Антон тянет его футболку, скидывая на уродливый кафельный пол, и Арс совершенно точно будет потом гундеть по этому поводу и капать на мозги, чтобы больше такого не повторялось. Но его руки тоже не щадят чужую одежду, особенно когда дёргают ремень из шлёвок и пряжки, да так, что вылезают первые тонкие нити (просто это всегда один ремень, и несмотря на состав из кожи, даже она не в состоянии прослужить долго при постоянном похуистическом обращении). Они в туалете их университета, и это должно быть не очень удобно, но сейчас пара, а на парах, вроде как, выпускают редко, так что вот и вся причина, по которой Арс решил не терпеть до вечера. Они договорились встретиться в десять в комнате Антона, и Арсений не стал спорить и уточнять, почему появилась такая возможность, ведь ему конкретно похуй, куда съебалась подруга парня, главное — она сделала это, а значит они могли делать другое. Наличие пустой комнаты нужно было не столько, чтобы потрахаться, сколько для того, чтобы спокойно уснуть после всего сумасшествия, потому что оба оказывались тряпичными куклами и не хотели не то что уходить, а даже руку поднять, чтобы укрыться старым шерстяным одеялом. Просто Антон злился, когда их стебали, замечая уснувшими в обнимку, да и Арс был не в восторге. Они всего лишь уставали, чтобы расходиться, а сожители уже устраивали из их выгодной половой связи мексиканский сериал про нервирующие чувства. Но сегодня, когда была возможность прыгнуть в одну кровать и не вылезать из неё до завтра, Арсений неудачно возбудился после предпоследней пары — а это блядская середина дня — и ему срочно потребовался сеанс расслабления. А вообще-то, это вина Антона, ведь это его сняли с занятий на пять сраных дней из-за какой-то тупой конференции, в следствие чего Арс сутками ходил неудовлетворённый. Антон сам виноват, что отправил ебучее сообщение за несколько часов до назначенного времени. «Я взял первое место, но призовых конфет мне мало, так что дополнительно я возьму твою задницу :)». А, хочется напомнить, Арсений уже пятый день дрочил в душе с утра в одиночестве (да, утренний минет был вторым плюсом совместной ночи). Ну и нет повода удивляться, когда Антон с грамотой из кабинета зама попадает в туалет с презервативом, смазкой и дрожащим Арсением. Чего, блять, можно ещё было ожидать? И пока Арсений трясётся полностью голый, насаживаясь сразу на два тонких пальца, — не до конца, потому что кто-то слишком долго ебался бы со всеми своими кольцами — Антон с джинсами до колен лениво водит другой рукой по чужому покрасневшему члену. Арс честно зажимает губы зубами и убивает в горле всхлипы до последнего, пока из него не вышибают воздух одним резким толчком и не обхватывают поперёк талии, начиная рвано двигаться. Антон не любил монотонность, он предпочитал намеренно сбиваться с ритма и не столько из-за личного удовольствия, сколько из-за неожиданных оглушительных стонов выгибающего спину Арсения, потому что тот по-настоящему взвизгивал, когда после установленного темпа, Антон, без предупреждения и разрешения, вгонял член, меняя угол и скорость. Они делали это уже пять месяцев и выучили многое друг в друге. Например, Арсений молчит, выдыхая через нос, если ему не нравится, а Антон, в свою очередь, отвлекается, чаще начиная всячески поправлять свои волосы. Были недопонимания, но мальчики удивительно быстро смогли сложиться в одно целое, и, вероятно, причиной тому Арсений, слишком полюбивший член Антона внутри себя. Может быть, Арсений развращённый, и, может быть, он не имеет абсолютно ничего против. Пока его имеют лучше, чем просто «хорошо», разумеется. Арс ощущает влажное горячее дыхание на шее и как его всё ближе подводят к стене глубокие проникновения в доступное тело. Одна его нога на опущенном ободке кишащего бактериями унитаза, и это становится тяжёлым для обоих, поэтому Антон подхватывает чужую конечность и приподнимает чуть выше, чтобы войти как можно дальше. И где-то на периферии у Арса мелькает «противно», ведь он чувствует как касается коленом и, ну блять, головкой холодной общественной стены, но недовольство этим незамедлительно исчезает в ломающемся отчаянном голосе, потому что он не был с Антоном почти неделю и эта пытка в дохуллион раз хуже долгожданного секса в университетском туалете. Гораздо труднее, когда Антон беспрерывно задевает простату и нога, как единственная опора, подкашивается, поддаваясь захватывающей судороге. Арсений сильнее упирается мокрыми ладошками в стену и, постепенно теряя силы, теперь