Не сбежать

— Эй, просыпайся! Мне стало скучно. — Уйди... — Ну и куда же я уйду? Я с тобой был всегда. И всегда буду, не забывай об этом. — Я сказал уйди. — Ну же, столько лет прошло, а ты все понять не можешь, что даже если я сам захочу уйти, я этого не сделаю. — Уйди... Я тебя умоляю, уйди... Что мне сделать, чтобы ты свалил нахрен? — Ты играешь не по правилам! Сначала должны быть отрицание и гнев, а ты начинаешь сразу с торга! Ой, хуйню несёшь, давай по новой. — Сгинь, я же сказал! Немедленно! — Так, гнев. Уже лучше, но все равно не то. Я же объясняю, сначала отрицание, мол, «ты не настоящий, все это неправда, тебя нет», потом гнев, а потом... — Уйди!!! — Серёжа, я тут. Тяжёлая горячая рука осторожно легла на грудь. Разумовский разжал веки. Олег смотрел уверенно и спокойно, но далеко в зрачках запрятались волчий страх и тревога. — Я здесь, все хорошо. Не бойся, я здесь. Все в порядке. — Конечно в порядке, когда такой татарский красавец рядом. Будь у меня такой, даже я был бы в порядке. Серёжа рывком сел на кровать, колени поджал к груди, уши плотно закрыл руками, зажмурился, закачался назад-вперед. — Заткнись нахрен!!! Волков засуетился. «Успокоительные и вода. Секунд тридцать, не больше»— пронеслось в мыслях. Он резким движением схватил с прикроватной тумбы оранжевый пластиковый цилиндр, на ладонь высыпал четыре таблетки, другую руку положил на трясущееся плечо Разумовского. — Серёж, на меня посмотри. — Да, Серёж, посмотри, какой мачо тебе достался. Я в шоке, конечно, и как ты его урвал? — Заткнись! Заткнись сейчас же, замолчи! Немедленно замолчи, тварь! — Серёжа! — Олег немного потряс его за плечо, мысленно считая секунды. «Десять, одиннадцать, двенадцать...» — Ну же, Серый, приоткрой глазки, смотри, как Олежа о тебе заботится, водички налил, принёс, таблеточками тебя кормит, молодец какой! — Уйди!!! Уйди, уйди, уйди!!! — Ух, какой буйный! Что, я так сильно тебе не нравлюсь? — Серёжа, глаза открой! «Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять...» — Уходи сейчас же!!! — Слушай, орать хватит, а то как резаный. Только голос сорвёшь, а у тебя презентация завтра, и что скажешь? «Здравствуйте, я наорал на птичку, поэтому вы не услышите ничего, кроме моего хрипа»? «Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять...» — Замолчи-и-и-и!!! — Серёжа! В комнате раздался звон сильной пощёчины. Разумовский, наконец, открыл глаза. От страха подступили слёзы, соленая капля скатилась по горящей и краснеющей от удара щеке. — Прости, родной, не хотел так сильно, я испугался... Больно? — Волков силу удара не рассчитал, уж слишком громко и страшно заорал Серёжа. — Немножко... — хриплым голосом ответил. — Извини, — Олег виновато протянул Разумовскому таблетки, стакан воды с тумбы, и, немного придерживая Сергея за дрожащее плечо, помог запить успокоительные. — Сейчас полегче станет. Серёжа поморщился, отпил ещё немного, отдал стакан Волкову, и, тяжело дыша, рухнул обратно на кровать. Олег нагнулся к нему, нежно прикоснулся губами к горячей щеке, грубыми пальцами поглаживая растрёпанные шёлковые волосы. — Все в порядке, родной, я здесь. Разумовский повернулся на бок, отодвинулся немного назад, чтобы Волков мог лечь рядом с ним. Тому объяснять ничего не нужно — лёг напротив Серёжи, убрал с бледного лица рыжую прядь, обнял бережно и крепко. Сергей прижался ближе, утыкаясь носом в сильную грудь. — Олеж, я так не могу больше... — прошептал тихо. — Мне страшно, я не могу, не могу... — Я знаю, я знаю. Не бойся, скоро легче станет, скоро все закончится, обещаю, — Волков понимал, что легче не станет. Не закончится. Точно не скоро. Но этими словами пытался не Разумовского успокоить, а самого себя убедить, что каким-нибудь чудом эта птица все же уйдёт, и больше никогда не вернётся. — Олеж, я не могу, я устал... Я очень сильно устал, я не выдерживаю... — Серёжа задергался ещё сильнее, по щекам покатились слёзы. — Я