***
Когда отец возвращается с дела с рыжим недоразумением за спиной, Игорю уже целых тринадцать лет, он считает себя взрослым и крутым, дергает девочек за косички да пробует побеги из дома, заканчивающиеся суровыми взорами да армейским ремнем, ужасом ночи висящим на шкафу в гостиной. Недоразумение представляется Сережей, отец объявляет их братьями и сурово на Игоря глядит. Будто Игорь тут мастак глупостями заниматься. Недоразумение селится к Игорю в комнату, загребает себе верхнюю кровать и сворачивается котенком под одеялом, что Игорю вдруг совестно становится за собственное молчание. Отец говорит, Игорь теперь взрослый, защитник и старший брат; он должен уметь заботиться. Игорь не отвечает, только следит за варящимися макаронами да думает-думает-думает. Он ведь, вроде как, мечтал о брате. Таком, чтобы младший, чтобы играть вместе, от родителей получать да исследовать тутошние улицы, чтобы друзья на всю жизнь и секреты на двоих, чтобы был вот кто-то только его, как у других в школе; только мечтал-то Игорь вечность назад, теперь он другой, изменился, вырос. И брата заимел, о котором просил деда Мороза да не надеялся никогда. — Тетя Лена говорила, чудеса на дороге не валяются, — выносит Игорь вердикт. Отец ему в ответ улыбается ласково. — Правильно говорила, тебе бы слушать ее побольше, глядишь, перестанут меня к директору звать. Игорь с той поры слово дает недоразумению рыжему быть братом. Хорошим, старшим, заботливым. Даже если недоразумение будит его посреди ночи словами «ворон проснулся», даже когда смотрит пугливо Игорю за спину, прячется за ним, выделывает кренделя в попытке отомстить обидчикам в школе, что Игорю за шкирку того останавливать приходится. — Эй, — Игорь на корточки садится перед Сережей. — Давай так, тебя обижают, и ты сразу ко мне. — А если тебя не будет? — шмыгает Сережа кровавым носом. Игорь, не удержавшись, треплет рыжие кудряшки. — А я рядом буду. Всегда. Обещаю. Объятия у Сережи крепкие, по-детски сильные и мокрые от слез да соплей, но Игорь не жалуется. На чудо, говорила тетя Лена, жаловаться не пристало.***
— Марго, — почти рычит Игорь, врываясь в один из пафосных лифтов. — Протокол майор, все записи сотри. — Как скажете, Игорь, — умница-Марго исполняет все безукоризненно, уж в ком Игорь может не сомневаться. В отличие от рассудка рыжего недоразумения, что сейчас панически прячет разбросанные по столу бумаги в чернявую папку. Игорь застывает на пороге, в последний момент не решаясь выломать к чертям дверь, с ностальгией оглядывает дурацкий — я закрываю гештальт, а не полуночно обжираюсь вредной едой, Игорь, имей совесть — снековый автомат, контрастирующий с Боттичелли, невольно того оскорбляя; экран на стене изображает черный квадрат, прикроватная тумбочка обиженно съехала ближе к журнальному столику, а панорамные окна вызывают желание сброситься вниз. Игорь переводит убийственный взгляд на застывшего в кресле Сергея. Тот озирается по сторонам, жует губу и мечтает сбежать хоть как, даже выйти в окно, только от Игоря бы подальше. Игорь не знает, как они там с Вороном балакают, но оставлять все так не намерен. Ему, в конце концов, еще к ворованным холодильникам надо вернуться. Черт бы их побрал. — Зови второго, — терпеливо говорит Игорь одно предсмертное молчание спустя, смотрит внимательно, ждет. Сережа морщится, кося куда-то в сторону. — Он не хочет, — в итоге выдает тот. — Говорит, ты ему вломить собираешься. — Правильно говорит, — кивает Игорь. — Давай-давай, мне на него орать легче. На мгновение в голубых глазах напротив мелькает истинно громовское упрямство, и тут же затягивается обреченной позолотой. Ворон смотрит на Игоря