***
В Продолговатый кабинет в полной тишине вошёл Стукпостук, мягко ступая бархатными туфлями. Ветинари стоял у окна спиной к двери. — Милорд, есть свежие новости, — доложил секретарь. Спина патриция выразила заинтересованность. — Во-первых, дешифровщикам буквально только что удалось взломать шифр. А во-вторых, пришло донесение из Истанзии. Ветинари энергично развернулся, и чёрная мантия взметнулась в воздух. — Давайте начнём с донесения. — Хорошо, милорд, — Стукпостук деловито откашлялся. — Должен сообщить, что на щеботанском судне "Жанетта" в Азмир прибыл некий пожилой господин. Двое офицеров генерала Атыллы встретили его почти у трапа. Вот подробный доклад агента, который наблюдал за ними в порту. Судя по всему, контрабанда здесь ни при чём. Ветинари взял из рук секретаря донесение и пробежал глазами. Стукпостук безошибочно определил момент, когда патриций доберётся до последней точки, и добавил: — А дешифрованное сообщение, милорд, бросает свет на личность этого загадочного господина. — Я заинтригован. Стукпостук достал наспех вырванный тетрадный лист с неровным краем. Дешифровщики работали торопливо и вдохновенно и даже не стали переписывать текст набело. Вручая патрицию это вопиющее воплощение небрежности, секретарь на миг болезненно скривился, но Ветинари ценил результат больше, чем соблюдение формальностей, и проигнорировал качество оформления. "К вам направлен щеботанский учёный Пьер Марин, отличный знаток физики и алхимии, — гласило клик-сообщение. — Подлинность данных о нём проверена. Пусть вас не смутит легкая эксцентричность, она спустица таланта. Марин отбывает утром 3 грюня из порта Щеботана на торговом судне "Жаннетта". Путь торговцев лежит через Эль-Кинте и Эфеб и займет больше времени, чем прямой маршрут. Встречайте "Жанетту" в порту Азмира и позаботьтесь о госте. Описание внешности: невысокий, пожилой, белые волосы, шаркающая походка, не носит носков, следы экспериментов везде, где можно и нельзя. По словам наших людей, спутать трудно". Патриций положил расшифровку на стол. — Стукпостук, нужно отправить в Щеботан ещё один чёрный клик. Пусть наведут справки об этом эксцентричном учёном. — Будет сделано, сэр. — Полагаю, "наши люди" — это Тынкер и Круасон. — Передать распоряжение городской страже? — Нет, Стукпостук, ещё рано, — сухо отозвался Ветинари, садясь за свой стол. — Эти двое пригодятся нам, чтобы вытянуть из клубка ухваченную ниточку. Стража ведет сейчас тайное расследование по делу Тынкера. Я сам передам Ваймсу нужную информацию. Но не больше необходимого. — Милорд, я правильно понимаю, что нам нужен не столько Тынкер, сколько его связи и контакты? Ведь после ареста его брата удалось вскрыть лишь часть преступных схем. — Вы совершенно правы, Стукпостук. К тому же, судя по всему, мы вышли на след ещё одного заговора. Я всегда поражался, с какой наглостью могут действовать люди, не способные как следует скрыть следы своих интриг. Ветинари вновь взял в руки листок с расшифровкой. — Будьте любезны, узнайте, как дела у агента Бауты. Последнее время он реже выходит на связь, но ему стоит вникнуть в ситуацию с этим учёным. Передайте, что я возлагаю на его работу в Истанзии большие надежды.***
Недалеко от Джорджинополя, столицы Истанзии, был разбит военный лагерь. Накануне здесь проходили масштабные учения, но сейчас у солдат была возможность немного отдохнуть. Марина разместили в одном из походных шатров, предоставив в распоряжение все доступные удобства. Правда доступных удобств оказалось в сущности немного: истанзийские солдаты были суровыми мужчинами. А вернее суровыми мужчинами они стали именно в силу ограниченности удобств. Марин успел немного отдохнуть с дороги и подкрепить силы, как к нему в палатку с уважительным поклоном вошел незнакомый человек, тоже при оружии. — Желаю здравия, господин Марин. Вас готов принять сам Кнут Пустынь генерал Атылла, — произнёс он по-морпоркски. — О, это замечательно, — ученый с энтузиазмом поднялся с подушек, на которых вольготно развалился. Отдыхать прямо на полу было непривычно, но удобно, если