Человек без сердца

Когда Дмитрий вошёл в ординаторскую, друзья его встретили восторженными криками и аплодисментами. – Поздравляю, ты сегодня выходишь на ночное дежурство, – сказала одна из девушек-интернов, с аппетитом поедая бутерброд с колбасой. – С чего бы это? – устало возмутился Дмитрий. – Мы же вчера ещё так решили: кто последний возвращается с обхода, тот и остаётся дежурить. Помнишь? Остальные дружно закивали. Дмитрий бросил в мусор резиновые перчатки и уселся на пол рядом со шкафом. Остальная мебель уже была занята. Старенький продавленный диван, на котором умостились сразу пятеро, своим скрипом молил о пощаде, уже не обращая внимания на то, насколько красивые девушки на нём сидят. Это был настоящий ординаторский диван, во всяком случае, своим видом он явно олицетворял условия работы последователей Гиппократа. Как и всегда в конце работы, началось бурное обсуждение событий прошедшего дня. Студенты наперебой рассказывали, с какими неадекватными пациентами пришлось работать на это раз: один отказывался принимать лекарства, пока кто-нибудь не сыграет с ним в карты, другой отбивался от санитаров, крича, что только Бог может его спасти. А старушке-симулянтке, то и дело убеждающей новичков колоть ей обезболивающее, йодом пришлось написать прямо на месте для уколов «Бабка врёт». Последняя история уже была местной бородатой байкой, во всяком случае, Дмитрий мог поклясться, что слышал её раза четыре. Впрочем, вполне может быть, что заскучавшие интерны действительно проделывают такое со всеми вредными пожилыми дамами. Шум голосов смешивался с запутанными, как провода для наушников, мыслями. Дмитрий сам не заметил, как заснул прямо на полу. Будить коллег здесь было не принято – каждая секунда сна, даже в самом неудобном положении, ценилась на вес золота. И отобрать её считалось чуть ли не более страшным преступлением, чем обокрасть сироту. Однако когда большая часть студентов разошлась, он проснулся, как просыпаются задремавшие перед телевизором, когда его внезапно отключают. Разлепив глаза, Дмитрий увидел Лену. Они были знакомыми ещё со школы, вместе поступали в мединститут, теперь оба попали на практику в эту больницу. Лена была очень доброй и всегда помогала ему: то поесть принесёт, то подменит на дежурстве. Наверное, она была влюблена, но Дмитрий никак не реагировал на намёки, не желая брать на себя «подработку» в виде отношений. И без того хватало сложностей. – Я оставлю тебе пару кусочков пиццы в холодильнике, – сказала Лена, – Не кисни. Завтра у нас будет интересный день. Дмитрий потёр затёкшую шею. Точно: уникальное для больницы событие должно случиться уже утром. Илья Корр – лучший врач, хирург по призванию, человек, вдохновляясь которым половина студентов меда выбрали профессию, – будет проводить операцию. Сейчас он редко сам берётся за скальпель – в основном, занимается наукой и даёт консультации. Для того, чтобы заинтересовать его, нужен редкий случай – или много денег. В данном случае, похоже, было второе. В платной палате находилась женщина. Сам Дмитрий её не видел, но по рассказам слышал, что это какая-то сумасшедшая. Она лежит здесь уже не в первый раз, с завидной периодичностью удаляя себе совершенно здоровые органы – все, какие только можно. В местных СМИ её уже прозвали «российской Джоли»: актриса удалила себе молочные железы, беспокоясь, что в них может возникнуть опухоль. Но эта женщина пошла дальше и решила избавиться от потенциальной угрозы по максимуму. Нет органа – нет болезни. А диализ, капельницы и медикаментозная терапия – досадная мелочь, небольшая плата за отсутствие страха. Ночь предстояла долгая. Своими пациентами заниматься не было сил, а художественной литературы в библиотеке не имелось. Поэтому самым интересным чтивом, которое не даст заснуть, стала история этой самой пациентки. Всё началось с