Совсем как в детстве

- Ну же, Райнер, сынок, давай!- мужчина, крепко зажав между зубами сигарету, ширкнув тяжелой подошвой сапога, присел на корточки и маленькие камешки щебня затрещали у него под пяткой. Он, прищурившись от сизого густого дыма положил свою смуглую, грубую, израненную старыми травмами ладонь на спину сына, с силой надавливая ею между лопаток чужой спины - Ну! До конца! Девять…-слегка поджав тонкие потрескавшиеся губы не смел перевести взгляд на ребенка. Райнер же, измученный, истерзанный усталостью на дрожащих руках пытался сделать еще одно отжимание. Хоть как-нибудь, даже несмотря на то, что отец строго бдит за техникой исполнения, но все же, это, казалось, было важно для них обоих, вот только мальчику было слишком больно шевелить даже пальцем на левой ноге, ни то, что делать еще один подход. Когда-нибудь это должно закончиться. Крупная капля пота стекла по юношескому виску, когда последние силы покинули Брауна и он на дрожащих руках обессиленной упал в самую пыль. В голове что-то щелкнуло. Больно. Неприятно. Хочется отмыться. Надо вставать, думается, надо бы встать. Сил нет. Даже думать не хочется. Райнер лишь недовольно фыркнул от зреющий внутри него обиды, которая бы вот-вот вырвалась из его беспомощного тела вместе со слезами и соплями. Закашлявшись от пыли отвернулся от отца, скорее потому, что и сам был не в состоянии больше терпеть. Мужчина, кажется раздосадовано выдохнув, приподнялся, ширкнув еще раз увесистой подошвой, попутно вынимая сигарету изо рта, сделал поворот вокруг своей оси, а затем, тяжело выдохнув, едва коснулся спины сына сапогом, он был явно недоволен, по крайней мере, рассчитывал, что Райнер поднимется вновь. -Давай, поднимайся,- чуть грубее надавил сапогом на чужую лопатку - Я не могу,- выдавив из себя тяжелый, но жалкий стон, проблеял мальчик, прикрыв отяжелевшие веки, не смея поднимать взгляда на отца - Это еще почему же не можешь?- чуть смягчившись в голосе выдал он, затушив бычок сигареты с характерным свитом о землю, присаживаясь на корточки вновь, чтобы попытаться хоть немного расслышать чужую речь. Райнер молчал. Похоже сказать ему было нечего, нижняя губа предательски задрожала и слезы полились из янтарных светлых глаз градом, но ему каким-то чудом удавалось не выдавать себя, иногда ребенку казалось, что все, что он умеет – это плакать бесшумно. -Иди-ка ко мне,- сильные руки в миг подхватывают чужое тело, а мальчику ничего не остается, как подчиниться, потому что в руках отца сейчас он не больше, чем безвольная игрушка, да и слезы застилают глаза, ничего не разобрать. « Ну вот, сейчас ругаться будет »- проноситься у блондина в голове, когда мужчина, подсев рядом на пыльную дорогу, усаживает сына на свои колени - В чем дело на этот раз?- Эрик был серьезным человеком, но рядом с сыном иногда будто смягчался, также, как и сейчас, поглаживая широкий, влажный от пота лоб, убирая с глаз отросшие светлые пряди челки. Ладонь, грубая, неласковая, но теплая опускается вниз, по щеке. От отцовских рук неприятно пахнет табаком.- Райнер,- на выдохе произносит, уставив на сына серьезный взгляд светлых глаз. Они с ним так похожи. Чертовски похожи. Словно две капли воды. Те же глаза, те же формы скул, что еще не проступили из-за детского лица, но с возрастом, он уверен, обязательно покажут себя, а пока что за пеленою своей невинности и робости Райнер больше походил на мать. Такие же повадки да взгляд в пол. Ну что за дурень. Возможно Эрику было дорого это. Да. Несомненно. Он никогда не думал, что весь мир его, что внутри, и тот, большой, огромный снаружи может сузиться для него до одной крохотной точки- двух человек, для которых он живет и жив по сей день. Карина. Райнер. Сколько дорог прошли его ноги? Сколько глаза его повидали? Эрик не помнит. За усталостью и быстротечностью лет так бывает сложно ухватиться за жизнь. Сын по-прежнему молчал, упрямо уткнувшись в чужую грудь. Мужчина без единого слова отвернул сына от себя так, чтобы глядеть в его затылок. Ладони соприкасаются с ладонями. Такие большие мощные, с выступами и узорами вен, а на них уже не очень детские, но и не достаточно большие, чтобы назваться подростковыми. -Опять весь изгваздался, ты посмотри,- Эрик проводит подушечкой большого пальца по серой от пыли и грязной крови из маленьких проступивших царапин ран,- Нам