Всего пара штрихов...

      Ночь. Только слабый лунный свет освещает комнату, погруженную в полумрак. Ветерок, сочащийся из приоткрытых окон слегка колышет полупрозрачные шторы, то приподымая их, то опуская.       Юноша тяжело вздыхает, прикрывая сонные веки, но все равно продолжает наносить краски на свое полотно, вновь и вновь делая мазки. Эдгар зевает, прикрывая рот рукой. Спать. Он хочет спать, да так, что его шедевр уже расплывается в собственных синих глазах. Нет. Так не пойдёт.       Он встаёт с удобного кресла, отложив все краски и кисточки в сторону. Делает несколько шагов, смаргивая и потирая глаза, стараясь вернуть себе чёткость и ясность собственного зрения. Замыленный взгляд ему сейчас совсем не нужен. Художник аккуратно разворачивается, смотря на свою работу. Прекрасно.       На белом лице тут же расплывается широкая улыбка. Замечательно. Его картина почти готова, остались всего несколько незначительных штрихов, которые должны сделать её идеальной.       Вальден спокойно вздыхает, тут же возвращаясь на свое место, вновь беря в свои руки все принадлежности, аккуратно размазывая цвета по холсту. Немного. Осталось совсем немного.       Штрихи. Штрихи. Штрихи. Красный. Зеленый. Синий. Он вновь и вновь наносит цвета. Недостаточно. Но этого все равно будет недостаточно. Он хочет, хочет чтобы люди увидели, увидели красоту его картины. Признали её. Признали его как художника. Штрихи. Штрихи. Штрихи. Всего несколько штрихов.       Эдгар бросает все на пол, вновь вставая с кресла, отходя на пару шагов, сдвинув тонкие брови к переносице, строго глядя на свое творение.       Хорошо. Хорошо, но вовсе не идеально. Не хватает. Чего-то все равно не хватает. Она хороша. Хороша. Но недостаточно.       Он вздыхает. Воздух тяжёлый и липкий, даже несмотря на то, что все окна открыты. Вальден вновь нервно потирает переносицу, стараясь хоть как-то отвлечь себя от усталости. Он вырубится сегодня сидя на этом проклятом кресле, держа кисти с отравленными красками в руках, но дорисует её. Закончит свой шедевр.       Дверь в комнату со скрипом отворяется, полумрак тут же рассеивается под светом слабой свечи. Эдгар прикусывает нижнюю губу. Только его тут не хватало. — Снова пренебрягаете собственным сном, во имя своих «шедевров»? — ехидно тянет Джозеф, проходя в комнату.       Вальден тяжело вздыхает, поворачивая голову в бок, на чужой сладостный голос, тут же скривив лицо, когда его синие глаза встретились с голубой бездной напротив. Граф аккуратно подходит к креслу, поставив свечу на пол, укладывая свои руки на его спинку, барабаня по ней пальцами, нервируя художника ещё больше.       Его серебряные как полная луна волосы, распущены, падают аккуратными волнами на одно плечо, и сам он одет лишь в белый полупрозрачный халат, поверх ночной длинной рубахи. Обаятелен даже в таком виде. Мерзавец. Этим он Эдгара злит ещё больше.       Джозеф подносит одну руку к лицу, проводя ей по подбородку, вглядываясь в картину. — Что же, вы и вправду неплохо пишете, — спокойно произносит он, прикрывая глаза, расплываясь в ехидной улыбке. — Очень даже не дурно. — И это все, что вы можете сказать о моей картине? — недовольно вскрикивает Вальден, обернувшись на графа, приподняв одну бровь. Это явно не те слова которые он ожидал услышать после стольких часов, проведённых за этим трудом. А ведь он так старался над ней… — У вас явно есть талант, но одного таланта мало, нельзя всю жизнь полагаться на него, — вздыхает Джозеф, ещё раз оглядывая картину, оперевшись лицом о ладонь, поставив локоть на спинку кресла. — Но потенциал у вас однозначно есть. Есть куда стремиться.       Эдгар не выдерживает, торсом полностью разворачиваясь к собеседнику. Изящная рука тут же хватается за шиворот халата и резко тянет вниз. Джозеф лишь томно вздыхает, улыбаясь лишь хитрее, чем то напоминая кота, когда его взгляд пересекается с чужими небесно синими глазами, полными ненависти. — Так покажите мне тогда, куда я должен стремиться, — тихо шипит Эдгар, опаляя фарфоровую кожу. — Если вы так просите, грех отказать вам ~, — сладко произносит граф, аккуратно укладывая ладони на чужие руки, вынуждая Вальдена отпустить его.       Юноша громко вздыхает, нахмурив брови, вновь поворачиваясь к своему неоконченному шедевру. Белые руки медленно скользят по его плечам, предплечьям, невольно вынуждая вздрогнуть. Эдгар делает тяжёлый вздох, когда белые пальцы аккуратно обхватывают его собственные. Джозеф медленно укладывает лицо на его плечо, все также улыбаясь. — Раслабся, — тихо шепчет он. — Нельзя рисовать в таком напряжении. <tab>И Эдгар расслабляется. Пытается. По крайней мере.       От графа приятно пахнет, чем-то сладким и наверное немного приторным, похожим на запах цитрусовых. Джозеф любит их? Эдгар никогда не замечал этого. Да и запах данного наверное тоже, потому что никогда не был к нему так близко. Мог только изредка наблюдать издалека, когда его взгляд невольно падал на Джозеф, и Эдгар сам терялся во времени.       Он ненавидит его. Правда. Ненавидит Джозефа за его высокомерие. Его насмешки и все остальное. Ненавидит за их некую схожесть. В характере и интересах. Ненавидит его, как и все в этом проклятом особняке. Но отрицать красоты графа все равно не может… Никак не может. Отрицать его настоящего таланта и опыта.       Всего пару штрихов. Пару штрихов которых так не хватало его картине. Джозеф наносит его руками. Резко но аккуратно, и его труд тут же становится идеальным. Как будто пазл, который Эдгар собирал всю жизнь, внезапно собрался и стал чудесной картиной, которой хочется любоваться всю жизнь.       Вот только не он его собрал. Не он его собрал полностью… — Готово, — спокойно произносит Джозеф, тут же отстранясь от художника. — Этого вам не хватало, я прав? — Да, — тихо произносит Вальден, опустив голову. — Благодарю.       Ему даже не надо смотреть, не нужно вставать с кресла и отходить, чтобы осмотреть картину. В этот раз он точно знает, что глаза его не обманывают. Просто не посмеют. Всего пара штрихов исправили всю картину. Всего пара штрихов.       Эдгар глубоко вздыхает, вновь разворачиваясь к Джозефу, когда тот аккуратно проводит своими руками вверх, вновь укладывая их на спинку кресла. И когда это его щеки успели так покраснеть? Наверное ещё тогда, когда граф прикоснулся к нему. — Что же, как я понимаю на этом моя помощь для вас окончена, всего доброго, — внезапно произносит он, отходя от кресла и подбирая свечу. — был рад увидеться с вами, мистер Вальден, — сладостно произносит он тут же удаляясь из комнаты, как будто расплываясь в белой дымке ночи. Оставляя после себя лишь тихую недосказанность и лёгкий румянец на щеках юноши.