///
Блаженное неведение Сону одновременно и радует Чонсона и раздражает; он чувствует себя оголённым проводом, искрящимся от каждого касания. Не помогает и то, что в последнее время этих касаний становится будто бы больше. Они с Сону постоянно оказываются на соседних креслах в автобусе или минивэне, часто остаются вдвоём в гостиной и, несмотря на то, что есть ещё четыре свободных кресла, Сону выбирает сидеть именно на подлокотнике, залезая Чонсону чуть ли не на коленки, складывать на него свои ноги и пихаться острыми локтями. Сону заводит привычку таскать вещи из гардероба Джея, а потом просто вешать их обратно, не постирав, а ещё постоянно валяться на его кровати по вечерам и смотреть дорамы на телефоне, объясняя это тем, что у него наверху слишком яркий свет, и вообще ему там не нравится. Видит бог, Чонсон не самый сильный человек на Земле, и как бы он ни старался, вести себя как раньше не получается, и он всё чаще ловит себя на том, что может по несколько минут молчаливо пялиться на губы Сону, которые тот вечно красит розовыми тинтами и блесками. — Хён, сделай так, — Сону выпячивает губы уточкой, поворачивая голову в сторону Джея, и когда тот, умирая внутри, но героически сохраняя лицо, послушно делает так же, он достаёт из кармана куртки свою гигиеничку и неаккуратно мажет ей Джею по губам, — а то у тебя совсем сухие, нужно хорошенько увлажнять. Довольный своей работой Сону улыбается, жмурясь, и, как ни в чём не бывало, утыкается обратно в телефон, а Джею кажется, что земля разверзается прямо под ним, когда он инстинктивно облизывается и чувствует фруктовую сладость на языке.///
После разговора с Чонвоном не становится легче, потому что разговором это, на самом-то деле, можно назвать с натяжкой. Джей, обычно готовый обсуждать любые трудности и переживания, в том числе и свои собственные, вдруг чувствует себя каким-то беспомощным ребёнком, не умеющим говорить. Он хочет объясниться, но может только смотреть в пол и поджимать губы, выдавливая сухие «прости» и «я понимаю». Он действительно понимает. Понимает переживания Чонвона, за него, за всех них, и понимает, что тот правда хочет ему помочь, но ничего не может с собой поделать. Джей никогда не боялся показаться уязвимым, никогда не боялся открыться, но сейчас... внутри него происходит что-то странное, такое, что он пока что не смог открыть даже самому себе. Чонвон не пытает его, даже особо не задаёт вопросов, но одним взглядом словно выворачивает душу наизнанку и разбирает по ниточкам, а напоследок уже смотрит даже как-то сочувствующе. Чонсону уже кажется, что с этим вполне можно научиться жить. Кажется. Тянущее чувство под рёбрами становится его верным спутником, но он правда справляется, как, например, сейчас. Сону — в вытащенной втихую из ящика Джея пижамной футболке —уже даже не стесняется щеголять в чужих вещах. Джей старается не думать о том, как завтра, скорее всего, найдёт эту же футболку как ни в чём не бывало сложенной в шкафу. И о том, как потом, в очередной раз думая о том, что он слабый и жалкий, натянет её на себя. — Что мне делать, если погода испортится? У меня нет куртки с капюшоном, я возьму твою, хён, — Сону уже даже не спрашивает, его интонация более чем утвердительная, — ту, чёрную на молнии, она мне нравится, кстати, — Джей молча собирает рюкзак, пока Сону сидит на его кровати, поджав под себя ноги, и продолжает щебетать о мириадах вещей в секунду, рассуждая то о предстоящей поездке, то о прошедшей вокальной практике. На все выходные запланированы выездные съёмки шоу, поэтому вечер посвящён сборам вещей. Половина мемберов ушли в магазин докупить что-то в дорогу в последний момент, а те, кто кроме них остался дома, засели в гостиной за новой серией дорамы, оставив сборы на утро, поэтому в спальне только Чонсон с Сону. Последний над чем-то заливисто смеётся, а Чонсон, если честно, уже давно не слушает, о чём тот вообще говорит. Смех у Сону звонкий и заразительный, обычно никого не оставляет равнодушным, даже если смеяться не над чем, но Чонсон даже не улыбается, только поднимает глаза и смотрит в упор. Его захлёстывает какая-то необъяснимая волна чувств и эмоций. Сону, совсем как эта самая волна, накрывает его с головой и проникает в каждую клеточку его тела; Сону так много, он буквально везде, и его так хочется заткнуть наконец, но ещё сильнее хочется поцеловать. — Сону-я, — Джей тяжело сглатывает. — Хён? — Сону вопросительно вскидывает брови и чуть выпячивает губы, становясь похожим на маленького любопытного зверька, — хён, чего смотришь так? Я сказал, что... — он не успевает даже закончить фразу, когда ладони Чонсона находят