***
Лорд Ветинари работал с бумагами в дворцовом саду. День выдался солнечным и теплым, и даже нечувствительному к бытовым мелочам патрицию хотелось выбраться из кабинета на воздух.* Возле ног Ветинари крутился председатель Королевского банка по кличке Шалопай с палкой в зубах и требовал внимания, но хозяин к великой собачьей печали был поглощен докладом клерка. _______________ *Отнюдь не свежий, ибо дело было в Анк-Морпорке, где летом в добавок к прочим ароматам цвела, бродила и вступала сама с собой в малоизученные алхимические реакции река Анк. _______________ — Тынкер вступил в права наследования, — говорил тот, — и корабли, которые его брат использовал для торговых перевозок, теперь полностью в его распоряжении. Посол договорился с ним о возобновлении продажи оружия, и со дня на день в Истанзию будет отправлен первый корабль из порта Щеботана. — Тынкер так и не предпринял попыток вступить в Гильдию Контрабандистов? — холодно поинтересовался патриций. — Нет, сэр. Судя по всему, Лайм Тынкер будет действовать по той же схеме, что его брат, и он тоже очень хорошо прячет в документах свои нелегальные доходы. Ветинари задумчиво повертел в руках карандаш. — Лайм Тынкер, кажется, держит несколько казино? — Так точно. Часть из них даже оформлена в Гильдии Азартных игроков. Ветинари приподнял бровь. — Это достижение. Тем не менее я предчувствую, что скоро буду вынужден вызвать Тынкера для задушевной беседы. Спасибо за доклад, Бенджамин. Буду ждать вашего письменного отчета о точных суммах и объемах поставок. Не позволяйте мне вас задерживать. Клерк поклонился и исчез. Стукпостук выждал момент, когда Ветинари закончит разговор с Бенджамином, и подошел с новыми бумагами. — Стукпостук, ты же всё слышал, не правда ли? — Ветинари отложил карандаш на раскладной столик рядом. — Тынкер собирается отправлять оружие в страну, у которой не самая дружественная позиция в отношении Анк-Морпорка, а в казну от этих продаж не поступит ни пенни. — Неприятное положение вещей, сэр. — Хотя в отличии от брата Лайм Тынкер, по крайней мере, до сих пор не замечен в систематических убийствах своих работников. Патриций взял на руки Шалопая, который был безумно рад, что на него обратили внимание, оставил палку и, бешено виляя хвостом, завертелся у хозяина на коленях. — Что говорят наши люди в Истанзии? — Они передают, что, судя по всему, оружие требуется для войн с Омнией. Поскольку долгий период своей истории Истанзия была частью Омнианской империи, теперь для истанзийцев дело чести доказать омнианцам свою независимость и инаковость. — Само собой вооруженным путём, — мрачно прокомментировал патриций. — Да, сэр. К тому же стычки Истанзии и Омнии носят религиозный оттенок. Омнианство считается верой поработителей, а нынешняя военная хунта Истанзии из духа противоречия преданно почитает Оффлера. — Значит в отношении Анк-Морпорка они пока не строят никаких планов? — Наши агенты полагают, что Истанзия слишком слаба экономически и технологически, поэтому со стороны генерала Атыллы было бы очень опрометчиво вступать с Анк-Морпорком в военную конфронтацию. — Я мало верю в здравомыслие этого человека, — Ветинари задумчиво почесал Шалопая за ухом. — Он слишком увлечен личностью древнего полководца Тактикуса, а подобные увлечения правителей обычно приводят к большим человеческим жертвам. И кстати, нужно навести подробные справки о Шалите. Он очень энергичный человек, даже чересчур. — Уже сделано, сэр, — Стукпостук протянул патрицию пару листов из тех, которые принес. — Замечательно! Ветинари спустил на траву Шалопая, который уставился на патриция жалобными глазами, и взял протянутые листы. — Хм.. амбициозен, близок к Атылле... метит на должность советника по иностранным делам... — пробормотал Ветинари, присматривая текст. — Это объясняет его