***
Позже, после душа и завтрака, который нам принесли в номер, мы спустились вниз и сели все в тот же чёрный мерседес, который за нами прислал наш благодетель. И, даже несмотря на успокаивающее тепло руки брата, крепко сжимавшей мою руку всю дорогу до резиденции лидера якудза, я все равно нервничала и ничего не могла с собой поделать. Мне казалось, что мы просто поменяли одно рабство на другое, но нам так и не удалось сбежать от мафии и её жестоких законов. А что, если этот господин Синода просто хотел использовать Чонгука в своих интересах, чтоб отомстить нашему отцу или просто заставить работать на него? В любом случае, я ему совершенно не доверяла и теперь уже хотела как можно скорее покинуть Токио и оказаться подальше от мафиозных войн и разборок между кланами, которые никогда по — настоящему не прекращались ни в одной стране. Шикарная резиденция в зелёном пригороде японской столицы встретила нас камерами видеонаблюдения, торчавшими буквально из каждого идеально подстриженного куста, и хмурыми, вооружёнными до зубов людьми у ворот и по периметру огромного сада, окружавшего особняк лидера Ямагути, и это мне сразу не понравилось. Казалось, что в зелёных зарослях вокруг его дома рассредоточена целая армия, готовая при необходимости начать самые настоящие полномасштабные военные действия в любом направлении и даже устроить государственный переворот. Меня не покидало ощущение, что на нас с братом смотрят десятки глаз, и это отнюдь не способствовало успокоению. Но с нами обращались крайне вежливо и учтиво, скорее, как с дорогими высокопоставленными гостями, а не пленниками, и это уже не могло не радовать, поэтому, когда мы, наконец, оказались внутри роскошного особняка, буквально режущего глаза своей кричащей вычурностью, я немного расслабилась, но даже не думала о том, чтоб отпустить руку брата, вцепившись в неё мёртвой хваткой. Учтивый дворецкий провел нас по светлому холлу и замер у дверей, судя по всему, кабинета хозяина дома, легонько постучав. Услышав приглушенное «Войдите», он распахнул их для нас и, поклонившись, бесшумно исчез, а мы с Чонгуком вошли в просторный кабинет, и мой взгляд тут же впился в сидевшего за большим дубовым столом пожилого седовласого мужчину. Он был все ещё красив и статен, а от его королевской осанки веяло спокойной уверенностью. Сразу было видно, что он привык повелевать и не получать в ответ на свои приказы ничего, кроме мгновенного беспрекословного подчинения. Так же, как и наш отец. Увидев нас, он отложил лежавшие перед ним на столе бумаги и поднялся нам навстречу и мне показалось, что при взгляде на меня его губы тронула едва заметная улыбка. — А вот и мои дорогие гости, — тихо произнёс он и, к моему удивлению, его улыбка была искренней и тёплой. — Я очень давно вас жду. — Добрый день, господин Синода, — Чонгук слегка поклонился, выказывая свое уважение хозяину дома, и я сделала то же самое, все ещё настороженно наблюдая за ним. — Здравствуй, Чонгук. Как прошёл ваш полет? Надеюсь, вы остались довольны оказанным вам приёмом? Брат кивнул, все так же вежливо ответив: — Всё хорошо, господин. Для нас это большая честь и мы вам очень благодарны. Но стоявший перед нами пожилой мужчина лишь небрежно махнул рукой, обронив: — Это сущие пустяки. Я рад, что вы, наконец, здесь. А эта юная леди?.. — он вопросительно взглянул на Чонгука, и тот поспешил представить нас, с улыбкой обнимая меня за плечи, и тихо сказал: — Это моя сестра, Лиса. — Добрый день, господин Синода. Рада знакомству, — я учтиво поклонилась, и он мягко улыбнулся, глядя на меня с непонятной мне нежностью, затаившейся в глубине его тёмных глаз. — Я тоже очень рад наконец познакомиться с тобой, Лиса, — задумчиво произнёс он и шагнул ближе ко мне, внимательно вглядываясь в моё лицо, и тихо добавил : — Лиса… Очень красивое имя для такой же красивой девушки. — Благодарю вас, господин, — я смущённо улыбнулась, не до конца понимая, как реагировать на подобные комплименты, и украдкой взглянула на брата в поисках поддержки, но он лишь мягко