Глаза, подобно солнцам, светят ясно, и отступают мрак и темнота…(с)

      Когда умерла женщина, которая заменила маму Стайлза, ему было восемь лет. Для своих восьми он был мальчиком совсем неглупым, и давно понял, что рано или поздно его мама умрет. Когда эта чужая, злая женщина заняла место его доброй, смешливой и любящей мамы, он долго плакал, потому что понял, что теперь остались только он и папа, который еще не понял, что их теперь стало двое. Когда же Та Женщина умерла в больнице на глазах у Стайлза, он как будто бы онемел. Внутри него стало очень очень тихо, темно и пусто, будто там должно быть что-то, чего нет.       Он молча смотрел на все больше пьющего отца; на утешающую его Мелиссу, маму его лучшего друга Скотта, который произносил неловкие слова утешения. Но никому из них Стайлз не мог объяснить, что его мамы не стало задолго до того, как Ту Женщину положили в больницу. И что сейчас Стайлз ждет. Чего-то, чего не может понять и объяснить сам.       А потом Стайлз разозлился. Это Что-то все не приходило, зато папа пил все больше, забывал про Стайлза все чаще. Ели они теперь в основном только еду навынос, в доме становилось все больше пыли, и чистая одежда стала редкостью.       С упорством бультерьера он принялся перекраивать привычный образ жизни, который больше не работал.       Легче всего оказалось освоить стирку. Рассортировать по цвету, а потом просто внимательно читать ярлыки на одежде.       Уборка дома далась тяжелее. Пылесос был громоздким и тяжелым; не до всех мест мелкий для своих восьми лет Стайлз доставал.       Но сложнее всего была еда. Когда мама была еще мамой и не болела, то дома всегда чем-то вкусно пахло. Достав все мамины кулинарные книги и тетради, Стайлз принялся их внимательно изучать и сортировать на легкие, средние, и «когда-нибудь». Правда, выбрав несколько легких рецептов, он был вынужден произвести отбор и среди них: некоторая посуда была слишком тяжелая для его детских рук.       Составив меню на неделю, Стайлз столкнулся с последней проблемой. Проинспектировав кладовую, шкафы и холодильник, он обложился рецептами и принялся составлять подробнейший список всего, что требовалось. Так что, когда овдовевший помощник шерифа Джон Стилински вернулся домой с намерением отдохнуть и пропустить стаканчик-другой виски (пустая бутылка, а то и две в итоге), его прямо на пороге встретил сын, всунул в руки лист бумаги, и буквально вытолкнул опять за порог.       Недоуменно поглазев на захлопнувшуюся перед носом входную дверь, Джон посмотрел на бумагу, сунутую ему сыном, и налился тяжелым жаром от стыда, когда обнаружил длиннейший список продуктов и хозяйственных средств. Покупки, которые он делал всего два или три раза с тех пор, как умерла Клаудия.       К тому времени, когда мужчина поставил на кухне последний пакет с покупками, принесенными из машины, у него темнело в глазах, стучало в висках, и подкашивались ноги. Глянув на сына, уже деловито вытаскивавшего все из пакетов, в одном из которых были две бутылки виски, он все же поднялся в свою комнату принять сначала душ.       Когда он опять спустился на кухню, там уже чем-то вкусно пахло, а на столе выстроилась целая батарея всяких баночек, банок, емкостей и бутылок, среди которых стояли и его две бутылки виски.       Стоило только открыть крышку, как открытое тут же забиралось из рук и на очереди оказывались следующая банка или бутылка, пока Стайлз ставил открытое в шкаф или холодильник. Буквально загипнотизированный монотонным действием, болтовней сына о прошедшем дне, усталостью и жаждой, Джон не понял, что последними вещами оказались те самые бутылки, пока их содержимое не забулькало в раковину, разнося по кухне резкий запах алкоголя.       Выхватив еще не конца вылитые бутылки из детских рук, не заметив, как при этом рывке опасно качнулся на стуле сын, Джон замахнулся для удара и буквально споткнулся, когда увидел дрожащие от сдерживаемого плача губы, упрямо вздернутый подбородок и широко распахнутые, полные слез, отчаяния, горя и усталости глаза собственного ребенка.       