают свои. Саша пристроил бутылку в угол сиденья, чтобы не упала, вытащил из замка зажигания ключи и сунул их в сумочку. На свежем воздухе голова немного прояснилась, зато колени ослабли. Нет, так не пойдет, нужно сосредоточиться, а то на этих каблуках можно ноги сломать, и тогда весь гонорар уйдет на лечение, получится ужасно глупо. Он проплыл от машины до крыльца, увидел себя в зеркальной двери: кожаные брюки в такую облипку, чтобы никто не подумал, что он девочка, розовый шелк блузки распахнут на бритой груди, а воланы прикрывают пальцы до самых ногтей. И серьги! Огромные, как люстры, они качаются при каждом движении, и разноцветные камушки елозят по плечам. — Вас ждут? — пролепетала хостесс, стараясь сделать вид, что ничего особенного не происходит. — Позвольте, я провожу. «Лучше бы ты руку дала, коза белобрысая», — думал он, глядя поверх голов и медленно переставляя ноги, чтобы не споткнуться в полутьме. Но выходило даже неплохо, томно. — Вот сюда, — блондиночка ослепительно улыбнулась напоследок и слиняла. Ну и ладно, уже без нее зрителей хватало. Народ в зале, куда его привели, закончил с торжественной частью и ужином, немного расслабился и начал танцевать. Без особенного, впрочем, угара, вяленько, что понятно, в смокингах и длинных платьях по-другому не бывает. Что ж, это дело поправимое. Он отошел от двери — не бедный родственник, мяться на входе. Постоял, оглядываясь и покачивая сумочкой. Клиент говорил, что подойти следует к молодому мужчине в темно-синем костюме, особые приметы: молодой-красивый, волосы темные, зачесаны назад, очки в цвет костюма. Но попробуй тут его найди, если в костюмах все, просто все мужчины, а синие они или черные, не очень-то видно. Что ж, пройдем дальше — не спеша, поглядывая из-под тяжелых ресниц на тех, чье внимание привлек, но не особо на это отвлекаясь, не к ним он пришел. Где же, где же красавчик в синем, которого кто-то так жаждет подставить, что не пожалел хороших денег за пятиминутное выступление? И одежду прислал не с черкизона, бирочки на всем солидные. Нога неловко подвернулась, Саша качнулся, но его придержали за локоть. Когда он обернулся, чтобы поблагодарить спасителя, все мужчины отвели глаза. — Не переживай, дорогуша, — пропел он достаточно громко, чтобы каждый из них услышал. — С кем не бывает. Человека в синем, приобнимающего за талию немолодую даму, Саша увидел тут же, но уставился не на него, а на знакомо-лягушачий рот его спутницы. Внешность у Киры Палны всегда была инопланетной, неправильной: слишком большой узкий рот, слишком длинный нос, слишком широко поставленные глаза. Каким образом все это складывалось в редчайшую красоту, он никогда не понимал, вот и сейчас уставился, забыв полуопустить ресницы. А потом перевел взгляд на Костю. Конечно, это был он, материнская красота в нем потеряла призрачность, отяжелела, но точно так же ошарашивала, никаким модным синим очкам ее не перебить. Нет, так не бывает. Саша прикрыл рот ладонью и отступил, удивленный. Не бывает, чтобы судьба на блюдечке приподнесла такой шанс! Гребаный сын маминой подруги, которого всю жизнь ставили в пример, идеальный Костик — красивый, уважающий родителей, добившийся успеха, а какая у них семья! — стоял перед ним, пока еще растерянный, и нужно было срочно решать, как поступить. Неужели он не просто подписался на услугу, а купил лотерейный билет? Выигрышный! Мистика! Съели, съели? Он, когда еще всем говорил, что этот Костик — пидор! Потому что слишком хорош, так просто не бывает, у него обязательно есть грязная тайна! И если сегодня эта тайна решила отомстить Костику Сашиными руками, то он не против. Он за! Troublemaker! — Вот ты где, дорогуша, — хрипло протянул Саша, глядя Костику в глаза. Не узнает! Не узнает, и мать его тоже! Охуеть! — Ну что ж, давай объясни мне, что ты творишь. — Я творю? — поразился Костя. — Мама, не волнуйся, я разберусь. — Так это ма-а-ама? С которой ты меня обещал познако-о-омить? — Саша