исподлобья, нахохлившись воробьем, и двигает кресло подальше. Игорь складывает руки на груди. Ворон двигается еще. — Прежде чем ты начнешь орать, — говорит Ворон в итоге. — Зильченко это заслужил. — Орать, — повторяет Игорь, ангелом мщения надвигаясь на Ворона. — Да у меня слов нет. Ворон весь скукоживается, возвращается привычный голубой и такое же сережино возмущенное. — Эй! Я тут точно не при чем. Желание оттаскать недоразумение, возомнившее себя огненной Астреей, наконец исполняется. И орет Игорь еще два часа, срывая глотку, прощаясь с нервами и сыпля обещаниями спалить все к хренам. Черт поймет, получается ли вбить в дурную голову способы существования в приличном обществе, но Ворон отлаивается вяло и неубедительно; Игорь искренне надеется на лучшее. Ближе к вечеру Игорь выдыхается совсем. Ворон еще с минуту сидит с ним рядом на диване, а после позорно сбегает. Вернувшийся Сережа обиженно трет пострадавшее ухо. — Нельзя нежнее? Мы делим одно тело. — Нельзя, — отбривает Игорь. Не выдерживает и прижимает к себе рыжее ворчливое чудовище, извиняющися целует макушку. Сережа еще что-то бурчит, подлезает под бок и сворачивается шкодливым котенком. — Ты лучше любого психиатра, — сонно признается он. — Ты знаешь об этом? — А кто, если не я? — Игорь усмехается, прижимает руками к себе и думает-думает-думает. — На открытие казино одного тебя не пущу. — Это почему еще? — вскидывается Сережа, макушкой больно ударив Игоря в челюсть. — Ай! — Вот поэтому, — морщится Игорь. — И не пущу. Убьешься, а Федор Иваныч мне за тебя голову открутит. И молчит про вороновых подражателей, наверняка надеющихся поживиться за счет дебоша казино, про единственного похороненного в песках Сирии, кому Игорь без задней мысли мог бы брата младшего доверить, про то, что не хочет он оставлять в гордом не-одиночестве единственное, что осталось от семьи; в конце концов, Марго всего лишь программа, пусть и отличная, исполнительная и шутливая, живого человека рядом вряд ли заменит, а вот некий Ворон — вполне. Не дай убедит еще, что Игорь мешает тут им планы президентские воплощать. Нет уж, перебьются, Игорь теперь с брата глаз не спустит, даже если тот будет обиженно сопеть; совсем как сейчас. — А поехали к нашим, — вдруг загорается Игорь. — Пельмени налепим. — Просто скажи, что искать двенадцать холодильников не хочется, — закатывает Сережа глаза, послушно подымаясь. — Ты обещал рассказать мне про этих твоих, Пчелкину со стажером. — Да что там рассказывать, — фыркает Игорь, укрывая Сережу в любимое пальто. — Стажер как стажер, обманщица как обманщица. — Твои сарказм и недоверие отталкивают от тебя людей, — учительным тоном заявляет Сережа. Игорь вскидывает бровь. — Ты-то у меня есть. — Я твой брат, — прилетает ответ. — Я не считаюсь. И лыбится довольным котом, сволочь такая. Игорь в отместку сильнее ерошит рыжие волосы, убивая всякое понятие прически, и возмущенные сережины хрипы музыкой звучат для уставших ушей.***
— Игорь, — распихивает его младший брат. — Ииигорь. Ну ИГОРЬ. Игорь, трижды прокляв полицейскую академию и нежелание оставлять Сергея на попечение родственников, недовольно разлепляет глаза. Разлепляет, конечно, сказано громко, Игорь борется с правым глазом, пока левый даже не пытается поддаваться, а братова макушка огненным пятном елозит на периферии не хуже реактивного кролика. — Игорь, ты не можешь спать целый день, — пятно подлезает под другой бок и остервенело пытается свалить с прохудившейся кровати. — Серый, — воет Игорь, зарываясь в спасительную подушку. — Отъебись. — Игорь, тебе нельзя при мне материться, — весело-задорно объявляет пятно-засранец. — Тете Лене сейчас пойду нажалуюсь. — Шантажер