энергию. Он положил бумаги на столик и прижал их пресс-папье. — Стукпостук, передайте Ваймсу, что у него назначена со мной встреча, скажем, в... — В три пятнадцать? — Да, пусть будет в три пятнадцать. Я поговорю с ним насчет Тынкера. Нам нужны доказательства его противоправных действий, и страже следует аккуратно этим заняться. Стукпостук положил на столик всё ещё остававшиеся в его руках бумаги и скрылся, а Ветинари опустил глаза на Шалопая. — Ну что, господин председатель? Вам нужна личная аудиенция? — Тяф! — ответил председатель и вновь подобрал палку. Патриций вытащил её из зубов Шалопая и бросил вперёд метров на двадцать. — Апорт! Песик радостно кинулся за палкой через клумбу, путаясь в собственных кривых лапках. Ветинари улыбнулся и встал со стула, поджидая своего питомца.***
От нагретых крыш тянуло теплом, почти жаром. Два человека в одежде спокойных невзрачных тонов примостились в тени между печных труб. Солнце стояло уже высоко, а чем ярче свет, тем гуще тени. Да и прохожие не любят задирать головы к слепящему светилу, что было дополнительным прикрытием. Один из людей, сидевших на крыше, пускал солнечные зайчики. — Короткий, короткий, длинный, короткий. — Да, всё правильно. А кодировку надо просто выучить. — Займусь на досуге. Сигналов было много и разных. Тёмным клеркам приходилось порой, совершая коллективные вылазки, общаться на расстоянии. Солнечные зайчики, запущенные карманным зеркальцем, были одним из вариантов. Упражнение было окончено, и Кервин спрятал зеркальце в карман. Кошка на противоположной крыше, всё это время лапкой принимавшая сигналы, разочаровано пошевелила усами. Измаил вытянул ноги на теплой, кое-где поросшей мхом черепице и подставил лицо солнечным лучам, чуть выбравшись из тени. С большими выпуклыми глазами, сухопарой фигурой и длинными конечностями, в которых было как будто больше углов, чем надо, он напоминал Кервину какое-то насекомое: не то богомола, не то палочника. Вполне возможно, что листиком или веточкой он умел прикинуться ничуть не хуже. Занятия с Измаилом были отдельным видом искусства. Клерк имел репутацию отличного информатора и мастера слежки, и его навыки действительно завораживали. От Измаила часто требовалось незаметно выяснить, где живет некий человек, какие салоны красоты посещает его жена и где учатся дети. При всём восхищении профессионализмом добыча подобной информации Кервина насторожила. Юноша имел всё ещё достаточно свежие воспоминания о том, как работает такой шантаж. В глубине души ему не хотелось становиться соучастником подобного. — Лорд Ветинари когда-нибудь реализовывал свою угрозу? — спросил Кервин, когда первый раз отправился в город с Измаилом. — На моей памяти ни разу, — ответил клерк. — Обычно достаточно вызвать страх. Ведь главное — результат, а не жертвы. Этот ответ немного успокоил Кервина. Ветинари и правда не казался ему человеком, который станет из-за частных стычек, интриг и налоговых сборов причинять вред детям. Хотя, справедливости ради, вполне возможно было вообразить чрезвычайную ситуацию, в которой патриций пошёл бы на такие меры. — Мне нравится, как вы перемещаетесь по крышам и как сливаетесь с толпой на улице, — произнёс Измаил, щуря богомоловы глаза на солнышко. — По-моему, вам для этого почти не требуется усилий. Кервин подумал, что это правда. Когда он не носил чёрных одежд наёмного убийцы, толпа проглатывала его. Он становился чем-то нейтральным, одним из многих, частью потока. — В следующий раз перейдем к искусству невидимости, о котором вы спрашивали так много раз. На самом деле это немного похоже на слияние с толпой — надо как можно меньше выделяться из окружения. А сейчас... — А сейчас... — повторил Кервин. Измаил то ли фыркнул, то ли усмехнулся. — Кервин, как вы сходитесь с людьми? — Когда как. Скорее это