If you're crazy too

Чанбин, должно быть, сошел с ума, но ему до дрожи в коленках нравится то, что он видит перед собой прямо сейчас. Его ноги слабеют с каждой секундой, но Феликс пятью минутами ранее мягко приказал смотреть, поэтому он послушно стоит и жадным, голодным взглядом ловит все, что происходит на их кровати. А там мнется под чужими телами, выбивается из-под матраса и собирается в складки мягкая свежая простынь. Феликс ворочается на ней, как уж, сжимает в кулаках ткань и елозит пятками, раздвигая ноги шире. Там, на их кровати, на их пастельно-розовой простыни над Феликсом нависает его, чанбинов, лучший друг. Уен вжимается бедрами в чужие и целует глубоко, влажно и демонстративно — для Чанбина. Сплетает их с Феликсом языки, оттягивает зубами пухлые губы и плавно толкается, потираясь сквозь ткань тесных джинсов и выбивая из младшего гортанные стоны, разносящие жгучие волны по окаменевшему телу Чанбина. Зрелище перерастает в настоящую пытку, потому что Феликс поворачивается к нему лицом, откидывая голову и подставляясь под Уеновы губы. Его веки подрагивают, а взгляд, лихорадочно блестящий и дымчатый, направлен прямо на него. Он смотрит одновременно хищно и ласково, его губы растягиваются в мягкую улыбку, а после распахиваются в беззвучном стоне — Уен лижет шею от основания до пульсирующей жилки, накрывает ладонью, почти такой же маленькой, как у самого Феликса, член. Чанбин успевает заметить крохотное влажное пятно на светлой ткани джинсов младшего и почти рычит от осознания, насколько его мальчику сейчас хорошо. Отрываясь от шеи Феликса, Уен кидает на Чанбина долгий, внимательный взгляд, в котором читается явный вопрос. Уен просит разрешения, и Чанбин, не сомневаясь ни секунды, дает его, кивая. Феликс благодарно улыбается ему, прежде чем отвернуться и проследить за руками Уена, медленно стягивающими джинсы вместе с бельем. Чанбин коротко облизывает сухие губы и до боли закусывает нижнюю, когда видит член Феликса с блестящей от смазки головкой, когда тот дергается, стоит Уену перейти поцелуями на внутреннюю сторону крепких бедер. Чанбин думает, что вместе они смотрятся просто восхитительно, что они невероятно гармонично сливаются воедино там, где Феликс всегда был только его. Ревность не колет грудную клетку, его не беспокоит раздражение, негодование или злость. Его тело, разум и сумасшедше бьющееся сердце не выказывают ни доли протеста. Все совершенно иначе. Чанбин никак не мог ожидать от себя подобного, но сейчас он бы отдал все, чтобы это не прекращалось. Сейчас он бы отдал все и даже больше, чтобы присоединиться, окунуться в эту колбу с бурной реакцией, дабы довести ее до колоссального, разрушительного взрыва. Феликс, будто читая мысли, вновь обращает свой взор в его сторону. — Хен, — его голос хриплый и особенно глубокий, Чанбин непроизвольно перестает дышать, когда слышит его. — Подойди к нам. Ноги совершенно не слушаются, но Чанбин нетерпеливо переставляет их, подходя к кровати. Уен оставляет последний поцелуй на животе Феликса и поднимается, придерживая младшего под коленками. Они встречаются взглядами вновь, и Чанбин почти физически ощущает сгустившийся вокруг них раскаленный воздух. Дыхание тяжелеет, в паху — определенно тоже, и острое желание вдруг простреливает все тело. Уена, как и Феликса, хочется до боли, до ярких искр перед глазами. Его хочется всего и без остатка неотрывно от Феликса — наверное, Чанбин становится немного жадным. В Уене он будто видит отражение собственных алчных желаний, потому что взгляд у него красноречивее слов, которыми они обменивались до и которые сейчас совершенно ни к чему. Феликс резко тянет Чанбина ближе за ремень, ухмыляется, видя его состояние, и почти невесомо проводит пальцами по ширинке. — Мне нравится видеть, что ты этим наслаждаешься, — мурлычет Феликс, помогая себе второй рукой и расправляясь с ремнем, чтобы затем проворно расстегнуть замок и пуговицу на джинсах. — Если бы взглядом можно было раздевать, вы оба уже стояли бы нагими. Они с Уеном синхронно хмыкают, а после чанбинов член оказывается в маленькой ладошке Феликса. Чанбин шипит, когда младший делает легкое движение — на сухую ощущения малоприятные, и хитрый Феликс прекрасно об этом знает. — Уен, — тянет игриво Феликс, — поможешь нам с этим? Уен сглатывает, и Чанбин готов поспорить на что угодно — от предвкушения. Он выглядит нетерпеливым и жаждущим, когда сползает с кровати и падает перед ним на колени. Чанбин ловит его короткий взгляд, замечает, как сверкают глаза, и видит будто в замедленной съемке, как блестящие от слюны губы размыкаются перед головкой