Платье, корсет, чулки…

Нервно заламывая руки, Стайлз замер недалеко от огромной постели. Даже в темноте было видно, какими глазами он косится на нее. Но этого было мало. Мало, мало, мало… Жертва сама пришла в логово, и ее никто не собирался отпускать. Бесшумными шагами Питер прошел к одной стене, щелкнув выключателем, к тумбочке возле кровати и Стайлз оказался ровно на границе двух кругов теплого, неяркого света. - Платье и корсет, м? – Питер остановился за спиной Стайлза, задевая брюками кромки пышных юбок. Сейчас, когда Стайлз скинул каблуки, они снова оказались одного роста. Даже забавно. Обычно Хейл заполнял собой все пространство так, что все остальные на его фоне казались мелкими. А оно вон как. - Там молния тугая. И Флора сильно затянула корсет, - сейчас от ядовитого шоколада остался только намек. Теперь его заглушал запах нагретых безжалостным летним солнцем волос и кожи, выступившая соленая испарина над верхней губой и все тот же едва уловимый привкус синтетики. Не в силах сопротивляться соблазну, а еще не видя смысла утруждать себя этим сопротивлением, Хейл чуть подался вперед и вдохнул этот волшебный аромат, с удовольствием наблюдая, как от его движения и вдоха тонкие волоски на шее встали дыбом. Первым делом требовалось снять шарф. Нежная, прозрачная, невесомая ткань текла по рукам, цепляясь за невидимые шероховатости кожи, и ластилась, как живое существо. Смотав один оборот, Питер не выдержал. На белой коже вишневый шелк смотрелся настолько провокационно, что это оказалось выше его сил. Вместо того, чтобы позволить ткани скользнуть вниз, он перехватил оба конца и потянул. Сначала петля собралась плотной полосой. Затем, когда натяжение стало сильнее, она обхватила горло с судорожно дернувшимся кадыком. В тишине спальни послышался лишь далекий гул моторов разъезжавшихся машин и частое, затрудненное дыхание. Сжав концы ткани в добела сжатых кулаках, Хейл потянул еще сильнее, отчего Стайлз вытянулся струной, прогибая позвоночник и начал глотать воздух открытым ртом, судорожно стискивая подол платья. Наклонив голову, Питер шумно вдохнул воздух возле уха и позволил ткани стечь вниз, вновь немного отодвигаясь назад и давая им обоим пространство. Не желая совсем уж запугать Стайлза, Питер очень аккуратно, с трудом контролируя непроизвольно лезущие когти, потянул невидимый язычок вниз. Стоило бы и с шарфом обращаться аккуратнее, но он был не уверен, что не сотворит чего-то совсем уж … такого, если этот кусок ткани вновь окажется в его руках. Но хотя бы платье он убережет от повреждений для еще одного ужина. Поэтому, когда оно распахнулось, открывая графитово-серое обрамление настоящего сокровища, которое прятало, Питер лишь с намеком на когти повел руками по плечам, скидывая лямки платья и позволяя ему скользить вниз. Была бы сила – на колени можно поставить любого. Заставить встать самому – такое могла сделать только Талия. И еще двое. Теперь к ним добавился Стайлз. Позволяя шуршащим метрам ткани опутать свои руки, Питер встал на колени, опуская алое облако на пол. Опершись о его плечо чуть подрагивающей рукой, Стайлз вышагнул из него. Хейл честно намеревался аккуратно убрать платье подальше. Подальше от его когтей и неловкости Стайлза. Вместо этого смятый ком ткани был небрежно отброшен к стене. - Белье… - рыкнул Питер, когда его взгляду предстало то, что мелькнуло ранее. Не боксеры, не плавки. Что-то приглушенно-розовое, из легкомысленного шелка и с оторочкой из тончайшего кружева того же цвета, что корсет и пояс. Ткнувшись носом в колено, Питер поводил по прозрачной преграде носом, шумно, по-звериному, втягивая воздух. Поведя носом вверх, он скользнул мимо кружевного края, и замер, когда под его губами оказалась гладкая, горячая кожа. И вот тут он опять замер. Чуть отодвинувшись, Хейл посмотрел на полоску кожи между краем чулка и бельем, принюхался и с широкой ухмылкой поднял глаза. Ему наконец стало понятно, что за запах синтетики он чуял все это время. - Серьезно, Стайлз? - Что?! Ты знаешь, как мне надоело быть последним девственником Бикон-Хиллс?! – тут же возмутился заалевший мальчишка. Но упрямого взгляда при этом не отвел. – В