***
— Гука, я буду писать курсовую работу на основе Систем Девайс. Президент Ли любезно согласился предоставить мне данные. Чимин сидел в кресле в кабинете Чонгука, укутанный в его банный халат. Он справлялся с отсутствием любимого человека рядом, как умел — тепло вещи дарило ему обманчивое ощущение таких нужных объятий. Чимин ещё никогда настолько остро не переносил расстояние между ними. — Вы с ним подружились, что ли? — по голосу было невозможно понять эмоции, но Чимин был уверен, что Чон недоволен. — Да, как-то странно даже. Но он хороший человек. По крайней мере, создаётся такое впечатление, — парень взял со стола ручку и начал рисовать какие-то незатейливые рисунки на бумаге для заметок. — Тем более вы работаете вместе, значит, он надёжный. — Сокровище моё, — мужчина сделал паузу, и Чимин инстиктивно напрягся. Что-то не давало ему покоя. — Послушай меня, пожалуйста, внимательно, — Чон глубоко вдохнул, словно пытался подобрать нужные слова, и продолжил: — я не хочу, чтобы моя работа каким-то образом вмешивалась в наши отношения. Ты же понимаешь, что ты моё уязвимое место. Парень перевёл звонок на громкую связь и, подтянув ноги к подбородку, положил голову на колени, обхватывая себя руками. Его не покидало дурное предчувствие, словно в любую минуту могло случится что-то плохое. И он никак не мог этому помешать. Чувство беспомощности скребло изнутри, раздирая душу на части, угнетало и доводило до исступления. Ещё и любимого человека не было рядом. Отчаяние почти достигло своего апогея, ещё немного и парень готов был расплакаться от невозможности обнять любимого. — Гук, — он запнулся, голос дрогнул, и вышло как-то чересчур вымученно. — Я безумно скучаю. Мне очень плохо без тебя. Я не могу уснуть, ворочаюсь всю ночь. Скоро прочитаю всю твою библиотеку. Не подумай, что я ною, но когда ты вернёшься? Чон сидел в кресле гостиничного номера, перечитывая контракт, но последние слова парня заставили его отложить бумаги. — Маленький мой, наверное, только в среду, — усталый выдох пронесся по комнате. — Небольшие проблемы, придётся задержаться. Он поднялся с места и подошёл к окну. Жизнь на два города дико выматывала. Сделав глоток виски, он наблюдал, как потоки машин, будто кровь по артериям, неслись по улицам мегаполиса. Ночной Нью-Йорк жил своей собственной жизнью: высотки домов прятались в густом тумане, неожиданно спустившимся на город, множество билбордов и вывесок переливались огнями всех цветов радуги, на улицах, несмотря на позднее время, было много людей, спешащих куда-то. Нью-Йорк никогда не спит, здесь всегда стоит быть начеку. Тут с каждым движением секундной стрелки сыплются в копилку шуршащие купюры. В этой сумасшедшей гонке за новым проектом мужчина не замечал, как летит время, и уже перестал обращать внимание на то, какой пейзаж мелькает за стеклом его автомобиля. Грустный голос Чимина в трубке заставил его остановиться. Вдруг стало так тошно. Будто огромная кошка своей чёрной когтистой лапой полоснула грудь в области сердца, оставляя на коже кровавые уродливые шрамы. Выбирать между бизнесом и любимым человеком безумно тяжело и до смешного нечестно. Чонгук горько ухмыльнулся своим мыслям и, сделав ещё глоток, молча стоял и слушал, как в наушнике его мальчик что-то рассказывает о том, как прошёл его день. В голосе погасли весёлые нотки, он звучал приглушенно, как будто кто-то вывернул регулятор эмоций в положение OFF. Чонгук плохо разбирал слова, потому что слышал, как ритм собственного сердца сбивается, как его затапливает чувство собственной никчёмности. Ведь сам Чонгук не заметил, как притупилась его тоска по парнишке, и что он начал медленно превращаться в роботоподобного человека. — Хочешь, Мина закажет тебе билет? Прилетишь ко мне. — Не могу, у меня семинар, — Чимин развернулся к окну и, подставив свое лицо тёплым солнечным лучам, на мгновение прикрыл глаза. — Честно сказать, у меня такой бешеный график, что я и в номере-то бываю часа по четыре от силы, — Чонгук сверился с часами, затем развернулся и пошёл обратно к столу. — Потерпи немножко, сокровище моё. Пригласи своих друзей в гости или потрать неприлично большую сумму с кредитки, отомсти мне за то, что оставил тебя одного. — Глупый, глупый Чонгук, — как-то совсем по-взрослому прошептал парнишка. — Извини, что разнылся. Я всё понимаю. Покушай, пожалуйста, и поспи хоть немного. Я очень жду тебя. Целую. — Веди себя хорошо и не наделай глупостей. Люблю тебя, сладость моя. Целую. Чимин первым сбросил звонок, потому что если бы они проговорили ещё хоть несколько секунд, он бы точно не смог сдержать эмоции и расплакался, как какая-то сопливая девчонка. Поднявшись с кресла, он подошёл к полкам с книгами и долго искал что-нибудь интересное, а когда, наконец, нашёл, медленно побрёл в спальню Чонгука. Чтобы, спрятавшись под его одеялом, сбежать на какое-то время от реальности, пока за окнами не забрезжит рассвет. А утром, после того, как сон наконец-таки сморит его на пару часов, попытаться собрать себя в кучу и прожить ещё один день в ожидании возвращения своего мужчины.***