Судорожно вздохнув, Джон посмотрел на свою поднятую для удара руку, Стайлза, сжавшегося в ожидании удара и две бутылки, которые прижимал к себе как самое дорогое.       Закрыв глаза и с трудом сглотнув тошноту, Джон шагнул к раковине и дрожащими руками вылил остатки алкоголя. Бросив их в мусорку, он развернулся к расплакавшемуся сыну, крепко его обнял и принялся шепотом просить прощения.       Тем вечером, после того, как они вдвоем вылили все заначки Джона и закончили готовить начатый Стайлзом ужин, двое оставшихся мужчин Стилински дружно дали друг другу обещание приложить все силы для налаживания жизни без их главной женщины в жизни.       И только утром, поймав себя на том, что машинально обшаривает дом в поисках алкоголя, Джон понял, как низко он успел пасть. Стиснув дрожащие руки в кулаки, он упрямо вздернул подбородок жестом, который Стайлз полностью унаследовал от него, и отправился собираться на работу. ***       Привычка к выпивке выработалась легко и быстро. Отвыкнуть оказалось куда сложнее. Не раз и не два Джон ловил себя на том, что стоит возле спиртного в магазине, или возле бара, сам не зная, как тут оказался. Но любое желание «всего лишь стаканчик» тут же безжалостно давилось, стоило только вспомнить глаза собственного ребенка в ожидании удара. Но все его старания окупались наконец-то вернувшейся улыбкой Стайлза; его бесконечной болтовней, к которой приходилось прислушиваться и вникать, так как Стайлз постоянно требовал ответов «что, как, почему, откуда, зачем, за что, отчего»… Будучи ребенком, он адаптировался намного легче к их новой жизни. И даже нашел себе новое увлечение – рисование.       Не раз и не два Джон заставал Стайлза, когда тот увлеченно высунув кончик языка, что-то рисовал в купленном ему альбоме. Радуясь новому хобби сына, Джон не слишком обращал внимание на детские каракули.       Пока однажды, перед ужином, убирая со стола свои рисунки, Стайлз не выронил уже довольно пухлую папку, и ее содержимое не рассыпалось веером по полу. Помогая сыну собирать его добро, Джон все больше хмурился с каждым подобранным листом. Задумчиво глядя на Стайлза, успевавшего рассказывать одновременно три истории во время еды, только кивал головой, частенько невпопад. Обиженно надувшись на такое невнимание, Стайлз замолчал. Впрочем, он мгновенно оттаял, когда Джон попросил у него его папку, посмотреть то, что он уже успел нарисовать.       Самые первые рисунки напоминали выставку абстракционизма. Линии, углы и окружности, в которых с трудом, и то – не всегда, можно было угадать дома, людей, растения и животных. Но чем дальше перелистывал Джон рисунки, тем искуснее они становились.       Первым рисунком, на котором мужчина завис надолго, был тот, на котором Стайлз подробно нарисовал момент, когда был сбит Мистер Паддингтон, пушистый беззлобный кот мисс Юбенич, живущей на соседней улице. Стайлз почти профессионально изобразил автомобиль, снабдив его номерными знаками и удивительно умело передал досаду обернувшегося водителя.       Вот только свидетелей того наезда не было.       Следующим рисунком была группа мальчишек, истязавших полумертвого пса. Объявления о пропаже которого висели чуть ли не на каждом фонарном столбе четыре месяца назад. И чей растерзанный, полуобглоданный труп был найден на границе заповедника три месяца назад. А еще Джон знал, что в городе участились пропажи домашних собак и кошек, чьи тушки потом находили в разное время. Но найти их убийц полиция не могла. А тут на рисунке были с фотографической точностью переданы лица истязателей и мука на морде пса.       Сбитая собака; отравленные животные; ограбление возле бара, жертва лежит в больнице с ножевым ранением; стрельба возле мотеля…       Сбитая одиннадцатилетняя Нэнси Фишер. Убийца не найден. Хотя вот он, на рисунке Стайлза. На машине с номерными знаками, и перекошенным от страха лицом.       Медленно сложив листы, Джон аккуратно выровнял края, подбирая слова.       - Стайлз… твои рисунки… Как… Откуда… Почему ты рисуешь именно это? – с трудом подобрав слова, все же сформулировал вопрос Джон.       - Ну, я не знаю, - безразлично пожал плечами сын, деловито укладывая все назад в папку под внимательным взглядом отца. – Иногда я хочу что-то такое нарисовать… Тебя, маму, нас. Или еще что, и у меня получается. А иногда выходит это, - взмах руки обозначил «это».       - Как часто тебе хочется нарисовать «это»? – задал еще один осторожный вопрос Джон.       - Не знаю, - недоуменно посмотрел Стайлз. – Я начинаю рисовать, и иногда начинаю рисовать совсем не то, что хочу. Но не выкидывать же мне их теперь?       - Ясно. Но ты крут, сын. Начать с палочек, кружочков и линий к таким рисункам – это талант.       - Спасибо, пап! – просиял Стайлз.       - А теперь спать. Кому-то завтра в школу.       Под громкий топот и грохот чего-то упавшего наверху мужчина налил себе молока и сел с ним за стол. Сюда скорее подошло бы виски, но про эту жидкость он запретил себе думать вообще. Максимум – пару бутылочек пива, но точно – не сейчас. Остается так любимое сыном молоко.       Ладно, вариант первый. Стайлз любил Мистера Паддингтона, которого нередко тискал и подкармливал утащенной из дома ветчиной. Этого большого, пушистого, доброго и ласкового кота любила вся детвора с трех улиц. Поэтому можно предположить, что Стайлз так просто нарисовал первую придуманную машину и лицо.       Может быть, где-то пересекся с той группой мальчишек, они его чем-то обидели и поэтому он нарисовал именно их убийцами животных.       Где-то услышал про стрельбу и ограбление и решил попробовать себя автором будущего комикса…       Но Нэнси?       Вариант второй. Он был свидетелем каждого происшествия. Каким образом – это совсем другой вопрос. Но самый маловероятный вариант просто в силу характера самого Стайлза. Он бы кинулся на обидчиков, или прибежал к нему.       Третий вариант. Клаудия иногда… что-то говорила или делала, что было трудно объяснить логикой. Что, если Стайлз это от нее унаследовал, только в его случае дар гораздо интенсивнее и более конкретен? ***       Та группа мальчишек с рисунка Стайлза на самом деле оказалась малолетними сатанистами, где-то раздобывшими оккультную литературу и пытавшимися вызвать демона для осуществления своих совсем небезобидных желаний.       Наехавший на Мистера Паддингтона водитель был из соседнего округа. Он даже не пытался изобразить раскаяние, обозвав доброго и ласкового кота блохастым ковриком.       Убийца Нэнси Фишер был найден по номеру автомобиля и признался в содеянном сразу после ареста.       Через четыре месяца после своего открытия Джон Стилински занял место ушедшего на пенсию шерифа Фишера, которого смерть внучки подкосила настолько, что не осталось сил даже на любимую работу. Поэтому он решил, что пора уступить место молодым.       После того, как рисунки сына помогли раскрыть эти несколько преступлений, Джон сел, и очень серьезно поговорил с сыном. Итогом этого разговора стали регулярные визиты к психотерапевту, так как мужчина не считал столь близкое знакомство со смертью и жестокостью Стайлза нормальным, пусть это было всего лишь на бумаге. А еще все «особые» рисунки Стайлз прятал, и показывал только отцу.       А потом стал и рассказывать. За каждым рисунком со временем тянулась все более подробная история, полная нюансов и деталей, которые Стайлз все еще воспринимал как комикс, а у Джона вставали волосы дыбом. Если бы он знал, как это прекратить – он бы это сделал. Но он не знал, а потому старался относиться к «рисункам» как обычной вещи, не желая своим страхом или запретами запугать Стайлза, или вселить неуверенность в своего чересчур бойкого сына. ***       К девяти годам они нашли свой ритм жизни. Джон оказался хорошим шерифом, раскрываемость стала почти стопроцентной, и никто не знал, что ранняя седина у шерифа Стилински это не результат работы, а также участи вдовца и отца-одиночки. Это результат его усилий удержать Стайлза от восприятия того, что он рисует, не дать ему испачкаться содержимым своих рисунков, сохранить остаток детства настолько, насколько возможно.       