конце концов, сколько можно? Нет, если тебя что не устраивает – не вопрос! Вернусь к девочкам, и пусть они мне обеспечат компанию на вечер… КАКОГО ЧЕРТА?? Потолок и пол стремительно поменялись местами, и неожиданно Стайлз обнаружил, что лежит на той самой постели, к которой его прижимает очень горячее, тяжелое тело, а его плечо держат зубы. Очень много зубов. Очень много очень острых зубов. И это самое тело еще и рычит, но так низко, что этот рык скорее отдается вибрацией в костях, чем слышен ушами. - Оу! Оу! Оу! – испуганно затараторил Стилински, упираясь ладонями в грудь и пытаясь сдвинуть с себя Хейла хоть на пару сантиметров. – Я с девочками немного перебрал, признаю, и это было очень горячо, правда, как ты меня на постель кинул, и я против зубов ничего не имею, правда-правда, только это пиздец, как стремно, когда они такие острые и в таком количестве, поэтому давай ты не будешь меня кусать, ладно, ты же блядь не альфа, я все равно не обернусь, зато ты меня чем-нибудь заразишь, и вместо горячей ночи я окажусь в больнице и буду долго и мучительно умирать от заражения крови и… И что смешного я сказал?! Все тело стало ватным от облегчения, когда челюсть, полная острых и до мокрых штанов жутких зубов разжалась, а место почти укуса лизнул очень горячий и шершавый язык. Прям как у кошки. Зато теперь этот говнюк над ним смеялся! - Заражение крови? Серьезно? Ты кем нас считаешь? Бродячими собаками, которым неведомо сакральное знание зубной щетки? – смех позволил если уж не взять себя в руки, что, как подозревал Хейл, сегодня будет невозможно в принципе, но хотя бы на несколько минут сбросить с себя дурман. Поэтому сейчас он вольготно устроился на длинных ногах Стайлза и невесомо водил кончиками пальцев по кружевной границе между шелком и кожей, позволяя себе то чувствовать нежную кожу, то соскальзывать на невидимую преграду. - Знаешь, в следующий раз, а он состоится очень, очень скоро, мы поедем за покупками вместе. И туда, где ты купил это чудесное платье, и мы обязательно наведаемся в то волшебное место, где продают такое белье. Но сейчас я должен облегчить твои страдания. - Какие страдания? – растеряно похлопал едва тронутыми тушью ресницами Стайлз. - Те, на которые ты жаловался Лидии внизу. Мы же не можем позволить, чтобы такая нежная кожа была повреждена? – с кривоватой улыбкой Питер провел уже ладонями по бедру и едва слышно щелкнул креплением пажа*. Не отрывая льдисто-голубого взгляда от покрасневшего лица, он завел ладони под бедро и щелкнул вторым креплением. Прекрасно слыша, как застучало сердечко и усилился густой, пряный запах, отстегнул чулок на второй ноге. Кривоватая улыбка застыла, как нарисованная, когда Питер, сдвинувшись в сторону, начал аккуратно спускать первый чулок с ноги. Страшное слово «эпиляция» стало реальностью, когда под руками заскользила нежная, теплая и идеально гладкая кожа. Снимая чулок со второй ноги, он уткнулся носом в лодыжку и с веселой обреченностью признался самому себе, что это мелкое сатанинское отродье всегда умело ломать его планы. Эта ночь, которую он планировал закончить тем же, но совершенно не так, ничем не отличалась от тех самых, порушенных планов. Что ж… ему же хуже. Не стоило так старательно сводить волка с ума. - Красная Шапочка, ну почему сказки ничему не учат непослушных мальчиков и девочек? – в комнате раздался негромкий, веселый смех. – Не ходите, девочки и мальчики, в темный в лес в полнолуние, а то встретите вы там Большого Злого Волка, который сдерет с вас мясо своими острыми зубами, сгрызет ваши сахарные косточки своими клыками, и не останется от вас памяти, кроме сказки… Заполошно дыша, Стайлз взвизгнул от неожиданности, когда нежное местечко возле колена кольнуло болью от укуса, который тут же начал наливаться синяком. Попытка отползти успехом не увенчалась: перехватив ноги под коленями, Питер дернул на его себя так, что Стайлз с еще одним коротким вскриком оказался лежащим с широко раздвинутыми бедрами. - Но сначала Злой Волк снимет с Красной Шапочки ее плащ – кто захочет жевать тряпку, когда под ней сочное, свежее мясо? – все с той же безуминкой в чересчур ярких глазах