Два лицемера

Бесчетное количество у Аристии проскальзывала мысль о том, что первосвященник — страшный противник. Беловолосый дьявол скрывающийся под маской святого с сияющими мягкостью и добротой светло-голубыми глазами. Садист и манипулятор, просчитывающий свои шаги и шаги противников на сотню вперёд. От этих мыслей леди Моник бросает в дрожь. Но нужно немного времени и девушка расслабляется, понимая, что ей и её родным нечего опасаться Терциуса. Воистину, такого оппонента не пожелаешь даже врагу. И в своё оправдание Аристия с уверенностью может ответить, что она и не желала. Этот человек сам появился в её жизни, и сам решил стать её щитом. Переродившись, девушка не могла назвать себя глупой, поэтому, почти сразу согласилась перейти под крыло к тому, кого уважали и народ и императорская семья. Это был нонсенс — молодая леди одной из влиятейнийших семей империи, вместо титула кронпринцессы, выбрала судьбу голоса Бога. Руфелис тогда не смог сдержать собственного раздражения и попытался надавить на неё. Через несколько дней Его Высочество получил тяжелейшую травму позвоночника и на целых полгода оказался прикован к постели. Виновник же увечья будущего императора в это время с нежной улыбкой показывал ей внутренние залы для молитв и её собственные покои в доме Бога. Ах, да, Терциус всегда называл Руфелиса будущим императором, и только Аристия могла расслышать насмешку в спокойном голосе и рассмотреть едкую, но такую притягательную ухмылку на тонких караловых губах первосвященника. Через полгода наследник смог подняться с постели, но императорскую семью вновь постиг злой рок — кронпринцесса Джион упала в пруд на территории дворца и ударилась головой о камни, расположенных на дне. Лекари оказались бессильны и не смогли привести девушку в чувства, и тогда император умолял о помощи Терциуса. Наследнице семьи Моник еле удалось сдержать, такой не похожий на неё прошлую и такой родной для неё нынешней, смех от абсурдности ситуации. Главного виновника неспособности Руфелиса самостоятельно передвигаться и комы нахалки Джион просят о помощи. Очень весело. Особенно Аристия повеселилась смотря на игру одного мужчины в белоснежных одеждах. Как же у него превосходно получается играть невинность! А ведь девчонка пострадала из-за роспуска грязных слухов о ней, той, кто изначально должен был стать императрицей в этой жизни и стала в той. Через пару месяцев Джион открыла глаза. Диагноз был неутешительный: девушке придется учиться всему заново, вплоть до внятной речи, если её вообще возможно востановить. О, в каком же отчаяние была девушка. Трагичные вопли слышал весь дворец, даже у самой Аристии сжалось что-то внутри, но стоило тонкой и, на первый взгляд, слабой кисти коснуться девичьего плеча, а слуху уловить фразу, брошенную, словно мимоходом, про непорочную речь и наказание свыше, как вся жалость ушла. А на смену ей пришёл пока неясный, но порочно прекрасный триумф. Через три спокойных года Аристия с ясностью осознала, что этот человек отравил её своей жестокой философией. И ей бы разозлиться, броситься прочь из расставленных сетей, но первый порыв проходит так же быстро, как пришёл. Первенство захватывают трезвость ума и чисто женский эгоизм. И вот сейчас подобно разъяренной тигрице Аристия ходила по комнате и еле сдерживала злость. До дрожи хотелось влепить пощёчину. Интриган чёртов! Для неё он не смог выкроить несколько часов в эти два месяца разлуки, а для очередной ловушки Императорской семьи… — Здравствуй, до… — в удар леди Моник вложила всю сдерживаемую злость и теперь с удовольствием наблюдала как на словно фарфоровой коже наливается красноватое пятно. — Ублюдок! Ещё бы год назад Аристия не то что ударить, голос не посмела бы повысить на этого человека. Перед народом и правителем Терциус был словно агнец божий, но за закрытыми дверями собора… На его территории перечить ему могли немногие. А уж ударить ни у кого смелости ну или дурости не