Утро ранней зимы в Сеуле в принципе не отличается ни от одного зимнего утра в какой-нибудь другой стране мира, но только не для Чонгука. Его зимнее утро — это что-то особенное, нежное, тёплое, мягкое и вкусное, как какао с зефирками, или же клубничный глинтвейн. И он прожил тридцать шесть лет своей жизни для этого утра.
Юное тело, изгибы которого словно изваяние лучшего скульптора в мире, молочная кожа, окутанная чёрным шёлком постельного белья, и копна пепельных волос, разметавшихся по подушке. Чон еле заметно улыбнулся, протянул руку, путаясь в белокурых локонах и наслаждаясь их мягкостью, а спустя пару секунд опустил её на шею. Чувствительная кожа на ней сразу покрылась мурашками даже от этих, казалось бы, невинных прикосновений, а Чимин инстинктивно повёл плечами. Мужчина остановился на ярёмной впадине и глубоко вздохнул — знал бы только парень, какой пожар он устроил, прижимаясь к нему всю ночь, и теперь мужчина варился на медленном огне своих желаний и довольно ярких фантазий.
Чонгук облизнул пересохшие губы, аккуратно отодвинул край одеяла и невесомыми движениями пальцев обвёл плечо, задержавшись там на несколько мгновений, а после двинулся ниже. Тонкое запястье, пальцы маленькие, слегка пухленькие, но ладонь жилистая, с проступающими венками, такая же двойственная, как и её хозяин.
Подушечки пальцев перескочили на рёбра, и Чон шумно втянул воздух сквозь плотно сжатые губы — Чимина хотелось до одури, до мурашек по коже и звёздочек в глазах. Хотелось провести языком по молочной коже, оставить на девственном теле множество отметин, присвоить себе раз и навсегда. Воздуха категорически не хватало, а внизу живота от напряжения всё стягивало тугим узлом, и если бы не обещание, данное парню, он бы уже окольцевал его запястья и… мужчина с трудом сглотнул собравшуюся слюну, приводя дыхание в норму — он не хотел торопиться, хотел, чтобы всё шло по нарастающей, чтобы Чимин пробовал по глотку, вкушал постепенно, открывал для себя мир удовольствия, успевая прочувствовать каждую ласку отдельно, понять уровень наслаждения и полюбить, искренне полюбить секс со своим человечком. Чон медленно сместил пальцы немного левее, едва коснувшись соска, и тот тут же стал твёрдым.
Чёрт! Он ведь даже ничего не делал. Возбуждение оголённым нервом, искрило от напряжения, в горле пересохло, в паху болезненно ныло. Горячие губы прижались к пульсирующей венке, втянули нежную кожу, оставляя пока ещё бледную розоватую отметину, а язык прочертил на ней мокрый след. Добравшись до уха, Чонгук прикусил мочку, с удовольствием наблюдая, как его мальчик инстинктивно выгнулся ему навстречу, пока его рука, нырнув на мгновение в ямочки ключиц, окольцевала шею. В голове вереницей пронеслись воспоминания из танцевального зала — борьба силы и страха, там была война между желанием и отрицанием, а сейчас его тёплые руки ласкали самое лучшее тело в этом мире. Чонгук сжал горло ещё сильнее и провёл кончиком языка за ухом, и это просто преступление, — в следующую секунду Чимин приподнял голову и еле слышно простонал. Боже, сколько же надо иметь выдержки, чтобы противостоять такому соблазну… но Чон, мысленно досчитав до десяти, отстранился и посмотрел на своего мальчика.
На его щёки опустился лёгкий румянец, волосы разметались по подушке, а на спине мелкая россыпь родинок. Мужчина провёл по каждой из них, вырисовывая созвездия на своей вселенной, пока рука пробежала вверх от поясницы, через плечо к ключице. Чимин опять вздрогнул, получив в награду мягкую улыбку и нежный поцелуй в висок. Он прошептал что-то совсем еле слышное и постарался натянуть покрывало повыше.