опускает на оранжевую плитку ещё и щёку, и это в корне не то, чего он хочет, но он пиздецки сильно хочет, чтобы Антон продолжал бесконтрольно вгонять в него член, не сдерживаясь и окончательно припечатывая грудью к вертикальной поверхности. Арс выдыхает, кажется, больше, чем может вдохнуть, и небольшая площадь рядом с его распахнутым ртом близка к запотеванию, а ещё пальцы на его талии стискивают кожу до побеления, пока их хозяин вбивается в юношеское тело. А ещё Арсений медленно, но уверенно сползает ниже. Оставаться в вертикальном положении всё сложнее, особенно по сравнению с их первыми подобными опытами в клубах. На самом деле Арс просто скучал… Скучал по тому, как Антон умеет трахаться. Может быть, Арсений жадный и голодный до секса с высоким парнем сзади него, и, может быть, он совсем не думает ничего менять. Стены пропитываются разочарованием, когда Антон выходит и опускает чужую ногу на пол, медленно разворачивая к себе. Арс хмурится, по его лицу можно подумать, только что парень собирается зарыдать — стало так пусто, и в животе горько, словно впрыснули яд. Антон приподнимает его, и Арсений привычно сцепляет ноги за худой спиной, руками хватаясь за острые плечи. Голова запрокидывается, Арс ударяется затылком и громко стонет, когда Антон неожиданно двигается, оказываясь в узких стеночках до основания. Он быстрый, неистовый, так же соскучившийся по уже изученному, но не надоевшему телу, целует линию челюсти и дёргающийся кадык, получает первые царапины от впившихся ногтей и захлёбывающиеся вскрики блаженного удовольствия.
— Блять, ты тяжёлый. — Нет, если по-честному. Антон в состоянии держать его вот так долго, он просто хочет послушать, как Арсений путается в словах и как его голосовые связки вибрируют.
— Зат-кнись, — Арсений правда пытается, но сложно одновременно и говорить, и дышать, и — что занимает наибольшую концентрацию — качать бёдрами навстречу. — Я с-слежу за собой.
— И ты не только о еде, да? — Антон слабо усмехается, проводя носом от ушка до шеи и обратно. — Я чувствую, какой ты гладкий. — Да, это правда, Арсений ненавидит лишние волосы, он бесится из-за них до трясучки. — Потому что кто-то раздвигал твои ноги, пока меня не было? — Это всё глупая провокация, Антон всего лишь любит говорить, он знает, что Арс ни с кем не был, что он вообще сейчас только с ним, потому что… Антон просто знает, и всё.
Арсений опускает голову, облизывая пересохшие губы, и слабо улыбается, ведь он любит подыгрывать.
— А это проблема? — Арс водит ладонями по плечам, смотря в зелёные хихикающие глаза. Антон ждёт, приоткрыв губы и значительно замедлившись. — Не нашёл никого, кто бы подставился тебе? — Ревности нет, но он старается хотя бы минимально придать её оттенок голосу.
— Они все не следят за собой. — Шепнул Антон, замечая секундную улыбку, что исчезла после новой порции нахальных грубых движений.
Арсений знает, это всего лишь шутливый короткий диалог, но почему-то всё равно чувствует переполняющие гордость и превосходство. Они ведь не вместе, они ни о чём не договаривались, ничего не обещали, и Антон мог, разумеется, быть с кем угодно и когда угодно, но он в любом случае вернулся чистым к Арсу. Это ничего не значит, они не пара, но если Арсений чувствует себя хорошо от факта, что кроме него Антон не хочет других, это только его дело.
Арсений думал быть тихим, — в конце концов, учебный процесс идёт, а они всё ещё в здании универа — но вместо этого от стен отскакивают и путаются его выкрикнутые нечленораздельные слова и откровенно-высокие стоны. И ему почти, честно, стыдно, когда он понимает, что его могут услышать. Ведь они, блять, в туалете рядом с аудиторией, и это, что называется, комната метр на метр. Это даже не отдельная кабинка, это второй крохотный туалет на четвёртом этаже, для девушек, чтоб его. Здесь даже переодеться будет проблематично, а они решили тут незаметно потрахаться, потому что Антон дебил, а до вечера — а точнее ночи — им даже не раком и даже не до Пекина. А стены тонкие, а преподаватели не глухие.
или почти оглохшие порнографическими стонами мальчиков Но всё это было быстро. Да никто, наверное, дольше и не планировал, смысла удерживать себя не было. Арс чаще всего первый из них, — и это ни разу не плохо — вот и сейчас, он, расслабленный до кончиков пальцев и растрепавшихся волос, позволял Антону толкаться в себя ещё немного, чтобы потом смотреть, как тот кончает, закрыв глаза и закусив губу, несколько долгих растянутых секунд. Таких же растянутых, как и Арсений.
