Осколки

— Блять, — громко и ёмко разнеслось по пустой квартире. Худая брюнетка в растянутой черной футболке расстроенно смотрела на осколки под своими голыми ногами. Немного раньше эти фарфоровые кусочки были изящной фигуркой кошки, которую притащила откуда-то Рената — кажется, нашла её на какой-то парижской барахолке. Земфира, пытаясь дотянуться за специями до верхней полки на кухне, случайно её смахнула. Вообще все эти вычурные вещи появлялись в минималистичной квартире певицы исключительно благодаря Ренате. Ещё с первого года их знакомства, когда женщины старательно прятали друг от друга истинные чувства и притворялись для самих себя, в первую очередь, исключительно соратниками и товарищами, блондинка часто появлялась на пороге её квартиры то с винтажной вазой, то со старинными часами, которые мешали ночью громким тиканьем даже молчаливым рыбкам, то с запыленными томами Достоевского. И — что удивительно — Земфиру эти вещи совсем не раздражали. Сначала с ними было легче поверить в то, что эта женщина действительно существует — существует в её, Земфириной, жизни. Потом же, когда реальность оказалась куда круче самых смелых фантазий певицы и Рената стала в квартире на Фрунзенской набережной такой же хозяйкой, все эти вещи напоминали о том, что любая их разлука скоро закончится — Литвинова вернётся от дочери/с очередных съёмок/церемоний/важных выходов в свет. Вернётся, непременно крикнет из коридора «Зе! Я дома!», а потом долго-долго будет обнимать на кухне, будто боясь, что Земфира сейчас внезапно исчезнет из собственной квартиры. Сейчас же, после очередной ссоры, которые в последнее время участились, разбитая фарфоровая кошка вдруг вызвала слёзы. «Надо же, — подумала певица, — не помню, когда последний раз плакала вообще. Литвинова, блять…». Сердце предательски сжалось. Захотелось услышать любимый голос и рука сама потянулась к телефону. Но. Дотянулась лишь до пачки сигарет. За окнами догорал день. Недоделанный салат без специй так и остался нетронутым. — Зе! Это самое… я дома. Слегка нетрезво покачиваясь, Рената, прошла по коридору, на ходу скидывая туфли на неудобных каблуках. Заглянув в спальню, увидела, что певица спит, сжавшись на краю кровати и обнимая подушку. Прислонилась к дверному проёму, с влюблённой и пьяной улыбкой наблюдая умиротворенную картину. Проведя вечер в компании подруг, осознала адрес, который назвала в такси, уже подъезжая к дому на набережной. Вспомнила о ссоре, но желание приехать и почувствовать такие родные руки, взгляды и любимый запах их дома было сильнее всех обид. Сейчас же стояла и совсем не жалела о том, что не развернула такси и всё-таки приехала сюда. Как будто мир сразу обрёл твердую почву, воздух стал чуть менее ощутимым, правда, но такая несвобода была куда пленительнее любых порывов. Спать совсем не хотелось. В голову вдруг пришла идея сюжета для очередной новеллы. Уверенно, хотя всё ещё покачиваясь, Рената направилась на кухню за кофе, стараясь не шуметь. — Бляяяять! — женщина вдруг вскрикнула, поднимая босую ногу, из которой начинала течь кровь. Дотянувшись до стены, включила свет. На полу прямо посреди кухни были разбросаны осколки. Блондинка легко узнала в них фарфоровую кошечку. Они купили её вместе с Ульяной, когда случайно забрели на старый маленький рынок в каком-то странном районе Парижа. Рената присела на кухонный стул, разглядывая порез на босой стопе. — Боже, Рената, что случилось? — в коридоре появилась обеспокоенная певица, — сейчас надо промыть. Осколок вытащила? Земфира кинулась к аптечке. — Сильно болит? Прости, я не думала, что ты придешь. Хотела убрать, но… — Зе… Глаза в глаза. Певица замерла на коленях перед Ренатой с баночкой перекиси, осторожно сжимая щиколотку блодинки. — Земфира, ты не обижаешься? Прости, я не хотела тогда тебя так ранить и… — Рената, давай не сейчас. Дай посмотрю, что с ногой. Литвинова улыбнулась, прижимая руку к губам: — Уже всё хорошо, совсем всё хорошо. Вот просто, когда ты прикасаешься. Внезапная нежность сменила обеспокоенность. Земфира почти неощутимо коснулась губами раненной стопы, уткнулась лбом в ноги Литвиновой, пряча глаза. — Зеее, ну что ты это самое… — Так, всё, Литвинова, а то сейчас разревусь. — Ай-ай, больно! — Рената слегка зажмурилась, от попадания перекиси на рану. Земфира нежно поцеловала щиколотку, улыбнувшись: — А так? — Слушай, а как она разбилась-то? Жалко так… — Вот этого я боялась большего всего. — Чего? — непонимающе хлопнула глазами. — А того, что ты же потом не успокоишься, пока я не найду тебе такой же раритет. Рената вдруг расхохоталась. Так, как она смеялась только в этих стенах, только с Земфирой. Часто — совершенно без повода, скорее от счастья. И всегда предельно искренне и заразительно. Вдруг замолчала, став резко серьезной. Коснулась холодными пальцами любимого лица на против. — Земфииира, поцелуй меня, — не сводя взгляда, приблизила лицо к губам напротив. — Подожди, сейчас заклею порез, — Земфира старалась не поддаваться на провокации и деловито закончила обрабатывать рану. — Всё, теперь можно! Длинный поцелуй. Тёплые руки. Осколки, так и неубранные с пола.