поймал пальчики Киры Палны, жеманно пожал. — Я та-а-ак рад. — Кто вы такой? — Костя оттер его от матери. — Я вызову охрану. — М-м-м, охрану... — он прикусил губу, погладил Костю по груди. — Таких красивых, высо-о-оких? Дорогуша, незачем усложнять. Объясни, что ты вытворяешь, и я сам уйду. — Послушайте, я не знаю, кто вы. Вы могли ошибиться…— Костя крепко взял его за локоть и попытался развернуть к двери. — Константин? — Крупный лысый мужчина с сонным лицом подошел ближе и удостоился Сашиного игривого взгляда — снова знакомые лица! Томилин-старший, ректор кафедры монументального искусства, и сам всегда был похож на памятник. Ничуть не изменился. — Что здесь происходит? — Недоразумение, папа, — Костя попытался оттащить незваного гостя, но тот уперся. — Ах вот как я теперь называюсь? — возмутился Саша. — Как отсосать, так лапуля, а при папе так сразу недоразумение? — Папа, я его не знаю! Беседа окончательно утратила вид приличной, вокруг начали скапливаться те, кто до сих пор деликатно отводил глаза. Саша обратил внимание на женщину в золотом — лет сорока, с жестким ртом. Она как-то странно на него смотрела, не с деланным равнодушием или озабоченностью, как другие, а в глаза, будто Саша ее личный враг. — Может быть, охрану, Анатолий Викторович? — предложила невысокая женщина в сером. — Что ж, у меня не блэк тай, согласен, — Саша шутовски поклонился отцу Кости. — Но зато какой отличный костюм я выбрал вашему сыну! Эту фразу требовал сказать заказчик, и в ней явно таился какой-то особый смысл: все трое, отец, мать и сын принялись переглядываться, а потом Костя дернул его за плечо так сильно, что нога Саши подвернулась, и упереться уже не получилось. — Пошел отсюда вон, — шипел Костя. — Дорогуша, от того, что я уйду, ты пидором быть не перестанешь, — эти слова он сказал уже в дверях, но достаточно громко, их все должны были слышать. Плотность событий вдруг усилилась, время ускорилось: людей вокруг стало больше, хватка крепче, мелькнула испуганная мордочка хостесс, и вот Саша уже на улице. Один. Цел, хотя немного помят. — Не успокоишься сам, помогу, — увесисто пообещал охранник. Саша только улыбнулся. Успокоиться? Легко! Все, его работа выполнена. Теперь он будет сидеть в машине и ждать, когда ему принесут деньги. Ужасно интересно, кто это будет. Ревнивый любовник милого Костика? Обиженная женщина? Офисный тихушник, решивший подосрать красивому-успешному? Саша забрался в не успевшую остыть «Киа», с удовольствием скинул с ног лакированные копыта и пристроил голову на подголовник. Кажется, прошло неплохо. Да точно, отлично прошло. Наверняка скоро позвонит мама и поделится ужасной новостью. Или нет? Тут ведь дело непростое, много вопросов. Например, удастся ли маминой подружке Кире Палне замять скандал? Это вряд ли, было столько свидетелей… А второй вопрос — сможет ли его собственная мать принять новые обстоятельства? Драгоценный Костик, недостижимый идеал, пример для подражания, внезапно оказался ничем не лучше ее собственного сына-неудачника, у которого перед Костиком за всю жизнь было одно-единственное преимущество: он первым родил ей внука. Но и тут удача сомнительная, семья распалась, и случилось это, конечно же, из-за него, из-за Али, ведь это он не смог ничего добиться в жизни, его заработки и положение в обществе смехотворны, ни одна достойная женщина не согласится на такую жизнь для себя и своего ребенка. Ему бы подошла провинциалочка попроще, его уровень — какая-нибудь филологиня из Урюпинска. А Костик — другое дело, его запросы так высоки, что сделать выбор непросто, очень мало подходящих вариантов. Но когда он женится, семья будет прекрасной, идеальной, как в рекламе, и его дети уж точно не вырастут безотцовщиной. Нет, про это думать неприятно, нужно перестать. Саша криво ухмыльнулся и полез за бутылкой. Есть тема поинтереснее: кто и за что так сильно ненавидит Костика, что устроил ему эту подставу? Кого-то тоже достало