его члена. — Блять, — выдыхает Чанбин, когда рот Уена принимает его, и это настолько хорошо и неожиданно уместно, что кажется, будто они делают это не в первый раз. Будто это не язык его лучшего друга сейчас так старательно обводит каждый сантиметр ствола, будто это не его руки вцепились в бедра для удобства. Словно это не он поскуливает, ускоряясь и очаровательно заламывая брови. Феликс наблюдает за этим жадно и внимательно, медленно водит рукой по собственному члену и выглядит чертовски удовлетворенным только от этого. — Иди ко мне, Феликс, — впервые за вечер просит Чанбин, и в его голосе сквозит больше приказного тона, чем он планировал. Но видя, в каком восхищении вспыхивают глаза младшего, он понимает, что тому это крайне нравится. Феликс встает на кровать коленями и кладет одну руку на голову Уена, вплетая в волосы пальцы, а другой за шею тянет на себя Чанбина и целует, сразу бесцеремонно врываясь языком. Чанбин хватается за его талию и сжимает, а вторую руку кладет поверх феликсовой, и они задают Уену темп. Чанбин, наверное, сошел с ума, но он кончает в рот лучшего друга, его стон тонет в поцелуе с Феликсом, и это селится в теле приятным, незнакомым отголоском. Он мягко собирает попавшую на губы Уена сперму большим пальцем и вытирает его об уже испорченную простынь, чтобы после поднять младшего с колен и подарить ему благодарный поцелуй. Губы у Уена тоньше и грубее, чем у Феликса, и он определенно точно никогда не представлял себе, каково это — целовать Чона, но это оказывается неожиданно приятно и карамельно-тягуче, сладко и так, что отрываться не хочется вовсе. Но Феликс мягко тянет их обоих на кровать, поэтому они разрывают поцелуй, следуя за ним. Они избавляются от оставшейся одежды синхронно, а после Чанбин оказывается меж ног Феликса, пока тот откидывается на грудь Уена, прижимающегося к нему сзади. Чанбин улыбается глупой мысли о том, что они похожи на бутерброд, а потом становится вовсе не до смеха — Феликс раздвигает ноги шире, и теперь отчетливо видно, как член Уена медленно погружается в растянутый вход. Зубы Уена — на шее, а руки придерживают за талию, и кожа под кончиками пальцев точно покроется мелкими синяками. Феликс откидывает голову на чужое плечо и рвано дышит, его ноги подрагивают, а руки цепляются за плечи Со. Чанбин, наверное, сошел с ума, но вид того, как его парня трахает лучший друг, вызывает лишь немое восхищение, завораживает и доводит до исступления. Он тянется к Уену снова и целует, сжимая шею сзади, а другой рукой накрывает член Феликса и двигается, периодически сбиваясь с уенового ритма толчков. — Б-блять, хен, быстрее, — скулящая просьба срывается с искусанных губ, и неясно, к кому конкретно обращается младший. Чанбин с Уеном переглядываются, чтобы после ускориться синхронно. Чанбин коротко целует Уена, прежде чем спуститься губами по шее к груди. Феликс непрерывно двигается, поэтому поцелуи получаются скользящими, а влажные дорожки от языка — неровными. Чанбин с упоением ловит сумасшедший сердечный ритм и цепляет зубами сосок. Феликс коротко вскрикивает, зарываясь пальцами в его волосы и прижимая к груди крепче. — Какой ненасытный, — шепчет Чанбин, кусая и втягивая золотистую кожу, оставляя на ней насыщенные багровые пятнышки. Он поднимает взгляд и с упоением наблюдает, как уенов язык скользит по уху Феликса, как он цепляет зубами хрящ, а после резко опускается к шее и впивается в нее, рыча и подрагивая всем телом. — Вы потрясающие, — выдыхает Уен, замедляясь. Чанбин понимает, что он только что кончил в Феликса, и это жаркой волной разносится по всему организму. Уен протягивает руку и накрывает член Феликса чуть ниже чанбиновой ладони, подстраиваясь под его ритм и выцеловывая на шее младшего какие-то узоры. Через минуту с гортанным стоном кончает и Феликс, пачкая свой живот и их руки. Чанбин, наверное, сошел с ума, но этой ночью он пускает в их кровать третьего человека, и образовавшаяся теснота почему-то не кажется мешающей и неуютной. Они засыпают на смятой простыни, переплетая ноги в какой-то дикий узел, но Чанбину определенно нравится перед сном видеть столь непривычную картину. Ему определенно точно нравится то чувство комфорта, которое он испытывает, скользя медленно накрывающимся поволокой взглядом по обнаженным телам Феликса и Уена, по их трогательно сцепленным пальцам и умиротворенным лицам. Засыпая под их мирное сопение, Чанбин ловит себя на мысли, что он не видит причин, по которым они и дальше не могут быть втроем. Ведь их троих, подходящий друг другу, как кусочки маленького пазла, объединяет маленькая капля сумасшествия.