мама с тобой задаст,- произнес чуть запнувшись, так словно сожалея о чем-то. Карине почему-то это было важно. Очень важно. Чертовски важно. Казалось, что это занимало ее мысли полностью. За обедом, завтраком, стиркой… Только Райнер, Райнер, Райнер. « Как дела у Райнера?» « Как дела, Райнер?» « Вы здорово постреляли сегодня с отцом?» Она не видела, как он страдал здесь, прямо на его руках. Изнывая, плача, истеря от изнеможения. Был руками землю и скрипел зубами так, что Эрик бы никогда не подумал о том, как много ненависти может помещаться в этом маленьком тельце. Ну не получается у него. Не выходит. Ну никак. Жалко его. Бестолочь. Лезет из шкуры вон, но никак не выходит. Что Эрик может сделать? Кажется, что сын не перенял его исполинской силы. Очень жаль. На одном упорстве далеко не уедешь, Эрик ведь не может сдать вступительные экзамены за сына, ведь так? -У тебя не получается,- по-философски произнес мужчина, продолжая поглаживать чужие ладони, упираясь острым подбородком в светлую макушку сына,- Ну не у всех должно получаться, ты ведь… - Ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда? Пожалуйста, давай попробуем еще, па,- Райнер так резко вывернулся, схватив отца за грудки широкой рубахи с такой силой, что мужчина опешил. Пряди светлых, то ли седых, то ли пепельных волос, переливавшихся на солнце, лезли в глаза - Послушай, да нет же. Я не говорю, что у тебя совсем ничего не получается, ты в чем-то хорош, а в чем-то не очень. Я видел твои сочинения, мне даже дали почитать, у тебя там такие… такие… - Такие что?- Райнер вопросительно уставился на него и глаза у него заблестели, а то ли от интереса, то ли еще от невысохших слез -Такие…- он пытался подобрать слова, теряясь в собственных догадках,- Умные мысли,- заправляет длинную белесую прядь за ухо,- Это у вас там так преподают? Да, быть может, ты не хорош с физической точки зрения, но котелок у тебя славно варит,- слегка улыбнулся и на лице у сына тут же выступила такая же ответная улыбка, но измученная, будто натянутая из последних сил,- Ты такой не один,не думай, Райнер, что на тебе свет клином сошелся. Как там твои ребята? Кажется, Бертольд? Ты думаешь, он бы смог написать также как ты? А, как его, Порко? Ты думаешь, что у него тоже все получается? А как насчет Пик? Она вроде славная девочка, не сказать, что сильная с виду. Она тебе не нравится? Райнер тут же отвернулся, пряча смущенный взгляд. - А что,- как ни в чем не бывало, мужчина пожал плечами,- По мне так неплохо,- было сложно понять по его интонации, шутит он или нет, но говорил весьма искренне,- Чем-то даже маму твою мне напоминает. Райнер не стал отвечать. Он просто не знал, что на такое можно было ответить, его маленький мир в одночасье сузился до одной крохотной точки, такой же жалкой, как и он сам, и сердце будто остановилось, с болью йокнув в груди, но затем снова пошло. - И это чем же?- на выдохе, будто пересилив себя, выдавливая по слову, безинициативно поинтересовался мальчик, он не хотел говорить на эту тему, но все же продолжал. -Ну,- закашлявшись, протянул Эрик, честно говоря, он ляпнул это совсем не подумав, а теперь приходиться как-то выкручиваться из этой нелепой ситуации. Вот идиот,- Вырастишь быть может поймешь,- Бинго! Всегда работало. Его отец делал с ним точно также, проворачивая этот трюк из года в год, даже несмотря на то, что Эрик за всю свою жизнь не понял буквально и половины тех вещей, что говорили в подобном контексте - Бертольд говорил мне, что ему нравиться Энни,- мальчик сжал грубые пальцы отца, сцепив их в крепкий замок,- Только это секрет. Большой-большой секрет. - Большой-большой? Ну что ж, видно придется твоему старику крепко держать язык за зубами и унести эти слова с собой в могилу. – между ними повисла тишина,- Давай-ка поднимайся. Отряхивайся, пошли домой. Поздно уже, вечереет,- помогает Райнеру подняться со своих ног, заботливо отряхивая его шорты от пыли,- Я голодный как черт, а ты? Завтра мы с тобой еще раз обязательно попробуем. Сегодня девять раз отжался, ты подумай. Брауну младшему кажется,после этих слов стало немного грустно - Па,- засопев, уткнувшись в чужую крепкую спину лбом и ухватился ладонью за отцовскую штанину,- Ноги болят, идти тяжело. Понеси меня? Как в детстве, помнишь? Тогда ты всегда так делал, а сейчас я не дойду сам, умираю,- последняя фраза кажется была слегка наигранной, Райнер был далек от смерти. - Как в детстве говоришь?