больше не могу так, я устал, я не хочу больше... Голос срывался, дрожал, тихие всхлипывания больно резали Олега по живому. — Я знаю. Знаю, но мы справимся. Слышишь? «Если не справимся, я себе этого никогда не прощу». — Олег, я не могу, правда... Ты же военный, у тебя оружие есть, застрели меня, умоляю... Пожалуйста... Или дай я сам себя пристрелю, только пистолет мне дай... — Серёжа рыдал все сильнее с каждой секундой. — Тебе же лучше, ты со мной мучиться не будешь, будешь спать спокойно, пожалуйста... Ты слышишь? Пристрели меня, прошу... Я не могу больше, слышишь? У Олега от этих слов раз за разом что-то внутри разбивалось, настолько больно было это слышать, что он готов был дико, громко, по-волчьи на Луну выть, за то, что та, много лет назад, ещё в детском доме, видела, как к маленькому Серёже первый раз прикоснулась вороными крыльями птица, и по сей день его отпускать не хочет. — Я тебе говорил — я буду спокойно спать только со знанием, что с тобой все хорошо, — Олег с усилием проглотил подкативший к горлу болезненный ком. — Я тебя люблю, я тебя не оставлю. Обещаю. Слышишь? Серёжа бешено закивал, ещё ближе прижался, будто испугался, что сейчас его одного оставят, руками пытался за Волкова ухватиться. Тот его только обнимал крепче и гладил по голове. — Сейчас рано совсем, родной, тебе бы поспать ещё немного. Разумовский поднял испуганный заплаканный взгляд. — Нет, нет, не надо, я не буду, не буду, он опять прийдет, я знаю, что прийдет, нет, не надо, пожалуйста, — затараторил. Олег оставил смазанный поцелуй на рыжей макушке. — Не бойся, все в порядке. Я здесь, таблетки ты выпил, все хорошо. Тебе нужно ещё поспать. Волков сцеловывал соленые слёзы, по спине размашисто гладил, а Серёжа все не мог успокоиться, бешено повторяя: «Этот чёрный снова придёт, точно придёт, я знаю, я не хочу, Олег, страшно, я очень боюсь...» Через несколько долгих, мучительных минут уговоров и бесконечных обещаний Олега, что он останется с ним, Серёжа всё-таки согласился, хоть и тревожно, неуверенно. Волков облегченно выдохнул, укрыл Разумовского большим мягким пледом, ранее скомканным в углу кровати, обнял так тепло, как мог. Спустя время Разумовский мирно засопел, свернувшись калачиком. Олег предельно осторожно встал с кровати, бесшумно прошёл до стеклянной двери, открыл ее, и аккуратно вышел в офис. Тяжело выдохнул, и, еле волоча ноги, потащился к дивану. Шумно на него рухнув, обратился к Марго: — Сколько времени? — Сейчас утро, шесть часов и тридцать минут, — негромко произнёс электронный голос. — Шесть утра... Волков с усилием сел, закрыл лицо руками. Если бы Серёжа знал, как сильно устал он. Как устал каждый день подскакивать от криков Разумовского, контролировать все приемы таблеток, успокаивать, поглаживая по спине и говоря «Все будет хорошо», хотя понимал, что не будет — слишком сильной оказалась птица. Как устал не спать по ночам, как устал от того, что Серёже уже почти ничего не помогает, и совершенно устал от того, что он, кроме как чуть ли не насильно пихать в рыжего мальчика горы таблеток, ничего сделать уже не способен. Если бы Разумовский только знал, как ему больно смотреть на то, как того мучает без конца стучащая когтями по черепной коробке птица, как ему больно смотреть на напичканного нейролептиками Серёжу, который овощем несколько дней подряд лежит на кровати, не может есть, пить, говорить тоже не может. Но Серёжа этого всего узнать не должен ни в коем случае. «Если узнает, ему только хуже станет». Олег был в этом уверен. «Твою мать, у него ещё и презентация завтра...» — вспомнил вдруг Волков. — Марго, завтрашнее мероприятие отменить как-нибудь можно? — К сожалению, нет. Завтрашняя презентация Сергея связана со встречей с иностранными коллегами и обсуждением вопроса о выведении социальной сети «Vmeste» на международный уровень. Олег сильно потёр руками глаза. — А хотя бы перенести? — К сожалению, нет. «Да блять...»

