Лунная соната

Таня всегда была правильной девочкой. Поэтому, стоя на краю крыши многоэтажного дома в центре Москвы с тлеющей сигаретой в руке, она всё никак не могла понять, когда её жизнь успела перевернуться с ног на голову. На небе виднелись розоватые пятна - всё, что осталось после недавнего заката, а поверх пятен, перекрывая небесный румянец, постепенно зажигались звезды. Таня закрыла глаза, и окурок, выпав из ослабевшей девичьей руки, полетел вниз, сливаясь с россыпью таких же полыхающих точек на бесконечном синем полотне. - Танечка, - она обернулась на знакомый мягкий голос и увидела маму, стоящую в проходе. - Сегодня к нам приедет тётя Люба, приберись в гостевой, пожалуйста. - Конечно, мам, без проблем, - бодро сказала девушка, на удивление легко согласившись. Она снова закрыла глаза и через пару мгновений оказалась в гостевой. Вялый белёсый цветок томно замер на подоконнике. В брошенной на журнальном столике кружке остался недопитый сладкий чай. Раскрытая посередине книжка лежала на стеклянной столешнице вверх обложкой. В небе сгущались тучи. На светлую макушку упала первая капелька теплого летнего дождя. Воздух в комнате сделался плотнее, влага пятнами отпечатывалась на белых обоях. Вдруг с потолка закапала вода. Льющийся поток со временем только усиливался, не желая прекращаться. Из переполненной кружки вытекали смешавшиеся с остатками чая коричневые струйки, которые, попадая на края страниц, окрашивали белую бумагу в желтоватый цвет. Таня аккуратно обхватила кружку двумя руками и, притянув ее ближе к губам, сделала маленький глоток. Солоновато-сладкая жидкость слегка обожгла горло, перемещаясь глубже, к самому сердцу, и окутала отчаянно пульсирующий комок родным теплом. В последний раз вдохнув терпкий запах, девушка медленно вернула кружку на прежнее место и взяла книгу. Ветер, резко подувший из открытого окна, перелистнул страницы, остановившись на одной, отмеченной оранжевым стикером. Взгляд зацепился за единственную фразу, выведенную крупными прописными буквами в самом центре листа.

"Слезы погибших матерей всегда согреют души одиноких детей".

Нежная мелодия, доносящаяся из чужой квартиры, разрезала вязкую, давящую тишину. Бетховен. Оживший цветок покачивал головой в такт и ловил языком долетающие до него капли воды. К звукам Лунной сонаты добавился высокий мягкий голос, родной и такой любимый голос, напевающий колыбельную у кровати годовалой дочурки. Музыка смешивалась, становясь единым целым, заглушая шум дождя. Ноги, следуя за влекущей мелодией, вырисовали на мокрой плитке фигуры давно забытого вальса. Таня закрыла глаза, что бы тут же открыть их обратно. Она кружилась по светлой зале дворца среди сотен танцующих пар. Белое воздушное платье следовало за движениями ее тонкой фигуры. Преодолевая яркий, слепящий свет она подняла взгляд, чтобы рассмотреть лицо своего партнера. Родные карие отцовские глаза привычными веселыми искрами встретили голубые глаза девушки. Крепкие руки уверенно вели её в последнем танце. Ей показалось, что ноги на доли секунд перестали касаться пола, и страх маленьким червячком зашевелился в её животе. Но мгновение спустя ступни будто намертво приросли к паркету. Девушка, стоявшая на крыше высотного здания, одной ногой соскользнула за край твердой поверхности, чуть покачнувшись в сторону. К счастью, её тело быстро среагировало на опасность и, вернувшись обратно, замерло, не смея двинуться от страха. Отец, не замечая остановившейся дочери, продолжил кружиться по зале. Рядом с ним проявился силуэт матери в том самом белом платье, секунду назад находившемся на теле Татьяны. По спине призрачной партнерши струилась прозрачная ткань фаты. Таня хотела было окликнуть родителей, но не смогла произнести не звука. Попыталась сделать шаг, но была не в силах пошевелиться. Горячие слезы отчаяния покатились по разрумянившимся щекам. Все внутри сжималось от обиды, от невозможности сказать любимым людям, что она здесь, с ними. Она сожмурила глаза, пытаясь избавиться от скопившихся в них жгучих капель. Распахнув глаза, Таня увидела, как по маминому свадебному платью поползли чёрные уродливые пятна. Она неотрывно наблюдала за тем, как платье становится все чернее, пока последние крапинки белого окончательно не покинули мягкую ткань. Послышался грохот. Стены замка рассыпались прямо на её глазах, заваливая тяжёлыми обломками танцующих. Девушку охватил животный ужас. Внутри она кричала, извивалась, рыдала, но внешне до сих пор не могла двинуться. Очередной обломок упал на вальсирующего кареглазого мужчину и женщину в черном свадебном платье. Из ее груди вырвался душераздирающий вопль, и она вновь беспомощно закрыла глаза. Музыка стихла. Девушка чувствовала, как холодный ветер перебирал ее длинные кудри. Она стояла у самого края эстакады, держась руками за перила. Мимо бесконечной вереницей проносились автомобили. Вдруг одна из машин взяла правее, и Таня поняла, что автомобиль движется прямо на нее. Истошный крик. Лязг шин об асфальт. Удар. Боль. Легкое дуновение ветра. Запах маминых духов. Звуки струн старой отцовской гитары. Дождь. Снаружи кто-то перебирал струны, наигрывая папину любимую мелодию. Гул машин теперь доносился откуда-то снизу и был еле различим среди городского шума. Она снова в гостевой комнате. После сильного дождя помещение сияло от чистоты. Цветок все так же продолжал покачиваться в такт теперь уже гитарному пению. Послышался звонок в дверь. - Танечка, открой, пожалуйста дверь, - произнес все тот же мягкий мамин голос, отчего сердце девушки сладко сжалось, - это тётя Люба пришла. Кинув последний взгляд на почему-то ставший алым цветок, Таня развернулась и сделала шаг по направлению к двери. Ее охватило долгожданное чувство легкости и невесомости. Она наконец-то была свободна. От невыносимой боли, от поглощающей вины. Татьяна в последний раз закрыла глаза. -Танечка, просыпайся, в школу пора, - снова пропел родной голос. Танечка счастливо улыбнулась и посмотрела в окно. На небе расцветали розоватые пятна рассвета. Ей снова было 10 лет, и она снова была счастлива.