— Привет, — не прекращая пальцами гладить по спине, промурлыкал на ухо мужчина. — Как спал?
— Кук… М-м-м… Что ты… — окончание вопроса потонуло во вздохе, когда чужой язык скользнул по ушной раковине, а потом зубы слегка прикусили мочку.
Тело трясло мелкой дрожью, руки комкали ткань одеяла, на щеках выступил румянец, а дыхание — давно сбившееся и тяжёлое. Его мужчина, мучительно ласковый и до безумия чувственный в постели, от его дурманящих поцелуев и нежных касаний голова кружилась как от бокала изысканного коллекционного вина, кожа под поцелуями влажных губ начинала гореть, в голове была лишь одна мысль — ещё… и единственное желание — чтобы это не заканчивалось. Крепкие и сильные руки умели обнимать аккуратно, но до жуткого возбуждающе требовательно. Забыться бы на какое-то время и утонуть в наслаждении, как в волнах тёплого океана, плыть в его водах, окутанным негой удовольствия и чистого безусловного кайфа.
Широкая ладонь, оглаживая бархатную кожу, сползла вниз по белью и накрыла уже хорошо ощущаемое возбуждение парня. Чимин простонал что-то едва различимое, но этого с лихвой хватило.
— Как же я хочу тебя… Сладость моя… — не в силах больше сопротивляться подкатывающим волнам, Чонгук развернул парнишку на спину и навис сверху.
На какое-то время он замер, как завороженный, наблюдая за приоткрытыми с поволокой глазами — в них плескалась ещё детская наивность, но в то же время они смотрели с таким вожделением, что мужчина был готов сейчас бросить к ногам парнишки весь мир. Их тёмная пелена горела желанием, томным сексуальным напряжением, от которого хотелось скулить в голос, выть и карабкаться на стену, не имея абсолютно никакой страховки.
Проведя большим пальцем по покрасневшим губам, Чон прикрыл глаза, рассыпаясь от их мягкости и не желая больше сдерживаться, подался вперёд. Такой мягкий и такой отзывчивый к каждой ласке, что голову буквально сносило от ответной реакции на лёгкие касания губ и языка. Чонгук боялся даже думать о том, что будет с парнем, когда он будет вбиваться в его тело, прижимая того к кровати и оставляя засосы во всех местах, до которых только сможет дотянуться, срывая с очередным толчком все новые и громкие стоны. А он сам, выживет ли от лавины чужих эмоций?
— Кук, у меня экзамен… — слова шли в разрез мыслям, ведь меньше всего Чимину хотелось сейчас выбраться из этой кровати и идти куда-то.
— Не пущу… — прорычал мужчина, но всё же, приподнявшись на локтях, отстранился и теперь с интересом вглядывался в чужое лицо.
— Ты ещё не наигрался, пока я спал? — спросил Чимин, прикрывая глаза и ластясь к широкой ладони, которая гладила его по щеке. Он немного повернулся в её сторону и, чуть коснувшись губами, поцеловал большой палец.
— Я? — мужчина в ответ слегка надавил на нижнюю губу парнишки, фокусируя взгляд на юрком язычке, который быстро пробежался по краю губ и, задев палец, на мгновение задержался на нём. — Не понимаю, о чём ты, я сам только проснулся.
В следующее мгновение Чимин приоткрыл рот чуть шире и подался немного вперёд, обхватывая палец влажными губами. Он не сводил взгляда с потемневших глаз Чона, зрачки которых, казалось, полностью окрасились в чёрный цвет, и, еле заметно улыбнувшись, начал слегка посасывать его.
— Сокровище моё… — Чон с шумом втянул воздух, а его хриплый голос возбуждал так, что Чимин неосознанно обхватил его талию ногами. —… что же ты творишь! Как же я хочу тебя, ты даже представить не можешь… Если ты будешь продолжать в том же духе, у меня сперма из ушей польется, пожалуйста, остановись.