***

Утром следующего дня Сергею и правда стало лучше. Под чутким присмотром Олега он съел почти весь завтрак, сходил в душ. Очень долго мельтешил возле шкафа с практически одинаковыми рубашками и долго не мог решить, подворачивать рукава, или оставить, как есть, чтобы было видно красивые манжеты. Но Волков в поведении Серёжи причин для радости видел немного. Странно это все было... — Серёж, ты себя точно хорошо чувствуешь? — спросил встревоженно Олег. — Да, а что? — Разумовский крутился у зеркала; один рукав прямой, другой закатан по локоть. — Да так, ничего... Ты таблетки выпил? — Выпил... — безучастно ответил Сергей, все ещё занятый разглядыванием белой рубашки. Олег тяжело выдохнул, подошёл к Серёже, расстегнул пуговицы на манжетах прямого рукава и закатал его, осторожно расправив. — Мне так больше нравится. Руки у тебя красивые. Разумовский смущённо улыбнулся и тепло поцеловал Волкова. Тот, как ни старался ответить тем же, был слишком погружён в мысль «что-то не так». Давно Серёжа себя так не вёл. Очень давно... Олег аккуратно отстранился от него. — Волнуешься? — Волков расправил воротник на рубашке Сергея и смахнул с его плеч невидимые пылинки. — Встреча-то важная. — Немного. Но мне передали, что приехал парень, который работает в компании Джека Дорси, и ему очень понравилась моя сеть! — Серёжа радовался, как ребёнок, и не мог перестать улыбаться. — Вау... это круто... — отдаленно ответил Олег. — Сергей, Ваша презентация начнётся через двадцать минут. Пожалуйста, пройдите в главный конференц-зал, — напомнила Марго. Разумовский засуетился, зрачки тревожно забегали по сторонам, пытаясь отыскать точку опоры. Олег поднял его лицо на себя и приковал свой взгляд к глубоким карим глазам. — Не волнуйся, родной. У тебя все получится, все пройдёт отлично. Сергей широко улыбнулся и накрыл пухлые губы Волкова своими. Тот перенял первенство, целовал нежно, успокаивающе, правильно. — Сергей, пройдите, пожалуйста, в главный конференц-зал, — перебил их электронный голос. — Надо идти готовиться, — Серёжа сорвался с места. — Я тебя догоню, буду через пять минут! — сказал ему вдогонку Олег. Как только Разумовский выбежал за стеклянную дверь, Олег вышел из спальни в офис и тяжело рухнул на диван. Он закрыл лицо руками, почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. — Марго? — прошептал тихо. — Да, Олег? — Ты видела, пил Серёжа таблетки, или нет? — Я могу воспроизвести видеозапись из спальни от восьми утра девятнадцати минут. — Давай... — устало выдохнул Волков. На большом экране перед ним всплыла видеозапись. Камеры по всему офису стояли отличные, можно было рассмотреть каждую деталь. Олег увидел сжавшегося в комок и трясущегося Серёжу, который ерзал по кровати и судорожно прижимал ладони к ушам. Кусал до крови губы, и все для того, чтобы молчать. Чтобы Волков поспал. Чтобы не волновался. «Ну дурак...» — подумал Волков. Но вдруг Сергей резко и неожиданно подскочил, слез с высокой кровати, чуть не упав обратно. Ноги ватные, руки трясутся невероятно. Он подошёл к тумбочке, схватил свой оранжевый цилиндр. Высыпал на руку таблетки, запил