Вообще-то, День Х был самым обычным днем. Пара семейных скандалов, на которые были отправлены патрульные. Резко сдавшая после смерти Мистера Паддингтона мисс Юбенич опять забыла заплатить на кассе за шоколадку. Парочка подростков – прогульщиков… Самый обычный день. Закончив свою смену в обед, Джон по привычке поехал не домой, а к их любимой закусочной. Сначала они ходили туда вместе с Клаудией, после появления Стайлза – уже втроем. Теперь он опять ходит туда вдвоем, но уже только с сыном, без Клаудии. Грустно вздохнув при мыслях о покойной жене, отозвавшихся внутри неутихающей ноющей болью, припарковал служебную машину, уже видя через панорамные окна вихрастую макушку сына, который летящими размашистыми движениями увлеченно опять рисовал.       Усевшись напротив, Джон попытался убрать в сторону намеренно выстроенную между ними баррикаду из посуды, уже стоявшей на столе, но его остановил грозный оклик Стайлза:       - Нельзя! Это не тебе! Я сейчас уже закончу.       Все официантки прекрасно знали обычный заказ Стилински, поэтому на короткое «Как обычно», девушка только кивнула и ушла на кухню, передавать заказ.       Подняв перед собой довольно большой лист, Стайлз придирчиво его оглядел взглядом творца, а потом, совершенно неожиданно для Джона, слез со своего места и направился к паре в углу. Удивленно посмотрев сыну вслед, шериф подхватился со своего места, но перехватить Стайлза до того, как тот размашисто плюхнулся рядом со смутно знакомым мужчиной, не успел. Талию Хейл, местную даму-благотворительницу он не только знал в лицо, но и был знаком, так что молодой мужчина, довольно сильно похожий на Талию мог быть только Питером Хейлом, ее младшим братом.       - Вот, это вам, - и Стайлз широким жестом подвинул паре свое творение. Прежде, чем Джон успел перехватить лист, им завладел Питер. Джону ничего не оставалось, кроме как остаться стоять рядом со столом, пока Талия не спохватилась и не пригласила его присесть.       - Хм… - задумчиво протянул Питер, смотря на Стайлза поверх листа. – Это крайне… интересный подарок, надо сказать. Очень интересный и интригующий.       Сдвинув со своего края все, что там стояло, Питер положил подарок на освободившееся место и повернул его к Талии, которая только и могла, что поднять брови при виде изображения.       От подошедшей официантки, принесшей заказ Стилински и любопытно косившейся на рисунок, Питер спрятал, просто повернув его вниз. И только дождавшись, когда их снова останется только четверо, Питер снова посмотрел на мальчика, безмятежно набивавшего рот фигурной картошкой-фри, а потом на его серьезного, хмурого отца.       - Картина выполнена мастерски, слов нет, но она несколько… депрессивна.       - Можно? – хмурый шериф Стилински кивнул на рисунок, и, не дожидаясь разрешения, взял его в руки, внимательно вглядываясь в детали. За столом повисла тишина, которую нарушал только Стайлз, которому напряжение за столом совершенно не испортило аппетит.       - Стайлз, - закончил осмотр рисунка шериф, - можешь рассказать эту историю?       И рисунок опять лег на стол.       Черное небо с точками звезд и белым кругом луны, мрачные деревья, пылающий дом и женская фигура со светлыми волосами на переднем плане. Сбоку лежало нечто, напоминающее человеческое тело, но Джон был в этом не уверен. А рядом с телом в обнимку стояли двое подростков и с ужасом смотрели, как горит их дом. И все фигуры соединялись между собой тоненькими нитями. Подарок и впрямь навевал депрессию, но никак не позитив.       - Смотри, - с энтузиазмом принялся за объяснения Стайлз под напряженными взглядами взрослых. – Это серебряная Кейт, которая встречается с Дереком, именно она сделала так, что те, кто внутри не могут выйти, и именно она подожгла дом.       Измазанный в масле палец ткнул сначала в женскую фигуру, а потом в одного из подростков.       Уже на первых словах оба Хейла напряглись, а на «серебряной Кейт» Джону показалось, что где-то в кафе зарычала собака.       - Дерек не знает, что Кейт – серебряная, он ее любит, а она его не любит и встречалась специально, чтобы поджечь дом. Это она стоит и смотрит. Дерек и Лора не были в доме, они вернулись домой слишком поздно.       - Это ты, - теперь палец ткнул в то, что все же было человеческой фигурой, а Стайлз повернулся к Питеру. – Ты пытался всех вытащить, но смог вытащить только Кору. Она там, за деревьями, убегает в заповедник, и ее не найдут, пока она не вернется сама. Ты та-а-ак сгорел, - у Стайлза перехватило дыхание от восторга, а у взрослых – от ужаса.       - Это Лора, - теперь палец ткнулся во второго подростка. – Она станет красными глазами, - у Хейлов опять перехватило дыхание, а шериф только озадаченно нахмурился. – Она оборвет ваши три ниточки, заберет Дерека и уедет, а ты останешься, и будешь болеть. А потом ты очнешься, но не перестанешь болеть, и окажешься заперт в теле, будто это мясной костюм. И сойдешь с ума. А когда сможешь снова двигаться, Лора вернется, тогда будет полная луна, и ты вырвешь ей горло, и сам станешь красными глазами. А потом ты укусишь моего бро, я тебя сожгу, а Дерек вырвет тебе горло. Вот.       Талия и Питер смотрели друг на друга полными ужаса глазами.       - Стайлз, сынок, - медленно обратился к сыну Джон, наплевав на свидетелей, которые все равно уже все поняли сами. – А там есть кто-то еще, кого мы не видим?       - ... – невнятно пробубнив что-то с набитым ртом, энергично закивал мальчик. Проглотив еду и только чудом не подавившись, он опять повторил, - ага, там этот противный Хейган. Он говорит Кейт все, что делается у тебя в участке. Он за домом стоит. О! И еще там противный мистер Харрис, учитель химии – он сказал Кейт, как сделать так, чтобы огонь был таким быстрым. И там еще этот пожарник и страховой следователь, они скажут, что это несчастный случай. И двое поджигателей – они помогли Кейт. Все, больше там никого нет.       - А когда это будет? – глухим голосом спросила Талия.       - Через неделю, - вместо сына ответил шериф. На вопросительный взгляд обоих Хейлов он только протяжно вздохнул. – То, что было, могло быть и неделю, и десять лет назад. Но то, что будет, только на неделю вперед. Вы встречались с этой серебряной Кейт?       - Нет. Дерек не говорил, что вообще с кем-то встречается. И не серебряная Кейт, а Кейт Арджент. Мы вообще не знали, что она в городе.       - А должны? – поднял брови шериф.       - Знаете, у наших семей долгая история. Мы как Монтекки и Капулетти, - беспомощно развела руками Талия.       - С поправкой на цивилизацию и закон. О которых Кейт благополучно забыла, - задумчиво поводил пальцем по губам Питер, глядя в никуда.       - А тебе бы пошли красные глаза, - сожалеюще вздохнул Стайлз, прерывая тяжелые думы мужчины. Этого хватило, чтобы все внимание присутствующих опять сфокусировалось на нем. – Она плохая глава семьи, – пренебрежительно взмахнул рукой в сторону Талии Стайлз. Не дав вставить возмущенному отцу даже слова, он продолжил.       - Она не слушает тебя, хотя должна. Она не разрешает тебе, хотя не имеет права. Если бы она тебя слушала, этого не случилось. Все делают только так, как говорит она. А так нельзя. Вы – не ее имущество. Вы должны жить по-другому, раз вы другие, а не притворяться.       Вот так, в обычный день, под лучами яркого солнца, щедро лившего свой свет в панорамные окна обычного кафе, семья Стилински и Хейлов обменялась своими секретами.       В два голоса Питер и шериф составили план спасения Хейлов, не допустив права голоса Талии. Дружно было решено, что кроме них четверых, знать это кому-то еще совершенно необязательно. ***       Занявшиеся, было, жарким пламенем стены успели погасить до того, как огонь нанес серьезный ущерб. Напуганные Хейлы в количестве 18 человек: мужчины, женщины, старики, дети и даже парочка беременных была благополучно эвакуирована. Парочка поджигателей, не дожидаясь адвоката, дружно кивали друг на друга и на Кейт Арджент, которая яростно сверкала полными бешенства глазами на всех и упорно молчала. Впрочем, будущего обвинителя и ее адвоката ожидал небольшой сюрприз. Случайная оговорка Стайлза потянула ниточку, за ней еще несколько, и выяснилось, что поджог Хейлов будет в карьере Кейт Арджент не первым. И даже не вторым. Серийной убийце, на счету которой четыре полностью сожженных семьи и одна неудавшаяся попытка, даже близко не стоило рассчитывать на снисхождение.       