Хватка на мужских бёдрах увеличилась, а рука, пробежав по обнаженной груди, перешла на шею, зарываясь пальцами в чёрную смоль волос и ласково массируя кожу головы. Чонгук закрыл глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями, и уткнувшись носом в шею парня, просто расслабился, впитывая в себя те искры удовольствия, что плясали на его коже быстрыми мурашками. Он аккуратно провёл кончиком языка по пульсирующей венке и, чуть прикусив кожу, всосал её, оставляя слабую розовую отметину. Чимин же, кажется, получал не меньшее наслаждение — он повернул голову немного в сторону, полностью открывая доступ к бархатной коже шеи. Его грудь часто вздымалась от учащённого дыхания, бёдра сжимали всё сильнее, заключив мужчину в крепкие тиски, а пальцы с силой схватили волосы в кулак, притягивая ближе.
Неожиданно Чонгук перехватил его руки и, подняв их у него над головой, сцепил в замок. Он, не отрываясь, бегал глазами по родному лицу, а затем его взгляд зацепился за юркий язычок, который краешком прошёлся по сухим губам и чуть задержался в уголке. И этого оказалось достаточно, чтобы крышу снесло окончательно и бесповоротно. Не желая больше отказывать себе в удовольствии, на которое можно потратить весьма скудное количество отведённого им утреннего времени, мужчина подался вперёд и поцеловал парня сразу глубоким настойчивым поцелуем.
— Гука… — захныкал Чимин, немного отстранившись в сторону. —… дыхание утром не свежее, не надо, мне неудобно.
— То есть, это единственное, что тебя смущает? — оторвавшись от любимого занятия, спросил мужчина, приподняв в удивлении бровь. — А мой член, который упирается тебе между ног, нормально? Переживёшь? Убить меня уже не хочется?
— Гук… Нет, но… — Чимин прикрыл глаза и, сглотнув, попытался взять себя в руки. Его трясло, внутри всё дрожало и переворачивалось, кажется, сердце уже давно убежало куда-то в горло и билось там дикой птицей.
Эта смесь адреналина и эндорфина создавала мощнейший коктейль в крови, основным побочным эффектом которого было убийственное возбуждение и каменный стояк. Его чувствовали оба, но только Чимин готов был умереть прямо здесь и сейчас, потому что жутко стыдно, а Чонгук — выкопать себе могилу, не отходя от кровати. Реакция тела его мальчика заставляла душу ликовать, а сердце истерически биться. Чон, одурманенный жаром молодого тела, наклонился и, не выдерживая больше, снова увёл парня в поцелуй.
— Гука… — простонал парнишка, отрываясь от губ, которые совсем не щадили его. —… я опоздаю на экзамен.
— Плевать! Сейчас мне на всё плевать, пусть хоть третья мировая начнётся, мне всё равно! Боже, Чим… Ещё немного и я потеряю сознание, если ничего не сделаю с тобой…
— Гука, ты знаешь, что ты… — Чимин не успел закончить предложение, как его прошибло током. Он выгнулся в спине от удовольствия, что пронеслось по всему телу шаровой молнией и, не выдержав, негромко простонал.
Мелодичный голос действовал как гипноз, и Чонгук, цепляясь за парня всем своим существом, снова впился в его губы. Страстный поцелуй выбивал из лёгких воздух, заставляя терять разум и последнюю связь с реальностью.
— Какой же ты невозможный, сладость моя. За что же ты так издеваешься надо мной, а?
Широкие ладони оглаживали мягкие бёдра и тонкую талию, пока Чимин прижимался к Чону всем телом, плотно обхватив ногами, а его руки блуждали по мужской спине. Лёгкие горели, голова кружилась от недостатка кислорода. С каждой секундой, каждым прикосновением и вздохом, он ощущал всё большую необходимость быть ближе к своему мужчине. Возбуждение давно победило истошно вопящий мозг и теперь пыталось развязать парню язык, в попытке озвучить то, чего он желал в эту самую минуту до боли на кончиках пальцев.
