И жили они

      У Джинн в голосе улыбка.       Она попрощалась, любезно напомнила: «Обращайся, в случае чего», — хоть и знала, что Дилюк не обратится. Наверняка радовалась, что больше не придётся его упрямство и толстолобость под боком терпеть, но всё равно по-дружески тосковала. Дилюк, пожалуй, тоже, только времени подумать об этом не было.       Он отложил телефон, откинулся на спинку кресла и запрокинул голову. По потолку неяркие ленты светодиодов змеились — Кэйа настоял. С его подачи вообще много что в жизни изменилось, Дилюк давно потерял счёт. Пока понять пытался, хорошо это или плохо, в ванной комнате появилась вторая зубная щётка, в шкафу — сменная одежда, а в холодильнике прописались бутылки пива. Привычным стал утренний бардак, сборы на работу второпях и такие же быстрые нелепые поцелуи на пороге, или минет в машине на парковке, или петтинг на рабочем столе прямо в ворохе важных бумаг.       События так стремительно развивались, что паника не поспевала. Дилюк посмеивался, наблюдая за собой со стороны, но тормозить даже не пытался.              —…посадил её на такси и сразу к тебе рванул, — Кэйа одну за другой вытаскивал из пакета жестяные банки и коробки с готовой едой, расставлял их на столе в только ему понятном порядке. С хитрецой поглядывал на Дилюка одним лишь левым глазом и болтовню улыбочками перемежал. — Тебе стоит присмотреться к ней получше.       — Ну, — Дилюк рассеянно пожал плечами, — до тех пор, пока она хорошо выполняет свои обязанности, остальное меня не волнует.       Роль управляющего в баре «Доля ангела» Кэйе на удивление шла. Обманчиво приветливый и располагающий, он с кем угодно мог контакт наладить. Дилюк поначалу сомневался, стоит ли на бывшего официанта столько забот взваливать, но Кэйа влился в тяжёлые трудовые будни с поразительной лёгкостью. Напускная инфантильность пленила окружающих, только Дилюк давно уже понял, что личины тот меняет так же стремительно, как шоты текилы в себя опрокидывает.       И почти не пьянеет, подлец!       С его же подачи и Розария появилась. Внешне вызывающая, скупая на слова, она оказалось жуть как хороша за барной стойкой, а иной раз очарованных гостей за шиворот было не оттащить. Лишь раз она позволила себе проявить настойчивость и даже повысить голос — когда оклад и премиальные обсуждала с Дилюком.       — Извини, что оставил вас сегодня.       Кэйа расплылся в кошачьей улыбке, обошёл стол и Дилюку на колени скользнул:       — Мы взрослые, мы со всем справились. Как с поставщиками прошло?       — Сторговались, — выдохнул Дилюк, за поясницу его приобнял и уткнулся носом в вырез белоснежной рубашки. — Но меня не устраивает, буду искать новых… Погоди, это что?       Он вытянул из-за пояса его штанов капрон и в удивлении поднял взгляд.       — Решил предаться ностальгии. Разве ты не колготками соблазнился в нашу первую встречу? — Кэйа прищурился, придвинулся плотнее и поёрзал. — Кстати, под штанами ничего кроме них нет. Можешь порвать, если хочешь.              Ещё утром он был уверен, что день кончится паршиво. Злой и взмыленный после рабочего разбора полётов, он угрюмо доест остатки холодной курицы, допьёт сок из тетрапака и заберётся с ногами под одеяло. Не будет сил даже пролистать ленту новостей и пожелать Кэйе спокойной ночи. Кэйе, который без лишних слов взвалил на себя часть его забот и молчал, даже когда тяжело было. О том, чтоб съехаться, речи никогда не шло. Несмелые и нерешительные в таких вопросах, оба понимали: пока рано.       Но сейчас, раскладывая Кэйю на столе, стягивая с его тощей потной задницы узкие кожаные штаны и ногтями раздирая глянцевый капрон, Дилюк был согласен на всё.       — Эй-эй, помедленнее, — Кэйа нервно посмеивался, — давай хотя бы еду отодвинем, за неё деньги запла… А-ах!       Скажи кто Дилюку, что он будет с удовольствием в рот брать — не поверил бы. Но вот берёт, как сам Кэйа учил (откуда только знал?) — расслабляя горло и дыша носом, и вполне доволен собой. Кэйа по-свойски ноги ему на плечи закидывает, глаз не закрывает — смотрит в упор, и Дилюк отвечает тем же. Повязку Кэйа носит, потому что «выглядит, как пират, и это сексуально», но для Дилюка это грустное, уничижительное напоминание о вине, пусть и косвенной.       Поэтому, выпуская член изо рта и сжимая кулаком одной руки у основания, второй он тянется к его лицу.       Правый глаз давно как здоров, но радужка чуть светлее («О, ты знал, что цвет может меняться вследствие стресса?»), и Кэйа выглядит ещё экзотичнее и невероятнее. Смуглокожий, длинноволосый, иногда он казался чем-то поистине невозможным, но его эфемерность пропадает, когда он целует грубую ладонь Дилюка, лижет его длинные пальцы и один за другим обхватывает губами.       — Пожалуй, ты прав, — кивает Дилюк и за бёдра подтягивает его к краю стола. — За второсортную китайскую еду из забегаловки заплачены деньги, да и убираться потом не хочется.       Кэйа смеётся, по-паучьи обхватывает его конечностями.       — Завтра выходной, — мурлычет он на ухо, пока Дилюк шлёпает с ним на руках в сторону гостиной; гладит по покрасневшей шее, целует в скулы. — Можешь не торопиться.       — Не могу.       Терпеливость и невозмутимое выражение лица всегда были для Дилюка визитной карточкой. Но Кэйа пошатнул его устои до самого основания, и, кажется, в планах было выстроить на дымящихся остовах новую крепость.       Дилюк не против.