они сходятся со мной. — Значит самое время потренироваться. Видите того человека? — В коричневом костюме? — Да. Он собрался в кафе. Познакомьтесь с ним под любым предлогом, выясните его имя и фамилию, где он живёт, кем работает и выпейте с ним. В заведении есть бар. При этом про себя вам нельзя рассказывать никакой достоверной информации. Вперёд! Задание показалось пустяковым. Ну в самом деле, что сложного выпить с человеком в баре и поболтать за жизнь, придумав себе легенду? Кервин никогда не был душой компании, но от людей не шарахался. При доверительном контакте человек может многое рассказать случайному знакомому, главное суметь найти правильный доброжелательный тон. Ничего особо трудного, если бы только... господин в коричневом не оказался глухо-немым и в добавок принципиально непьющим. Ох уж этот Измаил! Причём вторая подстава всплыла уже после того, как Кервин нашёл-таки способ объясниться через официанта, который, как выяснилось, регулярно имел дело с порученным субъектом. Пили в итоге лимонад. Измаил при всём своём коварстве не уточнил, какой именно напиток нужно распить. — Неплохо, — изрек Измаил, когда Кервин сообщил ему имя, адрес и профессию нового знакомого, — но не без нареканий. Вам надо бы подтянуть актёрское мастерство. — Я уже давно это почувствовал. — Я тоже. Знаете, у вас чертовски серьезное лицо, когда вы чем-то сосредоточенно занимаетесь. Больше естественности, непринужденности! Вы же не шпион. Кажется, Измаил издевался. Но куда больше юношу интересовало, как клерк всё это узнал. Кервин не заметил, чтобы Измаил появлялся в кафе или где-то поблизости.***
Когда Кервин вернулся во дворец, Даниэль встретил его с довольным лицом. — Я всё подготовил, — заговорщически сообщил он. — Отлично! Даниэль вылез из-за стола и вытащил из-под него свёрток с инструментами. — Ещё тут есть, чем зашпаклевать и закрасить. — Тебе цены нет! — Ну, поехали? — в глазах Даниэля мелькнули азартные искорки.***
Стукпостук с задумчивым видом стоял в нише стены возле статуэтки героя, отважно закалывающего подозрительно маленького дракона, и устремлял невинный взгляд на лепнину под потолком. Сперва из разинутой пасти дракона, вероятно болотного, доносился странный шум, но голосов не было, а потом раздалось: — Мать моя женщина! Здесь труба! — Это ухо стены! — Представь, если на том конце нас слышат! — Может быть, а может и нет. — Эй, на том конце кто-нибудь есть? Стукпостук решил промолчать. — Даниэль, ты совсем рехнулся? — А что такого? Я просто спросил. — У тебя странный рефлекс кричать в подозрительные отверстия. Это точно прослушка. — Теперь мы довольны? — Вроде да. Давай стену заделывать. Стукпостук отошёл от статуэтки в нише, и к нему приблизился клерк. — Ну, как там? На второй неделе? — Да, Шелкопряд, у молодых людей явно талант, — ответил Стукпостук, — хотя это далеко не рекорд. — Подозрительность — хорошее качество, но я потом гляну на качество ремонта стены, — с долей ехидства пообещал Шелкопряд. — Вот тогда и узнаем степень таланта.***
Позднее в перерыве, чтобы немного снять нервное напряжение после своей проделки, Кервин и Даниэль прогулялись до крыльца бокового крыла дворца. Некоторые сотрудники курили. Кервин отмахнулся от сигаретного дыма. Он не любил курения. От этого запаха у него постоянно начинала побаливать голова. — Не против, если мы отойдем немного в сторону? — Без проблем. Тебе, значит, сегодня снова в тонкости слежки посвящали? Кервин сделал непередаваемое выражение лица. — Соблазнял немого трезвенника выпить и поделиться адресочком. Даниэль рассмеялся. — Сурово! Получилось в итоге? — Получилось. — Молодец! А я сегодня на рассвете с Годфри куковал недалеко от башни Тумпа. Буквально куковал, как кукушка. Хотя у Годфри получалось лучше. Теперь засмеялся Кервин. — Кукушки в Анк-Морпорке