Чимин хватал губами воздух, пока тёплые губы, оторвавшись от его собственных, оставляли влажную дорожку на шее, а когда язык повёл путь вниз от ключиц к груди, ему показалось, что комната начала вращаться, заставляя его прикрыть глаза и, приоткрыв рот, тихо постанывать. Чужие губы не прекращали пытку, кажется, не оставляя ни единого миллиметра нетронутой кожи — он ощущал их везде и сразу нигде, стоило только Чонгуку хоть на миг оторваться от него. Чимин глотал полустоны, лишь ещё сильнее зарываясь пальцами в чёрные волосы. Чонгук обвёл губами вокруг пупка, и, как будто прося разрешение, аккуратно попробовал опуститься ниже, иногда задевая кромку белья.
Чимина от таких ласк обдало кипятком, и он, резко подорвавшись с места, распахнул глаза.
— Гук… Нет… Подожди… Ты не можешь сделать это… — почти закричал он, чем заставил мужчину отстраниться.
— Ты чего?
— Я… я… я… не был в душе утром… Пожалуйста, Чонгук, не надо, мне жутко неудобно. — падая обратно на кровать, Чимин закрыл лицо руками.
— Ты головой ударился что ли? — угольные брови взлетели вверх, а на лице отображалось полное недоумение. — Ты принимал душ перед сном и вообще-то всю ночь спал рядом, а не разгружал вагоны на вокзале. И что у тебя за кинк такой на чистоту?
— Кук… пожалуйста… я прошу тебя…
Чонгук тяжело вздохнул и, поднявшись выше, лёг сверху, накрывая собой мальчишку, который, словно перепуганный зверёк, жался к нему в поиске защиты.
— Глупый ребёнок, разве можно так пугать, посмотри на себя — как лист дрожишь. — он строго смотрел на Чимина, но, встретившись с извиняющимся взглядом, мягко улыбнулся и, убрав чёлку со лба, нежно поцеловал переносицу.
— Просто, я пока не готов… ну… к этому… Я хочу, чтобы всё было так… по-другому… — Пак обхватил плечи и крепко прижался к Чону, спрятавшись в изгибе его шеи. — Пожалуйста… можно в другой раз… вдруг тебе не понравится…
— Боже… Ты можешь отключать свои мозги в постели, а? И что теперь нам делать?
Чимин перевёл взгляд на часы на тумбочке и разочарованно прохныкал:
— Гук… Экзамен… Я опоздаю…
— То есть ты решил сбежать? — Чон ослабил объятия, приподнимаясь на локтях, но тут же закинув ногу парнишки к себе на талию, опять накрыл его своим телом. — Не пущу, не мечтай, не сегодня, ты уже слишком далеко зашёл. — ему было всё мало, и к пухлым губам, покрасневшим от поцелуев, снова прижались чужие и горячие.
От ощущения сильной ладони на талии, которая, так нужно в этот момент чтобы не было сил отказаться, сжимала кожу, Чимин тихо проскулил и опять уткнулся носом в изгиб шеи мужчины. Контроль сбит, а по венам — лишь бешеное желание быть ещё ближе, наплевав на все условности и предрассудки. Тихий всхлип сорвался с губ, когда он почувствовал чужие пальцы в районе бедра, которые, оглаживая его внутреннюю сторону, двигались всё выше и выше.
— Сокровище моё… — спустя несколько мгновений прошептал Чон, но ответом ему был еле слышный вздох. — Тебе хорошо со мной? Почему я не слышу тебя? Покажи мне, как ты меня чувствуешь…
— Но… я… нас… — задыхаясь от эмоций, парень пытался выдавить из себя хоть одну внятную фразу. — меня могут услышать…
— Глупый… — мужчина неожиданно отстранился, приподнимаясь на локтях, но лишь для того, чтобы в следующий секунду просунуть колено между чужих ног и слегка подался вперёд. — … я хочу тебя слышать… а других… их просто не существует… здесь только мы.