К двенадцати часам субботы салатовый Hammer подъехал к воротам особняка в Ханнам доне. Автоматические ворота приветственно пискнули и раскрылись, впуская гостя на частную территорию. Дом был ожидаемо меньше, чем их с Чонгуком, но выглядел достаточно элегантно. Фасад украшали большие панорамные окна, которые отражали мерцающие лучи солнца, а по массивным колоннам вверх ползли лианы плюща. Вдоль бетонных дорожек, убегающих змейками вглубь сада, располагались многочисленные клумбы с цветами. Обилие зелени давало ощущение, что ты находишься не в центре душного мегаполиса, а где-то в тропиках. Чимин остановился на парковке возле дома, где его уже ждал вышедший навстречу Ли. В нестрогом домашнем костюме тот выглядел мягче и немного моложе. Он приветливо улыбался, ожидая, когда парнишка подойдёт к нему ближе. — Добрый день, Минсок-аджосси, у Вас прекрасный дом. Чимин пожал протянутую в приветствии руку и передал мужчине пакет с бутылкой красного коллекционного вина. — Чимин, сынок, здравствуй, — Минсок принял подарок и, приобняв парня за талию, повёл по двору. — Соеджи ещё хлопочет на кухне. Пошли пока посидим в саду, погода сегодня необыкновенно хороша для весны. На заднем дворе располагалась уютная крытая беседка. Её стены обвили вечнозеленые лианы, а кованая мебель изящными линиями сочеталась с их мощными стеблями. Внутри был накрыт небольшой круглый стол. Чайник с ароматным травяным напитком стоял на подставке с подогревом, а в маленьких вазочках рядом были разнообразные закуски и десерты. — Располагайся, как тебе будет удобно. Если прохладно, можешь взять плед. Чимин зашёл в беседку и, выбрав кресло напротив хозяина, сел, устраиваясь на мягких подушках. — Как прошла твоя неделя? — Сложно, — Чимин налил чашку чая мужчине, а потом себе. — Чонгук улетел, в универе завал, танцевать не могу — потянул голень, — голос звучал глухо. Заметив ветвь лианы возле себя, он пальцами провёл по зелёной листве. — Ничего, скоро твой мужчина вернётся, а нога заживёт. — А универ закончится, — мягкая улыбка тронула пухлые губы. Какое-то время они сидели молча, лишь подливая горячий чай в кружки и грея о них руки. Их окутала приятная тишина, и парнишка впервые за последние несколько дней ощутил себя спокойно. Он на пробу откусил пирожное и довольно зажмурился — оно было невероятно вкусным. — Минсок-аджосси, у Вас тут красиво и уютно, но очень тихо. Вы с женой живёте вдвоём? То, что вопрос оказался болезненным, Чимин понял сразу же, как последние слова слетели с губ — лицо мужчины вмиг стало бесцветным, а глаза потускнели и наполнились влагой. Ли тяжело вздохнул, отставил чашку в сторону и невидящим взглядом уставился в стену беседки. Как и тогда, в офисе, парень снова не торопил его с ответом — он ещё в прошлый раз понял, что история будет не из простых. Быть может, если он расскажет её, поделится своей болью, станет немного легче?.. — Соеджи долго не могла забеременеть, — наконец заговорил Минсок. Его голос сильно дрожал из-за подступающих слёз. — Никто из врачей не мог сказать нам причину. Мы несколько лет сдавали анализы, обошли множество специалистов, ездили за границу, но всё было тщетно. Мы уже готовы были отчаяться, но… наверное, случилось чудо. Донмин появился на свет, когда нам было уже за тридцать, — разглаживая складки на пледе, мужчина водил по нему пальцами. — Он закончил Сеульский Национальный Университет и мечтал построить свой бизнес. По вечерам они с друзьями собирались в гостиной и обсуждали предстоящие планы, искали перспективные направления. Преддипломную практику сын проходил в Чон Индастрис Компани, — Чимин, услышав знакомое название, насторожился. — Тогда он был под сильным впечатлением от тридцатилетнего президента Чон Чонгука, который пёр локомотивом в сеульском бизнесе. Без остановки мог рассказывать о нём и его методах работы. В то время Чон Индастрис, как попечитель его кафедры, разыгрывал пакеты поддержки начинающим предпринимателям, и на защите диплома он получил Гранд от президента Чона. Сын был невероятно счастлив. За счёт этих средств они с друзьями организовали Систем Девайс и вскоре стали довольно успешно развиваться. Мой мальчик всегда брал пример с президента Чона и старался его бизнес-модели использовать в своей работе. Чимин видел, насколько тяжело мужчине было говорить о событиях прошлого. Он как будто сам ощущал его боль, ему хотелось остановить Минсока, прекратить бередить старые раны. Он уже было собрался сказать об этом, но Ли подал знак, что он в норме. — Это был его двадцать седьмой день рождения. Они с друзьями поехали на Чеджу и вышли на яхте в открытое море, — мужчина сделал паузу, — что-то случилось с проводкой, произошло замыкание, и двигатель загорелся, — первая скупая слеза скатилась по щеке. — Они не успели его потушить, и яхта взорвалась, — голос всё-таки дрогнул, и Минсок затих. Он поднял взгляд к небу, борясь со слезами. Затем глубоко вздохнул и задержал дыхание. — Они сгорели… Понимаешь, они все сгорели, окруженные тоннами воды, — сквозь всхлипы продолжал Минсок. — Все до единого. Нам нечего было даже хоронить, они были на нижнем ярусе и не смогли выбраться наружу. У моего сына пустая могила. Соеджи не смогла принять это и сложила туда часть его вещей, — голос мужчины задрожал, и он закрыл лицо ладонями. — Мне очень жаль, — парень мягко коснулся руки мужчины