Кот Шредингера

«Что я должен чувствовать? Что я должен видеть? Должен ли я плакать, а может разумнее было бы посмеяться? Посмеяться над иронией судьбы. Почему из всех людей на этом свете я вижу тебя, почему ты не выходишь у меня из головы? Убирайся, сгинь.» — Множество вопросов и утверждений роились в голове в первые недели, после «пробуждения». Последнее, что помнил Ликвид — это дискомфорт в верхней части туловища. Кололо так, словно ему в сердце всадили нож по рукоятку. Предплечья свело судорогой, он схватился за грудь, валясь на ледяной снег, у него не было времени определить, что холоднее, Кристаллический атмосферный осадок или же дыхание смерти, которое он чувствовал за ухом. Дрожь пробила все тело, распространяясь нервными импульсами, ему ещё никогда не было так холодно. Сердце отбивало свои последние секунды, разум угасал, но цель заставляла тянуть руку к брату, пальцы неестественно изогнулись, пытаясь коснуться Змея. Но вот мгновение и ладонь упала на снег, сжимая в предсмертных рефлексах горсть в кулак. Каждый вдох давался с трудом, отдаваясь еще большими спазмами в сердце. Поганый генетический вирус закупорил коронарную артерию быстро, однако Ликвиду же этот процесс казался мучительно медленным, подводя его к смерти. — Фокс, — начал Солид с непробиваемой, и не поддающийся сомнению, уверенностью. — Дай, — закончил Элай прежде, чем перестал дышать. Воспоминания за всю, относительно короткую, по современным меркам, жизнь проносились галопом перед глазами, словно в замедленной съемке. Сердце стучало всё медленнее, но все громче отдавался его звук в ушах, короткими импульсами разгоняя бардовое марево и сжигая, до безумия явные картины рассудка. Ту-ду-м и вот перед Ликвидом фрагмент из далекого детства. Маленький, светловолосый мальчик четырех годов от роду, сидит на больничной койке и отводит с опаской глаза, желая спрятать нахлынувшие не вовремя слезы. Люди в белых халатах заверяют в своей доброжелательности и заботе, да так убедительно, но маленький Элай все равно не верит, чувствует интуитивно холодный расчет и неблагой умысел. Мужчина, единственный, кто был без, смущающей детское сознание, маски, записывал, что-то в, пожелтевшую от времени, медицинскую карточку. Как уже понял мальчик — результаты анализов. Этот мужчина, с волосами цвета шампань с пеплом, кажется не таким страшным, как все остальные, в самых потаенных воспоминаниях Элая, он теплый и приятный, мягкий и близкий. Мальчик скользит взглядом дальше, по мониторам и непонятному для него оборудованию. Невольно он заглядывается на большущее окно, из которого виден коридор, оно почти всегда закрыто жалюзями, чтобы скрыть наблюдателей. Хоть Элай и юн, но из разговоров взрослых он уже успел усвоить такие понятия, как «пуленепробиваемое стекло» и «подопытный». Можно, что-то узнать, но не всегда осознать, что несет в себе зло или же приносит благо, взрослые дали понятие, но никто так и не скажет юнцу истинного смысла второго слова. Взгляд задерживается на окне слишком долго, Элая обуревает ощущение, что он вот-вот увидит, что-то важное. Детское любопытство заставляет устремить туда все свое внимание. Каждая мелочь притягивала его внимание, но не так, как человек стоящий за окном. Это был мужчина средних лет с густыми бакенбардами и бородой. Мальчик мало, что мог разглядеть со своего места, но всматриваясь дольше положенного, даже когда врач, провел ладонью перед его глазами и оклинкнул. Элай продолжал смотреть, словно парализованный, запомнив раз и навсегда взгляд незнакомца, взгляд полный отчаяния, разочарования, возможно ненависти и слишком явного смятения. Этот взгляд и краткое касание мужчины к стеклу, а затем, как показалось ребенку, мистическое исчезновение из поля зрения, навсегда запечатлелись в детской памяти, Элай знал, что этот взгляд был обращен к нему. Прошло несколько секунд прежде чем, все снова залилось багрянцем, утягивая Ликвида под воду. Ту-ду-м, и на этот раз уже не ребенок, а практически подросток, зажал в руках, словно в тисках, неизвестно где найденный автомат. Ползет по грязным окопам Африки, готовясь в любой момент пустить очередь из пуль. Это воспоминание, кажется слишком отчетливым, те же мысли, четкие и чистые, но разбитые, как стекло. Он не помнит, как оказался в этом месте, он не помнит цели, поэтому избирает свою собственную. На периферии сознания крутится имя. Человек, тот человек за которым он следует, как за ускользающим фантомом, он следует за ним, но не как соратник или убийца. Он избрал для себя цель, которая выведет его даже из преисподней. Элай хочет увидеть его снова и посмотреть в глаза, в те самые глаза полные ненависти и горького разочарования. Такие какими он их запомнил. Постепенно цели и желания меняются, но мотивы остаются прежними. Вот он уже спускает курок, как в следующую секунду