безобидной операции по удалению аппендикса – единственной, произведённой по показаниям. Следующей стала стерилизация, затем дама распрощалась с селезёнкой, потом, одновременно, с левой почкой и желчным пузырём. Последними, прошлом году, стали желудок и толстая кишка. Теперь женщина каждый день должна была делать капельницы, ещё несколько раз в неделю находиться на диализе. И почему только людям к концу XXI века разрешили творить с собой всё, что вздумается? Ладно ещё эвтаназия, но чтобы так… Дмитрий закрыл папку, чтобы посмотреть, как зовут эту сумасшедшую. Имя стерлось – так часто брали в руки этот фантастический талмуд. Зато возраст читался очень хорошо. Двадцать семь – они с Дмитрием были ровесниками. Интерн поёжился. Вдруг в голову пришло осознание: Корр – кардиохирург. Его диссертация, ставшая в меде чуть ли не главным пособием по оперативной хирургии сердца, была посвящена пересадке этого органа. Значит, следующая операция, на которую решилась эта полоумная – трансплантация? Хочет заменить здоровое сердце на недавно изобретённый имплант? После практики в морге Дмитрий думал, что видел уже всё. Но теперь искренне удивился и решил сходить до платной палаты, чтобы взглянуть на это чудо природы. Вполне возможно, что сегодня его последний шанс лицезреть сумасшедшую – операция предстояла сложнейшая, а ещё и при таком анамнезе… Но Кор прославится в любом случае. Потому, надо полагать, и взялся. В больничных коридорах было темно, холодно, пахло хлором и старыми ультрафиолетовыми лампами. Идеальная атмосфера для какого-нибудь обывательского хоррора. Дмитрию никогда не было здесь страшно. Во всяком случае, он не позволял этому чувству овладевать собой. А умение сопротивляться страху – это бесстрашие есть. Интерн заглянул сквозь стекло в платную палату. Внутри были закрыты жалюзи, но сквозь щель можно было увидеть всё, что происходит внутри. Или, в данном случае, совершенно ничего: пациентки там не было. И куда она, интересно, подевалась в такое время? На часах уже было без двадцати двенадцать. Дмитрий вошёл в палату. Постель была смятой, все вещи лежали на своих местах, на тумбочке стоял букет белых лилий. Рядом с ним лежала какая-то записка. Интерн взял её и подошёл к стеклу. В тусклом свете больничных ламп он различил следующее: «Дорогие врачи, если не нашли меня в палате – не беспокойтесь. Я прогуляюсь по району и вернусь обратно. На операцию не опоздаю, так и знайте». В конце стоял смайлик с четырьмя улыбочками, хотя ничего весёлого Дмитрий тут не видел. Зато ясно осознавал последствия того, что самая важная пациентка сбежала прямо во время его дежурства. Он быстро вернулся в ординаторскую, накинул куртку и отправился на поиски. Шёл первый пушистый снег, падающий сразу огромными лёгкими комьями и тающий на асфальте. По нему легко было различить мокрые следы, но их было слишком много, чтобы узнать среди них отпечаток туфель незнакомки. Все цепочки следов вели прочь от больничного городка, значит, вокруг зданий можно не бегать, а сразу отправляться в город. Полночь в этом провинциальном городишке была тихой и спокойной, а из-за снегопада ещё более уютной. Все заведения уже закрылись до следующего утра, только одна вывеска горела разноцветным неоном – бар «Мне норм». Место встречи всех ночных жителей города, он был единственным, а потому собирал самую разношёрстную публику, от простых алкашей, не желающих сидеть без бутылки, когда магазины закрыты, до местной элиты, состоящей из тех, кто хотя бы однажды ездил в Москву. Дмитрий вошёл внутрь. В лицо ему пыхнул дым от кальянов, в нос ударил крепкий аромат пота и алкоголя. По ушам завсегдатаев били надоевшие хиты прошлого десятилетия. Студент стал двигаться наощупь, едва различая одинаковые пропитые рожи в этом кумаре. Вдруг среди прочей публики он различил знакомое лицо. – Лана? Что ты