Двойная игра

— Я жирный… — с отчаянием в глазах подвел итог Салли, натягивая задранную футболку обратно на живот и надевая сверху куртку с эмблемой ROR, которую снял, прежде чем критически осмотреть свое отражение в зеркале. Отвратительно пузатое отражение в отнюдь не кривом зеркале. Откуда-то из-за спины Джеймса послышался ядовитый смешок, и Салливан, видя, что в зеркале отражается только он сам на фоне кабинок и стены, резко обернулся, уже догадавшись о личности невидимки. Лучше бы вместо него оказался какой-нибудь вампир с аналогичными оптическими свойствами, но менее острым и язвительным языком. Рэндалл материализовался и подошел к соседней раковине, открыл кран и принялся замывать пятно от черничного варенья, которым испачкал его рубашку Майк. Во время ланча тот размахивал руками, как заправская ветряная мельница своими крыльями, притом держа в одной из них пирог, начинка из которого потекла при первом же нажатии и в итоге оказалась на Боггсе. Салливан оторвал завистливый взгляд от стройного Рэндалла, расстегнувшего рубашку и демонстрировавшего идеальный, на его взгляд, пресс, и, молча покинув уборную, направился обратно в кабинет. Боггс, все это время краем глаза наблюдающий в зеркале за Салливаном, алчно пожирающим его взглядом, лишь насмешливо усмехнулся. С того случая Джеймс не находил себе места. Везде ему чудился смеющийся взгляд Рэндалла, любое его появление на горизонте приводило к капитуляции «гордости университета» еще до начала возможных боевых действий, а во сне Салливан проводил пальцами по роскошному поджарому торсу ящера и целовал его губы. Джеймс не понимал, что с ним творится: он проводил в тренажерном зале больше времени, чем на лекциях, он почти перестал есть. Каждый скинутый килограмм, каждая черта все рельефнее обозначающихся мускулов заставляли голубые глаза монстра гореть торжеством. Вскоре он увидел то, что повлияло еще сильнее, чем мимолетный обмен взглядами. Вернувшись в кабинет после окончания всех занятий за забытой дурацкой кепкой с идиотской эмблемой несуразнейшего коллектива, в котором Джеймс теперь состоял, он обнаружил, что помещение не заперто, и, распахнув дверь, шагнул внутрь. Увиденное заставило его замереть и широко распахнуть глаза. Рэндалл, вцепившись тонкими пальцами в плечи качка Уортингтона, прижимающего его к стене и терзающего его губы, вдохновенно отвечал на поцелуй, ерзая от нетерпения по меловой доске. Джон скользил огромными ладонями под рубашкой Боггса, той самой, в которой Салли его тогда видел, вызывая у того дрожь. Когда Уортингтон разорвал поцелуй и принялся расстегивать ремень Рэндалла, обнявшего его за шею, взгляды Боггса и Салливана, застывшего каменным изваянием, встретились. Ящер, не отрывая взгляда от Джеймса и продолжая обнимать Уортингтона, слишком увлеченного процессом, чтобы заметить незваного «гостя», прошипел «Джонни, продолжай», наблюдая за тем, как губы Салли искривляются в гримасе отвращения. Джеймсу понадобилось все его самообладание, чтобы тихо прикрыть дверь и на ватных ногах вернуться в дом, предоставленный их новой компанией Салли и Майку, исключенным с любимого факультета. Все произошедшее за период помешательства Салливана: отчисление, переезд, участие в игре, дающей возможность вернуться на факультет мечты, — стало далеким и абсолютно не важным. Джеймс думал только о том, что Рэндалл отдал предпочтение Уортингтону, куда более близкому к идеалу, отпрыску знатной семьи, которому нечем похвастаться, кроме громкой фамилии и устрашающей внешности; хотя будут ли бояться жирного монстра — это еще вопрос. О том, что кепка так и осталась лежать в кабинете, Салли даже не вспомнил, как и не задумался, совпадением ли было то, что Рэндалл, нетерпеливо отдающийся страстно ласкающему его Джону, выбрал местом обжиманий кабинет вовсе не своего факультета. С тех пор Салливана охватила одержимость, своего рода навязчивая идея, хотя он и не показывал виду, что что-то происходит. Он все так же тренировался под руководством Майка в компании своих бестолковых приятелей, снова начал есть и перестал терять лицо при виде Рэндалла — лишь смотрел на него пронзительно, давая себе обещание ему отомстить. В день финального испытания Джеймс не нервничал. Он был спокоен, когда Боггс изъявил желание стать его соперником. Без какого-либо волнения он с честью справился с испытанием и подкрутил настройки механизма, давая возможность Майку победить. Он абсолютно невозмутимо вжал в стену дома Боггса, вышедшего из двери напротив. Тот даже не сопротивлялся, лишь невольно сменил цвет одежды на нежно-розовый, тем самым выдав себя с головой. — Я просто хочу сказать, что ты мне больше не нужен, — тихо и уверенно произнес Джеймс, с ликованием чувствуя, как Боггс в панике сжимает свои тонкие пальцы на его талии, теперь уже идеальной. — Можешь позволять трахать себя кому угодно, мне плевать. Игра, которую ты затеял, закончилась, и проиграл в ней ты, Рэндалл. Салливан отпустил побледневшего ящера и направился купаться в лучах славы и подбадривать Вазовского, столь давно смотрящего на нового друга с обожанием. Боггс же попытается убедить себя, что подставивший его окрас был вызван падением на ковер, имеющий такой же цвет, вслух пообещает больше не проигрывать Салливану, подразумевая куда большее, чем обет, данный после обидного проигрыша в университетской игре. Однако он так и не сумеет понять, когда этот упрямый, волевой и мстительный монстр раскрыл его двойную игру. Окончательно Рэндалла добьет увиденная через некоторое время сцена разговора заинтересованно улыбающегося Уортингтона, предлагающего Салливану вернуться в ROR, и гордый отказ торжествующего Джеймса. Свидетельством окончательного проигрыша Рэндалла, запутавшегося в интригах, станет подсмотренный поцелуй Салли и Майка — уведенного у Боггса бывшего друга. Что и говорить, признаваться в своих чувствах прямо — всегда более выигрышный путь, нежели плести интриги и лицемерить в расчете на ревность.