и аккуратно погладил её подушечками пальцев. — Примите мои соболезнования. Минсок попытался успокоиться и, промокнув салфеткой мокрые глаза, трясущимися руками взял чашку с чаем. Он грел ладони о горячие стенки и, периодически дуя, делал маленькие глотки. Его взгляд словно остекленел и был обращен в никуда. Казалось, что он никогда не смирится с тем ударом, который нанесла ему судьба. — Вот такой парадокс. Сгореть в воде… Понимаешь, Чимин, — мужчина вдруг встрепенулся и, поставив чашку, вцепился в ладонь парня. — Я просто не мог угробить мечту своего сына, я не имел на это права. Понимаешь меня? Систем Девайс — это всё, чем дышал мой ребёнок. Это его детище. Он столько сил вложил в её развитие. Чимин накрыл мужскую ладонь своей, чувствуя, как к горлу подступает ком, а глаза предательски щиплет. Его самого мучило пограничное состояние, но видеть слёзы взрослого мужчины было выше его сил. Потерять единственного ребёнка, который достался такой дорогой ценой, не пожелаешь даже врагу. Чтобы остаться в строю после случившегося, нужно иметь железную волю. Чимин бы не справился. Потеряй он Чонгука, тут же моментально лёг бы рядом, даже не задумываясь о дальнейшем существовании. — Когда президент Чон предложил нам сотрудничать, я сразу согласился на его условия, чтобы исполнить мечту Донмина. И пока у меня будут силы, я буду бороться, буду, понимаешь? А мой сын с неба будет смотреть и радоваться. Я не угроблю его мечту. Это всё, что у меня есть, — услышав это, Чимин не выдержал. Просто не смог. Он встал, в пару шагов преодолев расстояние между ними, и крепко обнял мужчину. Надеясь, что в этих объятьях тот найдёт и почувствует необходимую ему поддержку. Слёзы текли по его щекам, падали на футболку, насквозь пропитывая ткань, а он лишь молча гладил мужчину по спине. Пытался разделить эту боль, облегчить груз, лежащий на сердце тяжёлым камнем. — Жизнь — отвратительно несправедливая стерва. У каждого из нас свой путь, и мы должны пройти его, каким бы сложным он ни был. Никогда не знаешь, что нам уготовано в следующую минуту и нет ничего правильного в том, что уходят молодые, полные жизни и планов люди, — парень отстранился и, вытерев слёзы тыльной стороной ладони, заглянул в глаза напротив. Он взял Минсока за руку и, шмыгая, продолжил: — Вы невероятно сильный человек. Я бесконечно уважаю Вас за силу воли и за стремление к жизни. Ваши поступки выше всяких похвал.***
— Чимин, сынок, приезжай почаще. Мы можем вот так беседовать и пить чай в саду, — предложил Минсок, и его глаза снова блеснули в свете фонарей. — Конечно, — Чимин открыл дверь машины и убрал упаковку пирожных, которую заботливая женщина собрала ему с собой. — Мне очень нравится проводить время в вашей компании. У Вас чудесный дом и замечательная жена, — он крепко обнял мужчину, а тот, в свою очередь, по-отцовски похлопал его по спине. — Мои двери всегда открыты, сынок. Мы будем рады тебе в любое время. Соеджи влюбилась в тебя с первого взгляда и тоже будет ждать встречи. Парень сел в машину и уже хотел было закрыть дверь, как мужчина протянул ему крафтовый пакет. — Чимин, передай это, пожалуйста, директору Киму. Вернувшись домой, Чимин впервые за последние несколько недель не ощущал гнетущую тишину и, как только его голова коснулась подушки, быстро уснул.***
В зале, как и во всём доме, было темно, точечные светильники по периметру были приглушены почти до конца. Закатное солнце, проникающее сквозь панорамные окна, отражалось в зеркалах, освещая всё пространство вокруг себя алым цветом. Музыка на максимум, тело, натянутое как струна, и чувство абсолютной тоски, выедающее сердце изнутри, оставляющее после себя чёрную дыру. Чимин умел телом выражать эмоции, и это спасало его. Особенно, когда хотелось кричать до боли в голосовых связках, плакать навзрыд, срывать голос, выворачивая душу наизнанку. Его крик оставался немым, а все чувства, так долго похороненные где-то глубоко и спрятанные под семью замками, сейчас находили выход в танце. Чимин отдавался ему целиком, выкладывался на полную, точно выверяя каждое движение, шаг, прыжок. Вслушивался в слова, голос исполнителя, закрывал глаза и чувствовал. Чувствовал. Чувствовал. Там тоже любили — чисто, неистово. Просили не уходить, тянули навстречу руки. Мольбы, крики помощи, страх потери — всё это почему-то ощущалось так остро, что дорожки слёз невольно катились по щекам парня. С последними аккордами песни он рухнул на пол. Его грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, а в глазах плясали жёлтые пятна. Он не заметил, как солнце почти ушло за горизонт, погружая зал в темноту. Так сильно плачет, сидя прямо на полу по центру танцевальной комнаты, закрыв лицо руками. Так сильно дрожат его ноги, а сердце вот-вот пробьёт грудную клетку. Так и не заметил еле слышный скрип двери и шаги, звучавшие в этой оглушающей тишине слишком громко. Чонгук зашёл в зал и присел на колени рядом с плачущим парнем. Протянув ладонь, он большим пальцем провёл по щеке, стирая мокрые дорожки. — Привет, маленький мой. Чимин вздрогнул. На какой-то миг ему показалось, что всё это мираж, обман его больного мозга, который от тоски по любимому человеку спроецировал этот голос в голове. Он