здесь делаешь? Его школьная любовь. Первая и, на сегодняшний день, единственная. И, как это чаще всего бывает, «любовь» о его чувствах даже не подозревала. Теперь уже столько лет прошло, а всё равно сердце замерло и пропустило несколько ударов, когда Дмитрий её узнал. «Аритмия, – машинально подумал интерн, – Зря бросил пить “Милдронат”». – А ты что? – тем временем парировала незнакомка, улыбнувшись. – Да, ищу одну сумасшедшую пациентку. Сбежала перед самой операцией. – Вообще-то не сбежала, а пошла погулять. И оставила записку, между прочим. У Дмитрия по спине пробежал холодок. Новость была та ещё. Простого «Милдроната» теперь явно бы не хватило. – Ох, – выдохнул он, – Прости. Не знал, что это ты. Она махнула рукой. Между клубами дыма интерн заметил, что они сидят прямо рядом с барной стойкой. Он заказал себе «Дайкири» и обернулся к давней знакомой, ещё не до конца осознавая произошедшее. – А ты что будешь? – Вообще я люблю «Куба Либре». Стой, стой… Последнее время приходится обходится без него, забыл? Если только ты не захватил с собой шприц, чтобы ввести его внутривенно. Она смеялась так, словно завтра ей предстояла поездка на Мальдивы, а не трансплантация сердца. – Извини за вопрос, тебе, наверное, уже тысячу раз его задавали… Но зачем ты это делаешь? Я имею в виду… – Да понимаю я, что ты имеешь в виду. Я отвечала на него тысячу раз, но не знаю, поняли ли меня хоть однажды. Дело в том, что пустота даёт мне свободу. Все другие живут, не зная, какой диагноз поставят им в следующий раз. Сторонятся онкологических больных, потому что в глубине души знают, что это может случиться с каждым. Да и не только рак, всё остальное… – Разве быть зависимым от ежедневных капельниц лучше? – Конечно. Ничто не пугает так, как неизвестность. А я точно знаю, что будет со мной завтра. Дмитрий усмехнулся, но глаза его остались грустными. – Завтра – вряд ли. – Да ладно тебе. Корр же отличный врач, я узнавала. Лучший в своём деле. – Не всё зависит от врача, Лана. – А от кого же? От судьбы? В таком случае у меня бы никогда ничего не вышло. Эта дама ко мне немилосердна. – Почему ты так говоришь? – Потому что я всё время искала себя. Ещё со школы. В творчестве, в профессии, в жизни… Это глупо прозвучит, но больше всего, наверное, в любви. И не получила ни капли. Видимо, мне просто не дано. Я несчастливая. Но завтра – завтра изменится всё. Без живого сердца у меня не будет печалей, как без желудка не стало чувства голода. В этом моё спасение, Дим. Понимаешь? Он только сейчас увидел, какие у неё худые, дистрофичные руки. До этого замечал только глаза – блестящие, зелёные, словно роса на траве. Совсем такие же, как раньше. Она улыбалась и плакала, а Дмитрий не знал, что ему делать в ситуации, когда хочется сделать всё. Всё возможное, только чтобы она перестала быть такой надрывно печальной. – Ладно, хорошенького понемножку, – вдруг сказала Лана, – Коктейль ты уже допил, так что можешь провожать меня в палату. За этим ведь пришёл? Женщина встала и направилась к выходу. Фигура её была лёгкой и почти бесплотной. Дмитрий уже видел таких полупрозрачных, полупризрачных людей – в хосписе, на практике по паллиативной помощи. Он вдруг понял, что ещё одной операции этот организм не выдержит – простое чутьё, опытный взгляд врача. Не нужно иметь двадцать лет практики за плечами, чтобы это понять. – Лана, стой, – вскочил он, хватая её за запястье, настолько тонкое, что запросто могло выскользнуть у него из рук, – Не надо тебе туда возвращаться. Я принесу твои вещи. – Что? Почему? – Потому что ты не переживёшь этой операции! – Но Корр сказал… – Мало ли, что он сказал! И вообще, не в этом вовсе спасение! – И в чём же тогда? – В том, что я, дурак, не сказал тебе раньше! – Чего не сказал? – Что люблю тебя! Как назло, именно в этот самый момент грохочущие биты в баре сменили