Придумайте мне название, плиз...

Гулкие звуки шагов эхом разлетаются по длинному пустынному коридору, глохнут в жёстком напольном покрытии, тонут в высоких голых стенах. Звонок, известивший учеников о начале долгого учебного дня, прогремел буквально пару минут назад. Киригири опаздывает, но эта незначительная мелочь, маленькое чёрное пятнышко в её идеальной ауре пунктуальной отличницы совершенно не волновало девушку. Это опоздание не было беспричинным. Приложив немного усилий, Кёко отодвинула в сторону дверь так, чтобы девушка могла спокойно пройти в класс, не больше, не меньше. Взгляд необычных глаз цвета лаванды скользил по классу, ученикам, сидевшим за своими партами, пока не нашёл ту самую фигуру, которую невольно искал и выделял среди остальных. Не извиняясь за своё опоздание (отец должен был предупредить учительницу о том, что её ученица задержаться; если, конечно, не забыл) Киригири прошла к своему месту. При этом опять скользнув внимательным, буд-то оценивающим, взглядом по девушке, сидевшей через проход на одну парту ближе к доске. Кёко всегда ненавидела и презирала абсолютно любые совершенно бесполезные, ненужные, глупые, так сильно мешающие жить чувства. Они как вулкан, уснувший , но не потухший, готовый в любой момент совсем неожиданно, негаданно начать извергаться, затапливая раскаленной вязкой лавой всю округу, выбрасывая в свежий чистый воздух тонну отвратительного серого пепла, перекрывающего путь кислороду, заставляющего задыхаться, кашлять и проклинать. Проклинать этот чёртов вулкан. Заткнуть бы его жерло пробкой, придавить огромным камнем и сесть сверху, чтобы его разорвало, и он наконец прекратил своё отравляющее жизнь другим существование. Если было бы возможно собрать чувства в здоровый черный плотный мусорный пакет, завязать его верх крепким надёжным узлом и закинуть в мусорный бак, стоящий за школой, избавиться от них. Девушка бы не задумываясь сделала бы это, не жалея о совершенном, от слова совсем. Учительница, стоя спинной к кассу и переодически поворачиваясь к ученикам, монотонно объясняя новую, явно важную, обязательную для изучения, тему. Но Кёко никак не могла сосредоточиться на громком плавном голосе. Слова и предложения расплывались, разъезжались, быстро проскакивая в голове, оставляя лишь липкую противную пустоту. Словно мозг, вечный никогда неустающий жалкий работяга, трудящийся без отдыхов и выходных, с минимальной заработной платой, такт свалился от усталости и истощения, прекратив свою нелёгкую работу. А взгляд, взгляд неотрывно держался на девушке с необычной невольно привлекающий внимание любого человека прической - большими хвостиками-завитушками, аккуратно откинутыми за плечи на спину, вероятно, они мешали их обладательнице писать, словно хотел проделать в ее прямой с гордой, буд-то королевской осанкой спине здоровую дырку. Хотя, безусловно, даже дыра не сделала бы эту спину более безупречной. Внезапный звонок, означающий конец урока и начало небольшой перемены, пронесся по школе, сбрасывая напряжение с лиц учеников, извещая их об ожидаемой многими передышке. Ученики, нынешние одноклассники Киригири, зашумел, поднимаясь со своих насиженных за урок мест, собирая и складывая в портфели, рюкзаки и сумки тетради с учебниками, обсуждая прошедший урок или просто болтая о всякой ерунде. Девушка встала с стула, поправляя свою и без того идеальную юбку. Неспеша собирая учебник, тетрадь и пинал с парты и складывая их на предназначенные им места в ее портфеле, Киригири бросила последний, выражающий лёгкое еле заметное сомнения взгляд и вышла из класса.