широко распахнул глаза, неверяще всматриваясь в лицо напротив, как будто только сейчас осознав, что его мужчина, наконец, рядом. И сердце, только пришедшее в нормальный ритм, забилось с удвоенной силой. Парень медленно поднял руку и на пробу провёл ладонью по щеке. Тёплая. — Ты опять прилетел молча, — прозвучало слегка обиженно. — Почему не сказал? Я бы встретил. — Хотел сделать сюрприз, — Чонгук нагнулся к пухлым губам, но в ту же секунду его утянули всем телом на себя. — Да и не люблю я все эти аэропортные встречи и расставания, — он, удобно устроившись сверху, облокотился на одну руку, а пальцами другой убрал взмокшую чёлку со лба своего мальчика. — Привет, любимый, — шёпотом произнёс Чимин. — Неужели я тебя дождался, — руки обвили шею и притянули ещё ближе. Непонятное чувство страха почему-то не уходило. — Что такое, сокровище моё? — словно почувствовав это, мужчина слегка отстранился и заглянул в блестящие от слёз глаза. — Не знаю, Гук. Я боюсь… — но Чонгук не дал ему договорить и, подняв пальцами подбородок, поцеловал. — Не бойся, любимый, я рядом, всё хорошо. Я с тобой. Я вернулся. Я больше не уйду, — шептал он между поцелуями. А Чимин после каждой фразы стискивал кулаками пиджак на его спине всё сильнее. Он цеплялся за него, как будто боялся, что мужчина в любой момент может исчезнуть. — Обещаешь? — Обещаю. Куда я без тебя? Если только в Японию дней через десять. Но я управлюсь одним днём, — Чонгук гладил холодные щёки своего мальчика, пытаясь через эти прикосновения передать всё то, что хотел сказать, но не находил слов. — Посмотри, до чего ты себя довёл, заработал себе жуткие синяки под глазами. Ты чего, маленький? — аккуратно касаясь, водил пальцами по коже вокруг глаз. — Не заставляй меня нервничать за тебя. Я же не первый раз улетел. — Я не могу спать, мне снятся кошмары, — сквозь всхлипы произнёс Чимин. Он вспоминал ужасающие картинки, и его кожа холодела от ощущения липкого страха, который окутывал его каждый раз, парализуя всё тело. — Темнота забирает тебя, как будто она разъедает твоё тело. Оно покрывается чёрными пятнами, и ты исчезаешь. Я пытаюсь позвать, кричу, но не могу. Только открываю рот, а голос не слушается меня, — парень навзрыд плакал, из последних сил прижимаясь к мужчине. Может, он был всё ещё под впечатлением от рассказа Минсока и принял всё слишком близко к сердцу? — Сокровище моё, всё прошло. Это всего лишь сон. Я с тобой, живой и здоровый. Вот он я, посмотри, — Чонгук взял ладонь парня в свою руку и провёл его пальцами по своему лицу. — Маленький мой, ты устал и напридумывал себе невесть что. Всё хорошо. Пошли в душ, я искупаю тебя и помогу расслабиться. Чимин аккуратно касался щёк мужчины, дрожащими пальцами водил по его губам, постепенно возвращаясь в реальность. В ту реальность, где Чонгук был рядом. Где его тёплое дыхание согревало кожу. Где он чувствовал вес чужого тела на себе. Где прикосновения длинных пальцев помогали забыть обо всех переживаниях и страхах. Шумно втянув воздух, он задержал дыхание, а после, резко выдохнув, ладонями стёр влагу со своих щёк. Обеспокоенный взгляд Чонгука заставил его окончательно прийти в себя. Внезапно стало как-то стыдно. За эти истерики, слёзы и глупые страхи. — А ты не устал? — он гладил лацканы чужого пиджака, и его пальцы всё ещё дрожали, хотя голос звучал уже спокойнее. — Выспался в самолёте. Пойдём. Чонгук поднялся на ноги и протянул руку парнишке. Чимин зацепился за его ладонь, быстро встал и сразу устроился под боком у мужчины, обхватив талию обеими руками.***
— Я в субботу был у Минсока в гостях, — разнеженный, залюбленный мальчишка лежал в объятиях своего мужчины и пальцами выводил узоры на его обнаженной груди. После той тренировки в зале все его мышцы ныли, но эта была приятная усталость. — Чимин! — строгий голос зазвенел в комнате, заставляя парня вздрогнуть. — Что значит: Минсок? Вы что, уже до такой степени подружились? Мне не нравится это. Я уже говорил тебе, что моя работа не должна иметь к тебе отношения. Мне повторить это ещё раз? Чимин почувствовал, как мышцы на руках мужчины напряглись, и он сильнее сдавил его в объятиях. Приподняв голову, парень повернулся к нему лицом и, оперев подбородок на свою руку, пристально посмотрел ему в глаза. Он искренне не понимал причину столь агрессивного поведения и попытался было сгладить нарастающее напряжение. — Чон, но мы с ним не обсуждаем ваши дела, успокойся, пожалуйста. У нас есть много других тем для разговоров. К тому же они одинокие люди. У них нет ни детей, ни внуков, они совсем одни с женой. Нет ничего плохого, если я буду иногда навещать их. — Ты им нянька, что ли? Ты не обязан развлекать пару престарелых маразматиков! — Чонгук был непреклонен. — Я запрещаю. Я не хочу, чтобы ты общался с ними на темы вне твоей курсовой. — Гука, — попытался было возмутиться парень. — Но они правда мне нравятся. Минсок — добрый человек и хороший собеседник, а Соеджи — очень милая и ласковая женщина, — он действительно не понимал, что плохого может быть в этой дружбе. Семья Ли не делала ничего такого, что могло бы навредить или испортить репутацию Чонгука. — А я что, плохо к тебе отношусь? Тебе меня мало?! Или Нанни недостаточно заботится о