хватало. Но сейчас Аристия злилась и своей вины в этой злости не чувствовала. Терциус сделал её зависимой от своего присутствия, от бархатного голоса, от плавных движений. Он знал это, видел своими невозможными глазами… А потом нагло лишил всего на несколько месяцев! Развивать мысленные оскорбления не дали сильные руки, хозяин которых приподнял Аристию на уровень своего лица и крепко обнял. — Неужели я так сильно расстроил свою Луну? — С чего ты взял, что я расстроена? Я зла. Убери руки. Сев в любимое кресло, девушка наблюдала, как аквамариновые глаза наполняются печалью. — Мне очень жаль — Жаль? Лицемер. Даже сейчас ты придумываешь очередной план для ловушки. — Ты частично права — Терциус опустился на колени перед Аристией и теплые руки обвили икры девушки, а голова опустилась на бедра — Я действительно продумываю следующие шаги. Но не для ловушки, а для плана, как вернуть тебе благодушное настроение. — Твои страдания меня порадуют — даже смотреть на него нет сил. — Лгунья- тёплый смех прорезал тишину покоев — Ты первая будешь мстить тем, кто станет причиной моих страданий. — Как и ты для меня. — Да, как и я для тебя. Теплые губы коснулись бедер через ткань платья, затем перешли к тонким пальцам женской руки — Я обожаю тебя, милая леди. Больше всего на свете. — Но не больше, чем свои интриги. — Нет, дорогая. Не больше. Я люблю одинаково как тебя, так и интриги. Но тебя, луна моя, я не просто люблю. Ты моя одержимость, и все мои планы идут тебе на пользу. И даже эта интрига, из-за которой я задержался, поможет тебе почувствовать удовлетворение. — Продолжай. — Будущий император вскоре станет почти мёртвым несчастным наследником. А лекаря, который продолжительное время занимался его лечением найдут в петле. И ужасное признание в отправление наследника. Аристия похолодела.Наследник. Не будущий император, а наследник… — Ну-ну, дорогая. Твоя совесть здесь неуместна. Мальчик получает лишь то, что заслужил. Этот человек предал тебя, поднял руку, стал причиной выкидыша. А в конце безжалостно отдал приказ о твоей казни. Если тебе станет легче, то считай все произошедшее с этой парой божественным возмездием. — А ты значит, Бог? — Тогда ты моя единственная и горячо любимая жрица. — Что ждет Джион? — Девчёнка не лишится титула императрицы. Вот только… — караловые губы сложились в хитрую ухмылку, которую мужчина спрятал в руках Тии. — Долго ли протянет кронпринцесса при муже калеке… — Известие о состояние Руфелиса её убьет. — О, нет, милая. Её сведёт с ума осознание того, что она навсегда застрянет в статусе кронпринцессы. Императрицей ей не стать. Нынешние Император с супругой будут искать любой выход, лишь бы не сажать на трон юного Руфелиса. Это прекрасный план, согласись. По комнате прокатился тихий бархатистый смех. Аристия пришла в ужас и восторг одновременно. Хотелось заткнуть этого жестокого священника, но и его смех… Она готова слушать вечно. — Ты безумец. — И этот безумец отдаст для твоего счастья всё, что имеет. Терциус опустил голову на колени Тие. — Если бы ты только понимал, как я тебе благодарна. — Теперь поцелуи перешли на руки священника. Теплые, нежные и прерывистые. — Ах, моя дорогая жрица, мне достаточно знать, что ты счастлива и в безопасности. И если для этого мне нужно разрушить твою глупую жалость, то я готов. — Я тебя ненавижу. За эту жестокость и безжалостность — Люблю. И ты меня любишь, Ари. Как бы не отрицала, но факт остаётся фактом: ты меня любишь. — Убила бы. — Но ты этого не сделаешь. Мы не сможем жить друг без друга. Терциус прав, друг без друга они будут существовать. Не жить, а поддерживать жизнь в теле с мертвой душой. Будут пить, есть, спать, утолять потребности организма. Жизнью подобное назвать нельзя. Другое дело сейчас, в душе до сих пор клокотает злость, но уже как-то мягко, словно для вида. Вот и привычное раздраженное срывается с губ. — Закрой рот. А ответом служит тихое — Как пожелает моя госпожа.