вечное сравнение с идеальным идеалом? Или банальная войнушка за должность, место? Не важно. Главное, что он, Саша, уже выиграл свою маленькую битву — он уделал гребаного сыночка маминой подруги. Запросто! Потому что не растерялся и не упустил возможность. Он вообще их не упускает никогда, просто некоторым везет, у них этих возможностей полно, а у него не так, ему приходится ждать своего шанса. Но зато когда это шанс появляется... Кстати о появлении, где же этот заказчик, сколько его ждать? Саша порылся в сумочке, отыскивая телефон. Ногти противно цеплялись, телефон не находился. Сумочка провалилась за сиденье, следом серебряной змеей скользнула ее цепочка. Все высыпалось, и Саше пришлось долго шарить у себя под ногами, пачкая пальцы о коврик. Горло жгло алкоголем и желудочной кислотой, Саша морщился. Зря, зря он не подумал о еде, это прям ошибка. Ничего, сейчас он дождется заказчика и поедет куда-нибудь перекусить. Или лучше возьмет тэйк-аут и поест дома, он ужасно устал, а ему еще смывать всю эту красоту и кто знает, сколько на это уйдет времени! Красился он часа два, не меньше. Слава интернету, сейчас можно все сделать самому, даже ни черта в макияже не разбираясь, роликов про эту мутотень полно, бери да делай. Саша, конечно, не японская страховидла, превращающаяся в фею, но и у него вышло неплохо: нос, брови, золото на скулах, а ротик вообще картинка. Главный номер был, конечно, глаза — длиннющие ресницы, двадцать оттенков серого и серебряного на веках и синие линзы сожрали килограмм его нервов. Но ведь стоило того, стоило! Это ж подумать только, никто из всего семейства даже не заподозрил, что перед ними человек, которого они знали всю жизнь! Который рос на их глазах! Семьи Лавровых и Томилиных, соседи лет двадцать, не меньше, все праздники вместе, на лыжах ездили кататься, дети в одной школе, а ни у кого не мелькнуло в глазах и тени узнавания. Вот она, сила искусства. Дверь щелкнула так неожиданно, что Саша вздрогнул, ударился плечом. А когда увидел, кто садится на соседнее сиденье, чуть не ломанулся из машины, позабыв про так и не найденный телефон. — Деньги не нужны, что ли? — улыбнулся Костя. Он сунул руку во внутренний карман и достал плотный пакет. — Ничего, что в евро? Не успел поменять. Конверт солидно шмякнулся о приборную панель. — Да отомри ты. — Костя запустил руку в свои тщательно уложенные волосы, растрепал, затем ловким привычным движением развязал галстук-бабочку. — Поехали куда-нибудь поедим, потрындим, а? Отпразднуем мое освобождение. — Я… — Саша сглотнул, не сводя с Кости глаз. Узнал или нет? Что происходит? Какая-то подстава? — Да ты в говно, — понимающе улыбнулся Костя. — Для смелости накирялся, что ли? Ну ты даешь. Я же писал, никто тебе морду бить не будет, публика интеллигентная. Ладно, пошли в мою машину. И Саша отчего-то пошел. Сунул ноги в туфли, не сразу попал, сгреб с панели пакет и затолкал его в сумочку. — Круто выглядишь, — сказал Костя, пока они шли по парковке. — Даже не ожидал. Ты актер? Саша помотал головой, от чего немного сбился с курса, и Костя со смехом его поймал за локоть. — Не может быть, чтобы мне повезло напороться на гея. М? — Не-не, я женат, — зачем-то соврал Саша. Ну, был женат, какая разница, главное, что не пидор. — И ребенок. Два. — Это хорошо, — Костя открыл машину, помог разместиться на пассажирском и сел сам. — А я и в самом деле гей. Это не проблема? Саша замотал головой. Главную проблему он сейчас видел в другом: узнает его Костя или нет. И как ему в каждом из случаев поступить, если в голове пусто, и придумать ничего не получается. — Ну и отлично. — Машина мягко заурчала и тронулась. — Мне от тебя ничего не нужно, не напрягайся. Просто не хочу оставаться один. Могу доплатить за время. — Не надо. Я и сам хотел поесть где-нибудь, — сказал Саша, уже не ломая голос, но Костя не среагировал. Значит, он совсем его не помнит? Саша осторожно выдохнул. Если подумать, ничего