тебе? — на несколько секунд во взгляде мужчины мелькнуло что-то опасное, но Чимин не успел разобраться, что это была за эмоция. — Гук, ты часто уезжаешь, я остаюсь один, — он вглядывался в любимое лицо напротив, пытаясь найти для себя ответы. Или хотя бы объяснить Чонгуку, что никакой угрозы не существует. — А ещё мне очень его жалко. Представляешь, у них был сын, но он погиб… — но не успел договорить даже до конца предложения. — Чимин, блять! — мужчина сбросил парнишку со своей груди и резко встал на ноги, сбрасывая покрывало на пол. — У тебя есть Тэхён, танцы, этот твой Тэмин, нахера тебе в друзья нужны ещё и пенсионеры? — он схватил лежащий на кресле халат и, накинув его, завязал пояс. — Если я сказал, что я против, значит, ты не будешь с ним общаться! — и стремительный походкой вышел их комнаты, довольно громко хлопнув дверью.***
— Джун-хён, привет! — довольно улыбаясь, парнишка зашёл в кабинет мужчины. — Это тебе, — и, не размениваясь на долгие объяснения, сразу положил пакет, привезённый с собой из дома семьи Ли, на рабочий стол. Сам же присел на стул рядом и нажал кнопку коммутатора. — Ланмэй-нуна, принесёшь нам чего-нибудь вкусненького попить? А то у директора Кима уже рабочий передоз. — Привет, наглый ребёнок, — громким басом отозвался Намджун. — А что там? — Чимин загадочно пожал плечами, заставив Намджуна рассмеяться. Он устало потянулся в кресле и, всё-таки взяв пакет, внимательно посмотрел на неожиданного гостя. — А ты чего такой счастливый? — К Гуку заходил перед тобой. — О-о-о, всё, молчи! Даже не хочу слушать, чем вы там занимались, — Джун принял чашку кофе из рук секретаря и, сделав небольшой глоток, закусил его мягким мармеладом, довольно жмуря при этом глаза. — Джун-хён такой большой и такой сладкоежка, — пожурил его Чимин. Он тоже сделал глоток какао и благодарно улыбнулся секретарю, которая смущенно кивнула в ответ и постаралась побыстрее покинуть кабинет. — Мы ничем таким не занимались, просто помирились. — В безумной семейке мексиканские страсти? — Джун прикрыл глаза, облокотился на спинку кресла и вытянул ноги, довольно простонав. Порой он и сам не замечал, как сильно уставал работать в таком сумасшедшем ритме. — Ли Минсок. Почему-то Чонгук взъелся на него и не разрешает мне с ним общаться. — А-а-а, этот упрямый старик, — Намджун взял из пакета очередное пирожное и целиком запихнул его себе в рот. — Почему? Какие-то проблемы? — слова Джуна показались ему очень странными. Что такого могло случится между этими двумя компаниями? И почему все, кроме него, в курсе. — Ну, Джун-хён, не молчи! — отставив чашку в сторону, Чимин сложил руки перед собой и выжидающе смотрел на мужчину. — Мелкий, — сделав последний глоток кофе, Джун бросил быстрый взгляд на наручные часы, — давай ты сам спросишь у Чонгука, и он тебе всё расскажет. А у меня совершенно нет времени с тобой сплетничать. — Чимин, я не разрешаю тебе с ним общаться — вот и все его объяснения, — фыркнул парень. — Чимин, значит, этих должно тебе хватить. Не дави на Чона, он и так держится из последних сил. Американцы едят наш мозг чайной ложечкой, ещё и этот упёртый старикан. Чонгук скоро сорвётся, начнёт всё крушить и перемалывать. Я вообще удивляюсь тому, как он так долго держится, — Джун, кулаком подперев подбородок, изучающе смотрел на парнишку. — Что ты сделал с моим другом? — шутливо спросил он. — В другое время он бы уже камня на камне не оставил. Все ходили бы по струнке смирно, а тот, кто не хотел ходить, лежал и не дышал бы, — распаковав пакет, мужчина достал стопку бумаг и принялся изучать содержимое. Хмурясь и недовольно пролистывая документы, он в какой-то момент психанул и отшвырнул их в сторону. — Что за упрямый болван? Третьесортная компания… — Чимин попытался было заглянуть через руку директора Кима в попытке разобрать хоть что-то, но тот быстро всё спрятал. — Мелкий, не подглядывай. Зря он так выпендривается, всё равно дни Систем Девайс сочтены. — Что? — сперва Чимин подумал, что ослышался, ну, мало ли, вдруг показалось. Может, это ошибка? Может, он что-то не так понял? А быть может, у Минсока проблемы, и он не хочет принимать помощь Чонгука? — О чём ты? — Да так, ни о чём. Давай-давай, малой, кыш! Мне пора работать, — Намджун готов был за руку вывести парня из кабинета, и тот чувствовал: что-то в этой ситуации не так. — Потом, всё потом. Всему своё время.***
— Нанни-аджума, как вкусно! — Чимин палочками зацепил тушеные креветки и с аппетитом отправил их в рот. — Всё-таки вы лучшая. — Белок полезен для молодого организма, ешь, — улыбнулась женщина в ответ. Она как всегда кружила на кухне, хлопоча возле плиты. — И для хорошей потенции, — послышался насмешливый голос за спиной. Чонгук зашёл в кухню и, довольно улыбаясь, сел рядом. — Сокровище моё, привет, — поцеловал смущенного парня и притянул его стул к себе, удобно размещая между своих ног. — У меня нет с ней проблем, — заливаясь краской, пробормотал Чимин. Он кинул взгляд на улыбающуюся женщину, которая тут же поспешила ретироваться с кухни, оставив их наедине, а потом палочками подхватил очередную креветку и засунул её в рот Чону. — И тебе для профилактики. Привет, любимый. Рядом со своим мужчиной было тепло и уютно, сильная