улыбнулся и ободряюще сжал мою руку, давая знать, что все в порядке. — Ты так похожа на свою мать… Такая же хрупкая и изящная. И такая же красавица, — видя мою растерянность, с улыбкой добавил стоявший напротив меня мужчина, чем заставил смутиться ещё больше. — Вы знали мою мать? — удивлённо спросила я, не совсем понимая, что происходит и почему этот степенный седовласый господин смотрит на меня так, словно я была для него каким-то особо дорогим человеком. — Я знал её очень хорошо, деточка, — он снова едва заметно улыбнулся и сжал мою руку тёплыми сухими ладонями, — И я очень рад, что мы с тобой, наконец-то, встретились. — Простите, но я вас не понимаю, — настороженно произнесла я, не зная, как реагировать на подобное заявление. Но он оставил мои слова без внимания, лишь мягко улыбнувшись, и, повернувшись к Чонгуку, спокойно произнёс: — У меня есть для вас небольшой подарок в честь вашего прибытия в страну восходящего солнца. Надеюсь, вы окажете мне честь и примете его. Чонгук сдержанно кивнул и едва заметно улыбнулся, ведь было само собой разумеющимся, что когда лидер японской мафии делает тебе подарок, не принять его было равносильно самоубийству. — Подойди ко мне, Чонгук, — властно приказал господин Синода, и брат подчинился, направившись к его столу. Быстро просмотрев лежащие перед ним бумаги, лидер якудза оставил на нескольких из них размашистую подпись и протянул ему, ободряюще улыбнувшись. — Это документы на ваш новый дом на побережье. Думаю, вам там понравится. Мои глаза едва не выпали из орбит от подобной щедрости, но, бегло просмотрев бумаги, Чонгук лишь сдержанно кивнул и поклонился: — Это очень щедро с вашей стороны, господин. Благодарю вас. — Пустяки, мой мальчик. Это всего лишь небольшой коттедж. Хотя я уверен, что ты все заранее продумал и вам с Лисой есть где остановиться, но я просто хотел немного порадовать вас. А теперь прошу меня простить, мне нужно работать. Но знайте, что если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете на меня рассчитывать. Не волнуйтесь, я больше не буду вас тревожить. Вы в полной безопасности в моей стране. Чонгук снова кивнул, и господин Синода перевёл на меня тёплый взгляд, тихо сказав: — Я счастлив познакомиться с тобой, Лиса. И очень надеюсь, что это не последняя наша встреча. Думаю, ты не будешь против ещё когда-нибудь навестить старика? Я все ещё была слишком потрясена всем только что произошедшим, поэтому лишь кивнула и тихо обронила: — Разумеется, господин Синода. Это для меня большая честь. — Ну что ж, тогда до встречи.Надеюсь, вы полюбите Японию так же сильно, как люблю её я. С этими словами он вновь склонился над бумагами, давая понять, что наша аудиенция окончена, и, поклонившись и попрощавшись, мы вышли в коридор, в котором нас уже ждал все тот же молчаливый дворецкий, который провел нас до входной двери и попрощался, пожелав хорошего дня. Когда тяжёлая дубовая дверь за нами закрылась и мы вышли на свежий летний воздух, мне сразу стало легче дышать, ведь, хоть хозяин дома и был учтив и любезен, но я перевидала достаточно фальшивых улыбок, чтоб знать, что в теневом мире криминальных группировок никогда нельзя было расслабляться и полностью кому-то доверять, ведь сегодняшние союзники в любой момент могли обернуться врагами, а друзья — предать.И стены этого шикарного особняка, из которого мы только что вышли, словно давили на меня все это время, не давая нормально дышать, ведь при желании господина его роскошный дом мог с лёгкостью стать могилой для всех, неугодных ему, и об этом никто бы никогда не узнал. Но, оказавшись на свежем воздухе, я немного успокоилась, и Чонгук тут же притянул меня к себе, обняв за плечи, и поцеловал в макушку, тихо шепнув: — Всё хорошо, милая, расслабься. Всё прошло даже лучше, чем я рассчитывал. — То есть, выходит, он позвал нас сюда только для того, чтоб подарить нам дом и сказать, чтоб мы наслаждались отдыхом под его защитой? — тихо выдохнула я, все ещё не до конца осознав произошедшее в кабинете. — Выходит, что да, — он легко улыбнулся, судя по всему, не видя в этом ничего необычного, но я все ещё была настроена крайне скептически. — Давай просто уедем отсюда, хорошо? Мне все ещё здесь не нравится, — попросила я и брат крепче обнял меня и успокаивающее шепнул: — Хорошо, котенок, не волнуйся. Поехали.***