Антон опускает Арса на ноги, проверяя, не упадёт ли тот, и только после этого они начинают собираться. Презерватив, как и салфетки, летит в мусорное ведро, и Антон может только усмехнуться, представляя удивлённое лицо технички, которая среди прокладок найдёт… То, что найдёт.
— Арс, ты же понимаешь, что эти пятнадцать минут не отменяют планов на ночь, да? — Антон решает уточнить, когда они уже готовы выходить. У Арсения только смешок срывается с губ, потому что Антон говорит до безобразия очевидные вещи, зная, что кто-кто, но точно не Арсений, не забудет и, уж тем более, не откажется от второго секса за день. А там как пойдёт. Обычно идёт хорошо, к слову.
— Конечно, придурок, нашёл, что спрашивать. — Антон хмыкает, потому что лучше других знает, насколько Арс может быть ненасытным и сколько раз может кончить, и уже собирается крутить замок и выходить, но… — Эй. — Мягко и тихо зовёт Арсений, притягивая к себе за шею.
И каким вообще тупицей надо быть, чтобы отказаться и уйти? А Антон, если нужно напомнить, взял первое место, и значит очень даже эрудированный молодой человек, так что, конечно, он подходит ближе, одной рукой обхватывая талию мальчика, губы которого ласково, без спешки и благодарно целуют. Антон втягивает его нижнюю искусанную губу, и Арсений с тихим гортанным урчанием подходит ближе и, поднимаясь на носочки, трётся обёрнутыми джинсой бёдрами, без намёка на пошлость и не из-за возбуждения, а просто потому что мило и приятно, просто так, всего лишь почувствовать, как ноги соприкасаются. Антон отрывается, чтобы ещё раз быстро чмокнуть, и тянет губы в ответ на радостную улыбку, ненадолго заглядывая в чистые голубые глаза с уже не дрожащими чёрными ресницами.
— До вечера. — Говорит Антон и, наконец, выходит из дамской комнаты. Арс только кивает и ещё минуту ждёт, окончательно собираясь с мыслями, а после идёт на третий этаж в свою аудиторию, ведь это только Антон освобождён, а у него ещё последняя пара.
Перед преподавателем он объясняется тем, что потерялся. И совсем неважно, что учится он тут третий год, а на первом курсе так вообще был одним из главных по всяким там мероприятиям и, выполняя организационную работу, не то что оббегал всё здание по несколько раз — чуть ли не в канализацию под землёй спустился. Но это ничего не значит.
***
Антон и Арсений учились на разных факультетах, но оба на третьем курсе, и чёрт знает, по чьей распрекрасной воле не были знакомы и никогда не сталкивались за предыдущие два учебных года. Первый раз они встретились на литературном сообществе, куда Антон пришёл, потому что с сентября всех студентов обязали быть занятыми в какой-то культурной университетской деятельности, а Арсений там оказался, потому что, являясь будущим экономистом, грезил актёрством, а ещё в школьном любительском театральном кружке ему объяснили, что в его голове должно быть много информации, ему необходимо много читать и углубляться в разные темы, такое, вроде как, поможет быстро вписываться в постановочные сцены. Да и просто чем больше он будет знать, тем обширнее сможет показать своего персонажа. Но суть в том, что это литературное собрание, о котором Арсений и в душе не ебал, что оно правда существует, подразумевало под собой не чтение и разбор произведений, а обычные спектакли. И вот это кажется более знакомым, просто кто-то, видимо, решил повыделываться перед министерством образования, мол, у нас такая разносторонняя студенческая жизнь, вы не представляете. Ну и в общем-то, требовалось всего лишь два раза за девять учебных месяцев сыграть на сцене актового зала постановку на любые известные шедевры. И так, каждый из входящих в литературное собрание студентов занимался своими обязанностями: Антон — скрипя зубы, Арсений — чаще с энтузиазмом. Но так случилось, что в один момент они просто пересеклись взглядами, всего на несколько секунд, стоя в разных концах кабинета, а потом и сцепились в лучших традициях за главную роль. И на самом деле Антон планировал максимум реквизит переставлять, не думая и носа совать на сцену, но Арсений был такой выёбистый, а Антону не нравились напыщенные выскочки-нарциссы, так что он решил показать голубоглазому недоразумению его место. И Антон очень старался, но ему предложили второй план. И ах если бы его оскорбило это, а не кривая бледная ухмылка. Впрочем, Антон и не настаивал.