водой, пролив немного на шёлковый халат и на холодный пол. — Марго, на три секунды назад и увеличить, — скомандовал Волков и двинулся вперёд, опираясь локтями в колени. — Уже делаю, — раздался голос помощницы. Видеоряд перемотался назад, изображение увеличилось так, что можно было рассмотреть каждую пылинку и каждый рыжий волос, прилипший к бледному лбу. — Стоп! Видео встало на паузу. — Показывай по кадру. Кадры начали медленно сменяться, и Олег пристально всматривался в каждый из них, чтобы можно было увидеть трясущуюся ладонь и пересчитать, сколько таблеток все-таки принял Разумовский. Волков дёрнулся, когда увидел абсолютно четкую руку Серёжи на большом экране. — Стоп! Кадры остановились, и Олег начал считать. Спустя несколько мучительных попыток узнать точное количество выпитых успокоительных, Волков насчитал девять штук. — Блять... — испуганно прошептал он. Олег сорвался с дивана, снося все на своём пути, вытащил из шкафа первую попавшуюся чёрную футболку и джинсы, которые натягивал на себя, уже выбегая из офиса. — Блять, блять, блять, блять... — не переставал бешено повторять Волков, забегая в лифт и вдавливая кнопку девятого этажа, где проходила презентация. Он пулей вылетел из лифта и понёсся к выходу на сцену. Входить в зал через главный вход было опасно. Он распахнул дверь, и увидел, как Серёжа на сцене уверенно повествует о своей социальной сети иностранным коллегам, а рядом с ним переводчик повторяет все на английском. — Блять, не успел, сука... — Олег встревоженно забегал взглядом по залу, где Разумовского внимательно слушали зрители. Ему задавали бесчисленное количество вопросов, и он, без малейшего волнения и дрожи в голосе, давал на них четкие ответы. Но внезапно он побледнел. Резко и сильно. Кожа стала чуть ли не прозрачной, руки затряслись, на лбу выступил холодный пот. Он сильно потёр руками глаза и стал извиняться перед слушателями. Кто-то медленно поднимался со своих мест, спрашивал, все от хорошо, и не нужно ли принести Сергею воды, а он только качал головой и шатался все сильнее с каждой секундой. «Блять, идиот, Серёжа, блять, пиздец просто, Разумовский, что ты натворил!» — мысли у Волкова в одну кучу не собирались. Серёжа жестом показал, что ему лучше, и что можно продолжать. Какой-то худощавый парень в очках встал и спросил что-то про интерфейс социальной сети. Сергей начал отвечать. — Знаете, я... — не закончив предложение, он с глухим звуком рухнул на сцену. Зрители подорвались, кто-то выбежал к нему, кто-то побежал за водой, журналисты, сидящие в зале, как по команде включили камеры. А Олегу снесло крышу. Он сорвался с места, кинулся к Разумовскому, грубо расталкивая всех на пути, подхватил его на руки, и быстрым шагом пошёл на выход, прорываясь через толпу. Зайдя в лифт, Волков посадил Серёжу на пол, присел на корточки напротив него, начал легко бить по щекам, привести в чувство пытался. — Серёжа, давай вставай, ну! Очнись уже!!! — он переходил на крик. Страшно было до невозможности. Двери лифта открылись, Олег снова подхватил его на руки, кое-как доковылял до офиса, зашёл в спальню, неосторожно положил