ещё не вымерли? — Я и Годфри нет. А потом мы сидели в самом захудалом кабаке и слушали разговоры завсегдатаев. Я неожиданно для себя узнал новые слова. Даниэль развернулся спиной к парапету крыльца и облокотился на него. — Кервин, а ты знаешь, что в Агатовой империи были люди, которых называли ниндзя? Что-нибудь о них слышал? Кервин не очень понял скачка мысли своего товарища, но насмешливо улыбнулся: — Это те ребята, которые перемещаются приставным шагом, ходят в черном с закрытыми лицами и кидаются сюрикенами? — Ты как будто движущихся картинок понасмотрелся, честное слово! — всплеснул руками Даниэль. — Их создатели такое любили. Нет, это разведчики, диверсанты, наёмные убийцы. — Знаю, знаю, и могу с уверенностью сказать, что название их техники переводится с древнеагатянского как искусство скрытности. Те же пиктограммы обознают ещё "внезапные ветры", но всё зависит от интерпретации и контекста. — Да, да, да! — возликовал Даниэль. — Я подумал, а ведь они очень похожи на нас и наших новых коллег. Кервин закатил глаза. — Почему я не удивлён этим сравнением? — Ума не приложу, — улыбнулся Даниэль. — Хотя на самом деле многое прекрасно подходит и для Гильдия Наемных убийц. Ведь ни для кого из наших не секрет, как вскрывать замки, карабкаться по стенам и что петли надо смазывать прежде, чем открывать дверь или окно. Да и являться средством разрешения аристократических интриг давно не ново. Кинжал флюгера гильдии всегда смотрит по ветру. Но образ ниндзя бесспорно пленителен, и я могу даже отчасти понять — понять, не значит простить, — сурово добавил он, — создателей движущихся картинок, ведь сами агатянцы в древности приписывали ниндзя удивительные умения: летать, ходить по воде, бегать по потолкам. Это отлично работало на имидж. — Не сомневаюсь. — Но боевая подготовка не самое главное. Куда важнее было уметь сливаться с толпой, перевоплощаться, собирать информацию, формировать сети осведомителей, ориентироваться на местности, направлять события, а незаконные методы использовать лишь тогда, когда невозможно ограничиться законными. Существует гипотеза, что поэт Круги на воде был ниндзя и личина творца и странника служила ему лишь прикрытием. Разумеется, знатные воины считали такие методы бесчестными, ведь деятельность этих ребят включала в себя нарушение договоров, подкупы, скрытные убийства, всевозможные хитрости. — Ты хочешь сказать, что знатные воины действовали как-то иначе? — скептически прищурился Кервин, перед мысленным взором которого предстала вереница событий родной и зарубежной истории. — Декларация норм не равняется их соблюдению, но какой-нибудь кодекс или устав обязательно будет. Агатянская знать должна была следовать пути воина, который, правда, позднее трансформировался в путь пацифиста, когда знать окончательно зажралась, однако до того момента основной принцип их жизни гласил: в любой непонятной ситуации главное — красиво умереть. — Суицид не выход, — вздохнул Кервин. — Ну, они считали, что именно в этом заключается храбрость. Особенно когда речь шла о чести и верности. Так требовал их путь. Оправдывать страх смерти тем, что не достиг цели — малодушие. — Как-то много у агатянцев всяких путей. — Есть такое. Ведь путь или тропа — это образ жизни, дорога к познанию мира, а не только набор этических правил и образцов поведения. Пути бывают очень разные. — Например? — Например, существовал путь чая. — Он мне что-то уже нравится. — Или путь меча и пера. — Хоть кто-то догадался совместить, а не спорить, что эффективнее. — Насколько я понял пиктограммы, под пером подразумевался нож. — А-а... ну не важно. Всё равно лучше совместить. Но мы отвлеклись. Что там с ниндзя? — Ниндзя поступали иначе, чем знать. Жизнь и смерть иллюзорны, это так, и гибели боятся не стоит, но в отличии от благородных воинов