на тихий медляк. Люди с соседних столиков уставились на них, как на бесплатное представление. Некоторые даже отвлеклись ради этого от танцовщиц в блестящих купальниках. – С этим всем… ещё можно жить. Можно пересадить органы. Я найду донорские, я же врач, мне будет проще обойти очередь. Ещё лет пятнадцать при нынешней медицине – гарантированно. – Но я уже в любом случае не смогу родить тебе ребёнка… И вообще. – Плевать. Вообще плевать. Лана смутилась. Было видно, что её уверенность в правильности собственных действий пошатнулась, впервые за столько лет. Просто раньше никто не приводил ей таких аргументов, как Дмитрий. – Нет, знаешь. Я уже подписала документы. С Корром. По договору я уже не могу отказаться. – Глупости. Я поговорю с ним, расторгнем договор. – Но до этого я всё-таки вернусь в палату. И ты со мной, не дело, если кто-то заметит, что ты слинял с дежурства. У тебя будут неприятности. Всю обратную дорогу Дмитрий летел, не замечая ни холода, ни грязи. Куртку он забыл в баре, и так про неё и не вспомнил. Мысли его занимало вновь обретённое чувство, а все препятствия казались ненадёжными, как карточные домики. Ему приходилось практически насильно себя успокаивать, чтобы идти медленно, со скоростью Ланы. Он вернул её в палату за стеклянными стенами, а сам пошёл в ординаторскую, ждать Корра. – Эй, интерн! Либо просыпайся, либо ползи в морг – на всех вас санитаров не наберёшься! Дмитрия разбудил какой-то врач, уже пришедший на утреннюю смену. Он понял, что проспал: будильник благополучно прозвонил отведённые ему минуты и отключился, ничего не добившись. А это значит, Корр уже на месте, и надо срочно попасть к нему. На бегу накидывая халат, он нёсся по больнице, едва не сбивая пациентов на колясках, с костылями и ходунками. Не прошло и минуты, как он ворвался в огромный, сияющий белизной кабинет хирурга. Но там сидела только медсестра. – Илья Михайлович в операционной. Что вы хотели? Ничего не отвечая, Дмитрий вышиб дверь и побежал вниз, перепрыгивая через лестничные пролёты. В холле миновал толпу журналистов, ожидающих сенсации. – Скажите, операция уже началась? – подскочила к нему с вопросом самая нетерпеливая. – Пропустите, – локтями проталкивался он, – Пропустите! Когда он добрался до операционной, команда медиков уже склонилась над маленьким худым телом. Дмитрий сразу узнал Лану. – Скальпель, – ледяным лезвием разрезал тишину голос Корра. – Стойте! – ворвался Дмитрий. Все уставились на него. Интерн со страхом покосился на тело Ланы: на нём ещё не было сделано ни одного разреза. Женщина спала, успокоенная наркозом. – Илья Михайлович, – запыхавшись, выговаривал Дмитрий, – остановите операцию. Она хотела от неё отказаться. – Я ничего об этом не знаю, – сухо ответил хирург, – Покиньте, пожалуйста, операционную. Дмитрий затараторил, впопыхах описывая события прошлой ночи. Рассказал всё до мельчайших деталей, так что все собравшиеся прониклись его историей. Все, кроме Корра. – Умоляю, Илья Михайлович! Лана ничего вам не сказала, потому что я проспал, и она решила, наверное, что я передумал. Но это неправда. Она очнётся и всё подтвердит, пожалуйста! Персонал с сочувствием посмотрел на хирурга. Под маской не было видно, изменилось ли его лицо, но глаза остались всё такими же холодными и неподвижными. – Покиньте операционную. Дмитрий ещё что-то говорил, но хирург кивнул санитарам, и два натренированных амбала вытолкали его прочь. Операция прошла успешно. Так сказали в новостях, когда министр здравоохранения вручал медаль Корру. То, что на столе дважды случилась клиническая смерть, и Лану дважды откачивали, деликатно умолчали. Дмитрий держал её худые бледные руки в своих, когда она очнулась. – Привет, – сказала девушка, – Ну вот, теперь у меня нет сердца. Дмитрий сжал её запястья. – Нет. Это у Корра его нет. А у тебя всегда будет моё.