Молчание — золото

— Мистер Мартин! Мистер Мартин!.. — если тот и не поторопился ответить что-либо на столь отчаянный крик, то лишь потому, что был поражен до безмолвия: ведь это Гарриет Смит звала его так громко и торопилась к нему со всех ног, так что он не успел догадаться сделать ни шагу навстречу, так и встал как вкопанный. — Мистер Мартин! Я хотела поговорить с вами, — отдуваясь, Гарриет оперлась ладонями в колени, и это тоже было поразительно — ведь уважающая себя девушка не будет так мчаться за мужчиной, а у Гарриет в этом смысле были самые лучшие учителя. — Я слышала обо всех ваших невзгодах!.. Эмма все рассказала мне! Здесь Роберт Мартин тщетно попытался вспомнить, какие именно невзгоды преследовали его в последнее время — конечно, за исключением отказа Гарриет, — но ему на ум пришло лишь несколько голов неожиданно полегшего скота. Однако едва ли можно было предположить, что Гарриет и, в особенности, Эмму могли волновать такие тонкости фермерства. — Она сказала мне, вы могли умереть, — пожалуй, следовало немедленно объясниться и развеять это странное заблуждение, но Роберт вдруг обнаружил своя язык плотно прижатым к небу. Возможно, он и в самом деле был чем-то болен. — Мой бедный мистер Мартин! Вы так мучились от тоски, что тяжело заболели! Но почему же вы ничего не сообщили мне? Ах, не отвечайте, я все понимаю! Тот, в свою очередь, по-прежнему ничего не понимал, однако чуткий внутренний голос настойчиво просил его не вмешиваться и не прерывать этого таинственного монолога. — Я понимаю, — с чувством продолжала Гарриетт, — что вы не хотели обращаться ко мне после моего жестокого отказа… Я знаю, что виновата перед вами, но Эмма открыла мне глаза. Уже не в первый раз прозвучало имя Эммы, и у Роберта не осталось сомнений в том, что именно мисс Вудхаус была замешана в загадочном объяснении Гарриетт, которое он был настроен выслушать до самого конца. — Знаю, вы, может быть, не способны простить меня так легко, однако известие о вашей болезни… позволило мне осознать, как вы дороги мне, — Роберт Мартин однако же ощущал себя совершенно здоровым, не считая того, что к нему по-прежнему не вернулся дар речи. Гарриет поднесла ладонь к его лбу. — У вас больше нет жара! — воскликнула она. — Что ж, это прекрасно! Значит, вы идете на поправку, — однако тот был вполне уверен, что вот-вот жар, напротив, мог начаться у него, вызванный столь близким присутствием Гарриет и ее нежными прикосновениями. — Вы позволите мне наведаться к вам этим вечером и хотя бы отчасти попытаться искупить свою вину? На этот раз Роберту пришлось как следует постараться и совладать со своей шеей. В конце концов он все-таки сумел кивнуть и даже, кажется, улыбнуться. Он вдруг понял, что не собирался разбивать эту странную иллюзию и признаваться в том, что не испытывал никаких физических недомоганий во время разрыва с Гарриет. В конце концов, ведь так он может показаться ей бесчувственным, недостаточно беспокоившимся об их отношениях? Нет уж, он не станет об этом распространяться — но только ради Гарриет, только ради нее, вот так.