его на кровать. Кинулся к шкафу, где лежала аптечка, подрагивающими руками вытащил нашатырь, открыл баночку и поднёс крышку к носу Серёжи. Не помогало. Он достал из тумбочки у кровати носовой платок, налил приличное количество раствора на ткань и стал быстро размахивать перед Разумовским. Тот распахнул глаза, закашлялся, согнулся, жадно хватая пересохшими губами воздух. Олег протянул ему стакан воды, который стоял ещё с утра. Сергей немного успокоился, отпил маленький глоток, и совсем обессилено упал на кровать. Волков смотреть на него не мог. Так хотелось заорать, затрясти за хрупкие плечи, кричать так, чтобы у Серёжи барабанные перепонки полопались, и бесконечно спрашивать, почему его не позвал, почему так много выпил, почему не сказал ничего потом. Но кричать нельзя было. Олег встал с кровати, резкими движениями направился на кухню, сделать сладкий чай и принести этому идиоту. Он раздраженно достал из шкафа большую кружку, поставил чайник греться. Под противное шипение воды он вертел кружку в руках и думал, думал, думал, что такого сделала утром с Серёжей птица... Сам того не ожидая, он размахнулся, кружка на большой скорости врезалась в стену и разлетелась на мелкие осколки. Он даже не посмотрел на неё. Просто достал вторую кружку, кинул туда пакетик чая, залил кипятком, добавил четыре ложки сахара и пошёл обратно в спальню. Серёжа уже лёг на бок, свернулся комочком, весь дрожал. Бледный, почти прозрачный. Волков поставил чай на тумбу и сел рядом с Серёжей. Тот поднял на него виноватый и испуганный взгляд. — Олеж, прости, пожалуйста, я не хотел... Извини, — голос дрожал, будто связки до предела натянулись, словно струны. — Я не хотел... Я просто... Прости... Олег тяжело выдохнул. — Девять штук? — Серёжа виновато опустил взгляд. — Ты почему меня не разбудил? Головой думаешь? — Ты просто... ночью просыпался... несколько раз... я слышал, — Волков услышал тихие всхлипы. — Я хотел, чтобы... чтобы ты выспался... ну... — Чай пей, — отрезал Олег и протянул ему кружку. Серёжа приподнялся, забрал горячий напиток, слабо подул, пытаясь остудить, отпил совсем немного, пару глотков, и отдал обратно Олегу. — Ты как себя чувствуешь? — Волков, наконец, посмотрел на него. — Получше... прости... — всхлипы стали чуть громче, Разумовский уткнулся носом в подушку, по ткани медленно расползалось соленое пятно слёз. Волков укрыл его пледом и лёг рядом с ним. Оставил тёплый невесомый поцелуй на лбу и обнял бережно, прижимая к себе. Сергей ещё больше затрясся. — Я все провалил, Олеж... Я ужасный... Прости, пожалуйста, я думал, я выдержу... Со мной теперь никто не будет сотрудничать... Вообще... Я вообще все провалил... — Разумовский никак не мог успокоиться, а Олег гладил его по рыжим шелковым волосам, повторяя лишь: — Тише, тише. Все в порядке. Ничего страшного. Не волнуйся. Тише... — подумал немного, долгую паузу выдержал. — Поспишь немного? Переутомился, ещё и для организма стресс такой. Это был не вопрос, это был почти что приказ. Серёжа неуверенно закивал. Через пару десятков минут волковых «тише, тише», дышать стал ровнее, и, наконец, задремал.