рука на плечах дарила спокойствие и чувство защищенности. Чимин наслаждался близостью родного тела и, удобнее устроившись в чужих объятиях, положил руку ему на бедро. — Сладость моя, как день прошёл? — сделав глоток воды, Чонгук посмотрел на парнишку нежным взглядом и большим пальцем вытер соус с краешка мягких губ. — С тех пор, как мы с тобой виделись, прошло всего четыре часа. Катаклизмов не случилось. Заезжал в салон, заказал новые чехлы для салатового танка. Был в Систем Девайс, забрал кое-какие документы для курсовой, хочу поработать дома. — Ты что, каждый день ездишь к этому старику? — желваки Чонгука напряглись, и он со звоном бросил палочки на стол. — Гука, ну курсовая же, — Чимин отставил в сторону тарелку и, развернувшись, внимательно смотрел на любимого. Его терпению тоже приходил конец. Почему все что-то скрывают от него? Что за тайны? — Чон, объясни мне, что происходит? Я же вижу, что вы все мне что-то не договариваете. — Всё, что тебе нужно знать, ты знаешь. Остальное тебя не касается! — резко ответил мужчина. Он хотел было подняться с места, но мягкая ладошка остановила его. — Так не пойдет, это не ответ, — пальцы на плече сжались сильнее. — Чонгук, я не хочу опять ругаться, поэтому давай спокойно поговорим? Что происходит между Минсоком и тобой? Джун-хён проболтался… — не успел парень закончить фразу, как Чонгук вырвался из его хватки, грубо сбрасывая руку. — Язык завтра Джуну оторву! — его глаза зло сверкнули. — Чимин, я не хочу тебя вмешивать, поэтому давай закроем тему. И я уже говорил тебе об этом ни один раз. Почему ты такой упрямый? Ты и работа — несовместимые вещи для меня, — Чонгук встал и твёрдой походкой направился к выходу, всем своим видом давая понять, что этот разговор между ними окончен. — Я буду в кабинете, мне нужно остыть. Чимин остался на кухне один, аппетит совершенно пропал. Отодвинув от себя тарелку с тушёными креветками, он ещё долго смотрел на двери кухни, отказываясь понимать, что только что произошло. Они же только что помирились, всё было хорошо. Громкий шум закипевшего чайника и следующий после него щелчок автоматической кнопки отключения заставил парня вздрогнуть. Такое чувство, что его хотят обвести вокруг пальца. Только вот кто? Так он просидел минут сорок, и когда вопросов в голове стало настолько много, что заболели виски, не выдержал и всё-таки отправился вслед за Чонгуком. Надеясь, что тому хватило этого времени, чтобы остыть. В кабинете было тихо. Чимин три раза постучал в дверь и, так и не дождавшись ответа, зашёл внутрь. Его мужчина сидел в кресле, обращенный лицом к окну, и по его внешнему виду было невозможно понять что либо. Парень мягко улыбнулся и, встав позади кресла, принялся массировать напряжённые плечи. — Чим… — вздохнул Чонгук от удовольствия. Он закрыл глаза и расслабился под нежными движениями маленьких пальцев, которые разминали затекшие мышцы, а потом аккуратно спустились на грудь, поглаживая гладкую кожу. — Любимый мой, если ты не хочешь, можешь ничего мне не говорить, — начал Чимин аккуратно, издалека. — Просто мне немного обидно. Хосок всё рассказывает Тэхёну, тот знает, что происходит в компании, а я — главная сладость и сокровище самого президента, понятие не имею. Чон глубоко вздохнул — опять одно и то же, но спорить не стал. Вместо этого он перехватил ладонь парнишки, притянул его ближе и усадил к себе на колени. Обнял за шею и, погладив большим пальцем вмиг покрасневшее ухо, наклонился и мягко поцеловал пухлые губы. — Главное сокровище Чон Индастрис имеет слишком любопытный носик и хочет его засунуть туда, куда не нужно, — стукнув пальцем по носу Чимину, улыбнулся мужчина. — Что именно ты хочешь узнать, маленький мой? Чимин благодарно обнял мужчину и уткнулся ему в шею. Какой бы грозный ни был президент, к нему всегда можно было найти нужный подход. — Систем Девайс. — Это третьесортная компания, — тяжело вздохнул Чон и заправил выбившийся локон за ухо парня, — у которой слабый руководитель. Но у них хорошие активы, которые я планирую после забрать себе, — его губы блуждали на шее, горячее дыхание щекотало кожу, а пальцы сминали упругие бёдра. Он не хотел разговаривать, не хотел ничего объяснять. Он хотел разложить своего упрямого мальчишку на рабочем столе. Прямо здесь и сейчас. — Подожди! — но Чимин резко отстранился от него, выпутываясь из объятий. — Что ты хочешь сделать? — Поглотить. Мы подпишем контракт, но они не справятся с нагрузкой, нарушат его условия, и тогда я заберу фирму себе. Это стандартная процедура, — спокойно ответил Чонгук так, словно речь шла о покупке очередного автомобиля. Его пальцы легли на шею Чимина и слегка сдавили её, заставляя того лечь лопатками на стол. От вида такого покорного парня в горле резко пересохло, а кровь прилила к нижней части тела. Пальцы переместились на губы, обвели их контур с нажимом и спустились ниже, цепляя пояс домашних шорт. Чимин, услышав это, резко зацепился за его руку, откидывая её в сторону, и поднялся со стола. — Что ты сделаешь?! — он ошарашено смотрел на мужчину и отказывался понимать, что происходит. Это всё лишь жуткий кошмар, этого не может быть, это происходит не с ним. — Чонгук, ты ахренел, что ли? С каких пор ты