уходит от удара того, кого по неопытности называет отцом. Когда ему заламывают руку, парню удается заглянуть в его единственный глаз, он ищет те же чувства, тяжело дышит, подергиваясь и желая понять, что чувствует сам. То успокоение, что он видит в глазах Биг Босса не дарует ему того же. Лишь спустя долгие месяцы, которые для Ликвида проходят за считанные секунды, он понимает, нет, вспоминает, что видел перед собой фантом человека продавшего мир. Ту-ду-м, и на этот раз, прояснившееся зрение показывает ему знаменитую эйфелеву башню, построенную Гюставом Эйфелем, в честь которого она и названа. Уже молодым человеком, Ликвид жмурит глаза от яркого солнца, что загораживает «Трехсотметровая башня», пропуская лишь приятные и теплые лучи. Смахнув челку, парень оглядывается по сторонам, он не успевает насладиться подольше этой спокойной атмосферой. Молодой человек Крутанулся на мысках и плавно оборачивается на замершего в нескольких шагах от него мужчину, отличительными чертами которого являются ковбойские сапоги и ярко-красный шарф. От несвойственных для этого города деталей отвлекает длинный, коричневый плащ. Внезапно возникшая тревога, отдалась неприятными покалываниями внизу живота. Хотелось бежать, как можно дальше, скрыться в ближайшем переулке, лишь бы не видеть этой кривой ухмылки на губах Шалашаски, и плевать, что Элай не сможет насладиться достопримечательностями подольше, он никогда не был ценителем подобного. Он не успевает ничего сделать прежде чем мужчина, на удивление мягко, касается его плеча, говоря одними губами: — Пора. Ту-ду-м, и все меркнет, чтобы после появиться снова, поблекшие цвета причиняли боль глазам, но отрезвляли достаточно хорошо, дабы вовремя отцепив парашют, сгруппироваться и приземлиться на полусогнутых ногах в сугроб. Приложив последнее усилие и выбравшись оттуда, Ликвид скатился с небольшого холма, распластавшись на вытоптанной тропинке. В небе, словно зажженные снежинки, спускались вниз тлеющие угольки, молодой человек тяжело дышал, ощущая, как громко стучит пульс в висках. От жара, который он сейчас ощущал, который расходился импульсами по всему телу, не спасал даже снег. От такого нарушения теплообмена он рискует слечь с горячкой, но сейчас, глядя в темное, как смог небо, усыпанное множеством звезд, вдыхая морозный воздух и выдыхая пар, Ликвиду все кажется до ничтожности маленьким и незначительным, и сам он, и его планы, даже злоба на отца, в особенности Солид… Солид Снейк, не успевает он задуматься об этом, как неприязнь к брату заставляет привстать на локтях, сжимая пригоршни снега, смачно хрустя и поднимаясь окончательно. Элай чувствовал себя хуже побитой собаки, но желание отомстить и забрать свое вынуждают искать встречи с братом, именно поэтому он шаг за шагом преодолевает расстояние до места, которое станет завершением для них обоих, его грандиозный эндшпиль. Он думает о разном, сознание не дает передохнуть, но одна мысль не дает покоя с их первой встречи. Почему созерцая перед собой Снейка, Ликвиду мерещится Биг Босс? Как сильно может человек въестся в чужую память, чтобы являться наяву, как кошмар, когда он уже давно мертв? Этот катамаран из воспоминаний заставлял Ликвида задыхаться от нехватки кислорода, постепенно потребность в дыхании отпала, холод, который так нещадно леденил кости, отступил. Осознание пришло не сразу. Когда Ликвид запрокинул голову, приоткрыв глаза. Его ослепил яркий свет, закрывшись от назойливых лучей ладонью, он посмотрел вниз, опуская руки. И, о боже, перед ним лежало его тело, он стоял над своим бренным трупом. Расслабленное и безмятежное состояние не сразу позволило понять, что происходит. Но вот прошло мгновение и лицо исказилось гримасой ужаса, хотелось закричать, только вот в легких словно не осталось воздуха, а голосовые связки отказывались подчиняться хозяину. Посмотрев на свои ладони и снова поднимая их к солнцу, Элай заметил, что стал прозрачнее, чем был доселе, это вызвало новый приступ паники и на этот раз выпустить страх удалось. Отшатнувшись от своего тела и повалившись в снег в паре сантиметров от дымящейся машины, Ликвид истошно заорал, в тот же момент хватаясь за горло. Крик словно прошиб все его тело, будоража сознание только сильнее, это было странно, слышать свой голос одновременно у себя в голове и снаружи. Звон прошелся от голосовых связок до пят, пронизывая тело дрожью. Он отползал от неподвижного трупа, пытаясь ухватиться за что угодно. Но придя к новому осознанию, что он не может докоснуться ни до чего, а каждый звук пробивает на ультра, мужчина ощутил необъяснимый мороз, мир стал меркнуть. Все поблекло в один момент, даже солнце больше не источало ни тепла, ни света, Элай и сам не понял, как провалился в забытие, обволакиваемый туманом черной бездны. На этот раз он не видел ничего, кроме мрака.