и ябеда, — бурчит Игорь, ворочается на спину и смаргивает черные мушки перед глазами. — Ну что тебе? — Дядь Федя сказал, мне телохранитель нужен. — Не телохранитель, а нянька, — автоматически исправляет Игорь, протяжно зевая. — И где прикажешь найти? К абсолютному удивлению Сережа весь как-то тушуется, краснеет-бледнеет и смотрит своими глазами-блюдцами, будто Игорь вот прям сейчас ему и откажет; будто Игорь вообще когда мог Сереже блин отказать. Манипулятору мелкому, шантажисту и ябеде. — Есть кое-кто, — издалека начинает Сережа. — Он хороший, Иг, правда-правда. И тебе понравится, и дядь Феде. Обещаю. Игорь в ответ на Сережу только смотрит, сам себе обещая ноги-руки переломать этому «правда-правда хорошему», кто там забрался в сережино сердце. Может, Игорь и не понимает всех этих ориентаций европейских, но Сережа все еще младший, все еще все, что у Игоря есть; и не дай этот «правда-правда хороший» поиграет и бросит. — И где этот твой правда-правда хороший? — зевает в итоге Игорь, Сережа в ответ светится лампочкой, возвращается к спихиванию на грязный пол и что-то там под нос себе бормочет, что Игорь, как ни прислушивайся, разобрать не может. Ладно, думает Игорь, роясь в поисках отцовского кастета, припугнем-зашугнем и будет. Припугнуть-зашугнуть, правда, получается так себе. На Игоря совиными глазами моргает бородатое подобие школьного друга. Игорь, собственно, и сам малость прихуел от круглой земли, а Сережа рядом, зараза такая, лыбится довольно да перекатывается с пятки на носок; смотрит, ждет чего, а у Игоря все мысли из головы вылетели и возвращаться не хотят. — Давно не виделись, — отходит наконец Волков-не-Волков. Игорь ему улыбается, притягивает к себе, обнимает крепко. — Я уж думал, ты коньки отбросил. — А ты, значится, ментом у нас будешь, — Волков веселится, и года взрослые со смертями, опекой да полуночными работами исчезают, возвращают на время во «все хорошо», где ободранные коленки, списанные контрольные, вызовы к директору и мечты, разделенные над стареньким магнитофоном. Игорь выдыхает, косит на притихшего Сережу, и мысли вертятся самые разные, одна лучше другой. Игорь тащит Сережу к себе, ерошит привычно макушку и объявляет. — Думаю, ты младшего моего помнишь. — Ага, — Волков Сереже улыбается тепло. — Познакомились недавно. Заново. — Хорошо, что познакомились, — серьезно кивает Игорь. — Мне это, помощь нужна. С Сережей как раз связана. Ты приходи к нам на выходные, встретимся, посидим, подумаем вместе. Авось идея понравится. Ты ж это, работу ищешь, да? — Да я с вами и за бесплатно, — отмахивается Волков, пожимает Игорю крепко руку. — Но в гости приду. Если ты, конечно, готовить научился. Игорь смотрит убийственно, а Сережа наконец отходит, закатывается счастливо и получает такой же игорев взгляд. А когда остаются одни, тихо спрашивает. — Понравился? — Понравился, — и добавляет. — Но разговор нас с ним все равно ждет. Серьезный. — Ииигорь, — стонут в ответ. — Ну Игорь же! А Игорь только ему весело усмехается.***
Пиджак, конечно, жалко. Игорь неловко поправляет кроваво-белоснежную рубашку, возвращая концы обратно в брюки, когда в поле зрения появляется недоразумение. Сережа смотрит на него опасливо, косит синим глазом да подсаживается ближе. Игорев тяжелый вздох вырывается сам собой. — Дома поговорим. — Может, сначала в больницу? — спрашивает Сережа, руки прячет между коленями и хмурится-хмурится на игорев разбитый нос. Игорь вздыхает снова. — Кто-то мне что сказал с утра? Без глупостей? — Ну так я и не делал ничего! — возмущается Сергей. — Я помочь пытался. — Тебя, горе ты луковое, — низким басом рычит Игорь. — Чуть не пришибли с твоей