Позже, после первого выступления, все актёры решили отметить свой звёздный дебют в баре с доступными ценами и не только ими. Тех, кто помогал с костюмами, музыкой и прочей дополнительной обязательной чепухой, конечно, позвали тоже. И, может быть, виноват коньяк, может, виновата текила, может ответственен тот, кто придумал эту хуету со спектаклями, но так получилось, что в ту же ночь Антон выбил из Арсения и спесивое самодовольство, как казалось тогда, и просьбы ни за что не прекращать и не останавливаться, придавливая его потное тело к пыльной стенке одной из туалетных кабинок. В конечном итоге Арсений, натягивая джинсы, сорванным голосом объяснил, что очень бы хотел связать жизнь с актёрством, но родители решили иначе. Он не соперничал, когда между ними выбирали, а просто играл роль, он бы согласился и на второй план, если бы выбрали Антона. Антон слабо улыбнулся, говоря «верю», и про себя отметил, что Арсений довольно милый мальчик. На утро никто это не упоминал и не зацикливался. Разве что Арс, когда, хромая, шёл до ванной.
Как потом одноразовый перепихон превратился в постоянный — не понятно. Сначала это случилось по дороге к общежитию. Они шли вместе после пар, разговаривали, а дальше Арсений помнит только руку ниже талии, как оказался на коленях за поворотом и «блять, ахуенно» отсосал Антону. Кожа была ужасная две недели, а всё из-за рваных джинсов. Его наградили пошлёпыванием по бедру и пятиминутным изнасилованием уставшего рта. Потом они были у кого-то в квартире, почти до конца истрачивая в ванной комнате чужой сорока пяти миллиграммовый тюбик крема для рук. Музыка шумела, как и льющаяся из душа вода, но вместе у них получалось перекрывать это своей затопляющей похотью. Потом Антону удалось закрыть их в аудитории и нагнуть Арса через преподавательскую кафедру. Он убедил Арсения не вытирать с тёмного дерева белые капли и выкинул презерватив в мусорное ведро под столом. Антон так не любил этого старого уёбка по праву. В отличии от стройных молочных бёдер, покрасневших от шлепков. Антон светился лампочкой, готовой взорваться и сгореть, когда отвечал про какой-то там
акт, смотря точно туда, где разложил Арсения. А ведь этот старый хрыч не такой уж и старый, если устроил позже разнос, да так ничего и не выяснил. Потом это было ещё много раз и в клубах, и в магазинах, и в кино, — и не стоит даже пытаться узнать, зачем они шатались где-то вместе, так просто совпадали звёзды, если нужно — но в основном в общажных комнатах, и соседи за тонкими стенами до чёртиков
завидовали были заёбаны теми, которые как раз-таки ебались в прямом смысле. Это прочно обосновалось в их жизнях — видеться минимум три-четыре раза в неделю и долго и глубоко контактировать. Очень неплохой секс стал стандартным. Они не обсуждали, кто они, они не ставили границ, они просто напросто отдавались друг другу без каких-либо обязательств, они не любили друг друга, но любили, когда соединялись вот прямо там и сплетали ноги, и им не надоедало ни через месяц, ни через два. Между ними словно был заключён договор «Если мне необходимо — я забираю тебя», и они соврут, если скажут, что хоть раз было плохо. Потому что вместе было круто. Жарко, сладко и очень-очень круто. Разумеется, они ещё общались, скидывали шутки в сообщениях, гуляли в общих компаниях, но знакомые знали, чем парни занимались, когда посреди перемены Арсений утаскивал Антона за руку с взволнованно скачущим голосом, прикрываясь срочным делом с проектом или сложной ситуацией с работой. Все видели эту ситуацию в его штанах. Но разве кто-то виноват, что им нравится вылизывать друг друга и расшатывать кровати? Верно, но им обоим всё равно похуй, если в итоге поджимаются пальцы на ногах.
***
Арс не стучит, прежде чем войти, им давно подобное не нужно, что-то вроде доверия (на самом деле ни один из них не бывает терпелив достаточно, чтобы ждать, когда откроют). Это, к слову, один из немногих сказочных общажных апартаментов, где живут только двое. Вообще-то, это комната для пар, и Арс не имеет и малейшего понятия, как Антон смог получить её со своей школьной подружкой будучи не в браке. Арсений также не знает, кого благодарить за то, что он удачно предпочитает ложиться под Антона, у которого только одна соседка, но Арсений
очень твёрдо благодарен. За одной из дверей слышно, как льётся вода, а значит Антон в ванной, а значит Арсений сердито вздыхает, бросая рюкзак на диванчик и направляясь к холодильнику. Он хочет проверить, есть ли там йогурт, которым он собирается перекусить завтра перед парами. Его так-то покупает Соня и всегда грозится как-нибудь подсыпать туда яду, если Арсений не перестанет воровать её продукты. На факт, что Антон потом сам расплачивается за всё это со своей хорошей знакомой, все дружно не обращают внимание. Просто небольшая плата за откляченную задницу. Йогурт на законном месте, и когда Арсений тянется за печенькой в вазочке, Антон показывается из-за двери в одном полотенце и тапочках-зайцах (их подарил Арсений со словами: «Мы половые партнёры три месяца, ура, пойдём в кровать». Может быть, Арс немножечко зависим, но это не доказано).