***

Дни тянулись противной и длинной нитью, невыносимо долго и больно. Разумовский с кровати почти не вставал. Не ел, не пил, не разговаривал, даже в туалет выходил ужасно редко. Олегу оставалось только отменять все встречи, почти насильно поить его холодной водой из трубочки, внимательно смотреть за приемом таблеток и переодически звонить психиатру, у которого все никак не находилось времени приехать к своему пациенту. Сергей похудел. И сильно. Слабый до боли в груди, такое ощущение, что ему все кости можно было переломать щелчком пальцев или легким дуновением ветра. За все дни он смог заговорить только раз. — Олежа... — выдохнул, пока Волков снова пытался его напоить. Олег посмотрел на него, нахмурился. — Да, родной? Что такое? — Ты не мог бы... — Серёже каждый звук давался с трудом, связки и легкие не выдерживали, воздух кончался, голос дрожал. — Спать в другой комнате?.. Я не хочу... чтобы ты меня таким... видел... Волков отставил стакан воды и посмотрел на него, пристально, прожигая, и прося «ну оживи, родной, умоляю, пожалуйста, приходи в себя...». — Ты уверен, Серёж? Сергей слабо кивнул и закрыл глаза. Олег подумал ещё пару секунд, встал, медленно вышел из спальни, закрыл за собой дверь. Блять, ну как же было больно. Как невыносимо страшно, тревожно, противно, отвратительно было видеть такого Серёжу. Олег не мог ничего сделать. Ничего не помогало. Совсем. И Волков боялся самого страшного исхода. Вечерами, как только Серёжа уснёт, он уходил в офис, садился за диван, смотрел через огромные окна на ночной Петербург и плакал. Слёзы сами лились, хоть никаких эмоций уже не осталось. Даже самая маленькая надежда на восстановление состояния Разумовского испарилась. Теперь Олег уже точно знал, что птица Сергея никогда не отпустит. Она вцепилась в бледную кожу острыми когтями и точно уже никогда не выпустит. А если выпустит, то оставит глубокие кровавые шрамы, что точно не заживут. Волкова окончательно добило понимание того, что они проиграли. Что он проиграл. Что он ничего не смог сделать.

***

Прошло медленно протянулось около двух недель. Силы у Разумовского не прибавлялись даже на каплю. — Слушай, что-то затянулась твоя депрессия. Надоел, давай уже принятие, а то тебя с кровати поднять невозможно. — Уходи... — Да сам подумай, ну как я уйду? Ты вообще считал, сколько таблеток ты выпил? И что? Помогло? — Нет... — Ну вот видишь. «Уйди, уйди». Пластинка заела, что ли? — Молчи... — Что-что? Тебя не слышно. Ты же сам себя до такого довёл, а окружающим теперь мучиться. Не стыдно ли? Серёжа не отвечал. — Совсем заткнулся. Ну не хочешь, как хочешь, я и сам поговорить могу. — Не смей... — А как ты меня остановишь? Орать будешь? Я вот, например, стихи почитать хочу. — Замолчи... — «Чёрного человека» есенинского знаешь? Прямо про тебя, Сергей Саныч в своё время как в воду глядел. — Хватит... — Друг мой, друг мой. Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль... Серёжа соскочил с кровати, поскользнулся, грохнулся на пол. Тело не слушалось, слишком сильно ослабло. Он незамедлительно встал, резкими движениями направился к ванной. На кухне Олег готовил ужин. Услышав неуверенные шаги позади себя, он обернулся, удивленно вскинув вверх брови. — Серёжа, ты куда? Все в порядке? — Да я это... — немного испугавшись голоса Волкова, замялся Разумовский. — Я в ванну схожу... Не могу больше... — Тебе помочь? — Олег подошёл ближе, оставив горячую сковороду на плите. — Нет, не надо... Сам справлюсь. Сергей поднял усталый взгляд, засмотрелся в ярко-голубые обеспокоенные глаза. До какой же одури он их любил... Отпускать было страшно, не хотелось, но ему было слишком больно. И больно от того, что