помощью. — А для чего ты мне тогда нужен? — прилетает толковый вопрос. — Смотри, твоими молитвами жив-здоров и без царапин даже. В отличие от некоторых. Игорь сдерживаться перестает и отпускает Сереже подзатыльник. Рядом кто-то присвистывает и голосом сраной Пчелкиной замечает. — Хотела сказать, материал отличный сняла, а у меня здесь репортаж погибает. Сергей смотрит на Пчелкину любопытно, подается вперед и забывает про Игоря; Игорь слышит шестеренки в рыжей голове, видит осознание в голубых глазах и готовится к неизбежному. Кто из них еще дома разговаривать будет. — Сергей, — он протягивает Пчелкиной ладонь. — Просто Сергей. Спасибо, что отвлекали майора весь вечер. — Юля, — Пчелкина неуверенно жмет раскрытую ладонь. — Журналист. — Смотрел ваш канал, — у Сережи открывается второе дыхание. — Вы делаете большую работу. Пчелкина заметно смущается, и Игорь улыбается мстительно; тяжко говорить дурные сплетни за спиной хорошего человека, особенно когда человек этот всеми силами к себе пытается расположить. Пчелкина замечает игорев взгляд, приходит в себя и деловито начинает допрос. — Честно, совсем не понимаю сути ваших с майором отношений, — Юля возвращает перевернутый стул на место и садится рядом с ними. Сергей глядит на Игоря преданно. — Я думал, ты ей рассказал. — Делать мне нечего, — парирует Игорь. — Как рассказывать встречному-поперечному, кем мы друг другу приходимся. Юля напрягается, Сергей улыбается шире. Игорь думает, что держать язык за зубами — лучшая тактика. Драматическая пауза выдерживается идеально. — Это мой старший брат, — разбивает тишину сережин счастливый голос. — И мне очень жаль, что он так и не смог пригласить такую очаровательную девушку на свидание. — Серый, — рявкает Игорь, но Сергей его игнорирует. — Ну так? Вы согласны куда сходить с главным героем нашего города? — Я подумаю, — Юля глядит на Сергея настороженно, но улыбка прячется в уголках губ и взгляд весь такой хитрый-хитрый, что Игорю страшно становится. Юля наконец поворачивается к нему, лыбится и замечает. — У вас есть мой номер, майор. Позвоните, как решитесь. И поднимается грациозно, прихватывает сумочку, исчезая в до сих пор гудящей толпе. Сергей пихает его в бок, чертячо глядит, и Игорь не выдерживает, знакомит рыжую макушку с новым подзатыльником. — Ты че натворил? — Отомстил, — Сережа угрюмо трет темечко. — Тебе это твое «снимите комнату», «я вас сейчас в квартире одной запру и никогда не выпущу» напомнить? Квиты теперь. Игорю крыть нечем. — А ты позвони, — доверительно говорит Сережа. — Она хорошая, мне понравилась. — Тебе все нравятся, — ворчит Игорь. Сережа оскорбленно фыркает. — Это почему еще? Мне этот ваш Стрелков из Москвы совсем вот не нравится. Он, кстати, сюда идет. — Приехали, блядь, — выдыхает сокрушенно Игорь, тяжело встает, оправляет бывше крахмаленный воротник и мрачно глядит человеку-пиздец-а-не-улыбка. — Товарищ Стрелков. — Майор, — откликается Стрелков. — Как неожиданно встретить вас здесь. Разве дело о Чумном Докторе вернулось к вам? — Никак нет. — Тогда почему… — Потому что я его попросил, — встревает Сережа. — Что, брата моего посадите за то, что он меня сопровождал? — Я бы никогда… — Мне интересно, почему это вы так поздно приехали, — перебивает Сережа. — Если бы не майор, меня здесь уже и не было. Не знал, что вам так хочется объясняться перед начальством за мою смерть. Сережа смотрит мрачно и тяжело, этим своим «мы с Вороном пришли к соглашению» взглядом, что Стрелков едва не отшатывается. Игорю снова хочется вбить в рыжую голову нормы приличия, но вмешиваться не спешит. Веселье хоть какое-то должно быть кульминацией похеренного вечера, в который Игорь