— Ты чего так рано? Половина только. — Спрашивает Антон, направляясь к мусорному ведру, чтобы выкинуть несколько скомканных салфеток.
— Ой, прекрати, мы не виделись пять дней. — Арс подходит к нему, останавливаясь за спиной. — Неужели ты не скучал? — Притворно возмущается парень, опираясь на стол позади. Антон поворачивается, беззлобно усмехаясь, и становится почти вплотную.
— Мы пересекались днём, если твоя озабоченная память забыла. — Он укладывает распаренные руки на талию и его шею тут же обвивают в ответ.
— Несколько минут
считается полноценной встречей? — Арсений хлопает ресничками, склоняя голову набок. — Стареешь?
— Пошёл ты. — Бросают ему с улыбкой.
— Конечно, прямо сейчас. — Арсений уверенно кивает и тянется вперёд.
Антон прижимает собой Арса к столу и поддерживает идею с поцелуем. Его руки гладят спину, пока кончик языка посасывают, уже сбито выдыхая и цепляясь ногтями на голые плечи.
— Ты чересчур нетерпеливый. — Антон отрывается, но не отходит. — Мне бы следовало тебе отказать, ещё и десяти нет.
— Ага, — Тупо кивает Арс, даже не вслушиваясь. — Сними. — Он опускает руку на полотенце, намереваясь сдёрнуть банную принадлежность, но его останавливают, захватывая пальцы в кулак.
— Неа, ты первый.
Антон потешается, и Арсений досадливо всхлипывает, хмурясь, словно ребёнку не дают игрушку.
— Ну, Антон. — Тянет Арсений и перемещает ладони на округлые ягодицы парня, чуть их сжимая, и притягивает его ближе.
— На тебе три пизды одежды, а на мне одно полотенце. — Антон массирует чужую шею, наблюдая, как Арс ведёт плечами и немного откидывает голову. — Кто из нас будет быстрее сверкать задом, если ты снимешь сейчас с меня последнее, прелесть?
— Ты же не из стеснительных.
— Будь пупсиком, иди в комнату, — Антон чмокает его в нос и снова в губы. — Мне нужно выключить свет в ванной.
— Разденешь меня? — Спрашивает Арс, отталкиваясь от стола и направляясь в комнату.
— Ну не одену же.
— А жаль, я видел красивое бельё. — Протягивает Арс, на ходу снимая кофту, надетую поверх футболки (всё-таки не май месяц), и Антон смеётся, щёлкая выключателем.
***
Это всё повторяется снова, оба сбились в счёте однообразных раздеваний: всегда жадных, ловких, суетливых. Ненавистное полотенце, наконец, летит на пол, и Арсений сразу оборачивает пальцы вокруг члена, принимаясь водить вверх и вниз. Он вздрагивает, когда в полной мере осознаёт, как изнывал по
этой тяжести в руке и по
другой в животе. Не новый матрас и простынь на нём принимают привычный вес двоих людей, так усердно пихающих языки друг другу в рты, будто мечтая дорваться до глотки. Арсений обожает эти губы, но больше он желает смазанные прохладные пальцы между ног. Тем не менее Антон, размеренно двигающийся на нём, соединяет их бёдра и наливающиеся кровью органы. Арсений вскидывает таз навстречу, сминая чужие ягодицы и оттягивая, когда головки соприкасаются. Ни один из его бывших такого с собой не позволял, но Антон удивителен тем, что не возражает, когда у Арсения просыпается острое желание в наглую полапать каждый участок его тела. И Арсений не сможет назвать самые любимые, но он может залипнуть на рёбра, бёдра и коленные чашечки. Они округлые и… И у Арсения нет фетиша на ноги.
но есть на Антона Мальчики не стараются задерживаться на прелюдии, в основном из-за того, что оба не выдерживают не полного контакта, и сейчас исключения не предвидится тоже — велико влияние продолжительного расставания. Арсений переключает внимание и зубы на ключицы, пока Антон тянется к тумбочке за всем необходимым. Первое время шею и часть груди они усыпали устрашающим количеством тёмных пурпурных и багряных меток, что вскоре переползли и на спину, из-за неконтролируемого количества эмоций, до которых они дорвались на трезвую голову. Со временем стало меньше, чаще всего только один-два следа прикуса в невменяемом состоянии эйфории, но сегодня у Арсения причина, и ещё он знает, о чём все подумают, когда увидят несколько алых засосов на шее Антона. Это не знак собственности, это просто как… Знак, что Антон первым делом кувыркался с ним в постели, а не переписывал пропущенные лекции.
— Давай, милый, на животик.
Антон приподнимается, давая возможность перевернуться. Арс сдавленно мычит, получая сразу два пальца, и пытается максимально расслабиться.