продолжил рассказывать свою версию сказки Хейл. – Потом он снимет с нее ее яркое, нарядное красное платье. После платья он снимет с нее ее красивые дорогие чулочки. На второй ноге заалел еще один укус, симметричный первому. - После чулочков Волк обязательно снимет с Красной Шапочки ее чудесное, потрясающее белье, которое добропорядочные мальчики и девочки не носят в темный лес. Дышащий через раз Стайлз огромными глазами проследил, как темные когти бережно перебрали кружево расстегнутого пояса и уронили его куда-то за край постели. На мгновение тени на стене приняли уродливую форму чудовища, склонившегося над жертвой, но потом опять расплылись. Изогнувшись, Питер уткнулся носом в гладкое горячее бедро и поводил по коже носом, шумно втягивая в себя воздух. - Совершенно неприличное белье, должен сказать, Красная Шапочка. Изысканное обрамление для главного блюда, - клыкасто улыбнувшись заворожено наблюдавшему за ним мальчишке, Хейл широко мазнул языком там, где по тончайшей ткани уже расплывалось влажное пятно. И с интересом глянул, как с мышиным писком Стайлз закатил глаза. С все той же клыкастой ухмылкой Хейл еще несколько раз провел языком по шелку, каждый раз в другом месте. Не желая заканчивать все раньше, чем сам присоединится к нему, он закончил свою пытку третьим укусом из того множества, которым собирался украсить эту нежную кожу к концу ночи. Которая будет очень долгой для одной Красной Шапочки. Оставив в покое этот несчастный кусок шелка, он текучим движением вытянулся на облаченном в корсет теле и прижал собой к постели. - Мне всегда было интересно… Как широко может открыться твой рот? И можно ли его в принципе чем-то заткнуть? - опершись на локти, Хейл с интересом заглянул в уже затянутые поволокой глаза. - Откуда мне знать? Никто же не проверял, - Питер честно не ожидал ответа, но, тем не менее, получил его. От поволоки тут же не осталось и следа, теперь в глазах напротив опять сияли волчье золото и насмешка. Целовался Стилински так же, как болтал: быстро, азартно, проглатывая слова и окончания. Стремясь получить все и сразу, будто куда-то опаздывая, и не желая упустить мгновения. Когда на языке расплылся медный привкус, Питер резко оторвался от распухших губ и уткнулся носом в ямочку под ухом. Так он не терял контроль над обращением вообще никогда и ни с одним партнером. Должно было быть стыдно из-за своей слабости, но стыда не было, было только тяжелое, неотвратимое понимание, накатывающее одиночной волной-убийцей*, что после этой ночи все его планы придется полностью менять, включая в них одно болтливое создание. Что ж, по крайней мере, уплаченная цена стоила полученного. Пользуясь моментом, Хейл украсил замысловатым узором из засосов и укусов одну сторону шеи, спускаясь к ключице и оставляя там очередную метку. Судя по вздохам, тихим, почти беззвучным стонам и все более яркому запаху, Стайлз не имел ничего против такой маркировки. На пару секунд оторвавшись от своего занятия, Питер поднял глаза, чтобы убедиться, что слух и нюх его не обманывают, но вернуться к своему занятию ему не дало поднятое колено, в которое он уперся грудью и прерывистая насмешка: - Ничего не забыл?.. - Например? Вместо ответа Стайлз повел руками, захватывая себя, постель и самого Питера. Наверное, уже можно было..? Поэтому Хейл выпрямился и манерно повел плечами, позволяя своему уже небезупречному пиджаку упасть сначала на локти, а затем и за край постели. Наверное, если бы он медленно, одну за другой расстегнул пуговицы на безбожно измятой сорочке, выглядело бы куда красивее. Но постоянно лезущие когти и подрагивающие пальцы могли смазать всю картинку, поэтому после двух расстегнутых пуговиц сорочка была просто снята через голову, а выдранные с мясом запонки дробно простучали по полу. Самым острым моментом всегда оставались обувь и носки, но тут уже ничего поделать было нельзя, кроме как с максимальным достоинством и скоростью избавиться от них. Зато можно было потом вернуть градус, снимая последние детали гардероба: брюки и белье. Оставшись в одном белье, Питер едва смог сдержать скулеж, когда Стайлз гибко перетек на колени и повернулся к нему спиной. В