он заставлял Олега страдать. Поэтому в своих действиях он, к сожалению, был абсолютно уверен. Разумовский подошёл к Волкову, привстал на носочки и утянул его в поцелуй. Самый тёплый, самый любящий, настолько, насколько Сергей был способен. Олег ошарашено замер, но через пару секунд ответил тем же. Страсти не было. Была любовь. Жгучая и бьющая через край, больно стукаясь о рёбра. Серёжа оторвался от Волкова и обнял его, крепко-крепко, в последний раз ощупывая через каждый шрам, каждую родинку, каждый изгиб. Олег гладил его по голове, придерживал аккуратно. — Олежа... Я очень сильно тебя люблю... Волков все ещё не мог понять, что происходит, только удивленно всматривался в испуганные карие глаза. — Я тоже тебя люблю, Серёжа... — ответил неуверенно. Разумовский резко от него оторвался и зашагал к ванной. Ещё секунда, и он повернул бы назад. Он дошёл до белой двери, закрылся на замок, включил ледяную воду, которая стала медленно заполнять ванну. — Ой, ну какие вы милые, честное слово. Но Олежа прямо таки тупит не по-детски, этого отрицать нельзя. — Заткнись, тварь... — Да ну? А если я не хочу? Думаешь, я не знаю, что ты собрался делать? Сергей заскрежетал зубами и полез на полку, где лежали бритвенные станки и новые лезвия. Он достал картонную коробочку, выудил из неё пару штук, порезав пальцы, остальное сложил обратно. Он снял домашние штаны, оставшись в белье и в старой растянутой футболке Олега, полез в холодную воду. Конечности сводило, зубы стучали. — Ну что, готов? Могу тебе посчитать «раз, два, три», чтобы так страшно не было. Или тебе больше «на старт, внимание, марш» по душе? Сергей поднял взгляд и молча приставил лезвие к тонкому запястью. — Подожди, ты сейчас серьезно? — Думал, я настолько безвольный? — Ты всегда таким был. Так, заканчивай эти игрушки и вылезай отсюда. — Не надейся. — Серый, совсем кукухой поехал? Ты не сорвёшь моих планов! Ну-ка прекрати нахуй! — Даже не мечтай. Серёжа надавил сильно, провёл ровную глубокую линию вдоль предплечья, зашипел от боли. Ещё одну рядом, ещё одну, и ещё. Кровь полилась в воду вишнёвой краской, в глазах быстро стало темнеть. Разумовский услышал стук с другой стороны двери. — Серёжа, у тебя там все хорошо? — обеспокоено долбился в дверь Олег. — Серёж, что случилось? Ответь мне, прошу. В глазах совсем потемнело. В последний миг перед лицом мелькнула чёрная страшная птица...

***

— Серёжа, что происходит? Я зайду сейчас! — Волков дышал рвано, испуганно. Разумовский не отвечал. Тот разбежался и плечом тяжело ударил по двери, замок отлетел в сторону. Разумовский лежал в ледяной воде, в его старой некогда белой футболке, которая теперь была запачкана темно-алыми пятнами. Губы посинели, рука была вскрыта, рана глубокая, будто почти сквозная. Олег кинулся к нему. — Блять, Серёжа! Серёжа, ответь! Просыпайся сейчас же! Немедленно просыпайся, очнись!!! — Волков метался, не зная, что ему делать. Хватал полотенца, прижимая порезы, кровь хлестала только сильнее. Тряс его за плечи, бил по щекам, набирая попутно скорую помощь. Пытался нащупать пульс, а слёзы по горячим щекам лились водопадом. Он закричал. Голос сорвался, дыхание сбилось, внутри все заледенело в секунду. Он целовал быстро остывающие синие губы, клал руки на бледные щёки, пытался вытащить Серёжу из воды, хватал худую шею, ложился на хрупкую грудь, в надежде услышать бьющееся сердце. Но все было тщетно. Серёжа не просыпался. На следующий день по новостям передали печальную новость. *** Разумовский испуганно распахнул глаза, быстро моргая, пытаясь оглядеться. Вокруг была кромешная темнота. Вдалеке показались два светло-зелёных пугающих блика. — Правда думал, что сможешь сбежать?..