их главным принципом было выполнение задания несмотря ни на что. Красиво умереть, не добившись цели — совсем не вариант. Это попросту провал операции. — Что очень логично, если ты должен, например, доставить сведения. — Само собой. Ниндзя также владели навыками выживания, разбирались в ядах, лекарствах, алхимических веществах, к примеру, взрывчатых, изучали возможности своего тела, умели освобождаться от пут, тренировали душевую стойкость и спокойствие в любой ситуации. А ещё они использовали очень интересную технику боя стихий. — Это как? — О, сейчас расскажу. Только, по-моему, нам пора возвращаться. — Значит по дороге.***
Шалита, с комфортом расположившийся на подушках в своих апартаментах в истанзийском посольстве, просматривал новые распоряжения своего правительства. Одно объёмное письмо, доставленное с особым гонцом, заставило его приподняться и выгнуть брови. Дочитав остальное, Шалита вернулся к этому письму и вызвал слугу, чтобы отдать несколько распоряжений. Тынкер прогуливался в Гад-Парке, когда на дорожке рядом с его тенью возникла ещё одна. — Добрый день, мистер Тынкер. Я очень рад, что встретил вас. Тынкер повернул голову, окинул человека взглядом, ясно говорившим, что день был добрым ровно до этой минуты, и произнес суховато: — Ваше присутствие поблизости компрометируют меня, господин Шалита. Я не позабыл об участи моего брата. По какому вы делу? Я не верю с случайные встречи. Лицо посла стало воплощением сочувствия и раскаяния. — Нижайше прошу прощения, мистер Тынкер, но всё же я смею надеяться, что моя нынешняя одежда позволит мне сойти за вашего случайного приятеля. Меньше всего я желал бы бросить тень на такого достойного человека, как вы. Тынкер вновь оглядел собеседника, неброско одетого по местной моде. В словах Шалиты была существенная доля истины. В Анк-Морпорке, в этом плавильном котле, было полно людей и прочих созданий всех мыслимых и немыслимых цветов и оттенков, так что смуглая кожа господина посла — последнее, на что обратят внимание. Сейчас Шалита походил на коммерсанта средней руки. — Мне казалось, что мы обо всем договорились на первой встрече, — заметил Тынкер, на всякий случай бросая взгляд по сторонам. — Вас что-то не устраивает в условиях сделки? Посол улыбнулся своей белозубой улыбкой, которая особенно сверкала в этот солнечный день. — О, сделка вполне устраивает мою страну. Я искал с вами встречи по другому поводу. — Какому же? Они неспешно двинулись по парковой дорожке. — Я хотел просить вас о посредничестве в одном деле, которое, если вы пожелаете, сможет стать для вас очень выгодным. — Верно говорят, что другое название посла — шпион. И это вы называете нежеланием бросать тень? — Ваша репутация останется в безопасности. Прошу вас ответить, как предпринимателя, стоят ли деньги риска? — Зачастую, но зависит от обстоятельств. — Обстоятельства очень благоприятны, — голос Шалиты лился мелодично и певуче, — а благодарность не заставит себя ждать. — Предположим, что вы пробудили во мне любопытство. Я готов выслушать суть проблемы. — Дело в том, что на раскопках города Эм были найдены очень необычные кристаллы с особыми свойствами. Четыре экземляра разного размера. Генерал Атылла очень заинтересовался этой находкой, оперативно изъял кристаллы и засекретил всё, что с ними связано. Однако в Истанзии, как это не печально, куда легче найти толкового военного, чем толкового ученого. У вас обширные связи. Мы готовы предложить вам ещё более выгодные условия сотрудничества, если вы окажете нам эту небольшую услугу и отыщете подходящего специалиста. — Неужели я единственный, к кому вы решили обратиться с этой просьбой? — недоверчиво спросил Тынкер. — Это была бы слишком большая честь. — Вы первый, мистер Тынкер, к кому я обратился. Можете считать это знаком дружеского