Больше всего Джон сочувствовал Дереку, который весь сжался, осунулся и погас. Вот так, в огне, разом сгорели его детство, невинность, доверчивость, и вера в любовь. Шериф искренне надеялся, что если не семья, то хотя бы Питер позаботится о психике парня. На Талию у него было мало надежды. Он абсолютно доверял Стайлзу, а Стайлз совершенно не уважал Талию.       Но учитывать, что она – Альфа семьи Хейл, приходилось. Поэтому в том же кафе они встретились опять вчетвером. У Кейт не было даже шансов, ее ждала смертная казнь. Ее отца, Джерарда Арджента, также взяли под арест по подозрению в нескольких убийствах, три из которых уже подтвердились. Сын Джерарда, Крис, и его жена Виктория тоже попали под расследование. Насчет Криса Питер задумчиво мычал, а вот насчет Виктории дергал губой и тихо рычал. Она точно была виновна, надо было только найти следы ее жертв.       Но это было делом времени – слишком много невинной крови пролили Ардженты, чтобы не нашлись желающие отомстить. Так что сейчас оставалось только ждать тех, кто решит первым вырвать свой кусок плоти из поверженного врага.       И только когда взрослые закончили обсуждение своих дел, они поняли, что Стайлз был слишком тих все это время. Первым вернув внимание сыну, увлеченно поедающему свое монструозное сооружение из мороженого, сиропов и присыпок, и успевшего измазаться не хуже поросенка, Джон страдальчески вздохнул. И без того энергичный, после такого количества сахара Стайлз будет напоминать ядерную бомбу, запертую в четырех стенах.       - У тебя нет никаких вопросов? Или предложений? – вопрос был шутливый, но вот ответа взрослые ждали с некоторым трепетом. И дождались. Вкусно облизнувшись, мальчик повернулся к Питеру и спросил:       - Ты выйдешь за меня замуж?       Брызги от только отпитого глотка кофе долетели до той стороны стола. Но Талия не была в обиде – платье можно очистить, или купить другое, а вот настолько ошарашенного Питера она увидит еще неизвестно когда!       С трудом откашлявшись от попавшего не в то горло напитка, промокнув лицо, руки и стол, Питер собрался и повернулся к Стайлзу, мужественно игнорируя потянувшегося к оружию рефлекторным жестом шерифа.       - Стайлз… - глубоко вздохнув, Питер серьезно продолжил. – Ты умный мальчик. Чересчур умный, надо признать, но это скорее достоинство, чем недостаток. Намного хуже, когда ума немного. Ты понимаешь, что мы с тобой оба мальчики?       - Но тебя же это не останавливает, - невозмутимо ответил Стайлз, отчего Талия, Джон и даже Питер покраснели. – Сейчас это еще странно, а когда я вырасту – все будет нормально. И мы даже сможем нормально пожениться. Все, как полагается: свадьба, гости, торт, священник.       - Ладно. Будущее не настолько уж плохо, - пробормотал Питер и продолжил. – Но ты понимаешь, что сейчас тебе девять, а мне – двадцать? Когда тебе будет шестнадцать, и я смогу пригласить тебя в кино и взять за руку, мне будет двадцать семь? А когда мы сможем позволить себе что-то серьезнее, кроме как сидеть рядом в кино и держаться за руки, или ту же свадьбу, тебе будет восемнадцать, мне будет двадцать девять.       - Тебя это смущает? – непривычно взросло посмотрел на Питера Стайлз.       - Знаешь, - после долгой паузы под многозначительное молчание шерифа все же осмелился ответить Питер, - даже сейчас, в свои девять, ты куда более интересный человек, чем большинство глупцов, которые меня окружают. Если интерес не пропадет за эти девять лет… то почему бы и нет?       - Тогда вот! – обрадовано протянул ему Стайлз руку ладонью вниз, но тут же нахмурился. – Если я зову тебя замуж, то получается, ты – девочка, и это я должен целовать тебе руку? Но мы же оба мальчики, и ты старше меня, получается, это я выхожу за тебя замуж? Но я же сделал предложение? А мальчики вообще целуют друг другу руки?       