удивительного, когда они виделись последний раз? Он и сам не помнит… Лет шесть? — Здесь недалеко есть хорошее место. — Меня в таком виде не пустят, наверное… — Саша потянулся снять серьги, Костя тут же поймал его за руку. — Пусть попробуют не пустить, — улыбнулся он. — Мне сейчас только повод дай. То ли в ресторане Костю знали, то ли чувствовали, что повод ему давать действительно не стоит, а только столик для них нашелся моментально, и покачивающийся на каблуках Саша никого не смутил. — Я после банкета, только выпью чего-нибудь, — Костя толкнул меню Саше под руку. — А ты давай ешь. Саша честно пытался что-то заказать, но шрифт был мелким, освещение плохим, а потом меню исчезло из виду и Костин голос произнес. — Ему это и это. Мне Каттос. Саша откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и сделал вид, что не так уж его развезло. Когда он открыл глаза снова, на столе стояли тарелки и большой стакан воды, а Костя лениво свайпал большим пальцем по экрану смартфона. — Сколько ты выпил? — поинтересовался Костя, убирая телефон во внутренний карман. — Нормальный же был, вроде? — Не поужинал, — пробормотал Саша и в три глотка осушил стакан. Это его приободрило. — А надрался для смелости? — Костя улыбнулся. Саша приопустил ресницы. Веселится, весело ему. Почему случившееся радует этого мудака? Разве должно? Его же опозорили при родителях, при всех… Ладно, раз так, он тоже не против развлечься. Пьяное оцепенение немного отступило, и снова появилась манерность — одежда так влияла, что ли? — Ну так зачем ты все это устроил? — Саша придвинул себе огромную тарелку супа. Содержимого в ней было на донышке, но это даже хорошо, много он и не съест. Зато широкие края это сейчас то, что нужно, не страшно промахнуться. — Жениться не хотел, — Костя улыбался и покачивал стакан с виски. Оно мягко, как масло, колыхалось в толстом стекле. — Не проще было сказать родакам, что ты голубой? Или тебе надо под фанфары? — Они и так знают. — Ничего не понимаю, — признался Саша. Его родители знают? Значит, с тем видео у него тогда получилось? А почему же… — Мои родители люди с положением, — Костя приблизил к нему лицо, светлые, серебряные почти глаза блестели весельем. — А положение обязывает ко многим-многим вещам, главная из которых — соблюдать приличие. Соответствовать. Ничего страшного, если ты алкоголичка, но только до тех пор, пока у тебя хороший маникюр и свежий макияж. Можно иметь гарнизон любовниц, главное, при посторонних обожать жену и целовать в щечку. А сына-пидораса нужно женить, вот и все. Все должно выглядеть при-лич-но. Никого не интересует, как все на самом деле. Никого. Зироу. Костя сложил пальцами колечко, эффектно ими щелкнул, размыкая, и подул на ладонь. Саша сделал вид, что его такие эффекты не впечатляют. — А ты сам признался родителям? — Даже не думал. Но нашелся добрый человек, прислал им видео. — Костя откинулся на спинку кресла. Виски снова закачалось в отставленной руке, и Саша не мог оторвать от нее глаз. Ровно два сантиметра белоснежной манжеты из-под рукава, думал он. Соответствие. — Видео с тобой в главной роли? — И не только со мной, — улыбка Кости стала шире. — Тогда меня и сбагрили в Мельбурн. Думаю, у мамы был план: я там, вдалеке, перебешусь, нагуляюсь, а когда вернусь в Москву, мне подберут девушку из хорошей семьи. — И как, подобрали? — Саша зачерпнул новую ложку супа и постарался донести до рта, не закапав широкие борта тарелки. — Спасибо тебе за услугу, не видать нам теперь хороших семей. А брать кого попало себя не уважать, — ухмыльнулся Костя. — Вот такой теперь расклад. Ты что думаешь, знали только мои родители? Нет, кто-то знал, кто-то догадывался, но мало ли что болтают. А теперь стало не-при-лич-но. И я свободен! — Рад за тебя, — протянул Саша. Тарелка с недоеденным супом исчезла, стоило ему только отодвинуть ее от себя. Синеватая темнота зала словно слизнула ее и растворила. — А вот ты мне скажи, — Костя поднял бокал