не считать того, что подушки, ковры и все остальные вещи крепко пропитались запахом лошадей. — А вы?.. — Имею честь представится, — поспешно сказал вошедший, — адъютант генерала Салиман. Вы хорошо говорите по-морпорски? — Да, ведь в сущности это международный язык. Очень полезно для международных конференций. — Прекрасно! А истанзийским вы, случайно, не владеете? — улыбнулся адъютант. — Разве что несколько базовых фраз, которые выучил по дороге. — А мы освоили некоторые азы щеботанского, пока вас ждали, — подмигнул Салиман. — Значит, если вам удобно, предлагаю общаться на морпоркском, чтобы обойтись без посредников в лице переводчиков. Этот язык более популярен, как вы уже отметили. Я очень рад, что вы прибыли к нам. Кнут Пустынь генерал Атылла с нетерпением ожидает встречи с вами. Они покинули шатёр. Солнце сразу намекнуло непривычному к жаркому климату Марину, что умеет не только греть, как на щеботанском курорте, но и обжигать. — Вам будет нужно обождать минутку, пока я о вас доложу генералу, — по дороге предупредил адъютант. — Конечно, конечно. А как мне следует обращаться к вашему правителю? — Для вас достаточно будет "вашего превосходительства". Откуда-то справа из-за шатров донесся душераздирающий крик. — Что это? — заозирался Марин. — Всего лишь наказание провинившегося солдата, — будничным тоном пояснил Салиман. — Он так вопит, будто его режут. — Четвертуют, — поправил Салиман. Крик стал хриплыми, потом затих. Должно быть, несчастный потерял сознание. — Что совершил этот человек? Убил, ограбил кого-нибудь? — О, куда более ужасное преступление! Он ушёл в самоволку. — И за это четвертуют? — изумился Марин. — Не слишком ли? Салиман в свою очередь уставился на учёного, будто тот с луны свалился, но потом осознал что-то и снисходительно хмыкнул. — Сразу видно, что вы человек невоенный, — произнёс он. — В нашей победоносной армии должна поддерживаться железная дисциплина. Это главный залог победы. Марин не считал себя знатоком в вопросах войны и дисциплины, а потому не стал возражать. Он встряхнулся и выкинул этот эпизод из головы. В конце концов его ждали эмийские кристаллы! Впереди показался большой походный шатер, но кроме размеров он ничем не отличался от остальных. У входа стояли на страже два солдата с каменными лицами. Салиман уверенно прошёл мимо них в шатёр и почти сразу появился вновь. — Прошу вас, господин, — пригласил он Марина. Внутри шатра обстановка была не менее сдержанной, чем вид снаружи. Ковров и подушек почти не было, а те, что имелись, казались потрёпанными жизнью. За простым раскладным столиком сидел мужчина, облаченный, как на битву. Перед ним лежали исчерченные карты, бумаги и несколько книг. На обложке самой верхней было выведено имя генерала Тактикуса. Мужчина оторвался от карт и окинул учёного гордым взглядом. Марин догадался, что его взору предстал Кнут Пустынь, потому что других кандидатур поблизости не было. Впечатление Атылла производил в высшей степени суровое и воинственное, словно вождь древних орд из книг по истории с той поправкой, что древние орды обычно меньше значения придавали гигиене и были хуже образованы. Марину на миг подумалось, что профиль генерала должен неплохо смотреться на монетах, причем не новеньких и сверкающих, а лежащих в музее и отчеканенных в те времена, когда прародители ныне благородных семей занимались разбоем, пиратством и вырезанием иноверцев. — Приветствую вас, месье Марин, в наших краях, — произнёс Атылла тоже по-морпоркски и указал на раскладной стул напротив. — Не стойте столбом, присаживайтесь. Мы здесь современные люди, и дорогим гостям трепетать не обязательно. — Я польщен честью быть вашим гостем, — любезно ответил Марин и присел на самый краешек предложенного стул. — Что побудило вас откликнуться на наше предложение приехать? — Я буду честен, ваше превосходительство. Во-первых, я загорелся идеей познакомиться с вашими артефактами и исследовать их. Во-вторых, государственная поддержка и финансирование, которую мне обещали — очень привлекательная вещь для большинства ученых. Если