— Блять, аккуратнее.
— Прости, — Шепчет Антон, целуя в щеку и за ушком. — Ты сам торопился.
И да, правда, Арсений всегда поскорее хочет в себе что-то длиннее и толще пальцев, — что-то, как между ног у Антона — но это не значит, что он прекратит возмущаться из-за боли.
После тех прекрасных минут в туалете Арсений был спокойный, плавный и лёгкий, «светящийся изнутри», — как охарактеризовал один друг, но сейчас он снова напрягается, предвкушая, как его тело будут удерживать в неистовствующем состоянии минимум до середины ночи. И если оба не будут истощены до предела, то, может быть, продержатся до утра. Арсению нравится, когда они не закрывают глаз всю ночь, отключаясь под рассветную дымку, а потом он с трудом добирается до нужной аудитории и пишет, как первоклассник, потому что руки дрожат и не слушаются.
Арс запускает пальцы в не до конца высушенные волосы и, изворачиваясь, тянет за них на себя, отвлекая Антона от наблюдения за процессом растяжки новым поцелуем, и самостоятельно опускается на пальцы. Без колец, спасибо, Господи.
Если говорить о прошлых партнёрах, то Арсений не так уж часто дарил поцелуи и получал их, только при условии отношений. Не потому что это личное или он брезговал, ему просто было нужно, чтобы его хорошенько отымели, а на остальное время всегда можно найти. Но Антон отличился и здесь, потому что его губы — пухленькие и насыщенные цветом — хотелось не только на чувствительных местах, но и на лице, и на собственных пересыхающих губах. Поцелуи, по мнению Арсения, зачастую передают именно романтический подтекст, а его изначально не было в их сугубо плотских отношениях, тем не менее, это не мешало им начинать с поцелуев и ими же заканчивать. И после просто делать это, без причины, кусать, оттягивать плоть и сплетать языки. Разве что иногда, в пустых коридорах, это служило опознавательным знаком, что очень хочется, и немедленно. Ну и почему бы не постоять прижатым к стенке с заткнутым покрасневшими губами ртом.
Когда четыре пальца надоедают и даже немного злят, Арсений ворчит, что этого достаточно, и переворачивается. Он разводит ноги шире и запрокидывает голову в ожидании, но вместо упругой плоти снова чувствует лишь пальцы.
— Я же сказал, что… — Он смотрит чуть ли не оскорблённо и болезненно — потому что пальцев чертовски мало — хмурится, но его перебивают, не собираясь слушать капризы.
— Мне тут говорили, ты такой раздражённый ходил. — Шепчет Антон и проводит языком по нижней губе. — Пока я был занят конференцией.
Арсений вздыхает, громко сглатывая, потому что ну, сука, да, он был непривычно взвинченный все эти пять дней, огрызался, грубил и не желал ничего делать, и что с того? Его, ли, блять, косяк, что это его бросили на пять дней?
— Слишком много тестов. — Хрипло отзывается Арс, потому что не будет же он в самом деле подтверждать свою раздавливающую неудовлетворённость.
— Да? — Удивляется Антон, и Арс закрывает глаза, глубоко вдыхая, потому что ну и дураку ясно, что Антон всё понимает и снова издевается. — М-м, — Он склоняет голову и кусает мочку уха, проводя языком по хрящику. — А я подумал, тебе правой руки не хватило. Или левой? — Уточняет Антон без надобности, продолжая работать пальцами. Потому что понимает, как злит этим Арсения.
— Может ты уже заткнёшься нахуй и просто сделаешь то немногое, в чём хорош? — Его ногти впиваются в затылок, и он агрессивно пыхтит, чувствуя мучительную пустоту от растягивающих пальцев и как с ним играются. Но Антон улыбается.
— Не смог никого заманить своими глазками? Разочаровываешь. — Арсений молчит на провокацию, ведь оба знают, что мог. Действительно взмахнул бы ресницами и уже в следующий час был выебанным.
— Антон. — Арсений пытается говорить грозно, но всего лишь задыхается, ёрзая по простыне.
— Я могу назвать тебе минимум трёх парней, мечтающих отодрать тебя как последнюю дрянь. — Голос Антона скрежещет, а лицо становится серьёзным и раздражённым, словно ему не нравятся его же слова. Он опускается ниже, наваливаясь почти всем телом, выплёвывая слова в хватающие воздух губы. — И ты их сам знаешь, но по какой-то причине не полез им в штаны. — Антон закусывает измученную нижнюю губу. — А знаешь, почему? — Арсений тихо пищит. Он знает.