от ужаса за брата едва не поседел. Стрелков спешно прощается и исчезает проверять пойманных преступников. Игорь с Сережей провожают его взглядом. — Давай домой, — устало просит Сережа, зажимая переносицу. — Спать хочу. — Я в эту твою коробку стеклянную ни ногой, — отзывается Игорь. — Ко мне едем. — Я же говорю, — закатывает Сережа глаза. — Давай домой. Игорь пропускает того вперед, ловит такси и позволяет навалиться на себя, продрыхнув весь путь домой. Водитель на игоревы попытки Сережу распихать улыбается. — Друг? — Брат, — качает Игорь головой. — Младший. Водитель понимающе кивает. Игорь, расплатившись, тащит недоразумение на себе, вспоминая стародавние сережины попытки во взрослую жизнь, когда Игорь, сам еще пацан, гонял на прокопеновском байке по Петербургу круги в поисках рыжего чудовища, тащил на своем горбу, укутывал в плед, а наутро встречал отцовскими нотациями да домашними арестами. Дверь со скрипом впускает домой, вешалка кренится от дизайнерского пальто и соседствующей потрепанной кожаной куртки, Игорь стаскивает белоснежные кроссовки, аккуратно складывает пиджак с рубашкой и закутывает в одеяло, укладывая на диван. Сережа зевает. — А ты где спать будешь? У Юли? — Еще слово, и спать на полу будешь ты, — грозится Игорь, переодеваясь в пижамные штаны. — Брюки снимать будешь? — Пять минут, — переворачивается Сережа на бок, подгребая под себя подушки. Игорь качает головой, разминает мышцы шеи и садится на пол у окна; откидывает голову назад, обещает себе подремать недолго да разбудить рыжее чудовище, чтобы в домашнее переоделся и потом не ворчал, но дрыхнет до самого утра, позволяя наивно надеяться, что завтрашнем днем в участке неприятностей у Федора Иваныча не будет. Надеется, конечно, зря. Но чем черт не шутит, верно?***
— Ты куда это? — моргает удивленно Игорь, а Волков продолжает методично запихивать в армейскую сумку скромные пожитки. — В Сирию, — бросает Волков, зарываясь в шкаф. — Что значит в Сирию, Олег, какого хрена творится? — восклицает Игорь, за шкирку вытаскивая Волкова обратно. Волков глядит волком. Игорь бы посмеялся, да ситуация на смех не располагает. — Такого и творится, — спихивает Волков игореву руку с плеча. — Иди, вон, узнай у своего братца, что там творится. — Пытался, — кивает Игорь. — Он вот такой же, только в горячую точку сбегать не собирается. — Вот и славно, целее будет, — огрызается Волков, застегивает сумку и опирается руками о застеленную кровать. Жмурится, выдыхает. — Скажешь ему, куда еду. — А самому жопа отвалится? — ласково спрашивает Игорь. — Блядь, поссорились и поссорились, с кем не бывает. — Тебе не понять, — трясет Волков головой, вдруг смотрит на Игоря так, что за душу берет. — Иг, честно, не твое это дело. Не лезь. Просто… просто будь с ним рядом, мне много не надо. — А с тобой-то кто рядом будет? — Игорь вздыхает, подходит ближе, сжимает волково плечо. — Возвращайся скорее. Серый перебесится и остынет, еще извиняться придет, вот увидишь. Вы же с ним два сапога пара, я что, зря нервы свои тратил? Волков лыбится криво-косо, как-то горько и устало, и Игорю искренне идиотов жаль. Будь его воля, запер бы в квартире и не выпускал, пока не помирятся, не решат проблемы и не поймут наконец, как сильно друг другу нужны. Потому что нужны, нужны сильно и страшно, воздухом, водой чистой, всей душой нужны. Игорь даже посредником готов побыть, только бы не бегали по кругу, не давая другим спокойно вздохнуть. — Олеж, ты уверен? — пытается Игорь. Волков серьезно кивает. — Уверен, Иг. Мне это нужно. Нам обоим нужно. У Игоря внутри все скребется и ноет, кричит оставить, помирить и вернуть на круги своя, но Игорь в этой истории только старший брат и лучший друг, а Волков уже взрослый принимать самостоятельные решения. Игорь отступает, отпускает, прощается, слово берет вернуться обратно. Игорь отступает, а полгода спустя приходит похоронка. И вся жизнь переворачивается с ног на голову, когда Игорь прижимает к себе младшего брата, бурду шепчет в рыжую макушку и зло смаргивает слезы. Дураки, все трое, какие же… … дураки.***