играешь так грязно? — Чимин, не тебе меня учить. Этот старый хер думал, что может нажиться за мой счет, но я таких не прощаю. — Чонгук, ты не понимаешь! Ты не можешь так поступить с ним! — нет, он не верил. Не хотел верить. Его мужчина не может быть таким. Всё тело напряглось, словно туго скрученная пружина, да и сам Чимин был готов в любую минуту броситься на защиту незаконно обвиненного старика. — И с чего ты взял, что Минсок хочет поиметь тебя? У него чистые мысли и совесть, он никогда не сделает ничего подобного! — он отпихнул руки Чона от себя и быстро спрыгнул со стола. Обойдя его вокруг, упёрся ладонями в край и навис над мужчиной. — Чимин… предупреждаю… думай о том, что ты говоришь, — Чонгук до белых костяшек сжал подлокотники кресла. Его брови сомкнулись на переносице, делая выражение его лица ещё жёстче. — Ты защищаешь какого-то старика. Ты мой и должен всегда быть на моей стороне! — Я твой, но я на стороне справедливости, — Чимин чувствовал, что всё выходит из-под контроля. Что ещё немного и они оба перейдут ту грань, за которой не будет ничего, кроме оглушающей боли. Ещё чуть-чуть и они оба достигнут точки невозврата. — Какая справедливость, Чимин… — холодный тон тихого голоса пробирал до самых костей. Чонгук закрыл глаза и сделал глубокий вдох, пытаясь привести чувства в порядок. Затем схватил первую попавшуюся ручку и начал стучать ею по столу, как будто пытался всю свою злость выместить на несчастный пластик. — Я сказал, что эта шарага будет моей, значит, так и будет. И мне плевать на высокоморальные принципы. Ты забыл, в каких кругах я вращаюсь? Забыл все эти рожи на приемах? Забыл, в какой сфере работаю? Поэтому я спрошу тебя ещё раз. Какая справедливость, Чимин? — Чон, твою мать, Чонгук! — закричал Чимин, не в силах больше сдерживать то, что рвалось из самого сердца. — Ты вообще меня слушал?! Что ты творишь?! Я тебе говорил, что эта фирма — детище его сына, который погиб. И что Минсок существует только благодаря ей! — сжав от злости кулаки, он с силой пнул стул, стоящий рядом, и тот рухнул как подкошенный. Почему Чонгук не может понять, что нельзя поступать так подло. Это нечестно, это больно, это не по-человечески, в конце концов. Отбирать последние крохи того, что напоминает о самом родном человеке. — Да, у него нет такого опыта управления, как у тебя, может, поэтому он совершает ошибки. Но в этом нет корыстной цели или злого умысла! — Чимин… — Чонгук с силой швырнул ручку. Она пролетела в опасной близости от уха парня, а потом, ударившись об стену, разлетелась на несколько частей. Парень обернулся ей вслед, стараясь не подавать вида, что липкий страх опутал его лёгкие, не давая сделать полноценный вдох. — Давай ты не будешь учить меня работать и лезть в мои дела! — Чон, ты ни черта не понимаешь! Во-первых, отнимать фирму таким способом очень низко! А во-вторых, именно ты был эталоном бизнесмена для его сына, он равнялся на тебя. Ты не можешь забрать у отца последнее напоминание о нём! — Послушай меня внимательно, — мужчина вдруг резко подскочил с кресла и начал обходить стол. С каждым шагом он становился всё ближе, и напряжение в кабинете нарастало. Чимин в панике схватил упавший до этого стул и поставил его между ними, создавая таким образом видимую, хоть и очень хлипкую преграду. — Я не знаю, что там тебе наговорил этот старый маразматик, но я не собираюсь свои решения менять из-за твоих капризов! Ему жить осталось недолго, он сдохнет и похерит хорошие активы. А я могу ими успешно пользоваться. — Чон, это не капризы! Ты в своём уме?! — сжимая пальцы на спинке стула, Чимин уже не мог контролировать эмоции. Он кричал, срывая голос, пытаясь таким образом воззвать к остаткам человечности мужчины, которого сейчас совсем не узнавал. — Ты разрушишь то, что его сын строил, равняясь на тебя. Ты понимаешь это?! Ты упадёшь не только в его глазах, но и в моих! — Блять, Чимин, хватит выносить мне мозг! — с силой отшвырнув стул в сторону, Чонгук резко схватил парня за локоть, больно его сжимая. — Я просил тебя не лезть! Займись своими каким-нибудь делами. Хватит вести себя как капризная девка! — Чон, ты переходишь на личности, я не хочу ругаться с тобой, — Чимин отдёрнул руку и постарался отстраниться. — Остановись, пока не поздно, — паника заполняла его сознание, а руки тряслись. Он понятия не имел, как справиться с приступом гнева взрослого мужчины. — Тогда заткнись! Не лезь ко мне и не указывай, что делать! Если я сказал, что будет так, значит, будет именно так и никак иначе! И ты, как никто другой, знаешь это. Если я захотел тебя, то ты принадлежишь мне. — Чонгук, ты ебанулся, что ли? — отпихнув мужчину от себя, Чимин переметнулся ближе к двери. Он устал бороться с нападками, устал защищаться. Единственное, чего хотелось сейчас — это закончить этот абсурдный скандал. Ему бы замолчать, уйти, но Чонгук задел его за живое, и теперь остановиться уже представлялось возможным. — Я с тобой, но не вещь, чтобы принадлежать тебе! — Пак Чимин, закрой свой рот! — грозный рык разлетелся по кабинету. Чимин от страха весь сжался и закрыл ладонями уши в попытке закрыться от этого. — Ты начинаешь заебывать меня. Ты мой, ты принадлежишь мне, и эта шарага тоже будет