к губам, отпил. — Почему ты согласился на эту работу? Ну реально, я думал, пришлют какого-нибудь неудачника, который будет пищать или запинаться, а ты крутой. Профи. Ты из какого-то театра? Саша скривил губы, чтоб не выдать, как ему приятно это слышать, закинул ногу на ногу. Ну да, он крут. И всегда это знал. — Не хочешь, не говори, — легко согласился Костя. — Но я считаю, тебе нужно что-то посерьезнее. Разве это работа для твоего уровня? И вообще такие мероприятия дело рискованное. А если бы клиент оказался горячим кавказским парнем? Или охрана сломала бы тебе нос? Серьезно говорю, подумай про варианты. Талант надо использовать на полную, а не мелочиться. — Ты, — Саша наставил на него серебряный ноготь, — можешь предложить варианты? Или ты просто умничаешь? Костя задумчиво прищурился на Сашу и молчал так долго, что тот решил уже, что Костя гораздо пьянее, чем кажется, и тупо засыпает. И виски в стакане туда-сюда, туда-сюда. Самому бы не уснуть! — Есть, — вдруг сказал Костя. — У меня давно крутится одна идея.... Это будет крутейшая вещь. Я месяца три ее обдумывал, перебирал варианты, все не то, нет огня, нет характера. А сейчас вижу — ты идеален. Вот прямо такой, как сейчас, стопроцентное попадание. Саша усмехнулся. Да как же, нашел дурака. — Не веришь? — Костя поймал его взгляд. — Это нормально. Поехали, сам увидишь. — Куда??? — Смотреть! — Костя ловко выхватил его из кресла, поставил на ноги. Встряхнул, поставил снова. — Я все придумал! Будет просто идеально! — Сейчас ночь! — увещевал его Саша, ковыляя по проходу. Каблуки то и дело подворачивались, но Костя держал крепко. — Никто не работает! — Никому и не надо работать!. — Но я же…— Саша пытался придумать аргументы. — Я бухой! — Проще будет раскрепоститься, — Костя ухмыльнулся. — Я тебе говорю, ты идеален, и не спорь. Саше померещилось в его ухмылке что-то нехорошее, он моргнул. Зачем он ел этот суп, отвратительно жирный и густой. И синие лампочки тут мерзкие, двоятся в глазах. Тьфу, как противно, укачивает. Или это от супа…Тошнота бросилась к горлу, от рези в животе выступил пот, и Саша завертел головой, пытаясь понять, где здесь туалет. Костя ухватил его за локоть. — Сюда! В мутившимся сознании Саши мелькнули столики, дверь, какие-то люди, еще дверь — и в фокус наконец попал так срочно нужный ему унитаз. Он упал на колени, открыл рот и с облегчением выблевал гадостный суп вперемешку с виски. Отполз, откинулся на стену, прикрывая глаза. Салфетку надо бы… А, и воды, спасибо. Он ополовинил стакан и поставил на пол рядом с собой. Зачем, зачем он столько выпил? Чужая рука подняла его за подбородок, и Саша открыл глаза. Перед его замутненным взором оказался член, и он моргнул. Щелкнула вспышка, потом еще, но в голове не прояснялось. Рука поворачивала Сашино лицо так и эдак, член то шлепал по губам, то прижимался к щеке. Волос нет на яйцах, как это? Лысый… Зачем он здесь? Саша попытался вырваться и отползти. — Не так быстро… — промурлыкал Костя. — Я посмотрю, хорошо получилось или нет. Саша только сейчас понял, что это член Кости, а в другой руке у него телефон. Это значит... Значит… — Я не буду! — прохрипел он. — Я не пидор! — Нет, конечно, — голос Кости был ласков. — Но кому это интересно, если у меня на тебя отлично стоит. Так что давай, детка… Если не хочешь, чтобы твои фото получили все твои контакты. Прямо сейчас, м? — Я не буду! — Отсылаю? — Костя покачал телефоном в воздухе. — Нет! — Ты можешь предложить мне что-то еще? — заинтересовался Костя. — Назовешь заказчика? — Я его не знаю! И ты же... Ты же говорил, что это ты сам… — Идиот ты просто сказочный, — Костя снова повертел телефоном у Саши перед глазами и до того наконец дошло, это его телефон! Так вот куда он делся! — Ты… ты… — Саша зажмурился от осознания того, во что влип. — А я нет, — все так же ласково пропел Костя. — Да ты не парься. Я догадываюсь, кто тебя нанял, это нам с Эллой Викторовной привет шлют. Как она на