На обратном пути мы решили немного погулять по центру и когда вернулись в отель, над городом уже начали сгущаться сумерки и, приняв душ и переодевшись, я устроилась под боком у брата, вольготно расположившегося на широкой кровати перед телевизором. Его руки тут же сомкнулись вокруг меня, и он чмокнул меня в макушку, притягивая ближе к себе, и только теперь, оказавшись в родных и надёжных объятиях любимого , я, наконец, позволила себе полностью расслабиться и удовлетворенно вздохнула, удобнее устраиваясь на его широкой груди и вслушиваясь в тихий спокойный стук его сердца. — Ты уже не нервничаешь, малышка? — тихо спросил он, мягко улыбаясь и нежно поглаживая меня по волосам. Я вздохнула, уткнувшись ему в грудь и лениво рисуя пальцем узоры на его идеальных ключицах, видневшихся в вырезе рубашки, и, как магнитом, притягивавших к себе мой взгляд. — Нет, но… — неуверенно выдохнула я. — Но? — он замер и, повернувшись ко мне, приподнял мой подбородок, внимательно вглядываясь в мои глаза. Я вздохнула, понимая, что мне не отвертеться, и выложила все то, что не давало мне покоя все это время, с тех самых пор, как мы покинули кабинет лидера якудза. — Этот господин Синода… Он вёл себя донельзя странно, тебе так не показалось? — наконец озвучила я свои опасения, не дававшие мне покоя весь день. — Всё то, что он сказал мне... Про то, что очень рад меня видеть, хотя до этого даже не знал о моем существовании... И к чему такие роскошные подарки? Я понимаю, он баснословно богат, но сомневаюсь, что он раздает дома налево и направо всем, кто обращается к нему за помощью, и боюсь, что рано или поздно он потребует плату за оказанное нам гостеприимство. Услышав это, Чонгук помрачнел, но, сильнее сжав мои плечи, твёрдо произнёс : --- Лиса, тебе совершенно не о чем волноваться. Прошу, поверь мне. Но, наверное впервые в жизни его заверений мне было недостаточно. --- Как ты можешь быть так уверен? - не унималась я. Он замер, а затем тихо выдохнул, словно собираясь с силами, и, мягко сжав мой подбородок, заставил посмотреть на него. Я растерянно подняла на него глаза и застыла под его тяжёлым нечитаемым взглядом. — Лис, я… Должен тебе кое в чем признаться, — начал он, и я невольно напряглась. — Обычно, когда предложения начинаются подобным образом, это ничем хорошим не заканчивается, — я попыталась пошутить, но моя улыбка вышла слабой и неубедительной, и ей совершенно не удалось скрыть мою нервозность.Тем более, что Чонгук не улыбался вообще, и его губы оставались плотно сжатыми в тонкую упрямую линию, а глаза упорно смотрели куда угодно, только не на меня. — Родной, ты меня пугаешь. Не молчи, прошу тебя. Я уверена, что что бы ты ни хотел мне сказать, это не может быть настолько шокирующим, чтоб… — шепнула я, но он мягко прижал палец к моим губам, заставив меня замолчать, и, наконец, подняв взгляд и глядя мне прямо в глаза, тихо произнёс: — Он твой отец, Лиса. Несколько секунд я молча смотрела на него, не понимая, что он только что сказал и не в состоянии осознать услышанное. А затем до меня начал постепенно доходить смысл его слов, и я вцепилась в его руку, прошептав побелевшими губами: — Что?!.. Он глубоко вздохнул, словно готовился прыгнуть со скалы в бездонную пропасть, и глухо выдохнул, глядя мне в глаза и сжимая мои вмиг заледеневшие руки своими ладонями — всегда такими тёплыми, несмотря ни на что. — Я тебе не брат, малышка. Мы не родственники, — тихо произнёс он, глядя мне прямо в душу пронзительным взглядом, в то время, как весь мой мир рушился у меня на глазах. Я продолжала растерянно смотреть на него, замерев, как олень в свете фар, и мне казалось, что само время вокруг нас замерло, заморозив нас двоих в этом вакууме, пока я отчаянно пыталась осознать смысл его слов. — Что