Слова доносились как сквозь толщу воды, и Чимин, поглощенный собственными эмоциями, не сразу понял, что больше не чувствует веса чужого тела, а приоткрыв глаза, нашёл мужчину, сидящим у него между ног. Тот достал пузырёк из прикроватной тумбочки, и удобнее устроившись, подцепил пальцами резинку боксеров.
— Кук… экзамен… я всё-таки опоздаю — попытался было отстраниться парнишка, но Чон лишь криво ухмыльнулся и легко шлёпнул по выставленным вперёд рукам.
— А ну брысь отсюда, маленький негодник. Сначала завёл меня, потом решил напугать, потом опять завёл, а теперь вообще решил слинять. Нет уж, ничего не получится. Я хочу сегодня утром услышать тебя как следует. — прошептал мужчина, медленно стягивая бельё вниз.
— Ку-у–ук… — прохныкал парень, цепляясь за ткань с такой силой, что костяшки на его пальцах побелели. — … ну, К-у-у–у-к… я… — в этом было страшно признаваться даже самому себе, но все же. — я… боюсь… что… это… боже… Гук… Что мне будет больно… — выдохнув, закончил парень и закрыл глаза.
Чонгук замер на какое-то мгновение, а потом осознание произнесённых слов пробрало его насквозь, доставая своими когтями до самого дна его души. Он глубоко вдохнул, накрыл руки мальчишки своими, затем медленно оторвал их от белья и, аккуратно поцеловав кулаки, опять лёг сверху.
Сейчас ему было всё равно на собственные эмоции и чувства, а всё его внимание переключилось на парнишку, его перепуганные глаза и губы, приоткрытые, кажется, в попытке что-то сказать. Мужчина медленно наклонился ниже, сначала оставляя лишь лёгкие касания на губах, а затем поцеловал его, вкладывая в свои движения всю присущую ему заботу и любовь. Он был безумно нежен сейчас, просто до сумасшествия, аккуратно поглаживая тонкие запястья, выступающие рёбра и впалый живот, кончиками пальцев пробегая по коже бедра и оставляя за собой дорожки мурашек. Чимин, разбитый как стеклянный сосуд несколько мгновений назад, собирался заново с каждым чувственным движением пальцев на своей коже. Неожиданно Чонгук прервал их поцелуй.
— Сокровище моё, пожалуйста, вложи кое-что в свою чудесную головку, и запомни это на всю жизнь. — он гладил его по щеке, а кожа под пальцами горела. — Никогда, слышишь меня,
никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах, я не сделаю тебе больно. Можешь поверить мне в этом на миллион процентов. Боль — это самое последнее, что я хотел бы тебе дать. Верь мне, прошу тебя. — а в глазах такая искренность, что дыхание перехватывало.
То, как именно мужчина это сказал, с какой интонацией произнёс, как смотрел в этот момент, было так трогательно, что в уголках глаз Чимина начали собираться слёзы. Невозможно было сдержать эмоции, когда на тебя глядели так, словно ты самое дорогое сокровище во всём мире.
— Гука… — голос дрогнул от эмоций, и парень замолчал, но уже через несколько секунд, твёрдо и уверенно добавил — … да, верю.
Чонгук улыбнулся и ласково провёл костяшками пальцев по щеке, очертил линию подбородка, слегка приподняв его.
— И прошу, не сдерживай себя, я хочу слышать тебя, — он наклонился и выдохнул в самые губы — я заслужил это.
Чимин ничего не ответил, но кому нужны слова, когда поцелуи более эффективны. Изо рта вырвался еле слышный вздох, когда чужой язык ворвался в рот, сплетаясь с его собственным. С каждой секундой их мокрого жадного поцелуя парень чувствовал, как все страхи и сомнения уходили прочь. Он потянулся к запястью мужчины и, накрыв его рукой, мягко повёл ею вниз по своему телу, давая своё молчаливое согласие на любое дальнейшее действие. Чем Чонгук тут же воспользовался — его ладонь сомкнулась на члене, слегка сжимая его, а большой палец лениво размазал предэякулят, выступивший на ткани нижнего белья.