тебя смотрела, видел? Думал, голову тебе откусит. Она может, уж ты поверь. И откусит, когда настанет время. Но сейчас давай-ка мы решим вопрос с тобой. То, что ты сделал — очень плохо, ты это понимаешь? Саша кивнул. — Ты жизнь человеку ломать пришел. Человеку, который тебе ничего не сделал. Так? Саше хотелось сказать — сделал! Ты сделал, сделал, сделал! Всю жизнь только и слышу, что ты сделал! Но он крепче зажмурился, и кивнул. — За это ты будешь наказан, — улыбнулся Костя. — Так должно быть, понимаешь? Не потому, что я этого хочу, а потому что так будет правильно. После этого я удалю фото. И хватит делать страдальческое лицо, не я здесь мудак. Ты поступил подло и надеялся, что сойдет с рук? Хотел уйти безнаказанным? Считал себя очень умным? Ты посмотри на себя! Валяешься на полу, ноешь… Ничему тебя жизнь не учит. Да будь у тебя яйца, ты бы сам предложил загладить вину, а не ломался бы тут, как восьмиклассница. Будь мужиком! Открой рот. Саша замотал головой, когда член уперся в губы, и тут же от пинка в бедро отлетел к стене. Вскрикнул, схватился за больное место. — Я ведь могу просто избить, — предупредил Костя. — Я не злой человек, но если тебе этот вариант нравится больше, что делать, буду стараться. В дверь деликатно постучали. — Константин Анатольевич, вам помочь? — пробасили из-за нее. — Спасибо, Михаил, у нас все в порядке, — весело отозвался Костя, не сводя с Саши глаз. — Правда ведь? — Я … — Саша дотянулся до бокса с салфетками и торопливо вытер губы. Костя печально свел брови. — М-м-м, какой ротик испортил… У тебя нет с собой помады? — Нет. — Саша врал, в сумочке помада была, но где та сумочка. — Обойдешься. — Придется, — согласился Костя и приглашающе кивнул на свой член. — Давай. С зубами только аккуратнее, палец может дрогнуть на кнопке «Отправить». А ему все это нравится, думал Саша, открывая рот и чувствуя, как в него засовывают член, пока сухой, но уже довольно твердый. У него стоит на унижение. Интересно, только чужое или свое тоже? Каково ему было тогда в леске за школой, у него тоже стоял? — Шире, — пальцы Кости нажали на подбородок, и Саша послушно, как у стоматолога, развел челюсти. Член скользил туда-сюда по языку, без усилия, было немного щекотно. — Хороший ротик. Как такой не выебать… Саша дернулся, и это Костю насмешило. — А ты не догадывался, что я собираюсь делать? Или за жопку боишься? Вы ведь все, натуралы, считаете свои жопы великим сокровищем. Неприятно? Грубо выражаюсь? Я буду еще грубее, — ласково заверил он. — И попробуй только снова дернуться. Большие пальцы Кости уперлись в Сашины коренные зубы, нажали, фиксируя челюсть, остальные обхватили затылок. — Сосать ты все равно не умеешь, так что я сам. Он толкнулся в Сашин рот, отвел его голову от себя и улыбнулся. — Запомнил движение? Будем его повторять. После серии ударов в горло Саша задергался, пытаясь сглотнуть, но Костя и не думал останавливаться, продолжал долбить, будто он не живой человек, а кукла, резиновая игрушка. Саша вертел головой, но руки держали, как железные. Слезы текли по щекам, слюни по подбородку, нос раз за разом втыкался в безволосый живот, но Костя только ускорялся, и в какой-то момент Саша перестал сопротивляться, он обмяк и просто ждал, когда это кончится. Терпел, сколько мог, вот только когда дышать стало совсем нечем, он замычал, выпрашивая себе передышку, но это только взвинтило Костю сильнее. — Еще, — потребовал он. — Голос! Будто Саша и так не орал, как только можно орать, когда в горло заталкивают член, а тебе ни вздохнуть, ни вырваться. Он попытался вскочить, но Костя давил сверху всем телом, сжимал шею крепче, не прекращая толкаться все глубже и глубже, пока в горле не запульсировало горячим. Только тогда Костя выдернул член, несколько капель из него испачкали Саше губы, повисли на подбородке. Руки разжались, и он, кашляя и хватая воздух, рухнул на пол. Где-то над ним тяжело дышал Костя. Потом оттуда же прилетели