вас интересует нечто большее, чем очки и подзорные трубы, то вы обратились по адресу. Я устал растрачивать знания на пустяки. — Мне нравится ваша уверенность в собственных силах, — улыбнулся Атылла, — и вас не обманули на счет поддержки. Сейчас Истанзия может предложить куда больше, чем ещё пару лет назад. Вы слышали что-нибудь о наших успехах по усмирения кочевников и в сражениях с богомерзкой Омнией? Марин пожал плечами. — Простите, но я не интересуюсь политикой. — Понимаю, — кивнул Аттыла, ничуть, казалось, не задетый неведением собеседника. — Мне хвалили вас, как человека, который знает толк в естественных науках. А знаете ли вы толк в магии? — Магия — такая же часть нашего мира, как прочие феномены природы. Насколько мне известно, волшебники применяют к ней вполне научные методы, как бы странно это ни звучало. Однако сперва нужно понять, с какими объектами в действительности мы имеем дело и нужна ли нам вообще будет магия при работе с ними. — Что вам нужно, чтобы понять? В глазах Марина вспыхнул огонь исследовательского азарта. — Само собой познакомиться с артефактами и начать их изучение. — Значит мы не будем терять время, — произнёс генерал. — Сегодня вы отдохнете, а завтра вместе с моим адъютантом отправитесь к месту хранения этих необычных находок. Если вы сочтете, что задача постижения их свойств вам по силам, я предоставлю в ваше распоряжение все доступные ресурсы.***
Когда Пьер Марин вернулся в свой шатер, Атылла снова вызвал адъютанта. — Что вы скажете об этом человеке? — спросил генерал, барабаня пальцами по сочинению Тактикуса. — Он, очевидно, очень увлечен своей работой, о Кнут Пустынь. Другой человек попросту не отправится один в далекую и, возможно, опасную страну ради ископаемой диковинки и смутных перспектив. — И вывод? — Я думаю, что если Пьер Марин оправдает свою славу отменного профессионала, он лучшее, чего мы можем пожелать. Атылла перестал барабанить пальцами по книге. — Как говорил генерал Тактикус, мы должны схватить историю за яйца, — заявил он с солдатской прямотой. — Так или иначе мы это сделаем. — Говорят, история — женщина, — рискнул заменить Салиман, — и с ней делают кое-что другое. — Оставьте это историкам. И вообще, Тактикусу виднее, кого и за что брать. Бетрек брал, Смель брал, Ушистан брал. Адъютант спорить не стал. Кнут Пустынь верил Тактикусу, а Кнуту Пустынь было виднее, кому верить. — Скажи лучше, — продолжал Атылла, — Марин ведь слышал, как вершили казнь? Наш светоч знания рос в условиях тепличного Щеботана, не ощущал бурления силы, не вкушал бесстрашной борьбы. Он не испугался? — Немного, о Кнут Пустынь, скорее это было изумление. — Салиман, я уверен, что ты понимаешь, как сильно мы нуждается в дельном специалисте. Если, узнав наши секреты, Марин будет колебаться, испугается чего-то и его не удастся вежливо уговорить, не стесняйся пригрозить ему расправой. Мы не можем просто отпустить его и рисковать государственной тайной, а потому принудим к сотрудничеству. — А если Марин твёрдо придёт к выводу, что не сможет быть нам полезен? — Если он действительно окажется бесполезен, мы просто убьём его. Он не единственный учёный на свете.***
Среди камней и пустынных колючек ползла змея. Она была того же цвета, что песок и скудная сухая растительность и представляла собой серьезную опасность для недостаточно бдительного грызуна или зазевавшейся ящерицы. Вдруг змея замерла, почуяв всем телом вибрацию земли. По песчаной дороге ехала группа из четырёх всадников. — Господин Салиман, нам обязательно нужно было ехать верхом? — К сожалению, иначе нельзя. Следы копыт в этих местах могут принадлежать диким лошадям, но следы колес — это всегда цивилизация. — Нам ещё долго? — Мы почти прибыли. Путешествие верхом да ещё под палящим солнцем казалось Марину бесконечным и изнурительным. Профессора подбадривала одна единственная мысль — о древних артефактах, которые ждали его в конце этого мучительного пути. Марин никогда прежде не ездил верхом и был очень благодарен Салиману, который прикрепил его повод к луке своего седла и страховал