- мужчина остановился, поправив выбившуюся прядь длинной челки. Честно говоря, Эрик не помнил практически ничего из того, что сын ему сейчас говорил, в пямяти будто провал. Как так?- Кажется, придется пойти к тебе на уступки, ну иди сюда, разбойник!- мягко произнес, присев, взяв сына на руки - Вот так, да?- слегка подкинул тело на своих руках - Вот так, да. Райнер очень удобно устроился на чужой груди, вскоре прикрыл глаза. Как в детстве. Как в детстве. Какая глупость. Разве ты еще ребенок? Но Эрик промолчал, лишь покорно потупив взгляд. Дома его ждала Карина. Его любимая Карина. Надо бы позже разбудить этого оболтуса, что б поел. • * * Не сдал. Не сдал. Не сдал. Перед глазами будто вся жизнь пролетела. Ноги, предательски подкосившись, не выдержали собственного веса. Кажется, в колене даже что-то звонко хрустнуло. Райнер глядит и глазам своим не верит, глотает пыль, задыхается. Порко, Бертольд, Энни, и даже Пик, маленькая слабая Пик, они сдали! Точно сдали. Вот поглядит инструктор, осталось только пересечь черту и очередная похвала в кармане. Но как же я? А как же я? Разве я не заслужил? Разве я не заслужил похвалы? Хотелось реветь. Нет сил подняться. Уткнувшись в землю носом Брауну и оставалось разве что, дрожа плечами, вдыхая пыль, плакать. Госпоже Браун и господину Брауну разрешили присутствовать на экзамене. Все же ни Эрик, ни Карина никак не смогли бы помочь Райнеру сдать, ведь он там, по ту сторону ограды. - Ты думаешь он сдаст?- Карина переводит на мужа свой взгляд, чуть усталый, но от того не менее волнительный - Да какая разница?- равнодушно произнес Эрик, поправляя платок на женских плечах, чуть встав сзади, нежно приобнимая - Я не хочу, чтобы ты так говорил,- строго, словно отрезав, изменившись в собственной интонации в секунду, прошипела женщина,- Он твой сын и поэтому я… - Он наш сын,- невзирая на чужой тон, продолжал с ласкою глядеть на нее, заправляя белую прядь волос супруге за ухо,- И как бы он не сдал – целует ту в макушку, прижимая к себе,- Мы этого все равно не изменим. Ты многого не видела, Карина. Очень многого. Грохот. У Эрика на секунду сердце встало. Райнер, кажется, пропахал лицом где-то с пол метра, если не больше. Как смачно упал! Мужчина, дернувшись с места, перепрыгнул через забор в один мах так, будто и не было этих старых травм и шрамов, той боли и тяжести в его теле. - Господин Браун! Сюда нельзя!- инструктор с яростью свистнул в свисток, предполагая остановить нарушителя порядка. - Ты чего, чего, чего….- затрепетав, упав на колени перед сыном, запричитал Эрик, но, кажется, совсем не злился, озабоченно метая взгляд,- Где больно? Где?- тянет с силой сына за плечо, чтобы тот, приподнявшись, показал лицо. Райнер заплакал. Еще сильнее чем прежде. Кажется, что даже реветь беззвучно у него не получается. У Эрика кольнуло в груди. - Райнер, вставай!- послышалось где-то сзади. « Карина, чертова бестия…»- сквозь зубы прошипел мужчина, не став дожидаться, когда сын созреет до диалога, наконец поднимая того на свои руки - Господин Браун, не нарушайте правила экзамена, ему нельзя помогать! -Да уже все,- обиженно, будто озверев, прокричал мужчина, опираясь на колено, приподнимаясь с сыном на руках,- Все, ауд. Не видите? Не сдал! Можете ставить неуд. Да я плевать хотел! Злоба. Ярость. Обида. Гнев. Слезы. Так больно. Обидно. Райнер расшиб себе в кровь лоб. Кажется, голова здорово болеть будет. Эрик не думал сейчас ни о чем. В голове пустота. Кадет не отключился, мужчина видел, как тот водил под веками и зрачок у него шевелился. Где же у Райнера больно? В ноге? В голове? В груди у Эрика больно. Он его сын. Мой маленький мальчик. Мой единственный и смысл моей жизни. Такой беспомощный, маленький. Но мой. Несет его сейчас совсем как пару дней назад. Увесиситый. Все же тренировки наверное были не зря. Но все же. Так жаль. Он его. Конечно, он ребенок. Всегда им будет. Хоть в десять, хоть в двадцать, хоть в сорок лет. Эта его кровь.Дьявольская, но невинная детская кровь. -Эрик, что ты делаешь?!- в истерике прикрыв ладонью лицо, вопила Карина,заливаясь слезами , кажется, еще едва-едва и она бы сама свалилась без чувств, наблюдая, как супруг перешагивает через ограду. - Мы уходим отсюда, Карина, к чертовой матери!