Чимина прошибло волной наслаждения, пальцы на ногах поджались, а изо рта вырвался громкий стон, который тут же потонул в очередном поцелуе — всё ощущалось куда острее и приятнее, чем когда он делал это сам. Неожиданно мужчина отстранился от истерзанных за всё утро губ и с упоением посмотрел на их припухлость и красноту — его работа, а затем сел на колени, не прекращая наблюдать за эмоциями на лице его мальчика. Но, не увидев ни одного намёка на дискомфорт, продолжил. Длинные пальцы опять ухватились за кромку белья и аккуратно, но быстро стянули боксеры вниз, на бёдра.
— Чимин… — Чонгук с шумом втянул воздух, кидая быстрый взгляд на парнишку, чтобы уже через секунду вернуть его обратно. — … ты хуже палача, честное слово. Как у тебя совести хватало прятать от меня это совершенство?
— Гук… не смущай меня… он такой же, как и у тебя, он у всех одинаковый. — щёки и даже кончики ушей парня запылали, но Чон не обратил на это никакого внимания. Всё его внимание сейчас было приковано только к одной части обнажённого тела. Ему так хотелось отбросить все правила, наклониться чуть ниже, провести языком по выступающим венкам на тонкой коже, ощутить тяжесть и бархатистость головки, почувствовать солоноватый вкус, а потом обхватить её губами и попытаться не сойти с ума от захвативших его эмоций.
— Ещё слово, и я вставлю тебе кляп… — с трудом проглотив вязкую слюну, пробормотал мужчина, но тут же улыбнулся, услышав едва различимое тихое «ой» в ответ.
Он подобрал оставленную несколькими минутами ранее бутылочку со смазкой и, щёлкнув крышкой, вылил немного прозрачного геля, растирая его между пальцами. Всё это мужчина делал абсолютно машинально, просто не желая упускать ни одной детали открывшейся для него картины — как член парня дёрнулся, когда он прикоснулся к нему снова, пока совсем ещё легко, и очередная мутная капля выступила на его головке. Это абсолютно точно стоило того, чтобы ждать. Чон на мгновение прикрыл глаза, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение и собственное почти бесконтрольное желание, но выходило, откровенно говоря, плохо. Спустя несколько секунд и пару глубоких вдохов, он обхватил член ладонью, ведя её вниз и с наслаждением наблюдая, как тонкая кожа крайней плоти натянулась, обнажая уздечку, и его начало трясти, его буквально начало трясти от этого зрелища. Мать его, взрослого мужчину тридцати шести лет окатило ледяной водой, как будто он впервые в жизни видел мужской член.
Чимин от этого движения выгнулся в спине, запрокинув голову и прикрыв рот ладонью, но в последнюю секунду, поймав на периферии горящий взгляд, дал полноценному стону сорваться с губ. Чужая ладонь на нём ощущалась так развратно, но правильно, будто две последние частички пазла, так идеально подходящих друг другу. Перед глазами плясали яркие пятна, с каждым движением ладони кровь разгонялась по венам всё быстрее, разнося по телу волны удовольствия. Чимин, тяжело дыша, приоткрыл глаза и сквозь застилавшую пелену желания посмотрел на Чонгука, что возвышался над ним своей соблазняющей мощью.
Он бегал взглядом по телу мужчины, с жадностью впитывая в себя мельчайшие подробности эмоций и детали — расслабленные плечи, руки с бугристыми венками, тяжело вздымающуюся грудь, приоткрытый рот, кулак на своём члене…
— М-м-м… Ах… Кук — его тело ощущалось как один оголённый до предела нерв, что только тронь — убьёт. Но Чонгук, казалось, был совсем не против такого расклада.
— Громче… сокровище моё, — прошептал он, ведя по внутренней стороне бедра пальцами, и не сдержал похвалы, когда очередной стон разнёсся эхом по стенам комнаты.