всю дорогу. Сам же адъютант и двое солдат, с которыми Марин познакомился в порту, сидели на конях, как влитые. Если бы кентавров не существовало, такие всадники породили бы мифы о них. Как ни протестовало седалище Марина против конных путешествий, приходилось признать, что подобных панорам на равнине Сто не встретишь. В этой части инстанзийской пустыни не перекатывались сыпучие барханы. Здесь пейзаж состоял из песчаных пустырей, камней, скал из слоистого песчаника, пучков сухой зелени, редких деревьев и кустарников. Это вам не капуста до горизонта! Если посмотреть на эти края с высоты птичьего полета, гористый рельеф, вероятно, напомнил бы складки кожи. Очень большие складки. Как у гигантских слонов, на которых покоился Диск. На закате дня путники въехали в ложбину между двух скал, нависавших жёлтыми громадами. — Ну вот, теперь мы на месте, — объявил адъютант генерала. Военные легко спрыгнули с коней. Марин сполз, как мешок с картошкой. Немного размявшись, учёный стал осматриваться по сторонам в поисках какого-нибудь строения, однако скалы выглядели такими же песчаными, как пустыня, и такими же безлюдными. — И куда теперь? — Сейчас вы поймёте, — загадочно улыбнулся Салиман. — Генерал принял много мер предосторожности. Путники приблизились к скале по левую руку от них. Салиман зашёл в углубление между двух валунов, послышался краткий механический лязг, и прямо перед Марином в каменной нише открылся тайный вход, замаскированный настолько хорошо, что только человек, знающий о нём, смог бы его найти. — Прошу вас, — любезно пригласил Салиман. Четверо мужчин и четверо коней оказались в длинном и тёмном пещерном туннеле. В его конце находилась ещё одна дверь, больше похожая на огромный люк. — Это ещё одна предосторожность генерала, — пояснил Салиман. Он вставил массивный ключ в замочную скважину и набрал код, повернув колесики с цифрами, как на сейфе. После этого ключ в замке легко провернулся. За люком открылся более светлый и менее длинный коридор. Двое солдат вместе с конями куда-то свернули, а Салиман вывел Марина в большой зал. Это просторное помещение являлось по сути ухоженной и оборудованной пещерой. От зала отходили лестницы и коридоры, которые вели в другие не менее любопытные места. — Ооо! — не сдержал изумлённого возгласа профессор. — Эти скалы пронизаны пещерами, среди них есть большие и маленькие. Мы сделали здесь секретное убежище. Пещеры освещаются частично светильниками, частично солнцем через отверстия в скале, частично вурмами. Вентиляция здесь тоже очень хорошая. Если хотите сперва отдохнуть, месье Марин, то я провожу вас в жилые помещения. — Нет-нет, — нетерпеливо замахал руками учёный, — я хочу начать с артефактов! После такой длинной дороги ждать ещё дольше казалось Марину немыслимым. Когда доходило до науки, усталость для профессора превращалась в дело несущественное. Бывало, что, сидя за физическими приборами и что-то лихорадочно считая, он ненароком забывал поспать пару ночей. — Тогда с вашего позволения, я проведу вас в хранилище. Минув лабиринт коридоров, они подошли к очень массивной и даже жуткой на вид двери с бесчисленным количеством запоров. — Это здесь? — профессора почти трясло от возбуждения. — Открывайте же скорее! Салиман дернул почти незаметный шнурок в стенной нише, и через несколько секунд послышались торопливые шаги. Учёный и адъютант повернули головы. По коридору к ним спешил молодой человек в мятой одежде, со странной побрякушкой на шее, вроде древнего амулета, и парой оригинальных колец на пальцах. — Приветствую вас, — поклонился вновь пришедший. — Господин Марин, не так ли? Мы вас ждали. Меня зовут Бальтазар, я археолог. — Отоприте для нас хранилище, прошу вас, — попросил Салиман. — Наш приглашенный специалист должен посмотреть, с чем ему предлагается работать. — Разумеется. Марин в волнении предвкушения облизал губы. Защелкали и зазвенели запоры, и дверь отворилась. За ней была темнота. — Эти кристаллы мы нашли на раскопках города Эм, что стоял когда-то на берегу Круглого моря, — увлечённо заговорил археолог, глаза