— Потому что ни с кем из них у тебя не получится кончить так сильно, как обычно со мной, да? — Он выворачивает запястье и разводит пальцы, задевая комочек внутри и заставляя Арсения взвыть. — Никто не трахнет тебя достаточно, чтобы ты не двигался потом, м? — Антон не меняет вопросительную интонацию, но это очередное утверждение. — Ни у кого нет подходящего тебе толстого члена, вроде моего? — Арсений шепчет ругательства, понимая, что возбуждается ещё сильнее. Он ненормально скучал.
— Только мой член, сладкий? — Антон выговаривает шёпотом, невесомо проскальзывая по его губам своими. — Только я и ты, и тогда тебе хватает?
И Арсений из вредности хочет сказать «нет», но вместо этого вылетает пронзительное «Ах», потому что Антон проникает до конца, ударяясь о него бёдрами, и замирает на несколько секунд, снова отстраняется, почти покидая тело, и снова толкается вперёд, повторяя так опять и опять под непрерывный искажающийся в исступлении голос, а после цепляется за тазовые косточки, беспорядочно натягивая на себя теряющегося в восторге Арса.
Антон не нежный, он предупреждал с самого начала, но тогда Арсений внимания не обратил, а после — только наслаждался грубостью, которую так давно искал, яркой, но не доходящей до неадекватности и бессмысленного — для него — БДСМа. Он не ожидал подобного от милого широко улыбающегося Антона (его рот действительно мог быть широким). Потому что тот круглосуточно шутил, игрался со своими побрякушками, его чёлка была пушистой, а его смех был самым громким и самым частым в компании. Он привлекал внимание нелепостью, напоминал розовую сахарную вату, от него невозможно было отвлечься, за ним хотелось наблюдать, хотя он не прилагал для этого усилий, а просто был собой. Даже когда он стонал, его голос оставался ясным, чистым и бархатным, мог быть глубоким, но не хриплым, и это несоответствие кружило Арсу голову. Арсений сравнивал его с зефиром, поджаренным на костре. Такой же тягучий, вкусный внутри, но с горелыми краями. Уникальный.
Арс вертится змеёй, раздирая светлую кожу на лопатках, и закидывает ноги на талию, подаваясь навстречу, принимая член глубже и глубже. Антон трётся о его язык своим и оттягивает чёрные густые волосы, забываясь в охватывающей его тесноте и жаре. Арсений по прежнему до больного узкий, как и в тот день в дрянном баре, сжимает так же туго, как когда объезжал его в первый раз, до сих пор шёлковый, раскалённый и бесподобно облегающий после всех их моментов близости. Антон очарован тем, что Арс позволяет делать с собой любое, доверяет и бесконечно желает его одного вот уже слишком дохуя долго, выбрасывая из головы всех остальных. Его голос срывается, он давится дикими стонами, и Антону без повода становится интересно, действительно ли он такой несравнимый и талантливый в постели, или Арсений слетал с катушек ещё с кем-то настолько же сильно.
— Всегда так кричишь с чем-то растягивающим внутри? — Антон замедляется, склоняясь ближе к вопящему о сплошном наслаждении лицу.
— Что? — Мямлит Арсений, с трудом моргая, и сглатывает, ощущая лишь сухость.
— Давай же, Арс, — Антон кладёт ладонь под затылок, удерживая голову парня на месте так, что они смотрят друг на друга, а один из них не мотает ей в разные стороны. — С таким опытом не научился быстро отвечать? — Арсений шумно выдыхает, начиная водить подушечками по красным полоскам на спине.
— Брось, малыш, ты же знаешь, что я только с тобой, двигайся. — Арсений, не задумываясь, лепечет ответ, вспоминая, что иногда Антону особенно нравится попиздеть излишне много, когда они заняты чем-то более важным, чем разговоры. Но Антон и вовсе прекращает двигаться, вынуждая Арса делать всю работу. Он знает, что тот не найдёт сил остановиться и на минуту.
— И как часто ты говорил это с раздвинутыми ногами? — Антон очерчивает большим пальцем верхнюю губу и оттягивает уголок рта вниз, наблюдая, как высовывается блестящий язык и медленно обводит почти всю длину, а после он шипит яростное «блять». — Сколько членов ты успел опробовать? Скольких принял? — Арсений хочет засмеяться, потому что первое, что выдаёт поплывший разум: «Вау, ревность?», но он только облизывается и улыбается, впрочем, улыбка быстро портится оскалом, когда головка попадает по простате.
— М-м, десять? — Выдыхает Арсений вопросом, словно задумываясь, безостановочно погружая в себя идеально твёрдый член. — Плюс-минус. Я взрослый мальчик.
— Но ты не был взрослым с самыми первыми, не так ли? Просто маленькая шлюшка любила быть оттраханной? — Арсений глухо хнычет, потому что, когда он качает бёдрами, Антон тоже толкается навстречу, резко набирая скорость. Он видит, как Арс втягивает живот, выдыхая со стоном.