Чимин уже слабо что понимал, с каждым резким движением ладони на члене, его накрывало очередной лавиной ощущений, сил сдерживаться не было никаких, да и желания, если честно, тоже. Голос стал ещё выше, стоны — громче, а толчки в кулак быстрыми, резкими, хаотичными. Сейчас ему было плевать на то, как он выглядит со стороны, на то, какие звуки издаёт и кто их может услышать. Его трясло мелкой дрожью, пальцы на ногах поджались, тело напряглось, словно стрела на тетиве лука.
— ЧОНГУК! — кажется, это даже был не стон, а крик, а потом его накрыло волной и выбросило на берег, заставив судорожно хватать ртом воздух. Такого яркого оргазма он не испытывал ещё ни разу в своей жизни, хотя, и сравнивать ему было особо не с чем.
Мужчина с жадностью наблюдал, как белесые струи спермы брызнули на живот Чимина, а несколько жемчужных капель попало на грудь. Его глаза потемнели, а изнывающий от желания каменный член снова дал о себе знать — как бы ему сейчас хотелось оказаться внутри своего мальчика, прижавшись максимально тесно, вжимать юное тело в матрас и шептать о том, как он сильно его любит. Из фантазий его вытащил мягкий голос Чимина.
— Чонгук… — он в полубреду повторял его имя, кажется, теряя сознание от пережитого только что взрыва сродни с извержением вулкана по мощи и силе эмоций. — Гука… Кук…
Чонгук довольно улыбнулся и, облокотившись на локти, лёг сверху, сразу целуя своего мальчишку, которого, кажется, всё еще трясло от избытка чувств и ощущений — разморенный оргазмом, он едва мог контролировать свое тело.
— Сладость моя, — мужчина убрал волосы с чужого лба, спустился к искусанным губам и с нежностью провёл по нижней. — ты был безупречен, люблю тебя, безумно, отдыхай, а я в душ. — если он сейчас же не выйдет отсюда, не факт, что сдержится. Порочные стоны всё ещё стояли в голове, что точно никак не помогало уменьшению железного стояка в штанах. Чон кинул последний взгляд на парнишку и быстро слез с кровати, широкими шагами преодолевая расстояние до ванной комнаты, и уже спустя несколько мгновений скрылся за её дверьми.
Чимин, не в силах пошевелиться, какое-то время просто лежал на кровати, тяжело дыша — в ушах гудело, сердце клокотало, ноги и руки отказывались слушаться. Он медленно приходил в себя и наконец-то, немного успокоив дыхание, из последних сил сгрёб себя в кучу и на трясущихся ногах, укутавшись одеялом, пошёл в комнату, которую теперь он мог называть своей.
Стоя под прохладными струями воды, он фантомно чувствовал поцелуи мужчины, прикосновения, и это заставляло его дрожать всем телом. Прикрыв глаза, он водил пальцами по местам, которые кусал, целовал и засасывал Чонгук. Кожа в некоторых местах саднила, мелкие засосы, видимо, завтра расцветут синяками, но это все было так мелко по сравнению с тем удовольствием, которое он испытывал рядом со своим мужчиной. Это его личное счастье. Счастье под именем — Чон Чонгук.
***
— Сладость, удачи на экзамене. Сколько у тебя ещё останется? — они стояли во дворе, Чонгук обнимал Чимина за талию и, нежно поглаживая щёку, целовал парнишку в губы, короткими, воздушными, почти невесомыми поцелуями.
— Три до конца недели и потом каникулы. — Чимин лучезарно улыбался Чону, пропадая в омуте его глаз и не желая оттуда выбираться.
— Нужно будет провести твои каникулы с пользой, я подумаю об этом. — Чон крепче обнял парня, прижимая его к себе. Тёплое податливое тело не хотелось отпускать от себя ни на минуту. — Люблю. — прошептал он, одним простым словом выбивая весь воздух, а затем отстранился, сел в машину и выехал со двора.