которого светились благоговейным восторгом. — Я уверен, что эта находка может послужить наглядным подтверждением крайне высокого уровня развития этой древней цивилизации. Вероятно, мы не ошибаемся в предположении, что Эм был некогда магическим центром Диска, как ныне Анк-Морпорк. Первый кристалл, самый большой, я обнаружил совершенно неожиданно. Это просто потрясающе! Дело было ранним утром, солнце только показалось из-за горизонта. Мы с коллегой вытащили кристалл из раскопа, как вдруг наша находка напиталась солнечным светом, нагрелась и плюнула лучом по походному шатру. Удивительно, правда? — Бальтазар не кстати хихикнул. — Только пепел остался. Представляете какая температура? Хорошо, что внутри шатра никого не было. Потом мы искали уже целенаправленно. И вот, четыре штуки! Уму непостижимо! — Так где же эти штуки, уважаемый? — с нажимом напомнил Марин. Ему уже хотелось хорошенько встряхнуть этого болтуна. — О, мы не зажигаем свет из опасения, что кристаллы соберут его энергию и выстрелят. Такое случалось несколько раз, когда мы ещё не научились с ними обращаться. Я зажгу свечку. От нее ничего не будет, но лучше близко не подносить. Бальтазар зашарил по карманам в поисках свечи и спичек. Марин тяжело вздохнул, подавляя раздражение. Через несколько секунд вспыхнул огонек. — Входите. Марин перешагнул порог хранилища и в тусклом дрожащем свете увидел на столе, укрытом бархатом, четыре больших кристалла, лежащих в ряд. Это были не те камни, которые вставляют в кулоны или серьги. Серьга с таким камушком могла бы оторвать ухо. Два желтых и один розовый кристалл были размером с кулак, а голубой в диаметре — не меньше тарелки. Марин с внутренним трепетом приблизился к столу, Салиман и Бальтазар остались немного позади. Профессор заметил, что пламя свечи в руках археолога совершенно не отражается в гранях камней, как следовало бы ожидать от гладкой поверхности да ещё в полутьме. Этот огонек будто бы подсвечивал кристаллы изнутри. Огранка тоже была необычной, учёный ни разу такой не видел. Затаив дыхание, он провёл рукой по ребру розового кристалла. — Это изумительно! — прошептал Марин, обращаясь скорее к загадочному минералу, чем к спутникам. — Я однозначно готов с этим работать. Хочу увидеть их в действии. — Я очень рад, — отозвался Салиман. — В таком случае обсудим наше сотрудничество подробнее. Адъютант действительно был рад энтузиазму учёного. Меньше мороки.***
Вскоре начался набор в научно-инженерную группу. Кандидаты до последнего не знали, чем им на самом деле предстоит заниматься. Пьер Марин лично проверял компетентность каждого и одобрял или отклонял кандидатуры. А специально обученные солдаты Атыллы тщательно проверяли на благонадежность всех претендентов, чтобы в ряды учёных не проник шпион из вражеского лагеря. Утечку сведений затрудняло и то, что всем исследователям предстояло находится на охраняемой пещерной базе посреди пустыни, откуда поддерживать тайную связь с кем-либо посторонним было бы крайне затруднительно. Знание морпоркского или щеботанского языка тоже было важным критерием отбора, хотя и не строго обязательным, если человек был исключительно талантливым специалистом. Люди определённого склада способны общаться друг с другом формулами. В один из вечеров, после продолжительной беседы с одним из кандидатов, которых, по правде говоря, было совсем не много, Марину захотелось выйти на крыльцо военного департамента, чтобы выкурить трубку. Профессор предпочитал именно трубку. Было в ней что-то особенное, более интеллигентное. Курил Марин не часто, но этот неспешный и вдумчивый процесс помогал ему порой привести в порядок мысли. Солнце поумерило свой жар, и воздух стал напоминать горячее молоко. Джорджинополь совсем не походил на цветущий Щеботан с его мягким климатом. Этот город был жарким, засушливым, полным коней, верблюдов, казарм и назойливых торговцев. Тем не менее в Джорджинополе был свой шарм, как сказали бы на родине Марина. Профессор в своей жизни куда больше интересовался физикой и алхимией, чем историей и архитектурой, но даже