Чумной Доктор в итоге со всех радаров пропадает, будто и не было никогда, привиделось, сумасшествие общее Петербург накрыло, а психов-последователей по карцерам раскидали да припугнули хорошенько. И все, и вернулась жизнь на место, где Сережа весь из себя надежда нации и основатель Вместе, а Игорь гоняет на своих двоих зажравшихся преступников; только теперь, почему-то, у них еще Димка по крышам лазает и Пчелкина прописывается вечера коротать у общими усилиями отмытого окна. Игорь смотрит на все это и понять не может, когда успел семьей сумасшедшей обзавестись, а Федор Иваныч себе только в усы посмеивается да тащит пельменей наделать. Так и живут. Пока, конечно, бородатое чудовище не заявляется к Игорю в квартиру. Игорь со смены тогда возвращается пиздецки уставший, толкает приоткрытую дверь осторожно, но та все равно жалобно скрипит, нехотя впуская обратно домой. На дворе час ночи, пистолет зажат в руках, а все, о чем Игорь может думать, — как же хочется спать. Он понятия не имеет, на кой черт грабителям сдалась его разваливающаяся халупа, туалет без двери да одинокое яблоко в издыхающем холодильнике. Окно у него только красивое, да и то снова запылившееся и какое-то мутное, а опираться о балки все равно неудобно. Может, решили вынести его косой диван с пружинами, впивающимися в мягкие места? Или сыскались заначки доширака в недрах пустынных кухонных шкафов? Но все на местах, только армейские ботинки соседствуют с новомодными — Игорь, ну блин, ну что мне еще тебе дарить, старик ты эдакий — кедами да старушечья вешалка кренится от черной косухи. Игорь моргает, согнать пытается морок, но квартира — с этими вот вещами дурацкими — остается на месте. Какого, спрашивается, хрена. — Волков, блядь, убью, — рычит Игорь, стаскивая остервенело куртку и отправляя фуражку в свободный полет. На кухне подозрительно гремят прабабкиными шкафчиками, и бородатое чудовище в ответ на громкий топот лишь приветственно машет рукой. Оборачивается счастливое с последним йогуртом в руках, несколько долгих мгновений глядит и серьезно выдает. — Я знаю, кто Чумной Доктор, Иг. Игорь моргает. — Ты для этого из гроба вылез, что ль? — не то чтобы вежливо, но Игорь пытается. И вообще, Игорь в шоке. Ему можно. — Долго рассказывать, — отмахивается Волков так легко, что Игорю хочется набить чью-то бородатую морду. — Нам сейчас к Сереже нужно, он… — Отпиздит тебя так, что обратно в гроб вернешься, — перебивает Игорь, трет лицо, зажимает переносицу пальцами и выдыхает. Считает до десяти. Выходит хреново. — Я могу объяснить, — наконец осторожно говорит Волков. Игорь смотрит на друга гневно и малость жалостливо. Ну убьют же. Пришибут сейчас как псину, а Игорю потом расхлебывай. Нахрена ему вообще такая семья, господитыбожемой. — Мы сейчас, — говорит Игорь. — Едем к Серому. И пытаемся сделать так, чтоб тебя не убили. Все понял? — А без этого никак? — Волков голодно смотрит на зажатый йогурт. Игорь проклинает неблагодарную заботливость. — Да поехали уже, я тебе шаверму по дороге куплю, что ты как дикий-то. И едва не за шкирку тащит на выход. Жизнь, думает Игорь, когда с Марго-сообщницей запирает двоих в пафосной спальне, странная штука; но пока его семья в порядке, все будет хорошо. Или Игорь, блядь, не Гром.