ты такое говоришь, Чонгук? Как это вообще возможно?.. — мой голос был не громче шепота и мне казалось, что моё сердце сейчас остановится от потрясения. Он вздохнул и обнял моё лицо ладонями, прижавшись своим лбом к моему и тихо шепнув: — Я должен многое тебе рассказать, милая. Прошу, выслушай меня. Я кивнула, потому что ни на что другое у меня просто не было сил, и, по мере того, как он рассказывал мне историю нашей семьи, я леденела все больше и не могла понять, что чувствую. У меня просто не укладывалось в голове все то, что он говорил. Выходит, мы с ним были совершенно чужими, ведь у нас были разные отцы и матери, и единственное, что нас связывало — это фамилия и искусно сплетенная моей матерью и его отцом ложь, длившаяся так долго. Ложь, что все это время была нашей жизнью. Господи… Это было слишком тяжело принять. Конечно, наши родители не могли знать, что наша любовь выйдет далеко за рамки родственной привязанности, и к тому времени, когда это случилось, мамы уже не было в живых, а отец тем более не собирался нам ничего рассказывать, но эта тайна была слишком жестокой... Но... не этого ли я всегда так отчаянно хотела? Не об этом ли просила по ночам безучастное холодное небо, долгие годы мечтая о том, чтоб Чонгук на самом деле не был моим братом, чтоб я могла открыто любить его, ничего не опасаясь? И только сейчас я впервые в полной мере осознала, что значила известная фраза о том, что нужно бояться своих желаний, ибо они сбываются. С одной стороны, я чувствовала невероятное облегчение, словно с моей души, наконец — то, упал камень, душивший меня все эти годы, не давая нормально дышать под тяжестью запретных чувств к родному брату. Но с другой — я чувствовала себя совершенно потерянной, ведь настолько привыкла считать Чонгука братом, что теперь просто не знала, как реагировать. — Как давно ты об этом знаешь? — тихо спросила я, когда он замолчал, внимательно глядя на меня, словно в ожидании приговора, и, услышав мой вопрос, неожиданно смутился и отвёл взгляд. — Уже больше месяца, — с неохотой признался он, — Я узнал об этом сразу же после того, как мы вернулись из коттеджа Тэхена — Каким образом? — прошептала я непослушными губами. — Отец… — он тяжело вздохнул и крепче обнял меня, прижимая к себе, и я позволила ему это, уткнувшись ему в грудь и сминая его рубашку дрожащими пальцами, как никогда нуждаясь в его тепле и защите. — Помнишь, он тогда срочно вызвал меня к себе? Я кивнула, невольно затаив дыхание, а он продолжил: — Он был ужасно зол из-за того, что из-за смерти Криса его клан объявил нам войну, и обвинил во всем тебя. Я вздрогнула, как от удара, но не удивилась, ведь у отца я всегда была виновата абсолютно во всем, и, почувствовав мою дрожь, Чонгук обнял меня ещё крепче, почти вжимая в себя, и выдохнул мне в волосы: — Я не смог этого стерпеть и потребовал объяснить, за что он так ненавидит собственную дочь. И тогда он сорвался, буквально выкрикнув мне в лицо, что ты — не его ребёнок. Я видел, что он тут же пожалел об этом, но было уже слишком поздно и ему пришлось рассказать мне все от начала до конца. — Господи… — чувствуя, как к глазам подступают непрошенные глупые слезы, я уткнулась ему в грудь, дрожа всем телом и все крепче сжимая его рубашку, чувствуя, как все, во что я верила всю жизнь, весь мой мир стремительно разваливается на мелкие осколки. — Я... до сих пор не могу в это поверить, — я судорожно всхлипнула и вцепилась в его рубашку, и он успокаивающе погладил меня по спине и поцеловал в макушку, тихо шепнув: — Тише, малышка… Прошу тебя, не плачь.