Озадаченный последним вопросом, Стайлз требовательно уставился на Питера, который весело и облегченно смеялся.       Жизнь была прекрасна. ИНТЕРЛЮДИЯ.       Уже готового сесть в автомобиль Хейла остановил звонкий окрик. Оставив дверь открытой, он оперся на крышу авто и смотрел равнодушным взглядом, как к нему торопится запыхавшая от быстрой ходьбы девушка.       - Питер! Ты уже уезжаешь?       - Ну, как видишь, именно это я и делаю, - насмешливо посмотрел на девушку Хейл.       - Питер, мы встречаемся уже сколько? Полгода? Тебе не кажется, что ты мог бы уже познакомить меня со своей семьей?       Студенты, до того перемещавшиеся куда-то по своим делам возле университетского кампуса, решили досмотреть бесплатный спектакль с участием Хейла до конца.       - Встречаемся? – удивился Питер. – С каких пор мы встречаемся? Насколько я помню, у нас был уговор «секс и никаких обязательств». Ты его очень активно и энергично поддерживала. Если бы я знал, что ты изменила свое мнение, я бы уже давно нашел себе другую.       - Но… но… - опешила от такого равнодушия девушка. – Я думала, ты поймешь, что все давно изменилось! Я бы хотела быть с тобой, познакомиться с твоей семьей, быть вместе… - на последних словах ее голос опустился до шепота, видя изумленное равнодушие в ледяных голубых глазах.       - Слушай, Хейли… - Питер потер кончики пальцев, подбирая слова. – Ты же знаешь, что я из старой семьи? Из по-настоящему старой семьи, которая перебралась жить в Америку задолго до Мейфлауэра?       Дождавшись неуверенного кивка, он продолжил:       - Соответственно, как у любой старой семьи, у нас есть некоторые традиции, которые смотрятся очень странно в наши дни, но до сих пор соблюдаются.       - И какая же это традиция? – чуть заикаясь спросила Хейли.       - Я обручен, - как о чем-то само собой разумеющемся сказал Питер. – Будь моя пара старше, то ни о каком сексе с тобой и речи бы не было. Но ей сейчас всего одиннадцать, у меня полный багажник головоломок в подарок, так что еще пять лет я могу спать с кем захочу. Потом я буду ухаживать, как положено: кафе, кино, прогулки по парку под строгим взглядом отца-шерифа. А через семь лет я женюсь.       - Боже, но это же варварство! – возмущенно воскликнула девушка. – Это такой пережиток прошлого! И ты позволишь обращаться с собой, как с вещью, решать, с кем ты проведешь свою жизнь, другим?!       Но вся ее тирада пропала впустую, когда Хейл криво ухмыльнулся и оттолкнулся от крыши авто, собираясь закончить разговор и отправиться в долгий путь на каникулы домой.       - Если бы не хотел – ничего не было. Но даже сейчас, в свои одиннадцать, Стайлз куда интереснее, чем вы все в свои двадцать. Интереснее, умнее, хитрее и просто восхительнее. Поверь, я с нетерпением жду, когда пройдут эти семь лет. Конец.       - Мы собрались в этот день…       - А быстрее можно?!       - Молодой человек, куда вы так торопитесь? Насладитесь этим днем…       - В брачную постель! У меня отец шериф, вы что, думаете, он не удостоверился, что у меня не было секса до брака?! Что там дальше? Объявляю вас супругами??       - Если знает кто, что может препятствовать этому союзу…       - НИКОГО НЕТ!!!! Думаете, мы бы не позаботились?!?!       О вендиго позаботились три недели назад. О троице безумных омег – две недели. О запасах смазки неделю назад позаботился Питер, не поленившись съездить аж в Сан-Фрациско: ближе было нельзя, отец держал под контролем всю округу.       О телах тоже заботился он. Питеру нравился его будущий тесть, он его уважал, а еще не хотел расстраивать Стайлза, которому пришлось бы иметь дело с отцом. Поэтому за все оставшиеся годы службы шериф так ни разу и не наткнулся ни на одно подозрительное тело. А мысли и подозрения к делу не подошьешь.       - Властью, данной мне штатом Калифорния, объявляю вас супругами! Муж, можете поцеловать своего мужа.