свои семнадцать и несколько случайных поцелуев мальчишка мог дать фору самым опытным куртизанкам, сводя с ума так, что становилось плевать на все и всех. Мотнув головой в попытке стряхнуть с глаз алую муть, Питер расчетливо глянул на шнуровку корсета. Потом на свои руки. С тихим, почти беззвучным шелестом под бритвенно-острым когтем распалась первая линия шнуровки. Вторая. На третьей коготь тронул кожу, отчего по плечам и рукам разбежались крупные мурашки. Четвертая и пятая линия украсились тонкими царапинами. Прижав костяшку пальца к позвоночнику, Питер пропустил коготь под еще затянутыми лентами и повел его вниз, с интересом наблюдая, как напрягаются сухие мышцы и выгибается спина под этим прикосновением. Когда раковина корсета распалась, оставляя на виду белую кожу, исчерченную красными следами, Стайлз судорожно вздохнул. Замерев на секунду и с шумом втянув в себя запах, Хейл неожиданно клыкасто улыбнулся и без всяких усилий убрал когти. С силой проведя ладонями по коже от плеч до края белья, он нежно, с легким нажимом, провел человеческими ногтями вдоль впадины позвоночника. Наградой ему послужил долгий, несдержанный стон истинного наслаждения. Прищурив в усмешке глаза, Питер взялся за дело всерьез: плечи, лопатки, позвоночник, то место в середине спины, куда не достаешь сам, ниже, ребра, бока, поясница. Сверху вниз, потом то же самое, но снизу вверх. Длинные движения, короткие энергичные, расходясь в стороны, сходясь в одной точке. Под этими движениями напряженное до того тело плавилось, как пластилин возле огня, принимая ту форму, что придавали ему умелые руки. Аккуратно опустив расслабленного, как после оргазма Стайлза на постель, Питер скользнул к прикроватной тумбе и вытащил из нее едва начатый тюбик смазки, заодно избавившись от белья. Безвольно раскинувшийся на постели и чуть слышно ноющий от сенсорной перегрузки Стайлз даже не дернулся, когда Питер оставил его полностью обнаженным. Начал он реагировать только тогда, когда укусы и поцелуи начали смещаться от шеи и плеч к пояснице, а потом и подтянутому заду. Но когда нечеловечески шершавый язык лизнул копчик, а широкие ладони развели две упругие половинки в стороны и нежного места коснулось горячее дыхание, запах возбуждения стал стремительно забиваться удивлением, смущением, паникой и испугом. Вместо того, чтобы еще больше расслабиться, Стайлз весь сжался, и буквально окаменел под руками. Обуздав себя, Питер не отказал себе в порыве укусить складку возле бедра, одним движением скользнул вверх и вытянулся поверх худощавого тела. - Однажды, когда ты распробуешь, что такое секс, и потеряешь всякий стыд и разум, я попробую тебя везде. Сегодня тот редкий случай, когда будет так, как хочешь ты. Скромно и без фантазии. Вместо ответа Стайлз завозился под тяжелым телом и перевернулся на спину. Все еще полыхая щеками, ушами и даже шеей, он, не открывая глаз, потянулся за поцелуем. Мысленно напомнив себе, что при всей своей потрясающей наглости, уме и беспардонности Стайлз – семнадцатилетний девственник, Питер вернулся к нежности. Которая настолько поразила Стайлза, что тот даже распахнул удивленные глаза. Добавив еще парочку засосов для симметрии на шее, Питер лизнул сосок и получил совсем не тут реакцию, которую ожидал. Мальчишка под ним завозился и зафыркал от смеха. Удивленно подняв глаза, Хейл для проверки еще раз провел языком по комку плоти и пару раз царапнул его ногтем. На этот раз раздался смех. - Щекотно! – уперевшись в плечо ладонью, Стайлз попытался отодвинуть Питера, но легче было бы сдвинуть с места гору. Перехватив запястье, Питер прижался к нежной коже поцелуем с намеком на клыки, отчего смех как отрезало, а пульс под губами зачастил барабанной дробью. Глядя прямо в почерневшие глаза, он широко улыбнулся, позволяя белоснежным клыкам блеснуть в теплом свете, и аккуратно прикусил тонкую кожу, нажимая до тех пор, пока на языке не появился намек на привкус крови. Широко лизнув багровые метки, Питер опять прикусил кожу, только теперь на локте, отчего у Стайлза закатились глаза и на выдохе вырвался просящий скулеж. Питеру безумно хотелось посмеяться над собой, ситуацией и