расположения. Хотя, разумеется, в случае вашего отказа я найду другого человека, и вы потеряете прибыльную возможность. — А вы не боитесь, что я предам огласке то, что узнал от вас о кристаллах? — Я сомневаюсь, что вы так поступите, — лукаво улыбнулся посол. — Почему? — с интересом спросил Тынкер. — Не вы, не мы не заинтересованы разрушать сотрудничество, не правда ли? К тому же мы знаем друг о друге нечто, что не предназначено для посторонних ушей: вы о кристаллах, мы о вашей деятельности. Я уверен, что такой увлечённый путешественник и космополит, как вы, не откажет в небольшой услуге истанзийской науке. К тому же вы восхитительно торгуетесь, — вновь улыбнулся Шалита, — и точно не продешевите. — Хорошо, я готов помочь. Выкладывайте подробности.***
Кервин и Даниэль сидели под деревом в позе лотоса и пытались медитировать. Солнце закатилось за городские крыши, а дворцовые сады по проекту Чертова Тупицы Джонсона отлично подходили для отдыха любителей острых ощущений. В одних только ямах хохо свернули шеи несколько садовников. Пятая точка отрываться от земли явно пока не спешила, и левитировать у юношей не получалось, что свидетельствовало о том, что до уровня монахов из земли Озарения им было очень и очень далеко. — Слушай, я не могу отрешиться от окружающего мира, — открыл глаза Кервин. — Мне кажется, что если я от него отрешусь, то кто-то непременно отрешит меня от жизни. Подкрадется и перережет горло, или стукнет тяжелым тупым предметом, или придушит, или капнет яд в ухо, или... — Мысль уже понял, можешь не продолжать. Если честно, я тоже не могу. Чутье противится. Тут кусты зашелестели и между веток просунулась алебарда дворцового стражника, а за ней и сам стражник. — Кто здесь? — Ну вот, пожалуйста, — сказал Даниэль и повернулся к стражнику. — Свои здесь, свои. Опусти железку, мы клерки. Можем удостоверения показать. — Что вы тут делаете? — Вообще или в частности? Стражник похлопал глазами. Главный смысл его жизни заключалась в том, чтобы пущать или не пущать, а заданный вопрос был слишком мудрёным. — Ты лучше не умничай! — прикрикнул стражник. Верный ответ тех, кому недостаёт интеллекта. Даниэль вздохнул. — Воздухом подышать решили после трудового дня. — А чего в крендель завернулись? Даниэль и Кервин посмотрели друг на друга и поняли, что именно не в меру любопытный стражник имеет ввиду. — Это поза лотоса, — пояснил Кервин, как маленькому ребенку. — Поза, способствующая устойчивости и расслаблению. Если вы, конечно, достаточно гибки, — добавил он, — а то у некоторых ноги не задираются, а если задираются, то назад не опускаются. Но если всё гнется, то очень полезно. Стражник ещё раз посмотрел на их позы лотоса и предпочел ретироваться. С людьми, у которых стопы ложатся на бедра, связываться точно не стоило. Фиг его знает, может эти страшные существа ещё и на шпагат садятся? — Вот какое тут к черту просветление? — проворчал Даниэль, когда стражник ушёл. — А там ведь ещё столько ступеней духовного роста! — Давай сойдемся на том, что бренность бытия мы познали ещё в гильдии, как и ограниченность способностей человеческого тела, чувств и ума. Предлагаю сразу переходить к боевым искусствам и этим твоим стихиям. — Ну, в таком случае давай попробуем вообразить себя какой-нибудь стихией. Для начала одной. Земля, вода, огонь, воздух, пустота. Выбирай. Как я уже говорил, бой стихий — это в сущности импровизация, и техника, соответствующая какой-то стихии, легко меняется на другую в зависимости от особенностей противника и обстоятельств. — Но зачем нам для этого ждать просветления? — О, это ведь состояния сознания, а не только стили боя. — Ну, хотя бы с воображением у нас всё в порядке. Даниэль и Кервин вновь соединили большие и указательные пальцы и предприняли новую попытку погрузиться в глубины своего духа.