салфетки. — Тебе тогда было так же хорошо? — спросил Костя. — Понравилось? Саша, размазывавший салфетками слюну, слезы и сперму, замер. О чем он говорит? Он что… — В этот раз было немного по-другому, — продолжал Костя, все еще тяжело дыша. — Тебя не держали всей толпой, я всего один, а вас сколько было? Четверо? Саша молча, не сводя с него глаз, отполз в угол. Не может быть! Нет, нет! Костя усмехнулся. Он отвернулся к раковине, сполоснул в ней член, руки, все аккуратно вытер, застегнул брюки, поправил рубашку. Проклятые манжеты в два сантиметра. Приклеены они у него, что ли? — Думал, я не узнаю человека, в которого был влюблен? — он обернулся к Саше, снова безупречный и невозможно красивый. — Нет, — Саша замотал головой. Влюблен? Что он несет? — Ты мне нравился. — Костя мягко улыбнулся. Он подошел к Саше, глядя на него сверху. — Мать всегда была против дружбы с тобой, называла вас подлой семейкой бездарностей, я не слушал. Конечно, я пошел с тобой в лес. Я бы куда угодно пошел. — Ты лез ко мне, — просипел Саша. — Из-за тебя про меня пошли слухи, что я тоже такой! — И ты решил показать всем? — Костя аккуратно опустился на пол напротив него. — Хорошая попытка, Саш. Я бы поверил, честно. Если бы ты не отослал видео моим родителям. Саша закрыл глаза, зажмурил крепче. Нет, все было не так! Он просто был наглый, всегда воображал, что лучше всех, и его родители так думали, вот и пришлось показать им, какой их Костик на самом деле! И никого он не любил, он просто лапал его, даже не заботясь, что Саше потом жить с этими слухами! — Ты хорошо все снял, — продолжал Костя с улыбкой. — Никто из вас в кадр не попал, только я. Все продумал. Готовился. Уважаю, я так не умею. Но зато я везучий! Он рассмеялся — без злобы, и Саша открыл глаза, уставился на него. — Я везучий. А значит, меня любит Бог, — повторил Костя ему в лицо, улыбаясь все так же нежно. — Сам посуди. Что там с Филиным, все еще сидит? А Тимурчик передознулся, да? Кто четвертый-то был? — Ясин, — пробормотал Саша. Леха Ясин по пьяни упал с крыши, нога срослась криво и он теперь еле ходил. — Ну вот видишь. А ты сидишь тут в соплях, в бабской кофте, и горлышко болит, — Костя усмехнулся. — И ведь сам явился, я тебя не звал. Я даже не сразу понял, что это ты. Но раз уж пришел, получи отпущение грехов. Он приложил пальцы к Сашиному лбу, жесткие, но теплые. — Я прощаю тебя. И с этого дня твоя жизнь теперь будет другой, вот увидишь. Совсем другой. Моя тоже, наверное. Говорил он тихо, почти шептал, и Саша отчего-то слушал его, замерев. У него губы стянуло высохшей спермой. Он должен бы злиться, орать, сказать этому мудаку, что никакой бог его не любит, просто родители богатые, вот и все! Но он сидел, придавленный легким касанием пальцев, и слушал, что теперь-то, теперь… Все-по-другому. Даже глаза закрыл. А потом касание исчезло, легко открылась и закрылась дверь. И Саша заплакал. От невыносимости потери, от случившегося, от желания верить. Это пьяные слезы, твердил он себе, размазывая вместе с ними тонны макияжа. Он просто перенервничал! И напился! В дверь постучали, и все тот же басовитый голос сообщил: — Константин Анатольевич просил передать, что такси ждет вас внизу. Как будете готовы, я вас провожу. Ваша сумочка у меня. И телефон. Саша вскочил на ноги — он же совсем забыл про телефон! Сидит, сопли размазывает! А что, если он уже отослал фото? Надо удалить! Как-то… Надо удалить! Он схватился за раковину, чтобы не упасть, увидел свое лицо в потеках краски… Блядь! Принялся мылить, вытирать салфетками, снова смывать и вытирать. Салфетки кончились и он надрал целую охапку туалетной бумаги. Чистый, мокрый, зато вполне трезвый, он шагнул из устроенного в туалете бардака, выдернул телефон из руки охранника, оказавшегося молодым губастым крепышом, и царственно, покачивая бедрами, пошел по коридору, не дожидаясь провожатого. Впереди, в арке из светящихся желтым лампочек, был выход. А может быть, вход.