его глупейшей ошибкой в прошлом, но еще больше ему не хотелось применять силу. А это непременно случится, если он не удержит язык за зубами: это демоническое отродье наверняка решит проявить характер, его собственная выдержка и так висящая на волоске откажет ему окончательно, и все закончится все тем же сексом, но с куда большими кровью и насилием. Поэтому вместо ехидного комментария Питер обратил внимание на неожиданно обнаруженные слабые места и принялся лишать мальчишку остатков разума. Оставив россыпь ярких меток на мягкой коже живота, Питер исподлобья глянул вверх. В ответ на него посмотрели полные ожидания и испуга янтарные глаза. Не отводя взгляда, Питер еще ниже наклонил голову и выдохнул горячий воздух на давно уже блестящую смазкой головку. Дернув уголком рта на поджавшийся живот, Хейл опустил глаза, позволив Стайлзу упасть на подушки, и оглядел то, что сейчас требовало его полного и безраздельного внимания. Член у Стайлза был соразмерный ему. Не слишком толстый, не тонкий, аккуратный, обрезанный, и вообще – похожий на карамель. Этой мысли очень помогало то, что Стайлз не солгал: эпиляцию ему действительно сделали ВЕЗДЕ. Поэтому сейчас Питер не спеша, растягивая свое удовольствие, игрался. Мог плавно буквально натянуться на член до самого горла, сделать несколько глотательных движений и так же медленно выпустить изо рта с мокрым пошлым звуком. Или подразнить кончиком горячего, шершавого языка проведя по всей длине, но при этом скорее еще больше раздувая пламя, чем гася его. В этой сладкой муке Стайлз даже не заметил сначала один смазанный палец в своей заднице, а потом и второй. Этот проклятый щенок не лгал, когда говорил, что сегодня твердо решил расстаться с невинностью. С Питером или без него – не важно: Стайлз был растянутый и влажный, готовый принять в себя что-то крупнее двух пальцев. Возможно, будь это другой вечер, другое настроение, другие обстоятельства (другой партнер!), и все было бы куда дольше, красивее и техничнее. Но Зверь в крови пел свою песню, зудел под кожей, стремясь наконец-то запустить клыки в того, кто так долго дразнил его, кого желал еще с тех времен, когда в темном лесу нос поймал тонкую струйку чарующего аромата. Зверь не понимал, почему человек тянет, чего ждет, если его Пара вот она, под ним, мягкая, горячая, почти покорившаяся и готовая к случке. Это было просто – подтянуть к себе пару подушек и перевернуть на них животом расслабленного мальчишку. Когда тот от неожиданности дернулся и попытался что-то вякнуть, Питер из последних сил попросил: - Стайлз, не сейчас… Потом будет все, как ты хочешь, но сейчас помолчи. Иначе я сорвусь и хорошо будет только мне. В отличие от Стайлза Питер был взрослым, полностью сформировавшимся мужчиной. В школьных душевых после спорта ему никогда не было стыдно за себя, до пожара – он даже гордился собой. Но по сравнению со Стайлзом… Питер был крупнее. Только упершиеся в бока кончики когтей помешали Стайлзу дернуться, когда крупная головка протиснулась сквозь узкое кольцо мышц. Тяжело навалившись всем телом на покрытую испариной спину, Питер незаметно для себя начал утробно рокотать, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не натянуть на себя Стайлза одним рывком. Оставив одну руку на боку, второй Хейл уперся возле головы Стилински и наклонился к розовому уху. - А теперь скажи сы-ы-ы-ыр… - Чт…о-о-о-о… - от неожиданности Стайлз расслабился и сделал выдох, чем и воспользовался Питер, втискиваясь в узкое тело до самых яиц. Только тяжесть придавившего сверху тела не дала Стайлзу передумать насчет секса. Замерев под Хейлом распластанной лягушкой, он попытался двинуться, но добился только того, что его загривок прихватили совсем не человеческие зубы. Опять замерев, Стайлз тихонько заскулил, когда горячее, как печка тело сверху чуть сдвинулось, а клыки на загривке сжались еще сильнее, грозя пустить кровь. Держать в клыках беззащитную шею было потрясающе, но хотелось большего. Предупреждающе стиснув напоследок клыки, Питер разжал челюсти, поднялся на колени и сделал первый толчок. Стайлз был горячим и узким, готовым и желающим. А еще у этого адреналинового наркомана