∆•∆•∆ Она все время долго копалась, снимая свое навороченное платье, аккуратно вешая его в шкафчик, расправляя каждую, даже самую маленькую незаметную складку и стряхивая несуществующие пыль и крошки. Из-за этого она регулярно опаздывала на урок физкультуры, что, судя по ее поведению, совершенно не волновало эту особу. Да, Кёко знала даже то, что после того как одежда той девушки оказывалась в шкафчике разглаженная и очищенная, она пшикала свой наряд какими-то дорогими изысканными духами с нежным и приятным, не слишком приторным и сильным запахом. Знала, но с огромным удовольствием и даже неким облегчением смешанным с радостью не знала бы об этом ничего. В небольшой женской раздевалке, заставленной высокими металлическими шкафчиками, все были увлечены друг другом, не обращая внимание на кого-то другого. Навряд ли кто-нибудь заметит то, что Киригири задержится, выйдя чуть позже обычного. Мало ли что у человека могло случиться. Хотя, подобную фразу можно было отнести к Киригири с большим трудом, ссылаясь на то, что она тоже человек и приходить все время вовремя, словно запрограммированный робот, не может. Но вообще, любой более или менее знакомый с Кёко с уверенностью сказал бы, что даже если эта девушка будет при смерти, то все равно придет вовремя на любую назначенную встречу или урок. Думая, судя по всему, что если она опоздает, то случиться конец света, по крайней мере не для всего мира, а только лишь для Киригири. Пока Кёко размышляла о том, насколько сильно будет заметно ее отсутствие, девушки веселой гурьбой начали покидать раздевалку, обсуждая учителя физкультуры и рассуждая над тем, есть ли у него девушка или нет. Кто-то посмеиваясь предположил, что мужчина на самом деле нетрадиционной ориентации, на что некоторые высказали пару недовольных комментариев. Вскоре раздевалка опустела. Громкие разговоры девушек и парней заглушала плотно закрытая дверь, даря непривычную, но приятную тишину. Вот Киригири и подошла к развилке на своем пути, от того, какую тропинку она выберет наверняка зависит ее будущее. Но судьба решила все за девушку. - Киригири? - не слишком громкий, но отчётливо слышный голос с лёгкой насмешкой достиг ушей Кёко, - Я знаю, что это ты осталась. Крупные завитушки двух хвостиков, покачиваясь в такт шагам, появились в проёме между рядами шкафчиков. Их обладательница, успевшая к этому времени переодеться в спортивную форму, уверенной походкой приблизилась к девушке. Селестия Люденберг стояла в двух шагах от Киригири, заведя руки за спину и сцепив их в замок. Она чуть наклонилась вперёд, наградив Кёко, лёгкой насмешливой улыбкой и смотря своими чуть прищуренными необычными красными, словно лепестки тюльпанов, глазами. Она словно бы видела Киригири на сквозь и прекрасно знала зачем девушка задержалась. Если было бы возможно собрать чувства в здоровый черный плотный мусорный пакет, завязать его верх крепким надёжным узлом и закинуть в мусорный бак, стоящий за школой, избавиться от них. Девушка бы не задумываясь сделала бы это. Губы Селестии были накрашены помадой, наверняка стоящей дороже чугунного моста, но это было последним, что волновало Киригири в этот момент. Мягкие губы, изогнувшиеся в улыбке, открывшийся в немом приглашении рот: все указывало на то, что Селестия позволяет Кёко делать эти, скорее всего запрещённые для знатных благородных девиц действиях. Киригири было все равно, она наверное впервые в жизни позволила себе все, что ей заблагоруссудится, не волнуясь о последствиях. Ее язык проникал глубже, исследуя прежде недоступные новый уголки, ее чубы переодически прикусывали чужие губы, ее руки блуждали по телу другого человека. А Селеста отвечала ей тем же. Киригири не знала свернула она на правильную дорожку или нет, но сделанного, к счастью или нет, она вернуть никак не сможет. Да и вроде не так уж и плоха эта, соединившаяся с другой, практически такой же, тропка.