моей. Я так решил. Чимин готов был вцепиться в волосы мужчины и приложить его пару раз об стену, чтобы привести в чувство и заставить, наконец, услышать то, что он ему говорил. Колючие слова больно били прямо в сердце, заставляя его каждый раз мучительно сжиматься. Это не его Чонгук, это кто-то чужой в теле любимого человека. Его взгляд жёсткий, лицо самодовольное и звериный оскал. — Чимин, — ледяной тон чужого голоса обжигал. От него хотелось заскулить, залезть на стену, спрятаться подальше, только бы не слышать его и не видеть эти тёмные глаза. — Слушай, чего тебе не хватает? Что ещё ты хочешь? Тачки, шмотки, дорогие побрякушки, у тебя есть всё! Хочешь океан — на тебе, блять, океан. Хочешь горы — на тебе, сука, горы. Хочешь Луну? Блять, полетим туда. Денег тебе мало? Возьми мою чёрную карту. Не еби мне мозги и не заставляй ещё и на тебя орать! — Чонгук… — ошарашенный парень стоял, как облитый ушатом холодной воды, и не верил тому, что слышал. — Ну что, Чимин. Что!.. ещё чего-то не хватает? Чего ты хочешь? Ключи от Ламборджини? Они в сейфе. Купить новый особняк? Тыкни пальцем. Может, я мало тебя ебу? Или тебя что-то не устраивает в моём члене? Так давай я выебу тебя сейчас так, как ты хочешь и любишь! — Чонгук резко подался вперёд и пошёл на парня, на ходу расстёгивая рубашку. — Что не так?! Что?! Что ещё мне нужно сделать?! — оглушительный звон пощечины заставил мужчину остановиться. Он нервно передернул плечами и схватил Чимина за подбородок, больно сжимая и поднимая его голову вверх. — Хватит играть на моих нервах. Заебало. — Ты обещал… — голос отказывался слушаться, горло сжало, будто в тисках, и каждое слово давалось с большим трудом. — Ты же обещал мне… — Чимину казалось, что он тонет в желчи. — Ты… Ты заставил меня поверить, что никогда не сделаешь больно! Ты клялся мне! Говорил, что никогда не обидишь! Ты врал, ты всё время врал мне! Ненавижу тебя! — он кричал так надрывно, отчаянно. Плевать на то, как выглядит со стороны. Плевать на собственную боль и колючие слёзы. Плевать на всё. Он пятился назад, к дверям, потому что боялся, что мужчина может ударить его. Причинить ему не только душевную боль, но и физическую. А нащупав ручку, резко дёрнул её и, громко захлопнув за собой дверь, побежал прочь. Щёки горели огнем, пальцы обжигало от звонкой пощечины. В слезах он выскочил на улицу и, прыгнув в McLaren, на полном ходу выехал со двора.***
Ночному Сеулу плевать на то, жив ты или мёртв, весел или пьян, слёзы ли текут по твоим щекам или улыбка озаряет лицо. Ночному городу неинтересно, что происходит с твоей жизнью, он просто существует. Светофоры горят, как и прежде, люди едут домой в душном метро, уставшие женщины идут домой с тяжёлыми сумками. Девочка с собачкой, весело прыгая по полоскам зебры, переходит дорогу. Окружающим вообще глубоко параллельно, как ты живёшь и что творится в твоей душе. Синий McLaren, что нёсся по ночным дорогам, был не интересен никому. Всё равно, что происходит в этот момент с водителем, и как тяжело следить за дорогой, когда картинка перед глазами упрямо расплывается. Чимин утопил педаль в пол, вырвался на ночную трассу и гнал вперёд, укладывая стрелку на спидометре почти до предела. Ему плевать, разобьётся он или будет жить, слетит с трассы или перевернётся, столкнувшись с грузовиком. На стекло упали первые капли дождя, и где-то вдалеке сверкнула яркая вспышка молнии. Его крошечный идеальный мир рухнул. Его закружило, подняло до неба, а потом, в отличии от детской сказки, не отправило в волшебную страну, а со всей силы шарахнуло о землю, разбивая все его мечты, надежды и планы вдребезги. Нет говорящего песика, нет человека с большим сердцем, а есть только злой волшебник, который тридцать минут назад уничтожил все остатки его никчемного мира, растоптал в пыль, сравнял с землей. Руины, как будто и не было ничего. Тот, кто был опорой, поддержкой, каменной стеной, за которую всегда можно было спрятаться, своими руками уничтожил воздушный замок, оставляя беззащитного маленького зверька без укрытия. Он забился в угол от страха и обиды и выл, как здоровый, взрослый, матёрый волк. — Сука!!! Сука!!! — Чимин колотил ладонями руль и истошно, надрывно скулил. Как?! Как он мог так поступить? Как человек, который стал для него всем миром, вселенной, галактикой, мог так просто раздавить, превратив тебя в маленькую букашку. Парень не понимал, где он едет, куда едет и что сейчас творится с его жизнью. Он в полубреду мчал сквозь плотную завесу дождя, нёсся прочь, узнавая свою полосу лишь по свету фар встречных машин и неистовых звуков клаксонов. Они оповещали его о возможности сдохнуть под колёсами на встречке и снова и снова заставляли возвращаться на свою полосу. — Козёл! Выродок! Урод! — кричал парень, ладонью размазывая злые слёзы по лицу. В висках пульсировала тупая боль, пальцы на руках сводила судорогой. Дождь уже шёл плотной пеленой, ограничивая видимость до пары метров. Боль сдавила грудную клетку, он начал задыхаться. Ночь. Дождь. Рёв мотора в тишине. Фары встречной машины. Гудок, который не прекращался ни на секунду до. Крик. Огни ослепили и без того опухшие глаза. Пальцы вжались в руль до боли в суставах. Резкий визг тормозов… и тишина.