напрочь отсутствовал страх. Нет, он боялся, но только в первые минуты, когда верх над разумом брал глубинный инстинкт самосохранения. Стоило только понять, что его вот конкретно сейчас не убивают, и на смену страху приходили адреналин и возбуждение. Поэтому, как только первая боль прошла, и осталось только чувство переполненности, он начал суетливо дергаться, пытаясь получить все и сразу. Чуть меняя угол, Питер уже на третьем толчке поймал ту волшебную точку, от трения которой Стайлз завыл не хуже молодого волчонка. Вот только, хватило его всего на несколько минут. Долгое предвкушение, затянутая прелюдия и несколько прикосновений к простате свое черное дело сделали: с долгим протяжным стоном Стайлз сжался и кончил. Что-то такое предполагавший, а потому – совсем не расстроенный Питер воспользовался моментом и передвинул обмякшее тело в чуть более удобную для себя позу, шире раздвигая и вздергивая выше подтянутый зад. Проведя носом по ложбинке позвоночника и шумно втягивая в себя пряный запах, Хейл с легким шлепком опустил широкие ладони на половинки упругого зада. Оттянув их в стороны, мужчина медленно качнулся назад, зачарованно наблюдая, как тонкая кожа натягивается на его блестящем от смазки члене, будто пытаясь не выпустить, а потом с готовностью пропускает его назад в горячее тело. С каждым движением он выскальзывал чуть дальше, и входил чуть сильнее. Это зрелище настолько захватило его внимание, что он сначала даже не понял, что за посторонний ритмичный звук раздается в спальне. Вопреки всем мыслям и представлениям, Стайлз оказался не болтуном. Зато очень вокальным. На коротких, жестких толчках он только шипел и быстро, резко выдыхал. На глубоких и медленных – протяжно низко стонал и даже находил дыхание, чтобы задушено шептать «Еще, еще…». Если вбиваться в него чуть снизу вверх так, чтобы яйца звонко шлепали – он практически выл на одной ноте. Если придавить собой, и просто мелко дергать бедрами, практически не выходя из него, и одновременно рассыпать по плечам жалящие укусы, то Стайлз начинал жалобно и моляще поскуливать. Увлеченный этой симфонией звуков, Хейл не уловил тот момент, когда Стайлз беспорядочно задергался под ним, и сжался на члене тисками, почти конвульсивно подергиваясь, буквально вытягивая оргазм из Питера. Лежать на Стайлзе хоть и хотелось, но было не слишком удобно – стройный с виду, он оказался довольно костистым. Поэтому пришлось со стоном скатиться с него, вытягивая из полубессознательного тела еще один звук – на этот раз раздраженное шипение, когда из нежного, натруженного отверстия вытащили полужесткий член, а следом потянулась струйка спермы. Одним глазом глянув в сторону ванной комнаты, Питер прикинул свои возможности дойти до нее, вернуться, привести в порядок все еще пребывающего в отключке Стайлза… В итоге он пожертвовал свой рубашкой, которая первая попалась под шарящую возле постели руку. Обтерев сначала себя, он вытер Стайлза сначала со спины, а потом перекатил тяжелое, безвольное тело поближе к себе и подальше от мокрого пятна на постели. Закончив приводить в порядок все еще не подающего никаких признаков разумной жизни мальчишку, Питер подтянул его к себе и устроил маленькой ложкой, укрывая обоих одеялом. Он был доволен. А еще спокоен. Удивительное чувство, которое он не ведал уже очень давно, еще до пожара. Он практически провалился в сон, когда замедлившееся сердцебиение набрало скорость. - КрипиВолк, ты что, был без резинки?! Какого черта? А если я от тебя наберусь чего такого? - Господи, Стайлз… Мы оборотни! Ну что ты от нас набраться можешь? – страдальчески закатил глаза Хейл, благо, Стайлз этого не видел. В ответ на это Стилински очень многозначительно промолчал. Настолько многозначительно, что у Питера моментально появились дурные предчувствия. - Слушай, волки же относятся к семейству псовых, а вы волчьи оборотни, то есть технически тоже относитесь к псовым. Я у Скотти спрашивать не стал, у Эллисон как-то не догадался, поэтому… У вас узел есть?! Чуть не подавившись собственной слюной, Питер закрыл глаза. А потом наклонился и прошептал в самое ухо: - Ну вот и попробуй выяснить это на практике.