его щёки. У Джея внутри самый настоящий ураган и цунами, такой хаос, какого, кажется, ещё никогда в жизни не было. Он не знает, что вдруг на него находит, но его сердце стучит до того быстро, что пульс в висках почти оглушает. Какой-то импульс заставляет его сделать это; быстро и уверенно, за секунду, он становится на кровати на колени, и так же быстро подаётся вперёд. Кончиками пальцев он чувствует, какая у Сону мягкая кожа, видит, как дрожат его ресницы, когда он непонимающе моргает, а потом Чонсон своими губами запечатывает удивлённо приоткрытые чужие. Поцелуй, на самом деле, и не похож на поцелуй вовсе: лёгкое касание губ, длящееся не дольше пары секунд, но этого хватает для того, чтобы щёки Сону запылали румянцем, а дыхание сбилось; он вскакивает на ноги, ошарашено смотря на Чонсона, закрывает руками горящие щёки, разворачивается на пятках и вылетает из спальни так быстро, что Чонсон даже не успевает ничего сказать. У Джея внутри полный штиль и пустота, такая тёмная и звенящая, какой, кажется, ещё никогда в жизни не было. Он бездумно трогает пальцами свои губы и смотрит в одну точку. Он двигается будто на автопилоте, ещё не совсем отдавая отчёт своим действиям. Законы физики, оказывается, работали всегда; пустоту невозможно привести к равновесию. Сону не показывается никому на глаза до позднего вечера, Сонхун говорит, что видел его в машине их менеджера, а Джей весь ужин сидит, опустив голову, но всё равно затылком чувствует всезнающий и проницательный взгляд Чонвона. Он не выдерживает и, быстро сполоснув за собой тарелки, первым уходит в спальню. Чонсону казалось, что всё должно было встать на свои места. Казалось, что стоит ему сделать шаг, как он найдёт ответы на свои вопросы, только вот он не учёл, что Сону — не научная аксиома, не константа, которую можно даже не считать в уравнении, Сону — такой же как он, живой человек со своими чувствами, сомнениями и страхами. Он вовсе не константа, потому что всё это время, на самом деле, Сону был самой главной неизвестной, а Джей решал совсем не те уравнения. Уже в спальне Чонсон плюхается на кровать и затыкает уши наушниками, но даже не включает музыку. Он утыкается лицом в подушку и крепко жмурится, ему кажется, что его начинает подташнивать, а голова нестерпимо кружится. События прошедшего дня проигрываются перед глазами какой-то бешеной каруселью, и он не замечает, как проваливается в тревожный и беспокойный сон. Джей просыпается от того, как ему тепло. Тепло окружает его со всех сторон, и он несколько секунд не может понять, что вообще происходит. Его сонный мозг начинает понемногу приходить в себя, и тогда он наконец осознаёт, что почти прижат к стенке, поперёк живота его обнимает чужая рука, а спину обжигает дыхание. Джей осторожно откидывает край одеяла, которым он оказывается накрыт, и смотрит через плечо, стараясь не шевелиться. Взлохмаченная светлая макушка Сону — первое, что он видит перед собой. Младший крепко прижимается к нему во сне, дышит куда-то в район лопаток и пальцами комкает его футболку. Джею кажется, что у него внутри всё переворачивается, и в одно мгновение вспыхивает сверхновая. Он легонько касается кончиками пальцев тыльной стороны чужой ладони, гладит по костяшкам, чуть поднимается к выпирающей косточке на запястье. Сону только жмётся ближе и вздыхает во сне, а Джей берёт его за руку и переплетает их пальцы, всё ещё боясь, что это всего лишь сон, и с утра он проснётся один в холодной постели. Он боится и того, что будет, если вдруг это окажется не сном, боится, что неправильно толкует и неправильно понимает то, что хочет ему сказать Сону. Но одно... одно Джей понимает. Для того, чтобы что-то узнать, иногда достаточно бывает просто спросить; это понимание приходит так ясно, будто бы всегда было непреложной истиной, словно теорема, которой наконец удалось подобрать доказательство. И это доказательство всё это время было так близко, прямо перед глазами. Чонсон почти не двигается, чтобы не потревожить Сону. Он закрывает глаза и подносит к губам их переплетённые пальцы; у него внутри всё ещё так странно: пусто, но в то же время очень полно. Его переполняет что-то такое странное и неизведанное, Чонсон пока не может подобрать этому название. Он пока что не очень понимает, что с этим делать, и как об этом правильно говорить. Но он смотрит на ладонь Сону в своей, чувствует тепло его дыхания даже через ткань футболки, и думает, надеется, что они обязательно дадут названия всему, что чувствуют, вместе. Джей засыпает, убаюканный чужим размеренным дыханием, и этой ночью ему снятся звёздные россыпи, большой взрыв и рождения вселенных.