— Я не… Брал денег. — Защищается Арсений и снова откидывает голову на подушку, закатывая глаза. Его чёлка мокрая и неприятно пристаёт ко лбу, но он не может сейчас её убрать.
— Но ты бы запросто насосал на айфон, верно?
Антон сам растворяется в словах и не может придумать ещё одно предложение, чтобы продолжить. Он опускает голову в шейный изгиб и, удерживаясь на локтях, срывается на несколько быстрых бессвязных рывков, выслушивая вскрики прямо в ухо. Ему кажется, это красиво.
— Арс, — Низко выстанывает Антон, потираясь щекой о щеку. — Я — один?
— С тобой всё по-другому. — Признаётся Арсений, с усилием смотря точно в зелёные глаза над ним, но закатывая их через секунду, ощущая как под кожей проходит порочный ток.
И это заводит круче адреналина, энергетика и тому подобной бесполезной херни. Обещание, что с ним больше звёзд, успокаивает. И у Арсения на самом деле было много до капелек пота на лбу старающихся мальчиков, но Антон лучше. Не только в размерах (но да, с этим он самый первый), в нём просто больше чего-то важного, чем в других.
Антон целует смазано и влажно, сплетаясь языком и задевая в порыве зубами, сминает ягодицы и ударяет, ощущая как кожа под пальцами горит, а в его рту тонут чужие всхлипы экстаза.
— Тебе хорошо? — Антон проводит губами по взмокшему виску.
— Тош. — Нуждающийся скулёж, и это «Тош» говорит о том, что Арсений рядом с пределом, но Антону необходим ответ.
— Хорошо? — Он рычит, и для Арса это значит, что Антон тоже близко. Они редко кончают вместе, но это всегда что-то особенное.
И если Антону нужна уверенность, Арс даст и её.
— Великолепно. — На грани слышимости убеждает Арсений, а после болезненно кривится, когда Антон резко выходит.
— Перевернись.
Арсений, почти разваленный на кусочки, пытается осмыслить сказанное и выполнить просьбу, но движется так неловко, отчего Антону приходится его подгонять, помогая руками на боках. Арс утыкается лицом в скомканную подушку и сбито дышит, словно в бреду ощущая, как Антон накрывает его со спины и снова заполняет собой убийственную пустоту. Он двигается развязно, вжимая горячее тело в кровать и вдавливая ладони в две ямочки внизу поясницы, на которые постоянно залипает и кончает в ванной, заставляя Арсения прогибаться.
Всё как и прежде, они липкие, приклеенные друг к другу, откровенно двигающиеся в унисон, знойные и молодые для одного раза за ночь, а Арсений подстраивающийся, гибкий, еле произносящий умоляющие «ещё» и «сильнее». Антон не нежный, но он либо вгрызается в кожу, оставляя след от прикуса, либо только целует, мягко прижимаясь губами. И сейчас он выбирает цепочку поцелуев на лопатках и позвоночнике, безжалостно втрахивая разрушенное тело в несчастную односпальную кровать. Арс выгибается всё сильнее, и спина хрустит так же громко, как Антон шлёпается бёдрами о его ягодицы. И, может быть, они оба чувствуют, что могут продолжать до последнего вздоха и им никто не нужен больше, и, может быть, они оставят бабочек в животе и искры в глазах как есть. Может быть, они никогда не хотят других.
Антон не понимал принцип золотой середины, такого словосочетания нет в его запасе, и Арсений всегда рассыпается, когда на пике Антон рычит и иногда хватает горло. Но сегодня он слишком скучает, и поэтому Арсений чувствует, как в промежуток между шеей и плечом Антон впивается зубами, заглушая собственный финальный стон, и продолжает произвольно вбиваться, находя опору чуть выше ягодиц. Арса бьёт дрожь, когда он освобождается от плена натирающей простыни, пачкая и её, и живот, и параллельно сжимая внутри себя ещё пульсирующий член.
Они лежат, будто подстреленные, минут двадцать и глубоко дышат. Шестерёнки в мозгу потихоньку начинают вертеться, а странные диалоги всё четче проявляются в мыслях. Арсению стоит спросить, к чему это было сказано и с чего вдруг, но… Горло болит, а лицо так удобно устроено на подушке. К тому же, Антон сам начинает.
— Арс, что если я знаю кафе с вкусным салатом?
Арсений бессознательно улыбается, по возможности хихикая. Антон видит, как он жмурится.
— Думаю, мне стоит его попробовать.
Никакого крепкого сна, они вылезут из постели к пяти утра, когда закинутые на плечи ноги начнут неметь, и только ради тёплого душа и йогурта.
***
В кафе они пробуют ещё мороженое, после Антон пробует быть нежным, а потом и узнает, как долго и много Арс умеет просить.