Это ничего не меняет. Ты по — прежнему моя маленькая девочка, которую я всегда буду любить и оберегать, слышишь? Это никогда не изменится. — Я знаю, просто… Просто…это слишком тяжело. Вся наша жизнь оказалась ложью, Чонгук… — Я знаю, милая, — его руки замерли в моих волосах, и он приподнял моё лицо, мягко стирая солёные дорожки с моих щёк, и нежно поцеловал в дрожащие губы, — Но теперь у нас есть шанс построить новую жизнь. Без лжи. Оставив в прошлом все тайны и недомолвки... Давай воспользуемся им? — Кстати, о тайнах, — шмыгнув носом, пробурчала я. — Я понимаю, что у тебя их, скорее всего, по — прежнему полный шкаф, но хотя бы это ты мог не скрывать от меня… Это ведь напрямую касалось моей жизни и нас с тобой… Почему ты сразу не сказал мне? Он какое-то время молчал, крепко прижимая меня к себе, а затем тихо выдохнул: — Я боялся, Лиса. Очень боялся. И, услышав его ответ, я больше не стала ни в чем его обвинять, ведь и сама чувствовала сейчас то же самое, лишь отчаянно надеясь, что это была последняя тайна, и никакая ложь больше не встанет между нами. Я могла его понять, ведь и сама безумно боялась, что теперь, когда нас на самом деле не связывало ничего, кроме фамилии его отца, наши чувства могут со временем ослабнуть, а то и вовсе исчезнуть, но он не позволил мне долго об этом думать, обняв моё лицо бережными тёплыми ладонями, и тихо шепнул: — Ты... не сердишься? И, наверно, его голос впервые звучал настолько неуверенно, что моё сердце сжалось, ведь я поняла, что он тоже боялся этого так же сильно, как и я. — Конечно нет, глупый, — я накрыла его руки своими и прижалась губами к его ладони, тихо вздохнув, — просто мне все ещё сложно это осознать. — Я знаю, малышка. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я чувствовал, узнав об этом? Я кивнула, сделав глубокий вдох, чтоб успокоиться, и он притянул меня к себе, крепко обнимая и выдыхая мне в волосы: — Это ничего не изменит, лисенок. Я всегда буду рядом. Всегда буду любить тебя так же сильно, как и сейчас. Ты мне веришь? Я кивнула и позволила ему мягко поцеловать меня в губы, и его поцелуй был таким осторожным и трепетным, словно он боялся, что я оттолкну его, а в моем сознании по — прежнему билась лишь одна мысль: «Он мне не брат. Не брат. И никогда им не был.» Осознавать это все ещё было невероятно, ведь теперь все, что произошло между нами за эти три месяца, виделось мне совершенно в ином свете, а вина за запретную любовь к родному брату растворялась, как утренний туман под яркими лучами солнца. Но, по мере того, как его губы продолжали мягко, но настойчиво ласкать мои, все мысли стремительно покидали мою голову, оставляя её абсолютно пустой и лёгкой. Я сама подалась к нему, обнимая его за шею и зарываясь в мягкие тёмные волосы у него на затылке, и он глухо застонал, прижимая меня к себе, словно пытался этим поцелуем показать мне, как сильно он меня любит, и стереть все мои страхи и тревоги. Наконец, немного отстранившись, он прижал меня к себе, хрипло шепнув: — Я очень люблю тебя, моя маленькая… И на самом деле, я очень рад, что ты мне не сестра, и жалею только о том, что так поздно узнал об этом и причинил тебе так много боли. — Я тоже люблю тебя… и уже давно простила тебя за эту боль, просто… Поверить не могу… Мы столько лет страдали, думая, что наши чувства запретны, и все из-за того, что у наших родителей было слишком много тайн… —вздохнула я, начиная злиться и на отца, который, как оказалось, моим отцом никогда и не был, и на мать с её слишком запутанной личной жизнью. Но зато теперь мне было понятно довольно прохладное отношение ко мне отца Чонгука - отношение, больше напоминавшее отношение коллекционера к красивой вещи, которую можно было выгодно продать, ведь, по сути, я всегда была для него никем. — Прости меня, — тихо выдохнул Чонгук мне в волосы, крепче обнимая меня, и я удивлённо подняла на него глаза, шепнув: — За что ты извиняешься? Ты же ни в чем не виноват. Он улыбнулся краешком губ и погладил меня по щеке: — Но я по — прежнему чувствую, когда тебе плохо, и несу за тебя ответственность.И сейчас я вижу, что ты все таки злишься. Не держи это в себе. Поговори со мной. Мы и так слишком долго молчали. — Я не знаю, что сказать. Я просто рада, что между нами стало меньше тайн, - я мягко улыбнулась и потерлась кончиком носа об его нос, вызвав ответную улыбку на любимых губах. Чонгук тихо вздохнул и прижался щекой к моим волосам, едва слышно шепнув: — Когда-нибудь их не останется вовсе, малышка. Обещаю тебе.