он не мог не заметить, что здесь было, что посмотреть туристу. К примеру, древние укрепления, проломленные какими-то не менее древними завоевателями, или огромный храм, который из святилища рогатого бога Ома превратился в святилище зубастого бога Оффлера. Правда развитием туризма тут, похоже, совершенно никто не занимался в отличии от того же Щеботана. Зато военные при нынешнем режиме процветали и даже обзавелись собственным департаментом, чтобы решать свои военные вопросы, которых становилось чем дальше, тем больше. Именно этот департамент и стал для Марина временным местом работы. Спустившись в просторный вестибюль, украшенный витыми колоннами, ученый ещё издали заметил щуплого молодого человека, который о чём-то спорил с двумя солдатами, стоявшими на страже у входа. Марин не понимал их истанзийской речи, но интонации были достаточно выразительны. — Да какой из тебя инженер, оборванец? — прикрикнул солдат. — Пшёл вон! Юноша вскинул руку. — Уверяю вас, я по делу. Я прошу вас... — Вон, я сказал! Солдаты угрожающе направили на него копья. — Стойте! — крикнул Марин и поспешил к ним неловкой старческой походкой. — Пусть войдёт. Что вам угодно, молодой человек? Вы понимаете меня? Бедняк с надеждой взглянул на Марина и отвесил низкий поклон. — Я инженер, господин, — ответил он тоже по-морпоркски. — Я пришёл предложить свои услуги, прослышав, что здесь проходит набор в научную группу для нужд армии. Не прогоняйте меня, пожалуйста, ведь бедность не порок. — Не прогоню. Как вас зовут? — Иммануил Большая Гайка, господин, — снова поклонился юноша. Ученый протянул ему руку. — Пьер Марин, руководитель набираемого научного коллектива. Рад познакомиться. Иммануил робко пожал протянутую руку. — Это большая честь для меня. — Где вы учились, чем занимаетесь? — спросил Марин. — Я обучался в Аль-Хали. Занятия вели лучшие преподаватели, — твердо ответил юноша. — Я изучал математику, физику, механику, астрономию. Я умею собирать любые известные миру механизмы. Марин заинтересованно хмыкнул. — Так уж и любые? Недурной замах. А вы разбираетесь в преломлении света? — Конечно, господин, — с жаром ответил Иммануил. — Это очень увлекательная область науки! — Не будет ли бестактно спросить, как так вышло, что при столь хорошем образовании у вас трудности с деньгами? — Для того, чтобы обладать деньгами, нужно иметь источник дохода, а у меня его нет. Это долгая история. Я лишь недавно вернулся из Клатча, узнав о смерти матери, которая не могла оставить мне почти никакого наследства. Естествоиспытателю в Истанзии не слишком просто найти работу. Я надеялся предложить себя армии как военного инженера. — А вы не хотели бы вернуться в Клатч? Там вы были бы более востребованы. — Нет, не хотел бы, — уверенно сказал Иммануил. — Я родился в Истанзии. — Пойдёмте со мной, поговорим подробнее. И я познакомлю вас с господином Салиманом. У него тоже найдется, о чём вас расспросить. Марин не был уверен чем, но чем-то этот молодой человек его зацепил. Возможно, причиной всему был странный огонёк в глазах Иммануила, который профессор часто видел в зеркале.***
В Анк-Морпорке же тем временем на стол патрицию легло толстое досье на профессора Пьера Марина. Изучив его подробнейшим образом, лорд Ветинари изогнул бровь. Вопрос, зачем истанзийскому правительству понадобился этот чокнутый учёный, казался патрицию совсем не праздным. Бауте уже было передано задание разобраться в ситуации, а пока оставалось ждать свежих новостей и держать руку на пульсе событий. Своей неудержимой любознательностью и безответственным подходом Марин немного напомнил Ветинари Леонарда. Патриций опасался людей подобного склада. Они разбирали мир на запчасти, собирали из них нечто доселе неведомое из чистой любви к процессу и совершенно не думали о последствиях. По мнению патриция, главная разница между двумя учёными заключалась в том, что Леонард Щеботанский куда больше, чем его соотечественник, ценил живое. Хотя бед, справедливости ради, от его любящего гения тоже было куда больше. От Пьера Марина же страдали в основном соседи.